Текст книги "Разбитыми пальцами ног. По ладоням Вселенной"

Деньги.

Какую же жизнь обрел Семочкин после своего экзистенционального опыта? – пушистого кота, который спал у него на коленях и любимую, которая тоже познала это и чуть не погибла от суицида. Они занимались любовью с утра до вечера, и это было единственной отрадой, что давала чувство жизни и энергию чтобы жить.

Потом появились и другие радости. Но за некоторые приходилось платить, а, чтобы платить надо было много работать. Она могла, у нее была профессия, позволявшая это делать, он же, будучи по природе художником мучился от того, что находится на ее обеспечении. Но их связывало их личное прошлое, прошлое давшее приобщению к вечному и потому связь была настолько прочной, точно ее сковала вечность. Как же могут другие жить без этого? Видимо и не живут, потому так быстро и разбегаются. Видимо, у кого нет этого прошлого, у того нет и будущего. Если жизнь оторвана от вечности, она подвержена гибели. Тот, кто ее постиг, тому открывается вечная жизнь.

По всей видимости они наверно очень подходили друг другу. Он получил ее в награду за свои страдания скитаний и голода, она – за то, что не смогла убить себя. Какая судьба большая их связала! И даже когда он пытался разорвать связь, ему это не удавалось. Теперь он наслаждался покоем и тишиной, свободный от зарабатывания денег и отдавался предельно творчеству. Она же получала удовольствие ему в этом помогать.

Есть люди, которые с готовностью идут на смерть: из скуки, из-за безысходности, из-за беспомощности, от бессилия. От глупости, от высоких принципов и идей, из желаний. Я – постичь запредельное.

2.

21 век, 2003 год, ноябрь месяц. Правительство объявило, что кодовый номер закрепленный за каждым в 2002 году для удобства поиска личности в компьютерном банке данный, будет теперь нанесен на руку каждого человека, дабы полиция могла легко выявлять подозрительных личностей для предотвращения террора. Был определен страх, что, если это не принять террористы будут не управляемы; и определен комфорт, что полиции не нужно будет останавливать нормальных граждан, теперь будет достаточно поставить световые датчики, которые при малейшем появлении человека без кода будет фиксировать.

Какое странное чувство сдавило сердце. Наполненное жгучим, словно раскаленная лава желанием, его сжимало тисками какая-то воля. Хотелось вырываться, вырвать его наружу и унестись далеко. Но неудержимо отбирало силы и собирало их где-то области мне неизвестного, словно готовясь к гигантскому взрыву. Предчувствия чего-то громадного, не сдерживающего разумными факторами, превращались в тихую еле уловимую мелодию чувства, которое еще нельзя было назвать любовью, но оно уже стремилось к тому, чтобы стать им и все было оповещено таким явлением…

Нужно было уже давно положить трубку, а мы молчали. Мы говорили этим молчанием. Вслед потекли мечты…

Потом это все отхлынуло куда вглубь, и привычная суете заполнила существование. Не осталось места даже воспоминаниям, лишь легкая грусть по чем-то очень заповеданному священному, без которой наша жизнь может быть, но никуда не двигается, не изменяется, не становится лучше. Словно единственная ниточка, соединяющая человека с чем-то более великим, таится и теряется вместе с ним величие. И снова ничтожество и ничто. Люди, не упускайте эту возможность быть с тем, что делает человека великим…

Я дрожал как осиновый лист от возбуждения и восторга, я видел – я вхожу к ней и словно бросаюсь на ее маленькое тело и это ее пугает, я видел, как понимая это, стою в молчании посреди комнаты и пытаюсь себя сдержать и все силы уходят на это, и я становлюсь беспомощным, и вдруг маленькая фантазия поразила меня своей успокоенностью на эту битву разума и чувств. Представление создало образ, где словно находясь посредине высшего и низшего замираю на лестничной площадке перед распахнутой дверью. Она стоит в дверях и ждет, очень мило ждет, я вхожу и в том же ритме снимаю пальто, сближаюсь к ней обхватываю тонкую талия, она прижимается не боясь, ее не пугает эта мягкость и текучесть, нежность ее обволакивает, и я целую и целую ее восхитительное тело. Она податлива и восторженна таким отношением. Превосходное представление как разрешение прежде всего внутреннего конфликта, а значит предотвращён и внешний. Осталось только найти настроение и интонацию души: можно чуть с грустинкой, обволакивающей и томной, можно со смешинкой заборной и резвящейся, можно страстно, но это может ее отпугнуть, она в «душе ребенок» и больше предпочитает заботливое отношение. Это потом уже можно поиграть в страсть.

Остается главное Это сделать. А не сделать я этого не мог. Так как это было равносильно взрыву изнутри и полной опустошенности после. Вдруг мелькнула мысль что, если это не произойдет сейчас же – после этот поступок ничего оправдает или получит иное звучание и понимание. Могут возникнуть мысли о чистой похоти или голом любопытстве, и того хуже профессионального подхода в создании творческого проекта. Нужно было действовать, пока внутри было чувство души и подлинности. Пока глупые размышления не породили сомнения и не разрушили тонкую нить, так неожиданно и так фантастично связавшую нас с небом. Я чувствовал небо в себе. Оно заполнила все мое тело. Я стал одним большим небом. Мир преобразился вокруг меня. Все дышало любовью, все имело смысл и красоту. Все стало волшебным и чудесным. Я видел чудо жизни. Все прежние мысли и пустота человеческой жизни и ничтожество отпали словно шелуха. Демоны отошли и замерли по стойке смирно. Бог ниспослал святого Духа, и он дымкой парил над нашими головами, словно куполом прозрачным, подобно стеклу, оберегал от вторжений зла. В тишине нашего молчания пролилась неземная музыка. Она уносила нас далеко, в бескрайние просторы счастья. Счастье стало безграничным. В нем жила вечность. Крылья, лёгкие огромные крылья чуть волновались за спиной. Это была любовь. Мы стали любовью.

Как же я был глуп до этого момента!

В своих суждениях о жизни!

Выводах и принципах, идеях и постулатах – они ничто перед этим великим чудом.

Солнце в груди!

«Летучий голландец»

3.

На старом комоде рядом с телевизором стояли в современном пластиковом обрамлении фотографии двух мокрых котят на чьих-то вытянутых руках. Я не спросил почему именно мокрых, на вопрос кто это? – она мягко улыбнулась. Я вспомнил, что ее принцип вступление в область психиатрии было именно состраданием.

«

ДОМ №…

4.

Все болело, словно тело избили изнутри железными палками. Я чувствовал себя беспомощным и забитым, словно агнец на закланьи, но все-таки решился пойти к ней. Даже было интересно, что будет если наш роман начнется не с привычного торжествующего своей силой чувства человеческого достоинства, а именно с разбитого, раздавленного состояния. Но в последний миг передумал, решив, что выставлять себя напоказ в таком виде это испытывать чувства другого совсем не нужно, и прикрылся что завален работой. Но вдруг рывок – и уже на улице, приближаюсь к ее дому. Словно какая-то огромная сила влилась в мои ноги, голова прояснилась, вся разрушенность души, усталость словно ветром слетела, и невероятная жажда жить и любить внесла меня в ее квартиру.

Сила продолжала держать даже когда я столкнувшийся с ее настороженным холодом, отодвинув меня от себя на расстояние. Сила перетекла в ее словах – куда же вы, останьтесь! Потом охватила нас обоих и унесла в мир невероятного счастья нежности. Ласки губ, трепет рук, сиянье тусклое глаз, все слилось в безмятежное море любви. ее лицо, скинувшее маску надменности, светилось детской чистотой, я гладил ее ресницы, они смешно моргали. Мы оба смеялись без слов, слова ушли вместе с трезвой грубостью прошлого.

Уйти было нельзя. Это было просто невозможно! Я делал шаг и возвращался – она стояла у дверей. Я актерствовал, веселя ее, и забыть эту улыбку было не в силах. Так пусть же все живет и любит! – воскликнул голос изнутри, пустынной улице с грохочущим навстречу мне трамваем.

Руки словно и не оставляли ее тело, губы не смели вдыхать уличный воздух, чтобы не потерять вкус ее губ, язык был готов прилипнуть к небу чтобы не двигаться, чтобы ни на что больше не реагировать, кроме следующего раза оказаться внутри любимой и чувствовать каждую клеточку ее самой. Наши тела, обретшие какую-то гармонию друг другу, парили над ночным городом, крича ему – будь же ты проклят окаменелая тварь!

Город притих. Зловещая тишина предвещала агрессию, которая должна вырваться из глубин загнанного чудо-зверя. Зверь должен был выйти навстречу любви, чтобы в последний раз выяснить, кто из них прав.

«

4.

В молчании протекали наши встречи. В молчании, наполненном звуками наших тел, где сердце колоколом раздавалось в тишине, громыхая набатом. В тишине слышно было как журчит кровь в наших жилах, как шепчут мягко расслабляющие мышцы, и растворяющаяся друг друга кожа захватывает, унося в неизбежное безумие. О, я ждал тебя! Я видел, как меня ведут по белым коридорам лечебницы для тех, кто терпит боль в душе. Я видел, как вхожу в кабинет той которой отдал сердце, с которой наши сердца и тела сливались в единый поток. Теперь она стояла надо мной и лечила мою любовь к ней, как раннее лечила своей любовью от моей безумной тоски по ней. Мне казалось я схожу с ума, а оказалось, что возрождаюсь.

Длинные руки лианами охватило наши тела, бесконечное касание губ, расcтекало волной безграничного счастья, время остановилось, мы было вне его. Вечность открыла свои просторы. Полет стал жизнью. Все сплеталось в единый могучий центробежный сплав частиц, который я не ведал никогда.

Здесь не было слов, и не надо было ничего объяснять. Мы все знали друг о другу, знали каким-то знаньем, которое даже не надо было определять. Мы могли, часами не открывая рта слушать друг друга. Это божественное явление, поистине открыло путь к нашим сердцам! Мы оказались рядом в необходимое время и в том самом месте, где видимо пересекаются, рождая жизнь человеческие пути. Благословен миг!

В минуты оргазма ее лицо излучала безграничное счастье! Смешно попискивая и чуть откидывалась на подушку, и в тот миг ей открывалась вечность. Бескрайняя нежность, тонкие плечи, упругая плоть открывали просторы рая. Мы писали новую книгу жизни. Книгу нашей жизни.

Она сидела, откинувшись на подушку и смотрела телевизор. Что такого в этом простом движении? Но мгновения тишины, которые возникали словно из небытия превращали этот простой жест в полный смыла, я видел ее такой, какой она может видеть себя, только когда совсем одна, совсем в интимной обстановке. Когда она наедине с собой.

Когда она наедине с собой она строга и серьезна, так что, когда я вижу ее веселый забавный смех, будучи вдвоем, вдруг кажется, что это уникальная игра. Но даже, если это игра веселящихся чувств, то это прекрасно!

Мы сидим в ванной, словно дети делимся историями о своей жизни, лишь шампанское и свечи говорят, что мы уже выросли. Что мы совсем стали взрослыми и следуем штампам взрослых!

В начале, чувство к ней дышало вдохновением, вызванное красотой. Лишь потом возникло возбуждение и желание ею обладать. Но оно так и осталось это желание лишь желанием – в самый кульминационный момент любви оргазм превращался в воодушевлённый экстаз и мое тело замирало, а душа парила, созерцая ее красоту. В начале нашей любви лежал творческий порыв, он словно стержень нанизывал все остальное. Впервые моя мечта стала реальность.! Впервые тело не смогло победить при всей ее красоте! И именно красота подняло тело до полета души и потеряла свою привычную принадлежность. Тело стало символом, стала сосудом наполнения, а не подчинения. Стало высшим сосудом излучающей любовь …любовь текла с нас словно водопад, словно первозданные дожди они смывали все на своем пути, снимали хлам и прах прошлого лета. Обновление шло мощной волной революции.

В молчании возникали новые слова. В молчании торжествовало великое чувство необъяснимого. В молчании мы слышали друга: каждую клетку, каждый вдоx. Движения наших тел создали неповторимую музыку. Движения и передавали великое движение звезд. Рождалась вселенная.

«Летучий Голландец» – ее голос эхом повторил мои слова на прощанье-«я к Вам приду во сне Летучим Голландцем».

4.

Моя жизнь стала другой. Все стало другим. я стал другой. Любовь единственное, что теперь имело смысл. Все: честолюбие, замыслы, перспективы, ответственность, все ушло в прошлое. Все прошлое стало пустым миражом. Все призрачное тухлым и спертым.

Новые дни текли наполненным ожиданием встречи и мечтами о них, встречи стали воплощением мечты. В ожидании было много света, во встречах свет и больше ничего. Перед глазами стояла ее походка. Перед глазами стояли руки. Перед глазами смотрели на меня ее глаза.

Ворсинка слетела с пальца. Неужто все так легко исчезает и остается лишь ждать? Без любви, я знаю точно, я умираю.

В какой-то момент промелькнула тень равнодушия. Скользнула и исчезла, словно напоминанье, словно предвестник. Я почувствовал, что в этот момент должен сделать выбор. Усилием внутреннего напряжения я прогнал мысль о том, что все временно и любовь данная мне тоже. Отогнать я отогнал, но изгнать далеко за пределы моего видения, это предстояло еще впереди.

На утро за окном выпал снег. Я вышел из дому поздно. Она продолжала лежать под одеялом. Я оставил ее так. Напоследок она бросилась и прижалась к холодной куртке. Все было быстро молниеносно. Все как будто починено единому порыву. Я вот сон удивительны образом прояснял другое.

«

5.

было ощущение, что сны рядом с ней какая-то программа. Вернее, я даже не спал. Как бы пребывал в полудреме. По-моему, она тоже не спала. Словно по команде мы поворачивались.

На утро дыхание каждого было удивительно чистым. Утреннее солнце высветило ее беззащитность и хрупкость, то что ночью владело мной как мощь и неистовство. День делал ее совсем беспомощной, он заставлял одевать маску, голос сквозь маску звучал как железный тромбон. Но все преображалось только наступала ночь. Нежность растекалась ручьем, превращаясь в полноводную реку, уносила в открытые просторы нашей страсти. Ее волны поднимали нас к небесам и обрушивали вниз в глубины темноты. Мы ощущали основы сущностной жизни. Мы видели Бога. Но дневное солнце стирало Его лик, оставляя Его как что-то в самом центре груди. Ах, вынесет ли слабая грудь такое?

Она была доктором. Я был свободным художником.

В какой-то момент вдруг нагрянули мысли. Освободится от них было невозможно. Оставалось только их пережить. Что это были за мысли! – они омрачали ее образ, мои чувства, в какую сторону изменится мой мир?

Мы потеряли разум, мы вышли за его пределы, мы оглохли от звенящей тишины вечности, мы проглотили вселенную. Космос был в нас и вокруг нас. Мы стали всем и ничем. В вечности жизнь иная.

Кто-то сказал, что оттуда не возвращаются. Мы вернулись. Какую-то задачу мы получили. Но разум наш слабый не смог осознать, и мы действовали в слепую. О, если мы осознали это – наш ум бы лопнул.

Бессмертие – вот что поселилось в нас. А мы превращенные в детей получили огромное будущее.

Красота ее равносильна душе.

Но тело! Как бы ни было оно прекрасно, и как оно уступает душе. Как ограниченны возможности тела, и сколь безгранична душа и ее любовь.

Как удержать ее в теле, на земле, в этой жизни?! Что она здесь как гостья? Как страшно и невозможно без нее жить!

Она освободила меня от лжи! Но ложь продолжала жить рядом. Она шептала в уши, трогала за плечи, указывала куда-то. Я не желал ее. Она мучила. Я страдал. Неужели любовь не может меня защитить и от этого?!

Но предстояло проверить кто есть, кто: я легкомысленный повеса, она прагматик в выборе своих отношений и ярый сторонник независимости.

«

5.

Нас бросило в самую землю. Словно зерна упали мы в взбороненную землю. И нас накрыли землей. Темно, ни клочка света. Только теплота земли. Только глухие звуки шагов над нами. Только пробудившееся внутри нас жизнь.

Мы менялись. Наши очертания менялись. От прежних форм не осталось и следа, разве что слабое напоминание какой-то части.

Свершалось то, что мы преодолели эпоху эротизма и вышли на подлинную любовь.

Наша любовь наконец вырвалась наружу, ощутив возможность существования. Она столь долго прятавшаяся внутри, теперь наслаждалась полетом и счастье внимания.

Линия ее груди увлекает меня ввысь, птичка внизу живота притягивает вниз, шар чуть ниже спины делает выпуклой мою жизнь, острота плеча – ах! Этот артистизм! Невообразимая…

А потом все оборвалось.

«

6.

Я стал думать, что она хотела в мужья режиссера и это сулило работу на телевидении; она думала обо мне, что я просто хотел с ней трахнуться. Оба стали забивать головы чепухой. Писать смс и говорить надрывные слова, ненужные и пустые. Каждый хотел вернуть теперь своё величие. Свое достоинство, потерянное в величии любви. Началась битва полов. Жуткая и страшная. Невообразимо глупая.

По ночам обострялось желание и каждый лез на стенку от желания по-другому, но сдерживал высокомерием и страхом сказать это друг другу. Битва не на жизнь, а на смерть. На смену рая пришел ад. Страдания, которые невозможно передать словами. Но главное страдание и от себя. Я хотел получить безумную любовь – роковую, чтоб… чтоб все перевернулось и это случилось. Она – власть, до селе ей неизвестную над мужчиной.

Мы существовали, словно враги. Это было ужасно! Мукой стало нести свое собственное Я. Это был стык Скорпиона и Стрельца. Не вырвать из себя эту страсть было невозможно и жить с ней было наказанием. Это явилась Ее Величество Судьбы.

Фатум вел нас к поступку. В голове уже зрели образы, от которых волосы вставали дыбом. Если раньше, до переломного момента слова о безумстве и схождении с ума носили поэтический возвышающий характер, теперь, лишенные неба, это набирали силу смертельности.

Но тело помнила упругую кожу, ее запах, трепет касания. Упоительную нежность, от которой все забываешь на свете. От которой жизнь обретает смысл. Смыл, столь мощный и глубокий, что слов не хватало описать, и только тела говорили и говорили. Но что-то в нас захотело подняться выше любви. освободиться от нее и обрести над ней власть. Рабство любви столь опьяняюще и возвышающее вдруг обрело новый взгляд, как уничижение и слабость. Силой которой мы жили, теперь хотелось владеть.

Либо все, либо ничего – вот что двигало теперь нами. Захват. Обладание. Всепоглощение.

Она почему-то почувствовала себя шлюхой, которая «дает всем». А я с этой точки зрения стал просто «блядуном». Она не захотела быть «девочкой на одну или несколько ночей». И не хотела меня видеть просто мужчиной, с которым спит. Она увидела во мне мужчину своего сердца и захотела обладать им на официальных правах. А я не мог оставить свою прежнюю любовь, которая столько положила и подняла меня, укрепляя в обыденной жизни. И надо было что-то решить. Надо было сделать выбор. Надо было сделать шаг. В пропасть. В новое обновление.

Но одна лишь мысль оставить прежнюю девушку с большими наивными глазами, которые всегда смотрели на меня восторженно и чисто – это было выше моих сил. И что бы я не думал о наших взаимоотношениях, я никогда не пойду на то, что у нее возникнет слеза, и упадет. Ее подарившую простую и обыденную любовь, которой я жил каждый день, и не миг, не мгновение, а жил полной грудью. Любовь …любовь была мягче и незаметнее, как все что настоящее и божественное. Она любила терпеливо, сглаживая углы и впадины, она чуть поднимала над землей, не роняя. Робкая, трогательная, она никогда не смела возвыситься и потребовать что-то большее.

Конечно новая страсть была более соблазнительней. Конечно в ней был небывалый восторг и прекрасное тело. В ней был огонь убивающий и преображающий. Тело, горевшее огнем было чисто. Каждая клеточка. Я чувствовал это, в отличии от любви, где тело не отдавалась чистотой. В ней не было огня и тело было тленно. Но отображает ли тело душу? Если это так, тогда мне надо смирится с мыслью, что раннее существующая любовь для меня не несет очищения, а гасит огонь в бытовых днях. И я это чувствовал, что погибаю, но существую. А новая несет освобождение. А не превратится ли эта новая страсть в то же гибельное болото? Не я ли виновник подобного? Не я ли погубил чистоту своей испорченностью?

Бессонница. Мне не спалось. Я бодрствовал вторую ночь. Что-то должно произойти со мной. Я должен изменится. Разгоряченная коньяком и желанием, кровь циркулировало центрифугой. Меня бросал из огня в полымя. Спасите! Кричало сердце.

Сердце стонало. Разум лечил ее рассудительными речами – длинными монологами о сохранении человеческого достоинства, о том, что дважды одну реку не войти, и всякое …всякое. Но любовь поднималась из глубин куда ее загнали и вновь улыбалась: все доводы рассудка смешны и нелепы. Какое счастье в них?! Когда все счастье в касании рук, дыхании губ, в смысле жизни, который сразу возникает.

Потом боль стала стихать. И захотелось ее вернуть. Усилить. Довести до апогея. Дожить до конца, когда просыпается солнце.

И тогда я задумал возмездие. Я решил наказать за такое прагматичное отношение к любви, как-то было у нее. А вернее то, чтоб победила любовь.

На следующий день я еще пытался сосредоточиться над работой.

Вдруг стало легко и светло, когда я дал ситуации плыть своим ходом.

И все потекло.

А я успокоился.

На сердце воцарилась тишина и безмятежность.

Все будет так как будет.

Сердце горело, рвалось наружу. Было ощущение что внутри пожар, лава, сжигающая все на своем пути. Звучала мечта: не об успокоении, а еще большем страдании. Звучала мечта о великой целостной любви. Звучала мечта, чтобы это стало вечностью. Эти таяли звуками вечности.

Любовь открыло лицо самоотверженности. Ее глаза полные слез излучали смирение, она, новая любовь, была готова даже стать просто сексуальной партнершей, чтобы только быть вместе и любить. Я взорвался. Я не мог такого позволить. Любовь превращалась в простой секс, а это было невозможно. Я стал хаотично одеваться чтобы уйти, она замерла, сложившись в невероятно неудобной позе и тихо попросила остаться. Казалось еще миг, и я уйду, но глядя на нее, силы меня оставили. Я остановился. Мы пытались смотреть сквозь темноту потушенного света. Мы смотрели сквозь нее. Сердце горело. Пылало светильником. Было видно только то, что оно освещало. Это было правильно.

Сердце дышало жаром. Пылая то уменьшалось, то становилось подобно вселенной. Выдержать такое человеку просто невозможно. Но если это однажды дается – есть возможность стать всем. Но какая это ответственность!!

Так совпало что у нее были свободные дни. Быть может если бы мы были заняты чем-либо, например работой. это было бы не так глобально, но свободные от социума, мы отдались полностью любви. И она нас поглотила.

Конфликт произошёл на основе ее желания соединить нас официальным браком. Все мое существо воспротивилось. И не потому что это было невозможно, что у меня была другая, которую бросить я не мог. И не потому что я вообще боялся браков. А потому что я чувствовал, что все что опускается на землю превращается в хлам. Но она желала воплотится в реальности, как желает воплотиться только высшая любовь жертвуя собой, для преображения мира. Да, она несла в себе подвиг самопожертвования. Только чистота и безграничность способны на такое. Я боялся этого.

Видеть, как умирает распятое чувство совершенства. Я вскочил, стал быстро одеваться. Она смотрела перепуганными глазами, словно совершила какой-то кощунственный поступок, отдаваясь мне как любовница. И раннее я, желавший этого, вдруг ужаснулся. Теперь я видел, как это ужасно. Быть может это не было бы так, если бы я не испытал высшего блаженства ее подлинной любви, и теперь чисто механический секс стал для меня подобен смерти.

И я невольно сделал ей предложение.

Я совсем обезумел.

Или нашел то, что искал…

Она встрепенулась: ты не разочаруешься завтра?!

На утро меня разбудил телефон. Умывшись я встретился с ее глазами. Переполненная тревога, жажда слова, жажда решения. Скажи, что ни будь!! Я поцеловал. Я рассмешил ее и ушёл с чувством легкого удовлетворения.

Что это со мной?

Неужели я просто желал покорения ее. Собственной власти над ней?

Нет этого не может быть!!

Я почувствовал, что теперь я не тот что был раньше, и это чувство совсем другое. Это чувство… чувство свободы внутри любви. Я стал свободным от самой любви, не от нее, а потому что она есть. Что она окружила меня. Словно щитом закрыла от мира. Я стал младенцем внутри ее самой.

На память приходили минуты, когда решался наш вопрос быть вместе, возникшая дрожь, столь не присущая моим рукам, проявляла тот страх что без нее я стану теперь ничто. Если раньше меня поддерживала мысль о ее возможности, то теперь потеря ее, обозначала потерю всего.

Лишь в минуты, когда мы рядом, даже когда на расстоянии, мы счастливы. И это счастье не сравнимо ни с чем.

Каким я был раньше – человеком без смысла, или со скудным смыслом честолюбивы планов всеобщего признания. Что сравнимо с признанием любви? какая такая любовь большинства способна заменить ее воплощение в конкретном человеке – где бьется не абстрактное…

Когда она решила, что ее роль в моей жизни чисто сексуальное партнерство, сделала над собой усилие, села за диссертацию, и когда я пришел, очень сухо оповестила: сейчас закончу… и далее словно в этом молчании прозвучало незаконченное слова – и начнем.

Это «начнем» словно мечом ударило меня.

Сразу это я не понял это.

Я предугадывал, когда она прислала через сотовую связь смс, что она нашла варианты нашего сосуществования, и я шел с предвкушением ее гениальности находки. Но этого я никак не ожидал.

Она отвела себе роль любовницы, то с чем сама боролась, и теперь смерившись опустила ее до состояния даже не шлюхи, а «пользованной» женщины с больной страстью к сексу. Какая решимость взять на себя весь порок, ради того, чтобы освободить меня от смятений! Это был восторг потрясения от ее собственного величия!

Моя голова колыхалась словно маятник.

И я решил свести мою старую любовь и новую и посмотреть, что будет – кто останется тот и любит сильнее.

Новая любовь любила соленную пищу, а старая – выпивать.

Потом новая любовь попросила счастья спать вместе. Именно спать. Сон притягивает. Сон очень интимен. Это искрений обмен информацией о себе подлинном. Это самое чистое откровение.

После которого просыпаешься обновленным.

Спать вместе означает доверять друг другу все.

Мы доверяли все. Молчание. Руки. Слова, ничего не значащие.

Одна была …была неверующей, другая подозревающей.

Обе любили.

Безумно.

Безотчётно.

Кроме меня.

Я словно был всегда где-то вдалеке.

От этого мучился.

Я хотел любить, но они все забрали себе. И мне оставалось только потреблять.

Конечно я винил себя в этом. Что чрезмерно изначально задавал пыл. Что изначально бросал такие зерна, от которых и проросли подобные плоды. Но я был таким, и ничего не мог с собой поделать.

Потом мы напились и выговорили все что думаем друг о друге. Это оказалось не так много, и головная боль на утро и полное нежелание расставаться друг с другом. Кем же мы были на самом деле?

Вперемешку с счастьем мы пытались постичь глубины существования. Каждый шаг стал подобен проникновению в глубины. В основы существования.

Очищенные огнем желания, мы представали перед небом.

Все остальное потеряло для нас смысл.

Только мы и наша любовь.

Есть то, что есть.

«

6.

я остался один.

Она уехала.

Ненадолго, к родителям.

Безудержная тоска по нее, ее телу, нашей страсти вернула меня к рукописям прошлых дней. Какие они глупые эти слова, где нет ее!

Все что написано без любви глупо!

Я читал и перечитывал – как я мог жить до встречи с ней! Как мог вообще быть без ее любви!

Это не жизнь – это проживание.

Это опыт, которого не должно быть. Но без него я бы никогда не встретил ее.

Жить без нее невозможно, но прежнюю мою жизнь не вычеркнуть – она моя.

Соединить?!

Но как?

Как?

Начать жить заново?! – отбросить все? Или соединить?

Соединить.

Да, только так.

Полное отрезание прошлого мне известно – это здорово и плачевно, трагично. Все прежнее вернется, настигнет. Надо суметь соединить.

Господи, помоги мне!

Только на тебя и уповаю! Ты даешь мне жизнь – ты и руководишь. Без тебя я немощен или безумен.

Не оставляй меня, не делай из меня кошмар.

Теперь я знал точно – выбора у меня нет.

Теперь я мог только быть вместе с прежней любовью и новой. Треугольник, который всегда устойчив, треугольник вечного конфликта и созидания, треугольник, который никто пережить не может. Треугольник, который всегда взрывается.

Однажды она уже знала это.

Однажды и другая знала это.

Знал это и я.

Каждый знал, что следует за ним.

И сейчас каждый зная это, страшился своих знаний, опыта мучений. Но обрести новые мучения в треугольнике было выше сил. И разорвать его было невозможно. Данное Свыше было сильнее нас. Нам оставалось только смириться и боль страданий приглушить. Так острая боль превратилась в мягкую тупую, словно одеяло.

Зудящая, она сверлила тонким жалом. Ее нежный звук успокаивал и не давал покоя.

Покой теперь был подобен смерти.

Выбрать покой, означало умереть.

Оставалась тихая боль и тихая радость.

Это была подлинная любовь.

Любовь открыла свое подлинное лицо.

Это дано человеку.

С этим ему жить.

Кто попробует от этого освободиться?! – то перестанет быть человеком.

Тому награда пустота.

Невоскресимая.

«

7.

несколько дней мы были в разных городах. Несколько дней нестерпимой муки одиночества. Мир вокруг престал существовать совсем.

Пустая кровать. Она хранила ее тело, но то что раньше для меня было обычной привычной частью моего существования, как то воспоминания и мечты, теперь это все потеряло ценность. Сколько я не пытался наполнить ее комнату своим воображением – все это было невозможно. В моем воображении не было главного – той страсти, которая возникала между нами. Состояния, которое невозможно представить и которое не держится в голове. Это искра, воспламеняющая нас обоих, возникала только в реальности. Если раньше я мог свободно закататься в белье любимой и посапывать от удовольствия, то теперь этот слабый маяк был слабым подобием того что было между нами, он даже ничего не значил, кроме того, что он был. Он мог быть только на ней и только на ней этот маяк горел! И горел он для меня, он загорался для меня! Теперь это был свет схематичного отображения желания, и ничего большего. Я метался по комнате, я тосковал как никогда. Кровать, которая для нас обоих была целым миром, необъятным простором радости, сейчас не вмещала мое тело. Стены, светившиеся волшебством нашей любви, теперь предстали передо мной обычными обоями. Куда подевалось волшебство? Неужели все волшебство только когда мы вместе? – да, да, да именно так. Чашка которой касались ее губы, теперь было просто предметом обихода. Нет, это сумасшествие. Я не мог находиться в этой комнате. Но я остался.