Текст книги "«Свет и Тени» французских маршалов времен эпопеи неуемного «генерала Бонапарта» (Тулон, 1793 – Ватерлоо, 1815): от Бернадота до Мармона"

А потом для Бернадотта настало время «платить по счетам».

Дело в том, что русский царь был очень недоволен пассивностью шведской армии в самый ответственный для России момент: он ожидал от шведского крон-принца диверсий в тылу французской армии, а их не последовало. Бернадотт вовсе не намеревался «спуститься с того самого забора, на котором сидел с тех пор, как начал бриться». Российский посол в Стокгольме Сухтелен высказал все претензии своего государя к Бернадотту, то пытался юлить, изворачиваться. Потом вспомнив, что «лучшая оборона – это нападение», сам перешел в «контратаку» со всякими не вполне обоснованными обвинениями в адрес России вплоть до того, что экс-маршал позволил себе очень запальчивое высказывание в том плане, что не для того он сбросил с себя иго французского императора, чтобы тут же одеть ярмо… другого!

Не обошлось и без трений с Англией по поводу Норвегии, которую шведский крон-принц так стремился присоединить к своей новой родине, а «нацию лавочников» по большому счету это не устраивало. В конце концов, обе стороны «понудили» друг друга к более или менее компромиссному решению: властные британцы помогут шведам с приобретением Норвегии, а упрямый шведский крон-принц из Беарна вынужден был все-таки выставить в северной Германии 30 тыс. солдат против французского императора.

Вот и пришлось Бернадотту, прихватив с собой друга детства Ж. Р. Гре, весной 1813 г. отбыть из Швеции к штральзундскому берегу. Провожая его в порту, министр юстиции Энгестрём всячески упрашивал Его Высочество Карла-Юхана не гробить понапрасну немногочисленные шведские войска (три пехотные дивизии и одна кавдивизия), поскольку эта война не популярна в шведском народе и до того как Карл XIII не отдаст богу душу, а Карл-Юхан не станет Карлом ХIV, не стоит гневить простой люд непонятными ему смертями соплеменников за морем на чужбине за вовсе не шведские интересы. Впрочем, экс-маршал и сам не собирался «всамделишно» воевать в Восточной Европе против пошедшего ва-банк «корсиканского чудовища» (так давно уже окрестили в монархической Европе генерала Бонапарта), клавшего теперь солдат направо и налево десятками тысяч в каждом очередном сражении (Лютцен и Баутцен), в том числе, и свою до того столь оберегаемую, Старую гвардию, вернее, то, что от нее осталось после катастрофы в России в 1812 г. Так что зря шведы страшились больших потерь: их не было совсем. Экс-маршал принял «соломоново решение»: он будет воевать со своими соплеменниками силами своих недавно обретенных подданных по-св`оему – исключительно по схеме «шаг вперед – два назад»! Тем более, что после того как русские и пруссаки дважды крупно проиграли генералу Бонапарту под Лютценом и Баутценом и заключили с ним перемирие не посоветовавшись с Бернадоттом, то он всерьез задумался о новом Тильзите. Получалось, что крупные игроки вот-вот пренебрегут интересами маленькой Швеции и «аннексия» Норвегии к ней не состоится. В Стокгольме и экспедиционном корпусе шведов заговорили о предательстве, но делать поспешные шаги в отношении союзников Карл-Юхан дальновидно делать не стал. Он и раньше-то всегда в отношении союзников «держал ушки топориком», а теперь и вовсе принялся «выжидать, сидя на заборе», на котором – повторимся – он так удобно устроился с тех пор, как начал бриться.

…Кстати сказать, Наполеон был разгневан неблаговидным поведением (или даже, предательством!?) бывшего подчиненного и стремился с ним поквитаться. Хотя маршалы Мармон и Сен-Сир, хорошо знавшие возможности Бернадотта, поскольку не единожды сражались с ним по соседству, предупреждали Бонапарта, что с Бернадоттом следует считаться всем без исключения. Но французский император в запале перестал учитывать, что Бернадотт был совсем не последним среди маршалов Франции. Другое дело, что и в 1813 г. он действовал в своей традиционной манере: никогда не спешил ввязываться в бой, а все маневрировал, маневрировал и маневрировал. Заставить его вступить в сражение было крайне сложно, потому что он всегда находил массу весомых отговорок. Тем более, что проливать кровь своих «новоподданных» ему было явно не с руки…

Если раньше Бернадотт напрягал своей сугубо «выжидательной» тактикой Бонапарта и своих «коллег по ремеслу», то теперь его «сидение на заборе», медлительность и нерешительность, ожидание личных выгод стали сильно раздражать союзных ему европейских (между прочим, наследственных!) монархов. Правда, в преддверии судьбоносной Лейпцигской битвы ему все же довелось (или, пришлось?) дважды опрокинуть наполеоновских маршалов: сначала – под Гросс-Беерном (южнее Берлина) корпус Удино, а потом и под Денневицем войска Нея. В результате после Денневица монархи-союзники, чтобы «подстегнуть» кронпринца Швеции действовать быстрее и решительнее жалуют его высшими орденами своих стран: Александр I – ор. Св. Георгия, причем, его самого престижного 1-го класса (наградой полководческого уровня!), Франц II – орден Марии Терезии и Фридрих-Вильгельм III – Железный крест.

Казалось, эти две победы стали его наглядным «ответом» на все нападки его многочисленных злопыхателей среди маршалов Франции. Правда, в обоих случаях его шведы особо на рожон не лезли, а проливали кровь (против Удино) пруссаки Д. Г. Бюлова и русские графа М. С. Воронцова (против Нея). Пруссаки и русские потом долго негодовали на намеренную медлительность шведского крон-принца и сдержанность по отношению к противнику и особое не желание пускать в бой своих шведов. Бюлов даже порывался покинуть ряды Северной армии, которой руководил Бернадотт и уйти к Блюхеру в Силезскую армию, но экс-маршал очень вовремя применил контрманевр: нажаловался на Бюлова его королю. Союзники были правы по поводу не желания Карла-Юхана серьезно воевать: пруссаки под Денневицем лишились 10 тыс. чел., тогда как шведы всего лишь 12 раненными. В основном у них сражалась издалека их артиллерия. Против Нея, с которым у него в целом были хорошие отношения, Бернадотт и вовсе не стремился нападать и даже придержал атаку шведской кавалерии, не допустив тем самым полного разгрома своего бывшего «коллеги по ремеслу» (или даже армейского товарища?). Все это не могло не раздражать союзников Карла-Юхана.

А тот по-прежнему старался всячески решить вопрос о Норвегии в свою пользу. Такое намеренное концентрирование исключительно на своих территориальных претензиях к своему скандинавскому соседу понуждало Александра I, Фридриха Вильгельма III и примкнувшего к ним после перемирия австрийского императора Франца, заставить крон-принца шведов активно воевать против французов. На все их потуги он истерично восклицал: «Если я проиграю, никто в Европе не даст мне и шести франков!!!» Более того, после нелепой смерти прибывшего из Америки по приглашению российского императора генерала Моро под Дрезденом, Бернадотт именно себя считал одним единственным пртендентом на пост главного правителя Франции. Причем, он настолько уверовал в это свое предназначение, что нисколько не скрывал этих своих мыслей от посторонних. Именно поэтому он соврешенно не приветствовал вступления союзников на территорию Франции, предлагая всего лишь «отделить Наполеона от французов».

А потом случилась историческая «битва народов» под Лейпцигом, по сути дела положившая конец наполеоновской империи. Примечательно, что и тогда Бернадотт был верен своей неизменной тактике: поменьше усердия, по больше – осторожности! Все уговоры и увещевания – бесполезны! Он проявляет чудеса изобретательности, чтобы не слишком утруждать себя участием в боевых действиях.

Северная армия Бернадотта прибыла лишь к предпоследнему дню сражения и то лишь после того как британский представитель при союзниках генерал Чарльз Стюарт резко напомнил ему о секретных английских субсидиях «напрямую» в его карман и… его расписках о полученных суммах. Рассказывали, что за такую «неспешную» манеру вступления в сражение его критиковали даже шведские генералы. Только под резким нажимом исключительно агрессивного «цепного пса» – прусского фельдмаршала Блюхера, командовавшего соседней Силезской армией союзников, Северная армия медленно «потопала» вперед – в бой. Причем, шведы, скорее демонстрировали порядок и дисциплину, чем боевой пыл, потеряв в результате всего лишь несколько сот человек, тогда как все остальные союзники десятки тысяч солдат

А затем случился «печальнознаменитый» для Наполеона переход во время сражения из его стана саксонских частей на сторону союзников. Вот тут-то Карл-Юхан показал себя во всей красе: в великолепном парадном мундире на роскошном скакуне он выехал на передовую и «под аплодисменты» привел изменников в свой лагерь. Рассказывали, что весь этот демарш был очень умело срежиссирован представителями командования Северной армии, поскольку две саксонские батареи, перешедшие к союзникам, в битве при Ваграме сражались против австрийцев под началом маршала Бернадотта.

Лейпциг, в который он, кстати, вошел первым из союзных руководителей «… верхом на белом коне, одетый в шубу из лилового бархата, отделанную золотыми петлицами, с шляпой на голове, украшенной белыми перьями и громадным развевающимся султаном шведских цветов, с жезлом с руках, обтянутым лиловым бархатом, с золотой короной на обоих концах» стал наивысшей точкой взлета Карла-Юхана как политика и как полководца европейского уровня. После чего начнется его закат или переход на уровень правителя страной «провинциального масштаба». Без него союзники уже могли обойтись.

К тому же, наследный принц Швеции уже изрядно всем надоел своими «нудными завываниями» о Норвегии. Неспроста, умевшая считать деньги, «нация лавочников» после лейпцигской победы над Наполеоном заметно сократила ежемесячные субсидии Швеции – с 150 тыс. до 100 тыс. фунтов стерлингов.

Смертельно раненный в Лейпцигском сражении французский генерал Антуан Дельма в госпитале, где его увидел Бернадотт, открыто бросил в лицо своему бывшему «коллеге по ремеслу» обвинение в предательстве и послал его на весьма доходчивом армейском сленге «куда по-дальше». Рассказывали, что бывший французский маршал впал в шок после такого «реприманда неожиданного» со стороны соплеменника. Он наглядно понял, что французы вовсе не жаждут видеть его на месте… генерала Бонапарта во главе Франции!

Более того, Россия, Австрия и Пруссия постарались не допустить более Швеции к решению участи постнаполеоновской Франции. Слишком мизерен (потери шведов на той войне оценивали в 180 чел. – тогда как у вышеуказанных государств – десятками тысяч бойцов!) оказался вклад шведских войск в победу над Наполеоном в кровавой Саксонской кампании 1813 г. Хитрость, уклончивость и намеренная медлительность крон-принца Швеции была наказана.

Карл-Юхан вовсе не рвался воевать на территории своей родины. Он выступал за сохранение Франции в ее «естественных границах 1792 г.». С середины октября 1813 г. и по февраль 1814 г. его Северная армия практически против наполеоновских войск уже не сражалась. После инцидента с Дельма Бернадотт воевать против своих соотечественников не хотел ни при каких обстоятельствах.

Он очень умело топтался на месте, «маневрируя» в пользу того, чтобы понудить Данию уступить ему столь лакомую для Швеции Норвегию. Он просто наплевал на союзников и энергично решал «свой норвежский вопрос» пока у него под началом еще были русские (Винцингероде с Воронцовым) и пруссаки (Бюлов). Не вдаваясь во все нюансы хитросплетений военных действий (бои с датчанами) и дипломатических маневров (секретные сношения с Даву в Гамбурге) Карла-Юхана, скажем лишь, что ему удалось не без помощи русского царя (у которого возникли свои «тёрки» со слишком «себе на уме» австрийцами) понудить датского короля Фредерика VI 14—15 января 1814 г. подписать Кильский мирный договор, по которому Дания, с 1380 г. владевшая Норвегией, была вынуждена уступить ее Швеции. Карл-Юхан добился своего, причем, малой кровью своих подданных, поскольку и на этой войне в основном использовал русских с пруссаками и… британские деньги.

Впрочем, это очень мутная история, поскольку ходили упорные слухи, что хорошо знакомого ему английского эмиссара Торнтона через которого шло финансирование шведов, шведский крон-принц просто «купил» и тот до поры до времени «закрывал глаза» на какую войну идут деньги «Туманного Альбиона». («Быть у воды и не дать другим напиться – это хуже чем преступление, это – ошибка, порой, роковая!» – эту аксиому сын беарнского стряпчего знал хорошо и всегда ей следовал.)

Заветная мечта Карла-Юхана свершилась, после приобретения Норвегии его популярность на новой родине подскочила до небес (бескровная «аннексия» всегда нравится живущему одним днем простонародью, т.е. быдлу!)

И вот теперь он вознамерился замахнуться на трон Франции, который вот-вот должен был освободиться из-под «корсиканского выскочки». Но своими «мутными телодвижениями», приведшими к «приобретению» им Норвегии у Дании, Бернадотт слишком «насолил» австрийцам (Меттерних) и англичанам (Кастлри) и они решили убрать его с политической авансцены Еропы той поры. В общем, победа над Данией обошлась наследному принцу Швеции не просто дорого, а очень дорого. Хофбург (Вена) и Сент-Джеймский дворец (Лондон) вовсе не собирались допустить экс-наполеоновского маршала Бернадотта до решения судеб Франции после окончательной победы над «корсиканским чудовищем». Но поскольку вокруг все было очень зыбко и не стабильно (у русского царя с самой сильной среди союзников армией было на этот счет свое мнение), то амбициозный беарнец Карл-Юхан попытался и здесь «поймать „золотую рыбку“ в мутной воде».

Но у него ничего не получилось…

Дело в том, что крайне лукавый русской самодержец, как всегда, играл в свою игру, используя излишне амбициозного Карла Юхана, как средство давления на англичан и австрийцев. Он прекрасно знал, что экс-маршал мало популярен у себя на родине и для успеха царской политики в Европе его как можно дольше следует оставлять в неведении относительно взглядов французов на своего соплеменника, ухитрившегося стать наследным принцем Швеции. Бернадотт мечтал занять во Франции трон Бонапарта, и конечно, расстался бы со Швецией. В связи с этим, русскому царю, безусловно, следовало играть на амбициозности беарнца из Наварры.

Не вникая во все «тихие омуты» той ситуации, что складывалась вокруг шведского крон-принца (его секретные контакты и с рвавшим и метавшим напоследок Бонапартом, и с Бурбонами, «сиротливо сидевшими в самом дальнем обозе союзников») и его претензий на французский трон, скажем лишь, что «сильным мира сего» в первую очередь, Британии, в лице Кастлри, беарнский адвокат-недоучка на престоле Франции был не нужен. Капитал доверия к нему среди союзников иссяк окончательно и бесповоротно. Спорить с Британией – владычицей морей – тогда было невыгодно никому. Вот и Бернадотт во время понял, что его карта будет тут же бита и может всплыть, что он находится на секретном содержании у «нации лавочников», а потому предпочел выждать. К тому же, Норвегию еще предстояло «проглотить», а в силах коварного Альбиона было сделать так, что этот лакомый для Швеции «кусок европейского пирога» мог стать «комом в горле» (или «поперек горла», впрочем – это «кому как нравиться, тот тем и… давится!?»).

А потом Бернадотту пришло сообщение о падении Парижа и отречении Наполеона от престола. И только после этого Бернадотт проявил невиданную прыть. «Бесхозная» корона Франции неудержимо манила к себе Его Королевское Высочество (Величеством он еще не стал!). Он попытался было собрать побежденные французские части, поставить их под белые знамена Бурбонов и вместе со своими шведами (Бюлова и Воронцова с Винцингероде у него уже отобрали) двинуть их на Париж. Но лавинообразные события во Франции опережали всех, в том числе, и его, и все его поспешные «трепыхания» были уже бесполезны. Запоздалая попытка найти себе достойное место на родине погасла, не успев разгореться.

Родина не простила ему его «побега» в Швецию ради тамошнего престола. Французское общество, по крайней мере, парижане, восприняло претензии наследного принца Швеции на освободившийся престол Франции с нескрываемой враждебностью. Под окнами дома (в котором под охраной русских казаков, выделенных ему его венценосным протеже Александром I остановился крон-принц шведский), были слышны крики: «Прочь, изменник! Прочь, вероломный!»

Слишком дорого стоило ему и приобретение Норвегии. Главные победители генерала Бонапарта (Англия, Пруссия и Австрия) его уже просто игнорировали. Тогда как могущественный, влиятельный и отнюдь «непрозрачный» (так звали лукавого русского царя, отменно знавшие его характер царские приближенные!) российский император, верховодивший весной 1814 г. процессом назначения в Париже нового короля Франции, как всегда играл в свою игру. Обосновавшись в Париже во дворце Талейрана (наимудрейший «хромоногий черт в сутане знал что делал!) на улице Сен-Флорантен, политеса ради Александр I поинтересовался у всезнающего хозяина дома относительно перспектив установления во Франции конституционной монархии во главе с бывшим маршалом Бернадоттом, а на тот момент шведским крон-принцем Карлом-Юханом. В ответ царь Всея Руси услышал абсолютно отрезвляющие слова. «Бернадот, – не задумываясь, отрезал Талейран, – не может быть ничем иным, как только новой фазой революции, – и с презрением добавил: – Сир, к чему же выбирать солдата, когда вы только что низвергли величайшего из всех солдат?» И как бы это не раздражало адвоката-недоучку, но Талейран был прав, тем более, что «фальшивый как морская пена» Александр тогда многозначительно промолчал…

В Париже крон-принц шведский встречался и с Неем, и с Мармоном, и с Ожером, но скорее не по их инициативе, а по воле случая. Все-таки, для всех его «коллег по ремеслу» («братьев по оружию» у него среди генералитета почти не было, а в маршалате на тот момент и подавно!) он так и остался «предателем». Повидавшись с супругой, сыном Оскаром, золовкой Жюли Бонапарт, экс-императрицей Жозефиной и новым французским королем Людовиком XVIII, он, несколько озадаченный столь «теплым приемом» соотечественников, предпочел отбыть на свою новую отчизну. Возможно, это решение ему помогла принять жена маршала Лефевра – простая парижская портомоя, в глаза – по свойски – назвавшая его изменником.

Всего в Париже Бернадотт пробыл лишь 18 дней – с 12 по 30 апреля. Никогда более на «старой» родине он уже не был. Впрочем, она об этом никогда не сожалела.

И только французские солдаты мимо, которых он проходил, привествовали его возгласами: «Да здравствует генерал Бернадотт!» Им он и остался в истории Франции, поскольку потом в его жизни была Швеция, где он основал династию, правящую страной до сих пор…

Правда, эта часть биографии Жана-Поля-Батиста Бернадотта уже лежит на предалами моего эссе о нем. Очень многое я предпочту оставить «за кадром», ограничусь лишь тем, что во внутренней политике Карл XIV Юхан проводил реформы для развития образования, сельского хозяйства, укрепления финансов, а так же отдельными весьма любопытными «деталями» из дошедших до нас сведений о некоторых занятных сторонах быта, поведения, привычках и манерах бывшего маршала Франции, амбициозного соперника и одновременно свояка генерала Бонапарта.

Так Карл XIV Юхан раз в неделю в комнате перед спальней в порядке живой очереди, без всякой предварительной записи и проверки людей, принимал посетителей. Если беседа с просителем заканчивалась удачно, король дарил ему медаль со своим изображением. Поскольку король не выносил грязи, запаха табака и спирта, то всегда опрыскивал одеколоном не только себя, но и посетителя из бутылки, которая всегда была у него под рукой.

Так же раз в неделю проходило заседание правительства. Поскольку король зачастую на него опаздывал, то чтобы министры в ожидании не оголодали, для них в зале заседания накрывали стол с холодными закусками и графинами с разнообразными винами. Любой мог «поправить здоровье» в ожидании Е. К. В., но не настолько чтобы не быть в состоянии адекватно докладывать королю и реагировать на его вопросы. Если доклад заканчивался удачно, то король обычно рассказывал какой-то познавательный (полуанедотический) случай из его богатой биографии, если – нет, то над головой провинившегося начинали «летать громы и молнии». Его назвали «постельным монархом», так как Бернадот любил поспать и очень часто отдавал приказы, не вылезая из кровати.

Очень популярны были у Карла XIV Юхана интимные «камерные перекусоны» в его королевских апартаментах в «узком кругу ограниченных лиц». Начинались они не ранее 20.00. Причем, всегда накрывался на четыре персоны – максимум на пять – в той же комнате перед спальней короля, в которой он принимал просителей. Королю подавались особые кушания, как только он съедал одно из них, то перед ним ставилось другое. Кроме дежурных 12 блюд, повару приказывалось держать наготове еще штук 6 других, если король «забракует» еду и попросит ее заменить новым блюдом. Среди вин на столе всегда были мадера, портвейн, шерри и только для гостей – водка. Могло подаваться шампанское двух видов и разнообразные вина, коньяки и ликеры, но только по приказу короля. Из шведской национальной кухни он употреблял только бульоны и печеные яблоки. В основном он питался омлетами, цыплятами, телятиной, рыбой, зеленью и белыми грибами, при этом шведы тогда не ели грибы вовсе. Король употреблял белый французский хлеб и к каждому блюду отламывал кусок от длинного багета. При индивидуальном потреблении пищи перед Карлом Юханом всегда ставили варёное яйцо в подставке – на случай, если заказанные блюда оказывались для него несъедобными. Именно после «перекусона» король принимал министра… полиции, причем, «за закрытыми дверьми».

…Между прочим, последний «камерный перекусон» случился 21 января 1844 г., т.е. за полтора месяца до смерти короля. В меню значились лобстер, куриная колбаса, телячьи котлеты, фрикандо из телятины, солёная отварная треска, зелень, яйца в смятку с трюфелями, зеленый горошек в масле с яйцом, телячьи отбивные, десерт из яблок под соусом, пирожные и печеные яблоки, красное и белое вино Жюрансон из По, кофе «мокка», в заключении – коньяк, ликер, фрукты и конфеты…

Единственно доподлинный роман у короля – всегда пользовавшегося повышенным вниманием со стороны слабо-сметливого пола (вспомним, что в молодости его прозвали «сержантом с красивыми ногами») и, к тому же, его жена Дезире очень долго проживала отдельно от него в Париаже – был с прекрасной баронессой Марианной Коскюлль (1785—1841) – фрейлиной двора короля Карла XIII и супругой генерал-адъютанта и министра в правительстве короля Карла XIV Юхана.

О финансах короля ходили самые разные слухи. Он не был ни бочагом, ни бедняком. Его расходы всегда превышали доходы и это при том, что расточительным он не был никогда, а просто – щедрым. Так он любил при поездках по стране в каждом городе оставлять по 100 и более риксталеров в так называемых кассах для бедных. Если случались неурожаи и эпидемии, то он обязательно посылал туда свои личные средства. Если он узнавал, что кто-то нуждается, то всегда направлял ему деньги, например, погорельцам или молодоженам – на хозяйство. Много рассказывали о его меценатстве и покровительстве ученым, писателям, актерам (драматическим и оперным певцам), скульпторам и архитекторам, университетам и библиотекам (у него была очень солидная библиотека – от Корнеля, которого он любил цитировать наизусть, до Вальтер Скотта). И это при том, что свой парижский дом Бернадотт долго продать не мог, так как в нем, пока он осваивался в Швеции на посту крон-принца, а потом и короля, жила его супруга Дезире. Имение Лягранж перешло к брату Дезире. Доходы от княжества Понто-Корво шли его брату Жану-Евангелисту и его потомкам. Ренты с владений и земельных участков в Швеции и Норвегии королю не хватало. В результате после его смерти, его сыну Оскару, после рассчета со всеми долгами отца-короля досталось примерно чуть более 1 млн. риксталеров.

…Между прочим, именно Бернадотт стал создателем знаменитого впоследствии у шведов стокгольмского парка Юргорден: в 1817 г. он купил участок земли, ставший со временем доступным для всех ухоженным парком отдыха с нетронутым куском сельской природы. Интересно и то, что для отдыха монарха от придворной жизни архитектором Фредриком Бломом в центре Стокгольма был построен дворец Русендаль – уникальный образец европейского ампира, известного в Швеции как «стиль Карла Юхана»…

Мистиком Бернадотт не был, но рассказывали, что в мае 1821 г. он неожиданно произнес фразу: «Я чувствую по себе, что Наполеон умер». И действительно, чуть позже в Швецию пришло сообщение о смерти на о. Св. Елены Бонапарта 5 мая того года. На что его бывший маршал ответил: «Это был самый великий полководец со времен Юлия Цезаря!»

Рассказывали, что незадолго до смерти, узнав, что останки его непримиримого визави и… свояка Бонапарта, наконец, будут погребены в Париже, он вроде бы горестно воскликнул что-то типа: «Когда-то я был маршалом Франции, теперь… всего лишь король Швеции».

Бернадотт не обладал крепким здоровьем (вспомним, что у него часто открывалось кровохарканье) и в последние годы жизни часто простужался, у него была плохая циркуляция крови в ногах и сильное слюноотделение. Последний военный парад бывший маршал Франции принял в 80 лет на коне.

26 января 1844 г. с 81-летним Бернадоттом случился инсульт, после кровопускания сознание частично к нему вернулось, но через три дня состояние его ухудшилось, затем снова ухудшилось и 5 марта он уже не приходил в сознание, 8 марта он в последний раз тихо позвал сына и в 15.30 знаменитый наполеоновский маршал, кавалер орденов девяти разных стран (в том числе, Высший офицер – 1804 и Кавалер Большого Креста ордена Почётного легиона – 02.02.1805) и трех самых престижных российских, полученных им от расщердившегося Александра I!), ставший волею судьбы во второй половине своей богатой на крутые повороты судьбы королем Швеции Карлом XIV Юханом, ушел в свой Последний Солдатский Переход – в Бессмертие.

…Между прочим, вот уже полтора века в исторической литературе определенного толка в ходу исторический анекдот о том, что якобы шведский монарх Карл XIV Юхан Бернадотт всячески избегал людских глаз, когда купался. Даже слуги ни разу не видели его обнаженным. И только когда он скончался, все узнали о причине такого поведения: на груди у короля удрученные подданные обнаружили, большую зловещую наколку, сделанную им в годы революционной молодости – «Смерть королям и тиранам!» В то же время, на самом деле никто эту татуировку на теле Бернадотта не видел. Поводом для разговоров о ее наличии могла послужить постановка в парижском театре «Пале-Рояль» двухактного водевиля «Le camarade de lit», в котором главными действующими лицами выступали бывшие революционные генералы. По ходу действия герой водевиля показывал старому «брату по оружию» татуировку на теле: «Свобода или смерть!». Впрочем, есть и иные трактовки «татуировки» на теле Бернадотта (в том числе, и на руке?), что, в частности, могло быть вытатуировано и… «Vive la République», т.е. «Да здравствует республика». В общем, «пища» для размышлений есть и, всяк желающий, вправе порассуждать на эту тему…

Правивший Швецией в качестве регента до вступления на престол 18 февраля 1818 г., Жан-Поль-Батист-Карл-XIV-Юхан пережил многих из своих коллег-маршалов и надел на свою голову одну из самых старых европейских корон. Ни у одного из революционных генералов и наполеоновских маршалов не было карьеры столь благополучной, как у Бернадотта. Судьба многих была, конечно, блестяща, но до конца безмятежно, без всяких помех воспользовался добытым положением только наш беарнский выжидала.

Бывший республиканец и революционный генерал Бернадотт стал королем Швеции Карлом XIV Юханом и сделал все от него зависящее для восстановления престижа страны и мирного сосуществования. Он компенсировал потерю Швеции в 1809 г. после войны с Россией Финляндии, приобретя взамен Норвегию. Он стабилизировал внутреннее и внешнее положение Швеции и заставил Европу с нею считаться. Он успешно решил на Венском конгрессе стоявшие перед страной задачи и обеспечил поступление в казну серьезных сумм денег. Его внешняя политика была направлена на поддержание хороших отношений с Великобританией и Россией.

Шведам этот «нечистокровный» шведский король оставил свое самое главное наследие – политику нейтралитета, им сформулированную так «нейтралитет в мирное и неучастие в альянсах в военное время». Эта политика дожила до наших дней и в конечном итоге стала краеугольным камнем благосостояния Швеции, т.е. он сделал то, что не удавалось другим популярным шведским королям-викингам…

Недаром его популярность среди шведов была очень высока. Его любили, хвалили, им гордились!

…Между прочим, у шведов было принято, чтобы после смерти монарха и его похорон по улицам столицы разъезжал казначей и разбрасывал мелкие серебряные монеты. Так вот после похорон Карла XIV Юхана это случилось в последний раз в истории Швеции. Больше такого уже никогда не было, даже при похоронах его невероятно популярного внука Карла XV…

По сложившейся двухвековой традиции, личность Бернадотта порядком недооценивалась. В первую очередь в нем видели записного беарнца: горлопана, задавалу и примитивного вояку. Вместе с тем его причудливый характер был весьма неоднозначен, или как о нем выразился его главный недоброжелатель и одновременно… благодетель (или, наоборот?) Наполеон Бонапарт: «… им владели личные соображения, глупое тщеславие, всевозможные низкие страсти». Большинство коллег по кровавому ремеслу его недолюбливали, порой, открыто: в основном за его весьма специфическую особенность – ожидать развязки событий как бы «сидя на заборе»! Среди маршалата это считалось моветоном! Во многом, поэтому в армейской среде гуляло мнение о сомнительности военного дарования наваррского петуха. В действительности Бернадотт был cколь умным, столь и волевом и одаренным человеком. Он не был откровенным лгуном и до конца вероломным. Просто умел подстраивать свой неординарный характер под изменяющиеся обстоятельства или под натуру того человека, с которым ему на данный момент приходилось иметь дело. Так он управлял своей судьбой. К тому же он обладал особым даром: счастливо оправдывать свои порой малопонятные поступки, а вернее «топтание на месте». Бернадотт прекрасно схватывал положение, понимал, где нужно ждать и где следует торопиться, вносил железное самообладание во все то, что он предпринимал и добился, в конце концов, своего. Так французский сержант стал шведским королем. Недаром, уже на острове Святой Елены Наполеон так резюмировал отношение к бывшему соратнику: «Я могу его обвинить в неблагодарности, но не в измене». Это сказал человек, который слишком поздно понял, что вовсе не обязательно, безусловно, доверять человеку только потому, что тому удалось жениться на близкой ему когда-то женщине – прелестной миниатюрной брюнеточке Дезире Клари…