Текст книги "Царский декамерон. От Ивана III до Александра I"

Петр поверил извету и тотчас же бежал из подмосковного села Преображенского в Троице-Сергиев монастырь, за мощными стенами которого семь лет назад скрывалась царевна Софья. Совет укрыться в Троице дал Борис Алексеевич Голицын, двоюродный брат Василия Васильевича Голицына. В ту пору Борис Алексеевич Голицын был одним из ближайших сподвижников Петра и имел на него сильное влияние. Петр примчался в Троицу почти один: лишь несколько человек сопровождало его. Но уже на следующий день к нему приехала мать, любимая сестра Наталья и молодая жена – царица Евдокия.

Что же происходило с Петром, пока жил он вдали от дворца?

Новелла восьмая
Мужание орленка

Петр рос крупным, крепким мальчиком, подвижным и любознательным. Одним из его первых учителей был дьяк Посольского приказа Никита Моисеевич Зотов, выучивший царевича грамоте и началам российской истории. В одиннадцать лет Петр, по свидетельству секретаря шведского посольства Кемпфера, выглядел шестнадцатилетним: «Лицо у него открытое, красивое, молодая кровь играла в нем… Удивительная красота его поражала всех предстоявших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских»11.

Именно в это время начинает Петр увлекаться «марсовыми потехами». 30 мая 1683 года, когда исполнилось ему одиннадцать лет, в подмосковном селе Воробьеве артиллерийский капитан Симон Зоммер впервые учинил перед Петром «потешную огнестрельную стрельбу» из настоящих орудий. Зоммер был одним из первых иностранцев, с которыми свела судьба юного царя, и не без его влияния Петр обратил внимание на других иноземцев, живших, как и Зоммер, на берегах ручья Кукуй в Немецкой слободе.

Военные игры положили начало формированию потешного полка, первым солдатом которого 30 ноября 1683 года стал сорокалетний придворный конюх Сергей Леонтьевич Бухвостов. Потом он прослужил тридцать лет, выйдя в отставку майором артиллерии. Петр так любил Бухвостова, что приказал скульптору Бартоломео Растрелли-старшему сделать еще при жизни Сергея Леонтьевича его статую.

Однако не Бухвостову, как баловню фортуны, выпала на долю наибольшая известность. В особом фаворе, как тогда говорили, «в кредите у Фортуны», оказался другой человек – сын дворцового конюха Александр Данилович Меншиков. Петр познакомился с ним в доме швейцарца Франца Яковлевича Лефорта, где тот был казачком – мальчиком на посылках. Было ему в ту пору десять лет. Через три года после первого знакомства Меншиков стал денщиком Петра. Сметливый, расторопный, веселый, смелый, с удовольствием разделявший все утехи своего государя, Меншиков вскоре стал любимцем юного царя, ни на час не отлучаясь от него и ловко угождая всем его прихотям.

«Марсовы потехи» составляли главное занятие Петра и его денщика. В 1693 году в селе Преображенском появился одноименный, пока еще вроде бы и потешный, но хорошо обученный и обмундированный, а впоследствии первый гвардейский полк России, увенчанный всеми наградами империи. Петр проходил службу в полку рядовым, испытывая на себе все перипетии и тяготы солдатской службы, которая закалила его и рано сделала взрослым мужчиной. Эта служба сблизила Петра с иностранцами-офицерами, которых молодой царь пригласил в Преображенский полк на командные должности.

В 1685 году Петр приказал построить в Преображенском на берегу Яузы потешный городок-крепость Прешбург, чтобы обучать солдат осаде, обороне и штурму городов. «Потешную фортецию» строили все те же иноземцы. Игра перерастала уже в реформирование войска. Весной 1687 года Петр начал создавать второй потешный полк – Семеновский, названный по имени села, где он формировался. И здесь не обошлось без иноземцев, которые кроме фрунта, экзерциций, парадов и военной музыки приохотили пятнадцатилетнего бомбардира и к партикулярной музыке, табаку, пиву, вину, а затем познакомили с юными прелестницами из Немецкой слободы.

Веселые молодые девицы и женщины, любившие потанцевать, выпить вина, пофлиртовать с молодым и красивым царем, намеренно и откровенно соблазняли его своими прелестями – обнаженными руками и плечами, полуоткрытыми бюстами и спинами, затянутыми в рюмочку талиями, сверкающими, зовущими глазами. Они были полной противоположностью молчаливым и скромным московским невестам-боярышням, не поднимавшим глаз, укутанным в тяжелые златотканные одежды.

Кукуйские девы кружили голову не хуже вина. Петр, никогда не игравший вторых ролей, всегда старавшийся не уступать никому ни в чем, хотел быть первым и в застольных утехах, и в амурных делах. Уже с этого времени пирушки с иностранцами и близкими соотечественниками стали неотъемлемой чертой жизни и быта Петра, сопутствуя ему до самой смерти.

А когда ему исполнилось шестнадцать лет, затеял царевич строить на Плещеевом озере, в Переяславле-Залесском, первую флотилию, положив тем самым начало российскому кораблестроению. Эта очередная потеха заставила Петра заняться арифметикой и геометрией, освоить различные астрономические и корабельные инструменты. Флотскому делу обучали его тоже иноземцы – голландцы Франц Тиммерман и Карстен Брант. Месяцами стал он пропадать на озере, чем приводил Наталью Кирилловну в великое смятение. Мать боялась, что ее Петруша утонет, и не знала чем бы привязать сына к Москве.

И тогда Наталья Кирилловна надумала женить сына на молодой красавице и стала присматривать будущую невестку среди лучших московских невест. В конце концов она остановила свой выбор на девятнадцатилетней дворянке Евдокии Лопухиной, девушке красивой, доброй и нежной, из хорошей семьи.

27 января 1689 года шестнадцатилетний Петр женился на Евдокии Федоровне Лопухиной. Свадьба был скромной. Новая царица происходила из среднего дворянства, а ее многочисленные родственники, оказавшись при царском дворе, тут же обнаружили самые дурные качества. Куракин писал, что были Лопухины «люди злые, скупые, ябедники, умов самых низких и не зна-ющие нимало в обхождении дворовом… И того ж часу все их возненавидели и стали рассуждать, что ежели придут в милость, то всех погубят и всем государством завладеют. И, коротко сказать, от всех были возненавидимы и все им зла искали или опасность от них имели».

Что же касается самой Евдокии Федоровны, то Куракин отмечал: «И была принцесса лицом изрядная, токмо ума посредного и нравом не сходная к своему супругу, отчего все счастие свое потеряла и весь свой род сгубила… Правда, сначала любовь между ими, царем Петром и супругою его, была изрядная, но продолжалася разве токмо год. Но потом пресеклась; к тому же царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви. И так дошло до конца такого, что от сего супружества последовали в государстве Российском великие дела, которые были уже явны на весь свет…»12.

Еще не успел по весне сойти лед, как Петр поменял супружеское ложе на походную карету и помчался к любимому озеру, где всю минувшую зиму мастера достраивали и отделывали его, государевы, корабли. В это время Петр все чаще стал интересоваться государственными делами, что насторожило и испугало Софью и ее окружение. В Кремле видели, что орленок расправляет крылья, но видели также и то, что противная ему сторона – прежде всего сама Софья и Шакловитый, а также и Голицын – не намерены уступать власть молодому царю. Следствием начавшейся борьбы и явились события, происшедшие в ночь на 8 августа 1689 года, когда Петр бежал в Троицу.

На следующий день, следом за матерью, женой и сестрой Петра к воротам монастыря подошел большой и сильный отряд, который привел полковник Франц Лефорт. Познакомимся с его жизнью подробнее.

Швейцарец Франц Лефорт появился в России за 14 лет до описываемых событий. 25 августа 1675 года он приплыл в Архангельск на голландском купеческом корабле в группе офицеров-иноземцев. Первые два с половиной года прожил в Москве на счет голландских купцов, полюбивших его за разгульный характер и острый ум. Затем последовал его брак с богатой и красивой девушкой Елизаветой Сугэ, родственницей двух генералов русской службы – Гордона и фон Бокговена. При содействии Гордона стройный и высокий двадцатипятилетний красавец и весельчак был принят в военную службу в чине капитана и стал командиром роты. Лефорт отлично стрелял, фехтовал и великолепно держался в седле.

Более двух лет прослужил он в Киеве под началом князя Василия Ва-сильевича Голицына и почти сразу же добился его расположения. В 1682 году его представили десятилетнему царю Петру, а так как дядькой Петра был двоюродный брат Василия Васильевича Голицына князь Борис Алексеевич Голицын, то на следующий год Лефорт стал уже подполковником. Он участвовал в первом крымском походе Голицына, безотлучно находился при главнокомандующем и по возвращении в Москву был произведен в полковники.

Он-то и привел своих солдат на помощь Петру в Троице-Сергиев монастырь. Именно с этого времени Петр облек верного друга Франца неограниченным доверием и одарил исключительной привязанностью. А за то, что он одним из первых офицеров-иноземцев примчался на помощь, Петр произвел его в генералы. Вслед за Лефортом в монастырь прибыли и другие офицеры-иностранцы и оставшийся верным Петру стрелецкий Сухарев полк, а к концу августа пришли со всеми урядниками пять стрелецких полков.

Патриарх Иоаким, посланный в Троицу царевной Софьей для того, чтобы помирить ее с братом, не только не стал миротворцем, но дал понять Петру, что держит его сторону. Почувствовав, что сила на его стороне, Петр потребовал выдать ему Шакловитого головой. Софья, промешкав неделю, все же выдала своего любимца, хотя при этом обливалась слезами.

Федора Леонтьевича поставили на пытку. Мучили его жестоко, и он сознался во всем и был приговорен к смерти. Шакловитого не повезли в Москву, опасаясь, что там найдется немало его сторонников, способных к мятежу и готовых освободить своего начальника силой. Однако и в стенах Троице-Сергиева монастыря – духовной святыни России – казнить его тоже было неудобно. Тогда 12 сентября 1689 года Шакловитого вывели из монастырских ворот и отрубили голову на обочине Московской дороги.

А тремя днями раньше в Троице-Сергиевом монастыре появился и другой фаворит Софьи – Голицын. На заседании Боярской думы его обвинили в нерадении во время последнего крымского похода, в умалении чести царей Петра и Ивана, а также в сговоре с Шакловитым и приговорили к лишению боярства и ссылке на север. Голицын с женой и детьми оказался сначала в Мезени, а затем в еще большей глуши – селе Кологоры на Пинеге, где он и умер спустя четверть века в 1714 году семидесяти лет от роду.

Падение Шакловитого и Голицына привело к немедленному отстранению oт власти Софьи. Петр написал брату Ивану письмо, в котором сообщал, что не намерен более терпеть Софью в качестве соправительницы, называя ее «третьим зазорным лицом». «Срамно, государь, – писал Петр, – при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас!»

В сентябре Софью поселили в Новодевичьем монастыре, а сам обряд по-стрижения ее в монахини состоялся лишь через девять лет, 21 октября 1689 года. Софья прожила в Новодевичьем монастыре пятнадцать лет и умерла там 3 июля 1704 года на сорок седьмом году жизни.

Глава третья
Петр Великий

Новелла девятая
Первые шаги в царстве Венеры и в царствах Европы

После победы над Софьей и ее сторонниками Петр стал единовластным, самодержавным государем. Возвратившись в Москву, он с головой погрузился в государственные дела, впервые ощутив тяжесть шапки Мономаха. Титул царя обязывал Петра претерпевать многие, связанные с ним неудобства, но тяжелее всего ему давались сдержанность и благолепие, ибо молодость и жгучий темперамент оказывались сильнее разума и строгих канонов дворцового и церковного чина. Особенно нетерпимыми для сторонников благочестия, были наезды царя в еретическую Немецкую слободу, где правил бал его друг Лефорт.

Одним из тех, кто решительно противился дружбе юного царя с иноземцами-иноверцами, видя в этом пагубу его душе, был патриарх Иоаким. Но 17 марта 1690 года он умер, и Петр, никем не сдерживаемый, пустился во вся тяжкая.

Через две недели после смерти патриарха Петр впервые переоделся в немецкое платье, уже сшитое специально для него. Он облачился в камзол, штаны, чулки и башмаки, перекинул через плечо шитую золотом перевязь, прицепил к ней шпагу, надел парик и поехал к Лефорту. Там его всегда ждала прекрасная компания, где можно было услышать множество любопытных и полезных историй, свободно пообщаться с молодыми красивыми женщинами. Уже тогда появилась у него любовь к разгульным застольям, сохранившаяся до самой смерти.

Историки, изучавшие жизнь Петра, утверждают, что великий преобразователь России, не придававший значения моральным канонам, не видел различия между служанками и принцессами, россиянками и иноземками, руководствуясь в выборе только одним – страстью.

Лейб-медик Петра, Вильбуа, сказал как-то об этой стороне петровского характера: «В теле Его Величества сидит, должно быть, целый легион бесов сладострастия». И многие современники, свидетели царской разнузданности, приводят немало историй самого скабрезного свойства. Встречаются и утверждения о том, что Петр делил ложе не только с женщинами. Известны, например, два уголовных дела, по ним проходили каптенармус Бояркинский в 1705 году и управляющий имениями Ивана Кикина Дуденков в 1718 году. Оба рассказывали своим знакомым, что царь Петр и князь Меншиков живут в противоестественной связи и творят «блядское дело».

Однако не этот род утех и приключений является предметом нашего внимания. Дальше речь пойдет о женщинах, оставивших след в жизни Петра и ставших его любовницами. Причем следует заметить, что он никогда не удовлетворялся связью с одной из них, а всегда имел несколько любовниц в одно и то же время.

Первым проводником Петра в мир любовных утех стал великолепный и неотразимый Лефорт. Это он познакомил своего питомца с его первой, довольно мимолетной привязанностью – дочерью ювелира Боттихера. Он же свел Петра со своей собственной любовницей, первой красавицей Кукуя, дочерью ювелира и виноторговца Иоганна Монса – Анной. Семейство Монсов, в «Списках замечательных лиц русских», составленных П. Ф. Карабановым, названо семьей «нидерландца, Московского золотых дел мастера Менса», а его сына Виллима там же называют «Мем де ла Круа».

Как сообщал австрийский посол Гвариент императору Леопольду I, Анна Монс, став любовницей Петра, не оставила своего прежнего галанта Лефорта, деля ложе то с тем, то с другим1. Петр знал о взаимоотношениях Лефорта и Анны, но поскольку любил их обоих, то прощал им этот грех. Он мог, как мы увидим потом, делить женщин с сердечными друзьями, но посягательство на них посторонних приводило его в бешенство, и тогда гнев его был страшен.

А между тем Евдокия Федоровна менее чем через год после свадьбы – 18 февраля 1690 года – родила царю сына, названного в честь деда Алексеем, а в 1691 и в 1692 годах еще двух мальчиков – Александра и Павла, однако наследники умерли, не прожив и году. Евдокия была нежной и любящей матерью, но более всего страдалицей: и из-за того, что муж бросил ее, и из-за того, что их первенец и наследник престола – был так же не мил Петру, как и она сама.

Петр Алексеевич, находясь в Москве, никогда не бывал с нею и уж тем более не делил супружеского ложа, но все ночи проводил в Немецкой слободе: либо в роскошном доме Лефорта, где только в главном пиршественном зале могли разместиться полторы тысячи гостей, либо в собственном доме Монсов, построенном на его деньги. Впоследствии для Петра стало традицией последний день перед отъездом из Москвы и первый день по возвращении в столицу проводить в доме любезного друга Франца.

Так было в 1693 году, когда Петр ездил в Архангельск смотреть большие торговые корабли на море, так было и весной 1694 года, когда уехал он во второе путешествие в Архангельск. Так было и во время летних воинских маневров, и перед отправлением и после возвращения русских войск из первого и второго походов под Азов летом 1695 и летом 1696 годов. Так наконец было и в начале марта 1697 года, когда 250 человек отправились за границу в составе так называемого Великого посольства. Великими послами именовались три человека – Франц Лефорт, Федор Алексеевич Головин и Прокопий Богданович Возницын, но фактически возглавлял посольство сам Петр, скрывавшийся под именем Петра Михайлова. Его сопровождал и бомбардир Преображенского полка Александр Меншиков, получивший чин четыре года назад и сравнявшийся с Петром – бомбардиром того же полка.

Еще с 1693 года Меншиков сопровождал Петра повсюду, безотлучно находясь при нем и оставаясь, по мнению многих, возможным соперником Лефорта. Однако умный и осторожный Меншиков предпочитал дружить с любезным Францем Яковлевичем и терпеливо ждал своего часа.

Путешествуя по европейским странам – Курляндии, Пруссии, Бранденбургу, Голландии, Англии, Австрии, – Петр не только учился западной культуре и наукам, но и исподволь готовил перемены в личной жизни. Так, он поручил дяде Льву Кирилловичу Нарышкину и боярину Тихону Никитичу Стрешневу во время его отсутствия склонить Евдокию Федоровну к добровольному принятию монашества. Вторую часть своего плана Петр утаил: после пострижения Евдокии и заточения ее в монастырь, он хотел жениться на Анне Монс. Однако Нарышкин и Стрешнев в этом не преуспели.

Все вроде бы шло хорошо, как вдруг заботы о семейных делах отступили на второй план: в середине августа 1698 года Петр получил известие, что в Москве произошел еще один стрелецкий бунт. В тот же день он оставил Вену, и 25 августа уже примчался в Москву.

Новелла десятая
Казни стрельцов и заточение Евдокии

Направляясь в Москву, Петр уже знал, что мятеж, вспыхнувший 6 июня, был совершенно подавлен через две недели и что немедленно были казнены 57 главных его заводчиков, а четыре тысячи участников сосланы. Однако этого ему показалось совсем недостаточно, и он решил начать новое следствие. Оно привело на плаху и виселицу более тысячи человек, сотни стрельцов были изувечены, брошены в тюрьмы, усланы в медвежьи углы царства.

«Царь, Лефорт и Меншиков взяли каждый по топору. Петр приказал раздать топоры своим министрам и генералам. Когда же все были вооружены, всякий принялся за свою работу и отрубал головы. Меншиков приступил к делу так неловко, что царь надавал ему пощечин и показал, как должно отрубать головы»2, – свидетельствовал уже знакомый нам Георг Гельбиг.

Александр Данилович, способный к любому делу, тут же, на глазах у царя, немедленно исправился и к концу дня отрубил двадцать стрелецких голов да еще пристрелил одного из колесованных, чтобы прекратить его мучения. Последнее милосердное деяние, произвел он, впрочем, не по собственной инициативе, а по приказу Петра3. Как-то Петр с гордостью сказал, что он знает четырнадцать ремесел. Если это и так, то еще одно ремесло – ремесло палача – он тоже хорошо знал.

Петр лично участвовал в допросах и пытках, организовывал казни, но между этими занятиями не забывал и о своих личных делах. Побыв в первый день по приезде у Анны Монс, он лишь через неделю встретился с Евдокией. Причем не в ее кремлевских покоях и не у себя, а в доме одного из своих ближайших сотрудников – думного дьяка Андрея Андреевича Виниуса. Разговор с женой ни к чему не привел – Евдокия наотрез отказалась уходить в монастырь и в тот же день попросила о заступничестве патриарха Адриана.

Патриарх заступился за царицу, но Петр накричал на семидесятилетнего иерарха, заявив, что это не его дело, и он, царь, никому не позволит вмешиваться в его семейные дела.

Через три недели Евдокию Федоровну посадили в закрытую карету и два солдата-преображенца отвезли ее в Суздаль. Есть свидетельство, что Петр даже хотел казнить Евдокию, но за нее заступился Лефорт и дело ограничилось заточением в монастырь. Ее силой постригли под именем Елены и, не обращая внимания на крики и слезы, заперли в тесную келью Покровского девичьего монастыря4. Ей не дали ни копейки на содержание, и она была вынуждена просить деньги у своих опальных и обнищавших родственников: «Здесь ведь ничего нет: все гнилое. Хоть я вам и прискушна, да что же делать. Покамест жива, пожалуйста, поите, да кормите, да одевайте, нищую»5. Со временем дела ее немного наладились – родственники сумели установить связь через ее духовника и местного архимандрита Досифея и стали регулярно пересылать ей деньги и вещи. Окружавшие несчастную царевну монахини прониклись к ней искренним сочувствием. Особенно тяжело переживала она разлуку с любимым сыном. Так, в страданиях и обиде, без радостей надежд, прожила инокиня Елена первые десять лет своего монастырского заточения.

А теперь я намеренно нарушу хронологическое изложение событий и расскажу о том, что произошло через десять лет. А случилось вот что. Однажды дверь ее кельи открылась и на пороге появился духовник Евдокии Федоровны, бывший к тому же и ключарем-экономом монастыря, Федор Пустынный, а рядом с ним стоял высокий и статный тридцатисемилетний офицер-преображенец Степан Богданович Глебов. Евдокия знала его с раннего детства: Глебовы и Лопухины жили по соседству на Солянке, рядом с Ивановским монастырем. Евдокия и Степан были ровесниками, а их родственники служили Милославским – царю Ивану Алекеевичу и его жене Прасковье Федоровне, урожденной Салтыковой. Салтыковы и Глебовы также были родней друг другу и потому, Степан Глебов, его родной брат Федор, два двоюродных брата, а также родной брат царицы Прасковьи Авраам Федорович и ее двоюродный брат Федор Лопухин одновременно служили стольниками царицы Прасковьи.

После того как она овдовела и ее двор сильно сократился, все ее стольники перешли в другие службы, в том числе и ко двору Евдокии Федоровны, а Степан Богданович Глебов был поверстан в Преображенским полк подпоручиком и с 1693 года стал офицером.

В 1709 или в 1710 году, уже в звании майора, Глебов оказался в Суздале по делам службы: он приехал сюда набирать рекрутов и заодно навестил свою сверстницу и давнюю знакомую. Глебов расспросил Евдокию о ее жизни и рассказал о своем неудачном браке, который длился уже шестнадцатый год, не принося ему никакой радости из-за болезни жены. «Болит у нее пуп и весь прогнил, все из него течет, жить с ней нельзя», – говорил Степан.

После первого свидания он передал Евдокии через Федора Пустынника две шкурки песцов, две шкурки соболей и отрез парчовой ткани. Посылки от него стали регулярно поступать несчастной узнице. А вскоре к Евдокии и Степану пришла любовь… О ней знали многие монахини, но ни одна из них не выдала любящих.

Год шел за годом, а любовь Евдокии и Степана все более крепла и расцветала, несмотря на то что Глебов часто уезжал из Суздаля в разные концы России. Она же безмерно скучая, писала ему письма и в каждом из них звала: «Не покинь ты меня, ради Господа Бога, сюды добивайся!» Евдокия Федоровна мечтала, чтобы, бывший стольник, а ныне майор гвардии Степан Богданович Глебов вымолил бы у царя место воеводы в Суздале и тогда они были бы счастливее всех на свете. Но годы шли, а Глебов оказывался возле нее не так-то уж часто…