Текст книги "Как выжить евреям"

«Математика в Гёттингене? Ее больше не существует»

ЭМИГРАЦИЯ ЕВРЕЙСКИХ УЧЕНЫХ ИЗ НАЦИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ ПРИВЕЛА К УТРАТЕ МИРОВОГО ЛИДЕРСТВА НЕМЕЦКОЙ НАУКИ

Перед приходом нацистов к власти в Германии насчитывалось 17 нобелевских лауреатов по физике, химии и медицине – столько же, сколько в Англии, Франции и Италии. В их числе – шесть евреев и один «полуеврей». Столь непропорциально высокое представительство первоклассных еврейских ученых было характерно для всех важнейших отраслей немецкой науки. Это приводило в ярость вождей национал-социалистов, и в своих партийных программах они обещали «уничтожить еврейское влияние в науке». Хотя в немецком научном сообществе эта навязчивая идея Гитлера и не получила значительной поддержки, придя к власти, нацисты тут же развернули подготовку к широкомасштабной «ариизации немецкой науки». 12 марта 1933 г. рейхсминистр полиции Курт Далюге получил список еврейских профессоров…

ПЕРВЫЙ ХИМИК ГЕРМАНИИ

День 14 апреля 1933 г. в берлинском Институте физической химии и электрохимии выдался тревожным: в кабинет директора Фрица Габера проследовал нацистский чиновник, в коридоре прохаживались два штурмовика, сотрудники волновались. Разговор в кабинете оказался тяжелым: чиновник, ссылаясь на закон о восстановлении профессионального чиновничества от 7 апреля, требовал уволить всех сотрудников «неарийского происхождения», но профессор Габер сделать это отказывался. Самому директору закон позволял остаться на своем посту как бывшему фронтовику, однако 30 апреля он направил министру науки Пруссии Бернгарду Русту прошение об отставке. «Мои убеждения требуют от меня, – писал Габер, – при подборе сотрудников научного учреждения принимать во внимание их деловые и человеческие качества, вне зависимости от расовой принадлежности… Вы должны понять, что гордость человека, всю жизнь служившего немецкой родине, вынуждает меня к просьбе об отставке». Этот благородный поступок директора института не спас еврейских коллег Габера от увольнения, но он их не предал.

Член Прусской академии наук, Фриц Габер (1868–1934) возглавлял институт со дня его основания в 1911 г. Осуществленный Габером в 1908 г. синтез жидкого аммиака и созданный им совместно с Карлом Бошем технологический процесс его производства дали мощный импульс промышленности азотных удобрений и других ценных продуктов. За эти выдающиеся достижения ученому в 1918 г. была присуждена Нобелевская премия по химии. А процесс Габера – Боша используется во всем мире уже более ста лет.

Старейший немецкий физик, президент Общества кайзера Вильгельма по развитию наук Макс Планк, пытаясь предотвратить отставку Габера, обратился к Гитлеру во время аудиенции 16 мая: «Я хочу замолвить слово в пользу моего еврейского коллеги Фрица Габера…» Фюрер решил не выглядеть перед великим ученым злобным антисемитом: «Я ничего не имею против евреев, но они все коммунисты и мои враги». Планк возразил: евреи бывают разные, «среди них есть старинные фамилии с высокой немецкой культурой. Мы наносим науке огромный ущерб, вынуждая выдающихся еврейских ученых эмигрировать». Гитлер раздраженно ответил: «Это неверно. Еврей есть еврей. Они всегда вместе, как репейники в кусте. Там, где появляется один еврей, сразу собираются другие всех видов». По слухам, фюрер даже заявил: «Если увольнение еврейских ученых будет означать уничтожение немецкой науки, то мы несколько лет обойдемся без науки». К концу аудиенции раздражение Гитлера перешло в бешенство, и Планк поспешил распрощаться. Профессор не знал, что накануне министр Руст позвонил Габеру и сообщил, что его отставка принята.

В октябре 1933 г. Габер эмигрировал в Англию. В 34-летнем возрасте он принял протестантство, но сохранил еврейское самосознание, дважды был женат на еврейках. Известный британский химик, будущий президент Израиля Хаим Вейцман предложил коллеге должность в Исследовательском институте в Реховоте, и Габер согласился. Но по пути в Палестину ученый скоропостижно скончался в Базеле от сердечного приступа.

29 января 1935 г., в годовщину смерти Фрица Габера, в Берлине под эгидой Макса Планка состоялось неофициальное траурное собрание. Рейхсминистр науки и образования Руст запретил государственным служащим посещать собрание, и коллеги Габера отсутствовали. Но все 500 мест в конференц-зале оказались занятыми: вместо себя коллеги прислали… своих жен. Двести мужчин (в том числе два нобелевских лауреата и офицер вермахта) и три сотни отважных женщин отдали долг памяти великому ученому. Нацисты не простили Максу Планку этой публичной акции против расизма. В следующем году его сместили с поста президента Общества кайзера Вильгельма и, тщательно изучив его родословную, обнаружили, что он на 1/16 еврей.

Институт физической химии и электрохимии, из которого было изгнано более двух третей научных сотрудников, фактически прекратил свое существование. В 1953 г. он получил название Институт им. Фрица Габера Общества им. Макса Планка.

ДИРЕКТОР, КОТОРОГО ЛЮБИЛИ

В годы Веймарской республики еврейские профессора Макс Борн, Джеймс Франк и Рихард Курант возглавляли три из четырех физических и математических институтов Гёттингенского университета, что давало пищу нацистской пропаганде. Талантливый физик и химик Джеймс Франк (1882–1964), вернувшись в 1917 г. с фронта после тяжелого отравления газом, возглавил отдел химии в Институте физической химии и электрохимии в Берлине. Его имя уже получило известность в науке: в 1913 г. Джеймс Франк и Густав Герц экспериментально установили, что атомы при бомбардировке их электронами поглощают и испускают энергию определенными порциями (квантами). Опыт Франка – Герца стал блестящим подтверждением теории строения атома, предложенной Нильсом Бором. В 1921 г. Франк принял приглашение Гёттингенского университета на пост директора Второго физического института и продолжил исследования атомных структур. В 1925 г. Франку и Герцу была присуждена Нобелевская премия по физике.

В апреле 1933 г. в Гёттингенском университете начались увольнения по «арийскому параграфу». Как офицер, награжденный двумя Железными крестами, Франк мог остаться на своем посту, однако он подал в Министерство науки Пруссии заявление об отставке. В письме ректору университета Франк писал: «С нами, немцами еврейского происхождения, обращаются, как с чужаками и врагами отечества… Тем, кто был на фронте, разрешено продолжать службу. Но я отказываюсь». Через несколько дней газета Göttinger Nachrichten опубликовала заявление 40 профессоров, осудивших ученого за «саботаж постановлений правительства».

Франк предлагал свои услуги крупным промышленникам, но никто не решился принять его на работу. Однако знаменитый физик сумел, используя свои научные связи, подыскать работу за границей для всех уволенных из института сотрудников. В сентябре в Любек приехал Нильс Бор, чтобы встретиться с Франком и обсудить с ним условия работы в Копенгагенском институте теоретической физики. 27 ноября 1933 г. многочисленные коллеги и друзья провожали Джеймса Франка на гёттингенском вокзале. Ассистент профессора Вернер Кребель вспоминал о «незабываемом впечатлении молчаливого протеста». Антисемитская пропаганда и кампания против Франка в печати не изменили отношения к нему коллег. Через год Франк уехал из Копенгагена в США. Ему, пацифисту, предстояла работа над атомным проектом «Манхэттен» и активное участие в создании Комитета против применения атомного оружия. Судьбе было угодно, чтобы жизненный путь ученого закончился во время его визита в Гёттинген, куда он приехал в 1964 г. для встречи с другом Максом Борном.

СОЗДАТЕЛЬ КВАНТОВОЙ МЕХАНИКИ

Профессор Макс Борн (1882–1970), возглавлявший Институт теоретической физики с 1921 г., не заблуждался относительно будущего еврейских ученых при нацистах. «Только теперь я по-настоящему ощутил свое еврейство», – писал принявший в молодости лютеранство Борн своему другу Альберту Эйнштейну. В апреле 1933 г. в беседе с куратором Гёттингенского университета он заявил, что полностью разделяет позицию коллеги Джеймса Франка и не требует к себе особого отношения. В мае Борн взял отпуск для поисков работы за границей и уже в июле получил приглашение от Кембриджского университета. 10 августа он подал прошение об отставке. Через две недели пришло письмо от министра: закон о чиновничестве к Борну не применим, отставка не принята. Однако ученый не изменил своего решения.

Главным научным достижением Борна является создание квантовой механики. В 1925 г. в статье, написанной совместно с П. Иорданом, он впервые предложил этот термин. Созданный Борном математический аппарат для описания рассеяния элементарных частиц оказался весьма ценным для исследований в области физики высоких энергий. Научная школа Борна получила широкую известность в Европе, у него учились талантливые молодые физики – Вольфганг Паули, Вернер Гейзенберг, Паскуаль Иордан и др.

В октябре 1933 г. Борн с семьей прибыл в Кембридж и приступил к чтению курса электродинамики. В Гёттингене он по-прежнему считался профессором в бессрочном отпуске, и ему начислялась зарплата (без права перевода за границу). В 1934 г. в Кембридж приехал уже знаменитый нобелевский лауреат Вернер Гейзенберг, и Борн пригласил его жить в своем доме. «Он сказал, – вспоминал Борн, – что привез мне письмо Германского физического общества. Они добились от нацистского правительства разрешения пригласить меня обратно в Германию. Мне не позволялось преподавать, но можно было проводить исследования. Я спросил: “Это приглашение включает жену и детей?” Гейзенберг несколько смутился: “Нет, я полагаю, ваша семья не включена в приглашение”. Я рассердился и прекратил разговор».

В Англии Борн прожил 20 лет. В 1953 г. он вышел в отставку и вернулся с семьей в Германию. Запоздалая Нобелевская премия за фундаментальные исследования по квантовой механике была присуждена ему в 1954 г. Медаль Макса Борна, учрежденная через два года после кончины великого физика, высоко ценится в научном сообществе. Его имя носит берлинский Институт оптики.

РАЗГРОМ ИНСТИТУТА МАТЕМАТИКИ

В 1920-х гг. знаменитый математик Давид Гильберт долго болел, и ему сделали переливание крови. Донором стал еврейский коллега профессора Рихард Курант. В университете шутили: «В Гёттингене только один арийский математик, да и у того в жилах течет еврейская кровь». В конце 1933 г. эта шутка уже не казалась смешной. Из четырех профессоров математики эмигрировали трое – директор Института математики Рихард Курант (1882–1972) и его ближайшие коллеги Эдмунд Ландау и Ганс Леви. Уехали также знаменитый алгебраист Эмми Нётер и другие ведущие ученые.

Рихард Курант, отвоевавший четыре года на Западном фронте, не подлежал увольнению по «арийскому параграфу», однако подал прошение об отставке, получил отказ и уехал в Англию. В 1937 г. он создал в Нью-Йорке Математический институт (ныне носящий его имя) и собрал в нем многих бывших коллег. А Институт математики Гёттингенского университета утратил репутацию центра мировой математической науки. В 1934 г. на банкете в Берлине Давида Гильберта усадили рядом с рейхсминистром науки Рустом. Старый профессор основательно испортил настроение самодовольному нацисту. На его вопрос: «Ну и как обстоят дела с математикой в Гёттингене после уничтожения еврейского влияния?» – последовал ответ: «Математика в Гёттингене? Ее больше не существует»[8]8
  Узин Семен. «Математика в Гёттингене? Ее больше не существует». – Еврейская газета, 2010, № 4, апрель.


[Закрыть].

Что же касается физики в Гёттингенском университете, то после отъезда Борна и Франка там остался только один физик с мировым именем – профессор Роберт Поль. «Ариизация» немецкой науки состоялась.

Два игрока. Сталин и Гитлер: сравнительный анализ личностей двух диктаторов

Недавно на российском телевидении вышел документальный телесериал Виктора Правдюка «“Дело” Иосифа Сталина», a Die Welt сообщила о телесериале Ники Штейна, посвященном биографии Гитлера. Жгучий интерес к этим двум диктаторам не ослабевает в Европе и Америке, и особенно в Германии и России. Два абсолютных диктатора, два тоталитарных режима двигались навстречу друг другу, как два локомотива по одной колее. Столкновение было неотвратимо. Сколько было написано биографий, сколько документальных и недокументальных фильмов! Уж казалось бы, сколько всего сказано о них и том, что привело ко второй катастрофе прошлого века. Но спрос рождает предложение.

* * *

Взаимопритяжение, взаимопонимание, даже взаимовосхищение двух тоталитарных диктаторов росло в предвоенные годы. С напряженным вниманием и интересом следили они друг за другом. Их отношение к другим главным актерам на мировой политической сцене тех лет было различным. Гитлер презирал их всех, кроме Сталина: Черчилль – находящийся под еврейским влиянием алкоголик, Рузвельт – находящийся под еврейским влиянием сифилитик. Сталин же вызывает его восхищение. В часто цитируемых «застольных разговорах» он говорит о его гениальности: «…Сталин, которого я считаю гением и открыто восхищаюсь им…» или «К Сталину, безусловно, нужно относиться с уважением…» и т. п. Риббентроп в мемуарах вспоминает разговор с Гитлером после Сталинграда: «Он говорил о Сталине с восхищением. Он сказал: на этом примере видно, какое значение может иметь один человек для целой нации. …Своей победой русский народ обязан только железной твердости этого человека. Если он когда-нибудь попадет в его руки, он окажет ему все свое уважение». Сталин в 1939 г.: «Я знаю, как глубоко германская нация любит ее фюрера; я хочу поднять тост за этого великого человека».

Были ли они подготовлены к руководству войной, не имеющей прецедента ни по масштабу, ни по сложности операций, ни по разнообразию вооружений? В понимании характера грядущей войны Гитлер был на голову выше Сталина. Сталин долгое время оказывался не в состоянии преодолеть стратегические и тактические представления времен Гражданской и Первой мировой войн. Не он один, многие. Черчилль, между прочим, в их числе, в чем сам признавался: «Я не осознавал революцию, происшедшую после последней войны, заключавшуюся в использовании быстро двигающихся бронетанковых масс». А Гитлер, испытавший на собственной шкуре, что такое окопная позиционная война, знал, понимал, что новая война будет совсем иной. Еще в 1932 г. он объяснил, как и в чем будущая война будет отличаться от минувшей. Он проникся новаторскими идеями мобильной войны, поверил в приоритет танков, в обходные, фланговые операции, «котлы» и пр. и пр. Сталин же с большим опозданием пришел к пониманию этого. После рокового поражения в финской войне, в апреле 1940 г., на заседании Высшего военного совета он обвинил военных руководителей в «…приверженности традициям и опыту Гражданской войны» (он должен был, прежде всего, обвинять в этом и самого себя), потребовал переключиться на современную концепцию войны. Но было уже поздно.

* * *

Гитлер обладал выдающимся стратегическим мышлением и в политике, и в военной области. Он был мастером психологического манипулирования противником, сюрпризов и камуфляжа. Какая изощренная завеса дезинформации была создана в недели, предшествующие нападению, чтобы дезориентировать Сталина! Он мастерски играл на комплексах оппонентов – а это высшее искусство стратегии. Он знал, как паникует Сталин после демонстрации в ходе финской кампании неготовности к войне Красной армии, деморализованной, обезглавленной чистками комсостава. Он знал, какой устрашающий эффект оказал на него фантастический по краткости и мастерству разгром немцами современнейшей французской армии в обход «линии Мажино». И он играл со Сталиным, как кошка с мышкой.

* * *

Хотя германский национализм был органически связан с антисемитизмом, но до «окончательного решения еврейского вопроса», до холокоста, что в древнегреческом означает «всесожжение», не доходили даже самые отпетые юдофобы. Не буду углубляться в объяснение симбиоза германского национализма и антисемитизма, а тем более в такую хорошо изученную тему, как антисемитизм в Германии. Козьма Прутков завещал: «Гляди в корень». Начинать надо с Лютера, проповеди которого брали на вооружение и Гитлер, и Геббельс. Где-то вскоре после войны родоначальник экзистенциализма, автор «Общей психопатологии» и «Психологии мировоззрений» Карл Ясперс беседовал с американским писателем, который попросил его объяснить причины столь массового проникновения нацизма и антисемитизма в сознание народа, создавшего такую великую культуру. Ясперс прервал его: «Да бросьте вы! Этот дьявол давно сидит в нас. Хотите взглянуть на источник? – и достал с книжной полки книгу Лютера “О евреях и их лжи”. – Вот она. Здесь уже вся программа». Но великий революционер-реформатор и лютый юдофоб Лютер не был расистом; он был терпим по отношению к евреям, принявшим христианство; он призывал к уничтожению еврейского образа жизни, сожжению синагог, но не к физическому уничтожению евреев. Это был не расовый, а, если можно так выразиться, теологический антисемитизм. У германских националистов XIX и начала XX в. были более земные причины для антисемитизма. После эмансипации евреев Наполеоном произошел мощный вброс еврейского интеллекта во все сферы германской социальной жизни: в науку, литературу, музыку, медицину, финансы, торговлю. Во многих сферах евреи успешно конкурировали с неевреями, занимая зачастую лидирующие позиции. И роковой для германских евреев фактор – их активное участие в политической жизни Германии, в революционных движениях левого толка. Достаточно вспомнить коммунистический «Спартак» с лозунгом «Вся власть Советам!», возглавляемый евреями Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург.

* * *

В упомянутом новом германском телесериале центральное место уделено главной страсти Гитлера – его всепоглощающей ненависти к еврейству. Ненависть вообще была глубоко заложена в его психику. Геббельс о Гитлере в дневнике за 1926 г.: «Он замечательно сказал, что Бог наградил нас способностью ненавидеть наших врагов; ненависть – это божий дар». Гилберт Честертон, разобранный на цитаты гениальный парадоксалист и автор «Патера Брауна», мудро заметил, что не любовь, а ненависть объединяет людей, и, думаю, Гитлер инстинктивно понимал это. Сталин тоже был антисемитом. Но совсем не похожим и в этом на Гитлера. Пожалуй, ни в чем так не проявилась разница между ними, как в этом вечном вопросе.

Думаю, что ни тот ни другой не были в состоянии понять, что такое управляемая цепная реакция, но Сталин по получении письма Иоффе – Кафтанова о возможности использования ядерной энергии для создания атомной бомбы, думаю, не интеллектом, а, скорее, интуитивно не то что понял, а почувствовал, что на это стоит поставить, и осенью 1942 г. подписал распоряжение Государственного комитета обороны начать работы по урановой проблеме с выделением необходимых ресурсов. А Гитлер, как ни пытался Шпеер убедить его в необходимости поддержки уже ведущихся работ по созданию атомной бомбы, не согласился с ним. В его представлении ракеты «Фау-2,3,4» были предельно эффективным оружием, способным изменить ход войны и заслуживающим концентрации научных и промышленных мощностей рейха. Это было доступно его пониманию. На большее его воображения не хватало.

Но дело было не только и не столько в материальных возможностях. В его сознании с подачи пропагандистов «арийской физики» нобелевских лауреатов Ленарда и Штарка прочно закрепилось, что теоретическая, ядерная физика, все ее достижения, теория относительности – все это «еврейская физика», «всемирный еврейский блеф». О гонениях на Эйнштейна, об изгнании из германских университетов евреев-физиков и математиков, об их эмиграции в Америку, где они инициировали Манхэттенский проект и об их ведущей роли в нем, тоже много написано.

* * *

Сталин был не меньшим мракобесом, чем Гитлер. Достаточно вспомнить разгром генетики в 1948 г., гонения на «лженауку» кибернетику. Да и статьи, разоблачающие «реакционное эйнштейнтианство», публиковались в 1930-х гг. в агитпроповских философских журналах.

Разгром Еврейского антифашистского комитета, кампания против «космополитов», наконец, «дело врачей» – все это было. Но все это диктовалось в большей степени не собственно антисемитизмом (хотя и этот элемент, по свидетельству Светланы Аллилуевой, присутствовал), а теми или иными политическими, ситуативными факторами. Никто, на мой взгляд, лучше историкаархивиста Геннадия Васильевича Костырченко в книге «Тайная политика Сталина» не показал, что антисемитизм в политике Сталина был инструментом, а «не самодовлеющей проблемой или целью политики». И это отличало его от Гитлера. Тот был органически не способен допустить участие не только еврея, но и получетверть еврея в сферу его личных или национальных интересов. Но все же в одном случае он изменил себе: он знал, что бабушка Гейдриха – Сара Гейдрих была еврейкой. Гейдрих знал, что это известно Гитлеру, знал, что у Гиммлера в сейфе досье на него, содержащее этот ужасный компромат. И опытный «душевед» Гитлер именно Гейдриху поручил осуществление холокоста. И не ошибся.

Гитлер был убежден, что не классы, а расы – двигатель исторического процесса. Увлечение идеями расовой чистоты было также распространено в годы его молодости, как в наши дни борьба за чистоту окружающей среды, и поклонники идей расового превосходства арийцев были во множестве в Германии и в Австрии. Гитлер ментально был взращен на этой почве. Он восхищался евреями в негативном смысле. Он говорил об их спаянности, их расовой чистоте, о способности проникновения этой «бациллы» в другие этнические организмы, параноидально улавливал еврейские черты, вглядываясь в лица, портреты, фотоснимки. Личный фотограф и старый друг Гитлера Генрих Гофман пишет в мемуарах, что фюрер включил его в состав свиты Риббентропа, когда тот отправился в Москву заключать пакт Молотова – Риббентропа, со специальным заданием: сделать в разных ракурсах несколько фотографий Сталина, чтобы он по ним мог определить, присутствует ли «еврейская кровь у советского лидера». Гофман выполнил это поручение, и Гитлер удостоверился в нееврействе Сталина.

* * *

В своих дневниках любимец и конфидент Гитлера, его архитектор и министр вооружений Альберт Шпеер вспоминает один эпизод, относящийся к концу ноября 1942 г.

Это было время надвигающейся сталинградской катастрофы, усиливающихся бомбежек Германии, наметившегося поражения в Африке (прорыв Монтгомери к Эль-Аламейну). Углубляющаяся депрессия владеет фюрером. Угрюмый, он покидает ставку в Восточной Пруссии и устраивает себе передышку: на несколько недель приезжает в любимый Бергхоф и вызывает туда Шпеера. Он любит прогулки с ним, во время которых выговаривается. С ним, единственным из соратников, он так откровенен.

Как в «волшебной камере» героя «Театрального романа» Булгакова, вижу эту прогулку, как ее описал Шпеер. Мрачный, темный зимний снежный день, мрачный подавленный фюрер, мрачные сводки с фронтов. Двое бредут в сопровождении любимой собаки Гитлера Блонди в направлении к Чайному домику – месту его отдохновения. На Гитлере старая велюровая шляпа, мешковатый дождевик, в руках трость (есть фотография одной из таких их прогулок вдвоем). Поначалу их сопровождает Борман, но Гитлер сказал, чтобы он оставил его вдвоем со Шпеером. Сначала он угрюмо молчит. Вдруг поворачивается к Шпееру, как бы ища его молчаливого сочувствия: «Я хочу поговорить немного». Замолкает. Через несколько минут взрывается: «Как я ненавижу Восток, ненавижу снег, ненавижу зиму, не могу видеть снег!» Внезапно он останавливается и говорит, опершись на трость: «Шпеер, вы мой архитектор. Вы знаете, что я всегда хотел быть архитектором, – его голос падает, будто он обессилел. – Мировая война (он имеет в виду Первую. – Я.Р.) и криминальная Ноябрьская революция воспрепятствовали этому. Иначе я был бы сегодня ведущим германским архитектором, как вы теперь. Но евреи! Девятое ноября (провозглашение республики 9 ноября 1918 года. – Я.Р.) было следствием их заговора». Шпеер вспоминает: «Старый, уже побежденный человек стоял здесь, в снегу, беспомощно выговаривая накопившуюся горечь, отравляющую его ненависть, ярость». Он возбуждается, приходит в раж. Голос усиливается, переходит в стаккато: «Это сделали евреи. Они организовали саботаж с поставкой боеприпасов! В моем полку сотни солдат были убиты. Евреи сделали так, что я пошел в политику».

Шпеер чувствовал, что Гитлер начал эту прогулку только для того, чтобы отвлечься от давящих на него сводок с фронтов. Сначала он и не думал о евреях. Но снег, очевидно, навел его на мрачные мысли о Восточном фронте, и, чтобы уйти от них, он переключил свою ненависть на своих извечных врагов, которые были причиной всех бед и всех неудач. За долгие годы тесного общения и доверительных разговоров, пишет Шпеер, он никогда не осознавал с такой ясностью, насколько абсолютно доминировали евреи в сознании Гитлера как объект ненависти, в который привычно было канализировать весь негатив. И, вспоминает Шпеер, сейчас под впечатлением всех поражений на фронтах пришло осознание, что война проиграна. И этого, опять же, добились евреи.

* * *

А вот другой эпизод, это уже о Сталине. Конец 1952 г., «дело врачей» и «борьба с безродным космополитизмом», усиливающиеся слухи о готовящейся депортации евреев в Сибирь, иными словами, разгар развернутой Сталиным антисемитской кампании. А дальше из дневника Константина Симонова «Глазами человека моего поколения» (АПН, 1989). В кабинете Сталина в Кремле заседает Комитет по присуждению Сталинских премий в области литературы и искусства. За длинным столом сидят члены комитета, а Сталин, как обычно, расхаживает вдоль стола, раскуривая трубку.

«Когда начали обсуждать роман Ореста Мальцева “Югославская трагедия”, Сталин задал вопрос: “Почему Мальцев, а в скобках стоит Ровинский? В чем дело? До каких пор это будет продолжаться? В прошлом году уже говорили на эту тему, запретили представлять на премию, указывая двойные фамилии. Зачем это делается? Зачем пишется двойная фамилия? Если человек избрал себе литературный псевдоним – это его право… Человек имеет право писать под тем псевдонимом, который он себе избрал. Но, видимо, кому-то приятно подчеркнуть, что у этого человека двойная фамилия, подчеркнуть, что это еврей. Зачем это подчеркивать? Зачем это делать? Зачем насаждать антисемитизм? Кому это надо?”». И Симонов, который не раз наблюдал Сталина, заключает: «Способность быть большим, а может быть, даже великим актером была присуща Сталину и составляла неотъемлемую часть его политического дарования».

«Призрак сталинизма бродит по России». Современная российская реальность ни по каким условиям не схожа с той, какая была в 1930-х гг. Да и личность постановщика той трагедии неповторима. Как, впрочем, и личность его партнера на политической сцене той эпохи. В истории такие вивисекторы человечества – все-таки редкое явление. Иван Петрович Павлов сказал как-то, что, проводя вивисекцию над животными, он «…испытывал тяжелое чувство сожаления, что является палачом живого существа». Этим двум, действительно палачам, вряд ли было знакомо сожаление по поводу загубленных ими миллионов «живых существ».