Текст книги "Олимпийское воспитание. Теория и практика"

Важное значение Кубертен придавал развертыванию в олимпийском движении спортивного воспитания, ориентированного на идеалы олимпизма.

В «Олимпийских письмах», которые были опубликованы в «Ла Газет де Лозан» 26 октября 1918 г., Кубертен писал: «Олимпийское движение… предполагает всеобщее спортивное воспитание, которое доступно всем, отличается мужественностью и рыцарским духом и в совокупности с эстетическими и литературными занятиями является движителем национальной жизни и очагом гражданственности. Вот идеальная программа» [цит. по: 110, с. 125].

Член МОК, премьер-министр Туниса М. Мзали, отмечая стремление Кубертена «превратить спорт в средство воспитания нового человека, здорового телом и духом, общительного и свободного», ссылается на его высказывание о том, что «спортивное воспитание, как оно было задумано Томасом Арнольдом, может быть лучшим и самым эффективным методом, который педагоги всего мира могли бы использовать для формирования юношей, здоровых телом и духом» [848, р. 64].

Важным средством «облагораживания спорта» и духовно-нравственного воспитания олимпийцев Кубертен считал возрождение «религии спорта», religio athleticae, которая наиболее ярко выражена в олимпийском спорте Античности.

По его мнению, новое олимпийское движение должно стать «религией со своей церковью, догматикой, культом» [679, s. 107].

Кубертен неоднократно обращал внимание на связь своего понимания спорта с религией.

«Моя концепция спорта, – писал он, – всегда сильно отличалась от концепции большинства спортсменов. Что до меня, спорт был религией, догмой, культом» [203, с. 75]. По его мнению, что сближает современное олимпийское движение с олимпизмом Античности, «так это религиозный дух, тот дух, который когда-то заново расцвел в юном атлете Средневековья. Religio athletae[9]9
  Здесь: религия атлетизма (лат.).


[Закрыть]: древние смутно ощущали смысл этих слов; современные люди пока еще его не постигли. Полагаю, что они к этому склоняются» [203, с. 148].

В своем послании молодежи после открытия Олимпийских игр в Олимпии 16 апреля 1927 г. Кубертен так охарактеризовал цели возрождения Олимпийских игр и института спорта: «…мы хотели, чтобы вы могли снова стать адептами религии спорта, в том виде, какой ее создали наши великие предки» [203, с. 144].

В 1935 г. Кубертен вновь отметил эту особенность своей концепции олимпизма: «Первой сущностной характеристикой как античного, так и современного олимпизма, – писал он, – является его религиозная природа… Поэтому я думаю, что был прав, пытаясь с самого начала воссоздать вокруг возобновленных Олимпийских игр религиозное чувство… В этом – происхождение всех обрядов, которыми сопровождаются церемонии современных Игр… Идея религии спорта, religio athleticae, очень медленно проникала в сознание участников состязаний» [685, р. 129–130].

Хотя пропагандируемая Кубертеном «религия спорта» не является религией в строгом смысле слова, но она обладает целым рядом признаков религиозного культа, предметом которого становится спортивная деятельность и те, кто достигает в ней совершенства. Зажжение олимпийского огня, шествие, клятва, торжественные речи на современных Олимпийских играх – все эти олимпийские ритуалы восходят к религиозному ритуалу античности.

Но, как отмечает Х. М. Кахигал, «все эти обряды не просто скопированы с процессий и жертвоприношений древней Олимпии. Культ божества преобразован в них в культ человека как носителя определенных ценностей. Зевс превратился в идею единства человеческого рода, стал логическим синтезом всего пострационализма, всего европейского научного мышления XIX века» [162, с. 21].

«Квазирелигиозные ритуалы и символы, окружавшие Олимпиаду, регулярный четырехлетний цикл, девиз «Citius, altius, fortius» («Быстрее, выше, сильнее»), пять колец и факел, а также церемонии торжественного открытия и закрытия – все являются частью этой практически духовной веры в пророка Кубертена и его последователей в Международном олимпийском комитете, мифическим образом связанного с миром Античной Греции и спортивными фестивалями, восходящими к 770 г. до н. э.» [859, р. 48].

Идея Кубертена о необходимости «религии спорта», а также вопрос о том, может ли олимпийский спорт развиться в самостоятельную гражданскую религию, основу концепции которой заложил Роберт Н. Белла в работе «Гражданская религия в Америке» (1967), являются предметом дискуссии [213, 214, 215, 318, 388, 578, 695, 729, 825, 826, 841, 859, 969 и др.].

Так, например, если Эвери Брендедж, президент МОК с 1952 по 1972 г., заявил в 1964 г., что «олимпийское движение является религией 20 века» [цит. по: 695, р. 160)] то Дж. Молтман оценил такое мнение как «идолопоклонство»: «Олимпизм как религия является идолопоклонством. Можно даже считать религиозный олимпизм как классический пример искусственно организованного современного идолопоклонства… Не Олимпийские игры созданы в честь религии, а религия создана в честь Олимпийских игр» [841, р. 83].

Ориентация олимпийского движения не только на физическое, но и духовное совершенствование личности предполагает, по мысли Кубертена, тесную связь этого движения с искусством.

Объясняя свое желание провести очередные Олимпийские игры в Риме, он писал: «Мое желание провести очередные соревнования в Риме было связано с поездкой в утилитарную Америку, – здесь, в Риме, олимпийское движение снова облачилось бы в роскошную тогу, вытканную искусством и духовным совершенствованием. Не стоит и говорить, что я с самого начала желал видеть олимпийское движение облаченным в эти одежды» [203, с. 52].

Интеграцию спорта с искусством в рамках олимпийского движения он считал необходимым условием решения воспитательных задач этого движения, одним из главных средств гармоничного развития личности, преодоления все усиливающегося разрыва между физическим и духовным развитием людей [204, 587, 688, 788, 855, 878].

Традиция объединения спорта с искусством заложена еще в Древней Греции.

«Поскольку есть два таких элемента в человеке, то хотелось бы сказать, что бог дал людям две способности: музыку и гимнастику, для темперамента и для приверженности к мудрости… чтобы они гармонировали друг с другом, и необходимо каждый из них подтягивать и отпускать, пока они не будут звучать в согласии друг с другом, как и требуется» (Платон) [Цит. по: 778, p. 9].

На Истмийских, Панафинейских, Пифийских, Немийских играх Древней Греции проводились состязания не только спортсменов, но также певцов, музыкантов, ораторов.

Широко распространенное мнение о том, что такого рода состязания проводились и на древних Олимпийских играх, не соответствует действительности. Как отмечает Б. Билинский, специально занимавшийся изучением этого вопроса, на Олимпийских играх Древней Греции выступали философы, поэты, писатели с презентацией своих произведений, но среди них не проводилось соревнований и конкурсов [639]. В. Дауме также указывал на то, что «в древних Олимпийских играх никогда не было художественных состязаний», хотя, отмечал он, Пиндар, Геродот, Тукидид и другие знаменитые мыслители древности вблизи священной рощи в Олимпии декламировали свои сочинения, а Мирон, Поликлет, Пракситель и Скопа создавали свои незабываемые скульптуры [698, p. 65].

Кубертен активно поддерживал и пропагандировал идею интеграции спорта с искусством и культурой в целом.

В своем выступлении в Париже 23 мая 1906 г. на открытии Консультативной конференции по вопросам искусства, литературы и спорта он сказал: «Мы должны заново объединить узами законного брака давно разведенную пару – Разум и Тело… Их взаимопонимание длилось долго и было плодотворным. Но неблагоприятные обстоятельства разлучили их… Наша задача – снова соединить их… Искусство должно быть связано с практикой спорта, чтобы из этого получилась взаимная выгода» [202, с. 24–25; 878, р. 7]. В «Олимпийских мемуарах» Кубертен так пишет об этом: «Речь шла о „соединении давно отдельно существующих тела и духа“ и необходимости посредством усилий представителей профессионального спорта и искусства создать программу новой сферы олимпийских соревнований. Проблема заключалась в признании односторонности[10]10
  В тексте перевода допущена ошибка: написано «одностороннего».


[Закрыть] интеллектуального, духовного или религиозного развития при игнорировании совершенства физического» [203, с. 59].

Обоснованию положения о необходимости укрепления связи спорта с искусством посвящен раздел «Искусство и спорт» в работе Кубертена «Спортивная педагогика».

Здесь он отмечает, что «искусство должно соседствовать со спортом», «должно быть связано с практикой спорта»: «Спорт надо рассматривать как источник и как повод для искусства. Он порождает красоту, формируя атлета, обладающего великолепными скульптурными формами. Спорт является причиной красоты благодаря сооружениям, которые для него возводятся, спектаклям и праздникам, которые в его честь устраиваются» [688, р. 146].

По мнению Кубертена, союз спорта с искусством (а также наукой) может служить важным средством «облагораживания» спорта повышения его духовно-нравственной ценности.

В документе, подготовленном для указанной конференции, Кубертен указывал на то, что ее участники призваны обсудить, «в какой мере и в какой форме искусство и литература могли бы участвовать в праздновании современных Олимпиад и, в общем, сочетаться с практической стороной спорта, с тем, чтобы благоприятствовать ему и облагородить его» [203, с. 61].

Важную роль в укреплении связи спорта с искусством должны играть Олимпийские игры.

«Искусство, – писал Кубертен, – должно участвовать в современных Олимпиадах… Какой же это праздник без музыки, стихов, живописно украшенных стадионов? Музы должны официально утвердиться на Играх»; «Олимпийские игры должны быть окружены ореолом поэзии и красоты» [цит. по: 398, с. 36].

В 1912 г. статье «Воспитательная роль Олимпиады» («Le rôle éducatif des Olympiades») он писал: «Олимпиады являются не только манифестацией мускульной силы, они также несут интеллектуальное и художественное начало, и роль этого начала будет неуклонно возрастать» [879, р. 376]. В послании спортсменам и участникам Олимпийских игр в Амстердаме (1928 г.) Кубертен выразил надежду на то, что эти Игры позволят «объединить красивую работу мускулов с работой ума, воодушевленного идеей спорта» [671, р. 106]. В выступлении по радио в 1935 г., характеризуя «философские основы современного олимпийского движения», Кубертен сказал: «Наконец, последний элемент – чувство прекрасного, которое дает нам участие в Играх Искусств и Мысли» [цит. по: 110, с. 129].

Кубертен считал, что союз спорта с искусством может служить важным средством повышения не только духовно-нравственной ценности спорта, но и престижа (авторитета) Олимпийских игр.

Совсем не случайно писатели и артисты собирались на Древней Олимпиаде и «из этого несравненного единения рождался тот авторитет, то обаяние, которые были неразрывно связаны с Играми на протяжении долгого времени» (П. Кубертен) [203, с. 59].

Наилучшим средством практического осуществления идеи укрепления связи спорта с искусством Кубертен считал включение в программу Олимпийских игр художественных конкурсов.

При этом он подчеркивал, что «во взаимосвязи физического развития и разума разум, несомненно, доминирующий элемент, при том, однако условии, что речь идет о наиболее совершенных формах художественного и литературного творчества, а не о незначительных произведениях, которые, благодаря все возрастающей в наше время невзыскательности, навязываются нам повсеместно, нанося ощутимый вред цивилизации, правде, человеческому достоинству и взаимоотношениям между народами» [цит. по: 587, с. 55].

Включение художественных конкурсов в программу Олимпийских игр, по мнению Кубертена, должно способствовать повышению культурной ценности спорта. Об этом свидетельствуют, в частности, его слова, сказанные в связи с предложением ввести конкурсы искусств в программу Олимпийских игр.

«Главное – пробудить интерес к конкурсам со стороны самой широкой общественности, чтобы все больше и больше людей осознавало спорт неотъемлемой частью культуры. В грядущих поколениях обязательно будут работники как умственного, так и физического труда, занимающиеся спортом с глубоким пониманием его культурной ценности. Время в этом вопросе идет с нами в ногу и работает на нас» (П. Кубертен) [цит. по: 253, с. 16]. Тем самым Кубертен, как отмечает Франц Лотц, «хотел убить двух зайцев одним выстрелом: заинтересовать спортом представителей наук и искусств, чтобы в то же время благодаря их присутствию и участию „поднять акции“ спорта» [253, с. 16].

В 1906 г. в своей вступительной речи на конференции по вопросам искусства, науки и спорта Кубертен предложил включить в программу Олимпийских игр художественные конкурсы («Penthatlon of the Muses») в пяти видах искусства: архитектуре, скульптуре, музыке, живописи и литературе.

Разъясняя это свое предложение, он сказал следующее: «Первый пункт плана, который мы сегодня представляем для критического рассмотрения и консультации, – это предполагаемая организация пяти конкурсов: произведений архитектуры, скульптуры, живописи, музыки и литературы. На этих конкурсах раз в четыре года будут демонстрироваться ранее не публиковавшиеся и не выставлявшиеся работы, созданные под прямым влиянием идей спорта. Работы, допущенные к этим конкурсам, сначала могут быть немногочисленны, они могут даже быть не самого высокого класса по той простой причине, что поначалу такие конкурсы привлекут, несомненно, только тех художников и литераторов, которые сами в той или иной степени занимаются спортом. В самом деле, разве не должен скульптор, желающий создать достоверное изображение огромного физического напряжения, в котором находится тело спортсмена, обладать хотя бы некоторым собственным опытом в данном виде спорта? Спросим еще раз: неужели нас смутит старый и ни на чем не основанный предрассудок, что некоторые виды профессиональной деятельности несовместимы со спортом? Могущество и универсальность спорта, возрожденные за столь короткий промежуток времени, предостерегают нас от подобных взглядов. Не далее как в следующем поколении люди различных уровней образования и разных профессий одновременно будут и спортсменами. Разве это не обычное явление среди фехтовальщиков уже сейчас? Время работает на нас. Однако было бы безрассудно ожидать чересчур многого от будущего союза спортсменов, художников и зрителей. Как много еще предстоит сделать из-за того, что была забыта эвритмия» [цит. по: 587, с. 52–53].

Деятели искусства, собравшиеся на конференции по вопросам искусства, науки и спорта, поддержали предложение Кубертена включить упомянутые им пять конкурсов в процедуру современных Олимпийских игр. Однако это решение не было реализовано во время Олимпиады в Лондоне (1908 г., IV Олимпийские игры).

Впервые практически оно было осуществлено (причем в условиях резкой оппозиции со стороны шведских художников того времени) только в 1912 г. при проведении Олимпийских игр в Стокгольме. Но в промежутке между этими Олимпийскими играми Кубертен и МОК организовали в 1911 г. в Париже международный архитектурный конкурс для окончательной выработки проекта «Новой Олимпии». До этого он был принципиально разработан в серии статей, которые Кубертен опубликован в «Ревю олимпик» (в номерах с октября 1909 г. по май 1910 г.).

Художественные конкурсы проводились на Олимпийских играх в период с 1912 по 1948 год. В 1912 г. в этих конкурсах приняли участие представители 31 страны. На Играх 1936 г. проведено 15 художественных конкурсов.

Таковы основные положения разработанной Кубертеном философской концепции олимпийского движения.

Для правильного понимания этой концепции особенно важно учитывать:

• главную цель, достижению которой Кубертен посвятил свою жизнь, – создание новой системы воспитания, ориентированной на формирование совершенной (гармонично развитой) личности;

• осознание им важной роли спорта как средства достижения этой цели;

• обоснование Кубертеном положения о возможности противоречивого влияния спортивной деятельности на личность и социальные отношения.

С учетом вышеизложенного основная идея кубертеновской концепции как раз и состояла в том, чтобы на основе возрождения Олимпийских игр, развития олимпийского движения повышать воспитательную роль спорта и противодействовать возможности его негативного влияния и использования. Реализация этой идеи предусматривала целостный социально-педагогический механизм – комплекс указанных выше олимпийских акций.

Теперь важно выяснить современные подходы к идеям Кубертена и к олимпийской философии в целом.

10. Интерпретации олимпийской философии после Кубертена

В Олимпийской хартии, других официальных документах, а также в выступлениях руководящих деятелей современного олимпийского движения, как правило, подчеркивается необходимость сохранения ориентации олимпийской философии на изложенные выше идеи Кубертена относительно целей, задач, идеалов олимпийского движения.

Прежде всего, имеется в виду идея Кубертена о гармонично развитой личности как таком идеале, на который должно ориентироваться олимпийское движение.

В Олимпийской хартии олимпизм трактуется как философия жизни, «возвышающая и объединяющая в сбалансированное целое достоинства тела, воли и разума» [328, с. 9].

При учреждении МОА президент МОК Эвери Брендедж направил послание, в котором, в частности, говорилось: «Основной целью олимпийского движения, как ее понимал барон де Кубертен, является широкое и всестороннее развитие человека, в котором спорт, исполненный красоты и высоких моральных качеств, является важным звеном, но только одним звеном… В равномерном и гармоничном развитии физических, умственных и духовных качеств человека они являются лишь эпизодами, одним из средств, а не целью» [цит. по: 579, с. 15].

Х. А. Самаранч, выступая на специальной 50-й сессии Генеральной Ассамблее ООН заявил: «Рассматривая спорт как часть образования и культуры, олимпийское движение стремится внедрить такой образ жизни, который основан на радости творчества и который гармонизирует умственное и физическое развитие личности» [392, с. 7].

Генеральный директор ЮНЕСКО Амаду-Махтар МўБоу в своей речи на открытии I Международной конференции министров и руководящих работников, ответственных за физическое воспитание и спорт, сказал: «Приобщение к физкультуре и спорту в сочетании с развитием интеллектуальных способностей и моральным воспитанием вполне естественно готовит людей к спорту в соответствии со столь необходимой ему этикой. Больше чем когда-либо необходимо восстановить идеал, который Пьер де Кубертен сумел возродить через многие века в своей блистающей чистоте, идеал атлета, прилагающего все свои силы для того, чтобы превзойти самого себя, преодолевающего в своих бескорыстных усилия те границы, которые определили для него условия обычной человеческой жизни» [326, с. 34].

Профессор И. Хайнрих (Франция) так характеризует олимпизм: «Олимпизм – это догматическая и философская позиция, которая стремится использовать физические упражнения и спортивную активность для достижения гармонии тела и разума» [749, р. 207].

Идея гармоничного развития личности как важный идеал современного олимпийского движения постоянно пропагандируется на сессиях Международной олимпийской академии.

Георг Сала (Франция), представитель ЮНЕСКО, заявил в докладе на 26-й сессии МОА, что «необходимо сделать все для того, чтобы сохранить олимпийский дух, возрожденный Кубертеном, и реализовать цели Международной хартии физического воспитания и спорта, принятой ЮНЕСКО, которая отдает приоритет гармоничному развитию человека и его полной интеграции в общество – как материальное, так и духовное» [897, р. 185].

Необходимость понимания личности олимпийца как гармонично развитой личности в своих выступлениях на сессиях МОА постоянно подчеркивает М. Мзали, член МОК, премьер-министр Туниса. По его мнению, современный олимпизм должен быть ориентирован на «гармоничное воспитание и совершенствование человека», «единство физического, интеллектуального и духовного воспитания» [848, р. 68].

Клеантис Палеологос (Греция) в трактовке задач современного олимпизма призывал исходить из античной олимпийской идеи, поддержанной и Кубертеном, которая «базировалась на союзе тела и разума, на идеалах красоты, гармонии и благородства» [869].

Также подчеркивается важное значение идеи Кубертена о том, что в олимпийских соревнованиях спортсмены, тренеры, болельщики, другие лица, связанные со спортом, должны демонстрировать рыцарское, высоконравственное поведение. Такое поведение в настоящее время называется фэйр плэй (fair play).

При переводе этого выражения возникают определенные трудности. Они связаны с тем, что, английское слово fair означает, с одной стороны, справедливость и честность, а с другой – удовольствие и красоту; для французов fair – поведение спортсмена, который действует элегантно, не ставит под сомнение победу противника и удовольствие от самой игры считает выше победы в состязании [670].

На русский язык указанное выражение обычно переводится как честная (справедливая, корректная) игра.

Так, например, в Олимпийской хартии при перечислении основных задач МОК указывается, что этот комитет способствует соблюдению и поощряет соблюдение спортивной этики; посвящает свои усилия тому, чтобы дух честной игры превалировал на спортивных площадках и чтобы насилие было изгнано с них. Цель олимпийского движения, указывается здесь, – «содействие построению мирного и более лучшего мира через воспитание молодежи средствами спорта в соответствии с идеями олимпизма и его ценностями», «что подразуевает взаимопонимание в духе дружбы, солидарности и честной игры» [328, с. 9, 10]. В итоговом документе международного симпозиума «Актуальность Пьера де Кубертена», который организован Центром олимпийских исследований в Лозанне в 1986 г., отмечалось, что «идея честной игры… сейчас становится еще более актуальной, чем в эпоху Кубертена» [444, с. 10].

Но существуют определенные проблемы и в содержательной трактовке принципов фэйр плэй.

Известный английский социолог спорта П. Макинтош обращает внимание, что до сих пор «не проведена четкая грань между тем, что обязательно и что желательно, между тем, что не следует делать, и такими поступками, которые вызывают резкое неодобрение. Действительно, термины „честная игра“ и „нечестная игра“ беспорядочно употребляются при характеристике обоих типов поведения. „Это – нечестно“ обычно означает „этого не следует делать“. Однако Генеральный директор ЮНЕСКО, участвующий в ежегодной церемонии вручения наград за честную игру спортсменам, отмеченным Международное комитетом честной игры, награждает их не за то, что те должны были делать во время соревнований, а за благородное и рыцарское поведение, превосходящее веления долга». П. Макинтош полагает, что «для большей ясности было бы удобнее, если бы термин „fair play“ употреблялся только применительно к одному-единственному типу поведения, в то время как другие выражения, такие, как „sportsmanship“ („спортивное товарищество“) или „in a sportif spirit“ („в духе спорта“) использовались для характеристики иного типа поведения» [834, р. 73; 833].

В «Манифесте о честной игре», который разработан и опубликован Международным советом физического воспитания и спорта при ЮНЕСКО, указывается, что честная игра выражается прежде всего в поведении самого спортсмена и характеризуется:

• честностью, добросовестностью, решительным и достойным поведением в ситуациях, когда другие ведут себя нечестно;

• уважением к партнеру;

• уважением к противнику независимо от того, является ли он победителем или побежденным, осознанием того, что соперничество – непременное условие соревновательного спорта и что противник – необходимый партнер в спорте;

• уважением к судье, причем уважением позитивным, выражающимся в постоянном сотрудничестве с ним;

• умением оставаться скромным после победы и достойно принимать поражение.

В документе подчеркивается, что соблюдение принципов честной игры требуется не только от спортсменов. Оно необходимо для тренеров, спортивных руководителей, зрителей, всех других лиц, связанных со спортом, которые могут прямо или косвенно влиять на спортсмена [275].

Аналогичная характеристика этих принципов дается в новом тексте манифеста, принятом на заседании Международного комитета честной игры в 1992 г. [830], а также в «Кодексе спортивной этики» [174].

В. С. Родиченко указывает, однако, на ряд противоречий между трактовкой принципов фэйр плэй в этих документах (а также в большинстве научных публикаций) и тем, за какие конкретные поступки спортсменов и тренеров (как проявление этих принципов) Международный комитет Фэйр Плэй присудил призы и дипломы за период с 1964 по 2001 г.

«Первое. Среди отмеченных наградами поступков 43,5 %, или почти половина – оказание помощи сопернику. Но мы не найдем в наиболее часто цитируемых принципах фэйр плэй такого, как помощь сопернику… Второе противоречие – между таким часто прокламируемым императивом, как уважение решения судьи, и тем фактом, что более чем четвертая часть (27,1 %) наград присуждена за действия, ревизующие и корректирующие принятые судьями решения. Третье. Еще один часто декларируемый императив из принципов ответственности спортсмена – уважение правил соревнований. Но подавляющее большинство, если не все 155 присужденных наград, практически никак не связаны с соблюдением или несоблюдением правил соревнований» (В. С. Родиченко) [414, с. 4].

Кроме того, широко распространено представление о принципах фэйр плэй, согласно которому речь идет лишь о соблюдении правил спортивного соревнования. Такая «минималистская, формальная» [817] концепция фэйр плэй часто встречается в средствах массовой информации, в интервью спортсменов, тренеров, организаторов соревнований. Полагают, к примеру, что те или иные футбольные или хоккейные команды играют «справедливо», «честно», так как они имеют меньше желтых карточек или проводят меньше времени на штрафной скамейке, чем их соперники. Такой подход характерен и для присуждения наград фэйр плэй во многих командных играх. Аналогичным образом признают, что некий спортсмен является образцом поведения в духе фэйр плэй, поскольку он никогда не принимал анаболики, не участвовал ни в каком громком скандале, и, кроме того, приятен и дружелюбен.

Более оправданной представляется концепция поведения в духе фэйр плэй, которую предложил известный немецкий философ и бывший олимпийский чемпион (Рим, 1960 год) Г. Ленк.

Он опирается на социологическое разграничение между принудительно соблюдаемыми нормами, нарушение которых наказывается санкциями (штрафы, контроль), и рекомендуемыми нормами, соблюдение которых ценится высоко, но против нарушения которых не вводятся санкции, во всяком случае строгие. В связи с этим Г. Ленк проводит различие между «формальной фэйр плэй» как принудительно предписанным нормативным требованием соблюдать правила игры и «неформальной фэйр плэй» как не обусловленным санкциями ожиданием уважения и рыцарского духа по отношению к соперникам и судьям. Неформальное честное (благородное) поведение выходит за рамки формального момента соблюдения правил, выступает прежде всего как «нравственность», как норма и олицетворение «рыцарского духа» («esprit chevaleresque»), который связан с взаимным уважением соперников даже в жесточайшей борьбе [231, 810].

Наряду с принципами фэйр плэй в официальных документах современного олимпийского движения указываются и такие ценности этого движения, как интеграция спорта с образованием и культурой, а также определенный образ жизни.

«Олимпизм, соединяющий спорт с культурой и образованием, стремится к созданию образа жизни, основывающегося на радости от усилия, воспитательной ценности хорошего примера, социальной ответственности и на уважении к всеобщим основным этическим принципам» [328, с. 9].

В связи с этим важное значение придается идее Кубертена о союзе спорта и искусства.

Активным ее сторонником был бывший президент МОК Х. А. Самаранч [427, 899]. В своем послании организаторам выставки «Спорт в искусстве Китая» он, в частности, писал: «В Древней Греции атлетика и спорт были тесно объединены, особенно в связи с Олимпийскими играми. Величайшие поэты, ораторы и артисты принимали участие в церемониях, связанных с этими Играми… Идея Кубертена объединить спорт и искусство стала одним из основных принципов олимпийского движения. Мы – участники этого движения верим в то, что его идеи будут реализованы в спортивной практике, построенной на принципах честной игры и в гармонии с искусством, культурой и интеллектуальными усилиями» [674, р. 7].

Отвечая на письмо автора данной книги и проекта «СпАрт», в котором излагалась новая программа интеграции спорта с искусством, Х. А. Самаранч написал: «Воспитание молодежи посредством синтеза спорта и культуры является одной из важнейших задач олимпийского движения. МОК готов оказать моральную поддержку и дать патронаж всем инициативам, содействующим союзу спорта, искусства и культуры» [517, c. 249].

Идея интеграции спорта и искусства поддерживается многими другими учеными и общественными деятелями [109, 137, 138, 455, 709, 710, 711, 984].

В работах автора данной книги и его учеников разработана целостная научно обоснованная концепция интеграции спорта с искусством: обоснована необходимость этой интеграции, определены ее основные направления, формы, методы и т. д. [433, 506, 513, 517, 522, 531, 537, 558, 935].

В современном олимпийском движении предпринимаются и реальные шаги, укрепляющие связи спорта с искусством: проводятся высокохудожественные церемонии открытия и закрытия Олимпийских игр, выставки произведений искусства, авторами которых являются спортсмены и др. Значительный вклад в это направление олимпийского воспитания вносят Международный олимпийский центр за мир и культуру (Греция) и Олимпийский музей в Лозанне [899, 981].

Вместе с тем, с 1952 г. по решению МОК художественные конкурсы на Олимпийских играх, проводившиеся по инициативе Кубертена, были заменены культурной программой (художественными представлениями, концертами, выставками и другими подобными мероприятиями) на Олимпийских играх.

При объяснении такого решения нередко ссылаются на низкое качество работ, представляемых на конкурсы, вследствие чего в ряде конкурсов победители не определялись и награды не вручались. Так, в 1924 г. в музыкальном конкурсе ни одна из медалей не была вручена; из 198 различных конкурсов на семи Олимпиадах решено было не вручать 54 награды – 21 золотую, 13 серебряных и 21 бронзовую медаль – или 27 % всех наград [909]. Указывают также на небольшое число участников, особенно из Европы, и почти полное отсутствие известных артистов. Отмечают критическое отношение к конкурсам части деятелей искусства, которые считают, что искусство не может быть сферой соревнования. Обращают внимание и на серьезные проблемы с жюри, учитывая субъективный характер критериев их оценки, отсутствие общего языка и общей философии и др. [782, р. 79–80; 832, р. 106–107].