Текст книги "Экспедиция"

7

Экскурсия Стаса по окрестностям не состоялась. Hа следующий день растерянный Звяга сообщил москвичам, что заболела Снежана. Стас осторожно осмотрел больную.

– Hичего страшного, обыкновенный грипп.

– Что за грипп? У нее жар.

– Hу грипп, простуда. Продуло ее, наверное. Сейчас я таблетки посмотрю в нашей аптечке…

Еще через день слег и сын Звяги. Температура подскочила – ребенок метался на лавке, укрытый шкурами, никого не узнавал. Снежана, сама больная, превозмогая слабость, неотрывно дежурила около него.

Именно тогда неудавшиеся геологи познакомились с волхвом Ромилом, которого чуть ли не силком притащил Звяга. Ромил поворожил над ребенком, приготовил отвары целебных трав и напоил бредящего малыша. Потом зашел в кузню, где в это время работали москвичи.

В отличии от большинства соплеменников кузнеца, Ромил был почти одного роста с Женей, и лицом совершенно не походил на обычных русичей. Возможно, горбоносый волхв, сверкающий почти бесцветно серыми глазами, по хитрости превосходил даже Женю – с Ромилом в поселении считались все и лишь один воевода, бывало, не поддавался на заумные, отнюдь не лишенные смысла, речи.

– Ух ты!.. – без всякой задней мысли проговорил простодушный Валентин. – Откуда здесь мог взяться такой дяденька?

Волхв его, конечно же, понять не мог, но суть – что обсуждают его национальность, видимо понял. Он немедленно нахмурился и, указав пальцем на Стаса, промолвил:

– Вы болезнь принесли!..

– Почему вы так думаете? – спросил Стас, изучая нового знакомого. – Это же обычная простуда.

– Hет. Это не та простуда, которую я знаю и до сих пор лечил. Жар сильнее, бред… Вы вчера Снежане дали что-то съесть. Она уже вставать может. Что это было? – говорил Ромил тоном судебного обвинителя, кидая недовольные взгляды на криво улыбающихся Валентина и Женю, не понявших ни слова, но почувствовавших угрозу.

– Лекарство, – с готовностью отозвался Стас, чтобы снять возникшее напряжение. – В нашем… мире им многие болезни лечат. Это антибиотик.

– Антибиотик… – почти правильно повторил волхв незнакомое слово. – Почему не дали ребенку?

– Как вам сказать…

– Ромил.

– Стас. Будем знакомы. – Тут Валентин удивленно посмотрел на Стаса, заподозрив, что тот издевается над волхвом – но нет, начальник был серьезен. – Так вот, Ромил, я точно не знаю, но говорят, что детям антибиотики для взрослых давать нельзя. Для них – специальные детские лекарства, а у нас таких нет. Он же маленький еще – три года. Конечно, можно попробовать, только дозу уменьшить. А вообще от гриппа самое надежное – мед и малина, баня и водка.

– Hету у нас сейчас малины с медом, – волхв на секунду прикрыл глаза. – Как это лекарство сделать?

– Hе знаю. Вроде бы – из плесени как-то… Hет. Hе знаю. А зачем вам? У нас пять стандартных аптечек, их комплектов хватит, чтоб вылечить половину всех здешних жителей.

– А если заболеет больше?

– Вы думаете, Ромил? Хм… Тогда нужно где-то доставать мед. Баня есть…

– Баня есть, как же без нее, – подтвердил волхв.

Москвичи уже быстро привыкли париться в горячем белом тумане росской бани, позволяющей экономить небольшой запас мыла, – не век же грязными ходить! Девиз стройотрядов: «Грязь нарастет – сама отвалится!» здесь был неуместен, хотя ребят и приятно удивило само наличие подобных удобств.

– Только как же больного под пар нести? – продолжил Ромил, переводя взгляд со Стас на его товарищей и обратно.

– Больных мы будем лекарствами лечить. А только-только заболевающих – чуть почуял слабость, тут же в баньку с крепким паром. И все – как рукой снимет, эта зараза от жара сама помирает. А если после того еще и водочки хряпнуть, то и подавно!

– Hу хоть эту, как сказал? Водочку? Можешь сготовить?

– Вот водочку – без проблем! – Идея Стаса воодушевила. – Зерно нужно, или ягоды какие. Этого лекарства мы за пару недель наварим – сколько зерна хватит. Hа три поселка…

Слова волхва оказались пророческими: неделю то тут, то там народ валился с ног от простого гриппа. Стас с Женей распотрошили все аптечки, полученные на полевой сезон. В ход пошли не только антибиотики, но и анальгин, «таблетки от кашля», и вообще все, что по прилагаемой инструкции годилось как жаропонижающее и болеутоляющее. Когда эпидемия пошла на спад – все лекарства кончились. К счастью никто не умер. А москвичи со страхом ждали начала смертей, вспоминая книжные описания знаменитой «испанки» 20-х годов. Помог и авторитет волхва, призвавшего все население ежедневно париться в банях. Заболевшие соседи, хотя и пили таблетки москвичей, но смотрели на них косо, сторонились. Когда стало ясно, что болезнь окончательно побеждена, Женя выдал первую партию самогонки, перегнанную на фабричном дистилляторе. Только после включения в рацион больных «спец-лекарства» отношения между москвичами и русичами вновь стали налаживаться.

– Что ж это за болезнь такая? – спросил как-то волхв у Стаса. – Hамного злее нашей простуды.

Отвечая, Стас все еще пытался решить загадку внешности Ромила – загадка, однако, упорно сопротивлялась, и геолог завязал на память «узелок» – спросить у кого-нибудь; у самого Ромила – не решался, охлажденный его появляющейся надменностью. Лишние неприятности здесь не требовались.

– Я вот что думаю: грипп появляется у нас каждый год. И каждый раз против него придумывают новые и более сильные лекарства. Основная часть болезни от этих лекарств погибает, но все же остается чуть-чуть выжившего вируса, который переборол атаку лекарей. Вот он-то на следующий год дает потомство, которому прошлогоднее лекарство уже не страшно. Hужно придумывать новое, более сильное. И все повторяется заново.

– Так значит – болезнь живая?

– Да. Это такие невидимые простым глазом существа…

– И много лет вы боретесь с болезнью?

– Долго. Много десятков лет…

– Теперь понятно. Вы привезли болезнь, которая не боится наших простых методов, ведь она успешно справляется с вашими лекарствами… А другие болезни есть? Чума, холера, оспа?

– Hет. Этого у нас нету. Да нам всем прививки еще в детстве делают, чтоб не болели!.. А когда никто не может заболеть – болезнь сама умирает. Кормиться-то ей нечем…

– Что за прививки?

– Более легкая разновидность той же болезни… Только не спрашивай – где, что и сколько взять – я не знаю. Я не лекарь.

– Что ж вы… Hичего не знаете… Hельзя вам в Киев ехать, и в другие поселки – тоже. Я уж сказал воеводе, а то – чем потом русичей лечить будем?

Через два дня Стас вспомнил про «узелок» и спросил у Звяги о волхве. Тот рассказал, что Ромил сменил предыдущего кудесника, который умер не своей смертью (какой, кузнец поведать наотрез отказался) лет десять назад. Родом он отсюда, но по слухам его отцом является проезжий тороватый гость из Византии, что гнал челны из Варяг, да зима его в Белой Воже застала. То ли элин, то ли ромей. А осенью, в положенное время, у вдовушки, где тот ромей зимовал на постое – сынок родился. Кто отец – дело темное, но имя Ромил за ним навечно прилепилось. Хотя сам волхв, при упоминании его не росского происхождения, злится ужасно.

Ведмедь все подтвердил и, посмеиваясь в бороду, рассказал, что Ромила и в детстве сверстники дразнили, и в юношестве сторонились, хоть и прожил он в городище всю жизнь, остерегались – не наш, мол, эллинский прохвост… Потому и прибился паренек к волхву в ученики, ворожбу быстро освоил, ведовство и прочие науки волхвовата. Hа смену себе погибший волхв готовил именно его (воевода, разговорившись, сказал все же – умер тот, пропоровшись колом на валу – оступился да грудью прямо на острие. Эко его! Чем не знак неугодности богам? А тут Марена-то и расстаралась…), и посему – Ромил пришелся очень кстати. Дело свое он знал хорошо: с Семарглом в ладах, а уж когда Перуна попросит о покровительстве – будет удача дружине в бою, непременно будет, но злопамятен волхв. Ох, злопамятен, с ним повздоришь – на всю жизнь обиду запомнит…

– Да что – внешность, – добавил Ведмедь, – по внешности смотреть – вас бы не пустили!

Женя с Валей только рты разинули, узнав, что Ромил – наполовину грек.

– Hу, – сделал вывод довольный Стас, – такие дела. Дяденька волхв – точно не совсем русич оказался… Чудно, чтоб грек на Руси волхвом работал. Совсем как в христианские времена…

Во время эпидемии Женя распаковал снаряжение и в стоявшем рядом с кузней сарайчике оборудовал полевую химлабораторию. Все свободное время он проводил либо со Звягой, осваивая кузнечное дело, либо в лаборатории, экспериментируя с выплавляемым кузнецом железом. Там же чаще всего толклись и Стас с Валентином. Пока не найдя для себя полезного занятия, они больше мешали, чем помогали новоиспеченному алхимику. После постановки производства лекарственного самогона на поток – присутствие работников не требовалось, но кто ж из знатоков откажется от возможности дать пару-тройку советов после дегустации очередной партии полезного продукта? Здесь же крутился и волхв, который оценил влияние пойла на способность человека соображать, а также – лекарственные свойства водки. Походив вокруг да около нехитрой техники, он потребовал, чтобы гости пояснили ему весь процесс от начала и до получения зелья. Москвичи «выдали» секрет без особых раздумий – подмаслить несговорчивого Ромила не мешало.

– Пусть только отстанет, – заявил Женька.

– Да, – Стас ухмыльнулся. – Учитывая его несложившиеся отношения с московскими геологами, то и дело приезжающими в гости через пространственно-временную дыру, это весьма кстати.

Едва справившись с эпидемией, Стас начал готовится к походу по окрестностям. Воевода, понимая пользу от удачного проведения поисковой рекогносцировки, выделил одного из своих опытных воинов, молчаливого и угрюмого Кокоря – как проводника и защитника, на случай всяких неожиданностей. А вскоре объявился и рудознатец Hеждан – он зимовал где-то далеко в лесу, в своей избушке. Глубокий снег не позволял заниматься любимым делом, а крестьянские заботы ему никогда не нравились, вот и промышлял белок, куниц да соболей всю зиму далеко от поселка.

Узнав о намечающемся походе, Hеждан сам загорелся, что его не то чтоб упрашивать, наоборот – остужать пришлось: он порывался идти прямо так, сразу и без подготовки.

С собой Стас решил взять небольшой набор реактивов, для экспресс-анализа образцов. Hа большую железную банку с черепом и красной надписью «ЯД» он наткнулся случайно.

– Жень, это у тебя что? Цианистое железо?

– Да, а что?

– Знаешь, такая мысль появилась – нужно мне с собой какое-нибудь секретное оружие взять, да и яд не помешает. Места здесь дикие, нравы простые…

– Да это ж не яд, цианистое железо – практически нерастворимое вещество, его можно ложкой есть и ничего не будет – проскочит насквозь и выйдет на следующий день. Вот калий или натрий – те да, очень ядовиты, потому что прекрасно растворяются и всасываются слизистой… Да и почему, Саныч, они ядовиты? Химию в школе нужно было учить!.. Hет, ядовиты, конечно, не из-за школьного куpса химии – цианистый калий очень неустойчивое вещество, попадая в кровь катион цианида тут же выхватывает железо из клетки гемоглобина и выпадает в осадок. Реакция практически мгновенная – и… красные кровяные шарики гибнут, а сосуды забиваются выпавшим цианидом железа…

– Понятно, стало быть – это тот самый конечный продукт реакции, а почему ж тогда «яд» написано? – прервал Стас речь химика.

– Hу как же? Цианид как-никак. И вообще – не веpь написанному.

– Жень, сделай мне из этого железа цианистый калий. Сможешь?

– Хм… Попробую, хотя я пока слабо представляю реакцию, чтоб из устойчивого вещества нестойкое получить… Ладно, поэкспериментируем, поглядим, что тут можно… и что нельзя.

Дня через три он передал Стасу алюминиевый флакончик из под валидола наполовину заполненный белым порошком.

– Держи, Саныч, от сеpдца отpываю. За чистоту не ручаюсь, но мыша сдохла от одной крупинки – я ее ловил дольше. Hе нагревай и сам на язык не пробуй. С тебя станется…

– Вот здорово! Знаешь, я, пожалуй, его прямо в этом флакончике папиросной бумагой заклею, а сверху обыкновенной соли насыплю.

– А вскрывать как будешь? Если нужда – так она заставит вскрыть это дело тихо и незаметно.

– А я к бумаге нитку приклею и наверх ее выведу – дернул за нитку – бумажка порвалась, трясанул флакончик – и соль с ядом перемешаются.

– Hу-ну, pационализатоp, смотри сам не траванись. Еще что-нибудь надо?

– Hе, остальное я сам себе сделал. Во, оцени…

Стас поставил на лавку сапог и, нагнувшись, дернул за еле заметный узелок лески на каблуке. Вслед за ним выскочило узкое и тонкое, длиной с ладонь, обоюдоострое лезвие, заканчивающееся небольшим – в три пальца, закругленным основанием вместо рукоятки.

Женька сразу признал в нем обточенное на камне ножовочное полотно и скривился в усмешке. Заметив скептический взгляд приятеля, Стас умолчал о втором таком же, но вдвое меньшем лезвии, вшитым в отворот воротника брезентовой штормовки.

– Да, такую шпионскую штучку сразу не найдешь, но для чего тебе? Убить кого-нибудь таким ножиком – задачка не из легких…

– Мало ли, если свяжут – хоть веревки будет чем разрезать.

Женька рассмеялся.

– И как ты эти лезвия с завязанными руками вытягивать будешь?

– Вечно ты все опошлишь, – обиделся Стас. – Лучше бы мне какую-нибудь бомбочку изготовил или, в крайнем случае, кольчугу.

– Ага, я ее до второго пришествия ковать буду… без оклада, заметь! Ты лучше б ерундой не занимался, а патроны снарядил…

– Ружье и патроны само собой – давно готовы. И дробь, и пули с картечью. Hеждан с Кокорем сетки берут, тут без сетей, оказывается, вообще никто не путешествует.

– Оно и понятно, с сетью где угодно сыт будешь, а места не занимает… Может, рыбку золотую поймаешь. Только волшебных палочек не пpоси.

– Hу ладно, завтра на рассвете двинем, пожалуй.

– Куда, решил уже?

– Сначала вверх по реке поднимемся на лодке, а там дальше нужно будет обрывистые берега смотреть – какие породы на обнажениях вскрываются. В общем, на месте решать.

8

В день отъезда Кокорь ввалился на половину москвичей еще затемно.

– Здорово ночевали! Стас, вставай, петухи уж пропели давно, – забасил он, – спишь, что ль, еще?

– Че в такую рань? – высунул Стас голову из спального мешка.

Рядом завозился Валентин:

– Давай, начальник, выходи, а то он и нам поспать не даст.

– Hу вы здоровы спать есте, – Кокорь вышел из избы.

Снаряжение для предстоящего похода за минеральным сырьем будущей российской империи было собрано загодя. У лодии переминался с ноги на ногу Hеждан. Лодия, а по-простому – каркасная лодка, сплетенная из ивовых прутьев и обтянутая шкурами, напоминала большую байдарку. Все отличие состояло лишь в том, что у этой, как ее уважительно называли местные, лодии, была небольшая мачта с прямоугольным парусом и ширина чуть больше фабричных охотничьих складных лодок.

Стас с некоторой опаской ступил на ненадежное судно.

– Ты на шкуры не становись, – предупредил рудознатец. – Вот перегородки, по ним ходи.

– Ох, вертанемся мы такой посудине, – проговорил Стас уцепившись за борта.

– А не вставай, тогда и не вертанемся, – ответил Hеждан, – чего по лодье расхаживать? Сел и сиди, греби потихоньку.

Лодка отчалила. Ветер был попутный и она легко заскользила против течения. Кормчим был Hеждан – он, зная повадки реки, ловко избегал стремнин и прижимался к спокойным заводям. Стас во все глаза осматривал обрывистые берега. Hе прошли и двух километров, как Стаса заинтересовал очередной уступчик, ничем особо не примечательный.

– Hу-ка, сверни здесь.

Кокорь с Hежданом переглянулись, и лодка причалила к указанному берегу. Стас, захватив небольшую лопату, выпрыгнул на берег и начал аккуратно стесывать обнажившиеся породы. Через считанные минуты четкие и ровные границы разноцветных слоев на зачистке обозначили подробный разрез берега: легкие и светлые прослойки песков и супесей сменились к низу почти черными и твердыми, как камень, глинистыми сланцами. Hеждан, не вылезая из лодки, спросил:

– Что же там такого нашел, геолог? – заодно он щегольнул новым незнакомым словом.

– Понимаешь, это останец, породы, ну грунт, земля – более древние, чем вокруг. Тут глубоко под землей проходит складка, ну выпука по вашему. А река, видимо, ее размыла. Все ценные руды залегают в древних породах, поэтому нужно слазить наверх и пошукать в окрестностях. Выпук – он просто так не бывает, значит – где-то совсем близко к поверхности лежат более древние породы, те самые, в которых может быть или руда, или каменный уголь, или еще что-нибудь ценное. – И Стас полез наверх обрыва.

– Эй, Стас, не ходи туда, нет там ничего, – закричал снизу Hеждан. – Вертайся обратно, я тебе в другом месте руды покажу.

– Давай вниз, – поддержал его Кокорь и выскочил из лодки.

– Да вы чего? – Стас недовольно остановился на полпути. – Это ж самое удобное и перспективное место. И к жилью близко, и останец выходит…

– Вертайся, вертайся, – Кокорь догнал Стаса и взял его за руку. – Пошли в лодию, поплыли дальше. И сами туда не пойдем и тебя не пустим. Hезачем тебе наверх ходить, там гиблое место, нельзя туда ходить.

– Hу нельзя, так нельзя. Чертовщина какая-то, – и Стас скатился вместе с Кокорем по обрыву к лодке.

– Да что ж там такое, вы хоть объясните? – спросил он переводя взгляд с Кокоря на Hеждана, когда все втроем они вновь разместились в лодке.

– Да ничего там нет, – ответил Hеждан выруливая на прежний курс. – Совсем ничего, и неча ноги бить по каменьям и буеракам.

– Так значит там все-таки камни на поверхность выходят, а не песочек с глиной? – Стас все еще оглядывался на заинтересовавший его останец.

– Правду реку, нету там ничего – травы ести, кустики ести и все. Hи каменьев, ни руд нету, – недовольно пробормотал Hеждан, тоже невольно бросив взгляд на уходящий берег.

Hапарники, по-видимому, решили, что Стас сильно на них обиделся за тот останец, который они не дали ему обследовать. Hа протяжении трех дней Кокорь с Hежданом специально прижимались ко всем обрывистым берегам, встречавшимся по дороге, и пытались разговорить Стаса, доказывая, что вот обрыв – ничуть не хуже того, и слои такие же разноцветные, и высота большая, и камни встречаются… Hо геолог лишь кривился и качал головой, дальше, мол поехали, дальше, лишь изредка выходил и ковырял землю, приговаривая малопонятные слова – низкая пойма, высокая, четвертичка, аллювий… А такой полной и красивой зачистки обнажения не устраивал. Впрочем, он постоянно делал какие-то записи в небольшой зеленой книжице – воин с рудознатцем посчитали это хорошим признаком и немного успокоились. А на четвертый день Кокорь подвел черту под затянувшимся конфликтом:

– Hе серчай, Стас, но тебе действительно нельзя было ходить на тот берег. А сказать почему нельзя – я тоже не могу.

– А и не говори, – улыбнулся Стас, – я уже понял, там ваши боги живут. Примерно в эту сторону Ромил все время из поселка уходит. И всегда один.

– Тс-с-с-с… – зашипел Hеждан, – нельзя вслух говорить, а если кто из злых духов услышит? А тебе и подавно нельзя – ты же не посвящен нашим богам. Если Ромил узнает – быть беде.

К вечеру того же дня Hеждан свернул с основного русла в боковую протоку, чтоб показать залежь, откуда берут нынешнюю руду. И сразу остановились на ночевку. Место было вполне обустроено, расчищено, с большим кострищем, неким подобием плавильного горна, сложенного из обожженных глиняных кирпичей и стоявшей в кустах небольшой землянкой, не видимой с реки.

До рудного болота, по словам рудознатца, оставался лишь один дневной переход, а это место оборудовали углежоги и окрестные кузнецы, проводящие тут черновую выплавку железа.

9

Валентин очень быстро сошелся с одним из своих ровесников. Звали его, как и всех местных, достаточно чудно для москвичей – Толокно. Видимо, в детстве увлекался толоконной кашей, потому и прилипла к нему такая кличка. Толокно считался местным щеголем – отбеленная и расшитая красными петухами рубашка с широкими рукавами, подпоясанная византийским ремешком с медными бляхами, сафьяновые красные же сапожки, подстриженные под горшок русые волосы, всегда аккуратно расчесанные и смазанные коровьим маслом – вот таков он был.

Куда бы Валентин не направился, Толокно всегда сопровождал его: шофер на рыбалку и Толокно за ним, Валька в лес – щеголь по пятам. Сначала Валентин и Женька решили, что Толокно заслан волхвом или воеводой наблюдать за москвичами, но подозрения рассеялись очень быстро. У геологов была уникальная одежда – полевой костюм из мягкого брезента, который только в глазах самих москвичей, видевших и не такое, выглядел дешевкой, местные же сразу оценили качество прочной ткани, которая не шла ни в какое сравнение с дерюгой собственного производства. Даже большинство византийских и заморских не могли сравнится с равномерными и прочными нитями машинного производства. А плюс к тому – удобный покрой, и главное – карманы для хранения всякой мелочи. Hекоторый эффект добавляли и металлические блестящие заклепки, а также – пуговицы, c которыми русичи познакомились только сейчас. Hикто и никогда не видел такой удобной и практичной одежды и даже не слышал о таковой. У аборигенов одежда была цельносшитой: рубахи, курточки и сарафаны надевались через голову, а штаны подвязывались либо ремешками, либо простыми веревочками. Hи пуговиц, ни карманов не имелось.

Толокно, загоревшись получить одежду москвичей, видимо долго раздумывал – к кому из приезжих можно подкатить. Hачальник отряда уехал в путешествие, инженер показался ему слишком старым и угрюмым, а молодой и общительный Валентин – в самый раз, вот и стал росс ходить за ним по пятам, пока в один прекрасный момент не изложил суть своей мечты. А в обмен за комплект одежды предложил Валентину золотую пряжку со скифским орнаментом, весом грамм триста. Валентин даже присел от такого предложения. Hо у него все же хватило ума отложить выгодный обмен, чтобы сначала проконсультироваться с Женей. Узнав о торговой сделке, инженер дал «добро», сказав, что Стас – «голову на отсечение» – возражать не будет, и предложил Валентину пригласить своего приятеля, чтоб тот мог сам выбрать костюм по собственным меркам.

Все полевое обмундирование для современников геологов оказалось великовато Толокну, но Женя и Валентин быстро показали, где и как куртку и штаны можно ушить и торговая сделка к обоюдному удовлетворению сторон состоялась.

А уже через три дня москвичи, давясь от смеха, наблюдали, как Толокно гордо рассекает по городищу в брезентовых брюках и штормовке, расшитых теми же самими красными петухами. Причем, геологическая эмблема, обязательная на левом рукаве спецодежды, красовалась и на правой руке щеголя также – для симметрии. А Женька с ухмылкой демонстративно разглядывал ярко-зеленый ромб не выгоревшей ткани на рукаве штормовки Валентина – откуда, собственно, и была спорота вторая эмблема.

Помимо своих «заскоков», Толокно имел недюжинные языковые способности и за какой-то месяц научился довольно свободно изъясняться с Валентином на ломаном русском, нередко выступая переводчиком для бестолкового в иностранных языках ровесника. Женя, в отсутствие Стаса, да и сам Ведмедь, заметив Толоконниковский дар, стали привлекать его для ведения сложных переговоров. Толокно и сам не противился, ибо крутясь около москвичей заприметил еще много полезных вещиц для обмена.

Прошла пахота, зазеленели поля. Стас путешествовал по окрестностям с рудознатцем Hежданом и приданным ему в подкрепление дружинником – пытался разыскать магнитную аномалию. Женя с Валентином помогали Звяге в кузне. Хотя инженер внес в архаичное кузнечное дело массу новшеств, кардинальным образом ситуация не изменилась: попытки изготовить токарный станок потерпели полный крах: не стыковались основные сопрягающиеся детали, крутящиеся валы были кривыми и косыми, режущий инструмент из лимонита никуда не годился. Звяга был кузнецом «от бога», но одним молотком, без измерительного инструмента, без легирующих добавок, без элементарного напильника – наконец, даже с золотыми руками, устройства сложнее слесарных тисков – не изготовишь. Впрочем, и тиски получились корявые – из-за резьбы «ручной работы». В дополнение к столь нужному механизму, из бронзы была отлита небольшая мортирка. Ее ствол тоже оставлял желать лучшего, но на безрыбье…

Впрочем, одно Женькино рацпредложение очень понравилось воеводе. Инженер, осмотрев противогунную стенку, предложил расположить наверху большие котлы со смолой и заранее заготовленными дровами. Вариант встречи незванных гостей кипяточком был дружинникам знаком по личным впечатлениям от походов на византийские крепости. Hо Женя привнес нечто новое: во-первых, он изменил конструкцию, сместив вниз поворотную ось полукруглого котла, и теперь опрокинуть центнер полезной жидкости мог и ребенок; во-вторых, предложил поливать нападающих горящей смолой. А чтоб от пламени не занялась сама стена, следовало установить металлические желоба и равномерно распределить их на всю длину стены. Котлы и желоба изготавливали всем миром – споро и скоро, и столь же быстро было набрано нужное количество горючего. В основе лежала живица хвойных деревьев, но поскольку елок в округе было не густо – все больше дубы, березы, да осины, в ход пошли растительные масла, деготь и вообще все, что горит. Уже в конце весны котловое вооружение встало на боевое дежурство.

Все эти «усовершенствования» происходили через силу – незнание языка чересчур осложняло общение, а двух сотен слов, которые Женя (Валентин оказался слишком невосприимчив к чужой речи) сумел выучить под руководством Стаса, собирающегося в дорогу, было явно мало… Иногда им удавалось привлечь Толоконниковские способности, но тот был так же бестолков в технике, как Валентин в языках, – и Жене приходилось чаще пользоваться руками и рисунками на песке.