Текст книги "Записки школьницы"

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

28 августа 1959 года

Вот и прошло оно, наше школьное лето.

Позади и спортивный лагерь, где было так весело, и моё смешное, немножко глупое детство.

Вчера мне стукнуло четырнадцать лет.

Где-то я слышала, что в этом возрасте ломается характер, человек тоже меняется весь, у него появляются другие желания, другие интересы, новые друзья и привязанности. Словом, меняется всё, всё и поэтому, наверное, такой возраст называют переломным и, кажется, чуть ли не опасным, потому что, по мнению взрослых, ломка характера всегда бывает болезненной.

Но вот я и не заметила даже, как вступила в опасный возраст и как меняется, незаметно для меня самой, мой характер.

И всё это благодаря Пыжику.

Это же он научил меня относиться с уважением к нашему возрасту, и когда я поняла Пыжика, мне стало ясно: детство моё кончилось, наступила уже юность, и с этих дней мне надо относиться серьёзнее к своим обязанностям. Всё-таки я уже почти взрослый человек. Во всяком случае, не маленькая, безответственная девочка. И понять это помог мне опять-таки Пыжик.

Не помню теперь почему, но я сказала как-то, что мы ещё дети и нам корчить из себя взрослых просто смешно.

Пыжик презрительно хмыкнул:

– Дети качаются в люльках, гуляют в саду с мамами за ручку. А мы уже шестиклассники. Знаменитый астроном Клод Клеро в десять лет занимался исчислением бесконечно малых и коническими сечениями. А это знаешь, какая высшая математика? Ого! Такую математику проходят сейчас только в университетах. В тринадцать лет его научную работу уже рассматривала Академия наук. В тринадцать лет! Понимаешь? А какую работу мы можем послать в Академию наук? Писатель Грибоедов к семнадцати годам успел кончить три факультета университета. Представляешь, что он знал в тринадцать лет? Да я тебе могу привести тысячи примеров, а если хочешь, дам почитать книгу. А наши отцы? Мой папа в двенадцать лет уже работал в часовой мастерской и помогал своей маме, моей бабушке. Мамин папа с семи лет начал пасти гусей, а в двенадцать уже работал коногоном в шахте. Думаешь, мало таких?

Как-то очень незаметно я подружилась с Пыжиком, подружилась не хуже, чем с Валей, хотя первое время ужасно переживала эту дружбу. Не так ведь легко в нашем классе дружить с мальчиками, а мальчикам – с девочками.

Оглядываясь назад и припоминая всё, что подружило нас, я прихожу к заключению, что сблизил нас всё-таки Нептун – гроза морей и его четыре товарища, заставив пятерых отважных и смелых пережить удивительные приключения в аллеях парка и такие ужасные минуты в зарослях сирени у памятника Зои Космодемьянской. Помню, когда мы…

Но не будем обгонять собственную тень, как говорит дядя Вася. Уж лучше расскажу всё по порядку, тем более, что делать сегодня нечего.

За окнами моросит противный мелкий дождь. Улицы мокрые, неуютные, тротуары затянуты мутными лужами. Над городом низко висит серое небо. Холодный ветер посвистывает в пролётах улиц.

В такую погоду только и сидеть дома да вспоминать.

И вот я сижу и вспоминаю, пересыпая в памяти, как тёплый песок в руках, все оставшиеся позади и радости и огорчения. Мне хочется писать сегодня о том, что теперь уже всегда будет прошлым, о том, что в то время было ужасным и горьким для пятёрки смелых и отважных, а вот сейчас стало только забавным, смешным ребячеством.

Когда становишься серьёзнее, прежние детские огорчения могут лишь позабавить и лишь чуть-чуть взволновать, как волнует всё оставшееся далеко позади.

Я хочу рассказать сегодня историю Нептуна и его бородатого экипажа потому, что в моих воспоминаниях оно останется навсегда как самое большое событие шестого класса.

Я закрываю глаза и вижу зелёную решётку парка Победы. Вся экспедиция столпилась перед входом в парк; Марго стоит с открытым ртом, Нина беззаботно улыбается, Пыжик смотрит на всех строгим взглядом начальника экспедиции, Валя взволнована, и только один Джульбарс сладко зевает.

Но вот Пыжик строго взглянул на часы.

– Точность, – сказал он, сдвинув сурово брови, – самое главное в таких делах. Мы пришли даже на восемнадцать минут раньше! Но лучше прийти пораньше, чем опоздать на секунду. – Он отступил на шаг, скрестил на груди руки. – А теперь пусть каждый спросит себя: как дело с нервами? Учтите, сейчас ещё не поздно отказаться от экспедиции.

Мы досмотрели друг на друга: неужели среди нас найдётся хоть один трус?

Пыжик помолчал немного, но так как никто не сказал ни слова, он поддернул деловито брюки и скомандовал:

– За мной!

Приключения начались сразу же, лишь только мы подошли к фонтану, где стояла, словно поджидая нас, Инночка Слюсарёва. Задумчиво поглядывая на кипящий столб воды, она полоскала в воде пальцы, как будто собираясь искупаться в бассейне.

Но о ней придётся сказать тут несколько слов, потому что встреча с Инночкой имела самые неприятные последствия для экспедиции. Позже вся пятёрка смелых и отважных говорила, вздыхая:

– Если бы тогда мы не встретили эту Слюсарёву, – всё осталось бы нашей тайной и никаких неприятностей у нас бы не было.

Скажу сразу: Инночка Слюсарёва – самая удивительная девочка в классе. Не наружностью. Нет! Наружность у неё ничем не примечательная. Небольшого роста, худенькая, белобрысая, она отличается от всех других девочек только бровями, похожими на две запятые. Ну, и глаза ещё. Они у неё такие, словно удивилась она однажды, да так и осталась на всю жизнь удивлённая.

Характер у неё просто железный. Я никогда ещё не видела её плачущей. А ведь сколько пролито под крышей школы девчоночьих слёз, сколько двоек тут полито горючими слезами! Если бы собрать все наши слёзы в одно место, получилось бы такое слёзохранилище, которое было бы вполне пригодным для лодочных соревнований. Помню, поставили ей как-то единицу за домашнюю работу, а она только хмыкнула и сказала равнодушно:

– Подумаешь! Да я сама знала, что не получу больше.

– И тебе не обидно?

– Мне? При чём тут я? Пусть переживают единицу папа и мама. Они вчера пригласили столько гостей и так долго справляли мой день рождения, что мне просто было негде и некогда готовить уроки.

Наши девочки с шестого класса, а некоторые с пятого и даже с четвёртого класса, уделяют много внимания своей одежде, вплетают в косы умопомрачительные банты, устраивают немыслимые причёски, прыскаются духами, стараются быть не просто чистыми, а блестящими, сверкающими, сияющими. А вот Инночка глубоко равнодушна к этому.

Я сказала ей однажды:

– Ты же девочка, а ходишь, как мальчишка. Платье у тебя помятое, ботинки нечищеные, бант торчит в косе, будто это носовой платок, а не бант.

– Подумаешь! – передёрнула плечами Инночка. – Что ж я, по-твоему, экспонат для выставки? У меня всё чистое! И ботинки чистые, только не блестят. Ну, и пусть. Я же не кастрюля, чтобы блестеть.

Как-то она измазюкала своё зимнее пальто не то в меле, не то в извёстке.

Я сказала:

– Зайдём ко мне почиститься. Неудобно же тебе идти домой в таком виде.

Инночка фыркнула носом:

– Вот новости! Подниматься к тебе на десятый этаж? Зачем? Прыгну с крыши в снег – и порядок! Подержи портфель.

Она подбежала к гаражу школы, залезла на крышу и сиганула оттуда в снежный сугроб.

– Всего и делов-то! – отряхнулась она. – Снег лучше всего чистит! Пошли!

Инночка ни с кем не дружит в классе, но ни с кем ещё никогда не ссорилась, ни с кем не поругалась за шесть лет. А такое не часто встретишь в школе. Все ребята и дружат и ссорятся, а нередко не разговаривают друг с другом месяцами.

Учится она не хуже Тани Жигаловой. Но рассеянная до смешного; И с ней всегда приключаются какие-то истории. То она решит не ту задачку, то вообще позабудет выполнить домашнее задание, а то потеряет тетрадь, учебник или дневник.

– Ну, и потеряла, – зевает она. – Ну, и пускай. Искать не буду. Ничего хорошего в моём дневнике не было. А теперь в новом дневнике будет всё по-новому. Может быть, в миллион раз лучше, чем было.

Ребята спросили её однажды, кем она хочет быть, куда думает поступить после школы. Что собирается делать?

– Лаять! – не задумываясь, ответила она.

Мы засмеялись, но Инночка сказала с самым серьёзным видом:

– Ничего смешного! Лучше меня и сейчас никто в Ленинграде не лает. Свой талант я не собираюсь зарывать в землю.

Мальчишки засвистели, стали её одёргивать (у нас всегда дёргают тех, кто заврался).

– Нечего меня дёргать! – сказала Инночка. – Уж я-то знаю, как нуждается в таких специалистах радио. Называются они имитаторы. По телевидению ни одна детская передача не обходится без собачьего лая. Но что это за лай? Разве так по-настоящему лают? Жалкая брехня у них, а не лай собачий. За собак краснею, когда слышу, как лают по радио и по телевидению.

А на другой день сама же смеялась над своей выдумкой.

Когда мы подошли к фонтану, Инночка, взглянув на нас, радостно закричала:

– Девочки! Несчастье! Стихийное бедствие!

Ну, не странная разве? Кричит о несчастье, а сама сияет, будто пятёрку по арифметике получила.

– Какое несчастье? – кинулись мы к ней. – Что случилось?

Она протянула к нам руку, разжала ладонь, и мы увидели на мокрой ладони кожаный бумажник жёлтого цвета, чем-то туго-претуго набитый, почти круглый.

– Что? Что это? – взволнованно спросила Валя.

– Деньги! – просто сказала Инночка. – Понимаете? Обыкновенные деньги! Нашла уйму денег! Вот! Смотрите! – И, облизав языком губы, раскрыла бумажник.

Мы так и ахнули.

В нём было столько денег, что Марго даже взвизгнула.

– С ума сойти! – закричала она. – На всё, на всё хватит! И на мороженое и на конфеты.

– Определённо! – согласился Пыжик. – Тут даже на сотню тортов хватит. Но давайте серьёзно. Ты где же нашла такую уйму денег?

– Там! – Инночка мотнула головой в сторону большого пруда. – Около скамейки… В траве. – Она повертела бумажник в руках и сказала, волнуясь: – Я сидела и он сидел. На одной скамейке. Вон там. Просто сидели. От нечего делать. Потом он схватился руками за сердце и упал со скамейки на землю. Потом потихоньку начал говорить: «Врача, врача!» А где же я могла взять врача? Правда, я тоже стала звать врача и кричать, пока не прибежала толстенькая тётенька. Ну, она взяла у него руку, немного подержала и покачала головою. Вот так.

– Ну и что? А деньги?

– Деньги – потом. Сначала она сказала: «Вызовите „Скорую помощь“».

Я побежала в магазин и позвонила по телефону.

– А деньги?

– Сейчас будут деньги. После «Скорой помощи». Она приехала и увезла дяденьку.

– А деньги?

– А деньги не увезли! Деньги валялись недалеко от скамейки. В траве. Трава – зелёная, а бумажник – жёлтый. Ну я и подумала: что это такое жёлтое? А это деньги. Вот! Пожалуйста!

– Ясно! – сказал Пыжик. – Деньги вывалились из кармана. Определенно! Посмотрим. Тут должны быть и документы. В бумажнике всегда носят документы.

Раскрыв бумажник, мы вытащили из него всё, что там было, но никаких документов, кроме двух лотерейных билетов, не оказалось. Тогда мы сели на скамейку и стали считать. Насчитали две тысячи восемьсот восемьдесят семь рублей.

Марго сказала:

– Если отнять для ровного счёта семь рублей на мороженое, останется ровно две тысячи восемьсот восемьдесят рублей.

– Ну и что? – спросил Пыжик.

– На семь рублей, – сказала Марго, – можно купить мороженого. Нам же полагается процент за находку. Вы что, Пыжик, не верите? Тётя Глаша нашла в прошлом году пять тысяч и отнесла в милицию, а ей дали процент. Правда, правда!

Пыжик стал красным, как галстук.

– При чём тут процент? – сказал он. – Когда деньги находят, их несут всегда в милицию… Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы отнести деньги в милицию, – прошу поднять руки.

Мы быстренько проголосовали и все вместе пошли в милицию. Впереди шагала Инночка с бумажником в руке, а наша экспедиция шла сзади, чтобы Инночка не потеряла чего-нибудь по дороге.

В милиции самый главный милиционер подумал сначала, что деньги нашёл Джульбарс, и хотел погладить его, но Джульбарс зарычал, и главный милиционер, отдёрнув руку, спросил строгим голосом:

– А вы сосчитали деньги? Сколько тут?

– Две тысячи восемьсот восемьдесят семь рублей! – хором ответили мы.

– А больше не было? – спросил милиционер.

– Больше не было, – сказал Пыжик.

Милиционер стал писать на бумажке, где и как мы нашли деньги, и попросил нас расписаться, а потом встал, одёрнул куртку и сказал, что хочет пожать нам руки за честность.

– При чём тут честность? – возмутился Пыжик. – Мы же пионеры! Может, вы думаете, что пионеры могли найти деньги и взять себе семь рублей на мороженое?

Милиционер сказал, что он так не думает, потому что сам когда-то был пионером и всегда уважал и уважает пионеров. Тогда мы охотно пожали ему руку и вернулись в парк.

Когда мы возвращались в парк, с нами увязалась и Слюсарёва Инночка, хотя никто из нас её и не приглашал вовсе.

– Ты куда? – спросил Пыжик, останавливаясь.

Остановилась и вся наша экспедиция.

– А вы куда? – спросила Инночка.

– Мы?… Ну… мы немножко прогуляемся.

– И я немножко прогуляюсь!

– Ребята, – сказал Пыжик, – вы понимаете?

– Мы понимаем! – сказала Нина. – Но Инночку вполне можно взять. Она же отчаянная. Она же от других никогда не отстанет.

Пыжик спросил Инночку:

– Ты отчаянная?

– Я свободная сегодня!

– Мы идём на опасное дело! – предупредил Пыжик.

– Ну и что? – повела плечами Инночка. – Всё равно мне до обеда нечего делать.

Пыжик сделал страшные глаза, посмотрел по сторонам и сказал таким шёпотом, что даже мы – члены экспедиции – и то испугались.

– А вдруг нам ни обедать, ни ужинать никогда уже не придётся? Думаешь, шучу, что опасная? Ого! По-моему, лучше тебе идти обедать.

Пыжик просто не хотел, чтобы Инночка шла с нами. Вот он и старался напугать её. Да только она совсем не испугалась. Инночка так и загорелась вся.

– Ой, как интересно! – подпрыгнула она и захлопала в ладоши. – У меня никогда ещё не было ничего опасного. Я иду. Точка. И восклицательный знак!

– Подожди! – нахмурился Пыжик. – Ты идёшь? Но согласна ли вся экспедиция, чтобы ты пошла с нами… Ставлю на голосование. Кто «за», – прошу поднять руки.

При одном воздержавшемся, Пыжике, Инночку тут же включили в спасательную экспедицию, и мы зашагали в сторону танцевального павильона. В эту минуту никто и не подумал даже, какую непоправимую ошибку сделали мы, захватив с собою Инночку. Но человек не всегда понимает, когда он ошибается, а может быть, человеку даже полезно ошибаться, чтобы научиться думать и лучше понимать всё?

Но уже поздно. Надо спать. Продолжу свои записки завтра.

30 августа

Воспоминанья прошлых дней теснятся в памяти моей! Откуда эти слова, никак не могу припомнить. Пушкин? Лермонтов? Ну, да это не важно. Расскажу, что случилось с нашей экспедицией.

Когда мы подошли к павильону танцев, Пыжик сказал торжественно:

– Ребята, держаться всем до последнего. Все за одного, один за всех. Если придётся бежать, сбор назначаю у главного входа.

Мы осмотрелись и стали отсчитывать вдоль канала шаги, медленно двигаясь к мостику.

– … четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать… семнадцать… Стоп! Смотрите под ноги! – скомандовал Пыжик.

– Есть! – прошептала Валя, наклоняясь поспешно над небольшим холмиком, на котором лежали сложенные крестом два ржавых гвоздя.

Пыжик внимательно осмотрел землю под ногами и, покивав головою, как будто пробуя, хорошо ли она держится у него на шее, процедил сквозь зубы:

– М-да… Понятно! Пока всё идёт, как я думал. А теперь смотрите хорошенько по сторонам, чтобы нам никто не помешал. Возможно, за нами уже следят и потому…

– Кто?

– … и поэтому, – продолжал Пыжик, не обратив внимания на вопрос Нины, – будем осторожны. Я начинаю копать, а вы… Короче говоря, – заметите подозрительных людей, – свистните!

– Но я совсем не умею свистеть! – предупредила Нина.

– Крякни уткой! Кря-кря! Доступно?

– Могу! – кивнула Нина.

Пыжик опустился на колени и принялся разгребать осторожно землю руками. Джульбарс подошёл к воде и с такой жадностью начал лакать, будто пять дней росинки у него не было на языке.

Над головами прошёл с рёвом самолёт с четырьмя моторами. Может, «ТУ-104» или «ТУ-114». Я подумала: интересно, видят нас пассажиры сверху или не видят и как, вообще, выглядит из окна самолёта земля? Я никогда ещё не летала и не представляю даже, что чувствуешь, когда летишь на такой страшной высоте.

Вдруг Нина крякнула:

– Кря-кря!

Пыжик вскочил.

– Где? Что?

Нина повела носом в сторону мостика через канал.

– Идут! – прошептала она.

Мы так и замерли.

По мостику передвигались две загадочные личности, волоча за собою по воде тёмные, длинные тени.

– Мужчина! – подтолкнул меня Пыжик.

– И женщина! – вздохнула Валя.

Мы стояли минут пять, пока загадочные личности не прошли и не скрылись в тёмной зелени, а потом снова принялись за работу.

– Фаруэлл! Фаруэлл! – попрощался с ними Пыжик, почему-то по-английски, и начал копать яму, выгребая из неё осторожно руками землю, то и дело наклоняясь над ямой, внимательно рассматривая каждый комочек земли, даже растирая её пальцами.

– О'кей! О'кей! – бормотал он, окончательно переходя на английский язык, считая, наверное, этот язык более подходящим для спасения чести Нептуна и его товарищей.

Солнце припекало уже основательно. Марго захотела пить. Джульбарс ушёл куда-то по своим собачьим делам. Инночка начала зевать и сказала, что ей скучно. Пыжик посоветовал пойти в читальный павильон и почитать «Крокодил», если Инночке неинтересно заниматься серьёзным делом.

Яма становилась всё глубже и глубже, и мы уже начали сомневаться. Обливаясь потом, Пыжик подбадривал всех, покрикивая то и дело:

– Ещё одно последнее усилье, и ямочка закончена моя!

И вдруг закричал:

– Есть, ребята, есть!

Вся экспедиция так стремительно нагнулась над вырытой ямой, что послышался ужасный шум. Это мы столкнулись лбами. Откуда-то появился и Джульбарс. Он тоже посмотрел внимательно на дно ямы и начал лаять.

– Чувствует! – сказал Пыжик. – У собак удивительное чутьё на преступления. Дайте ему понюхать след.

Валя стала тыкать Джульбарса носом в яму, но он обиделся и не захотел брать след.

– Ничего, ничего! – сказал Пыжик. – Не насилуй его! Он сам поймёт сейчас, что нужно ему делать. – Пошарив в яме рукой, Пыжик вытащил оттуда бутылку, густо облепленную песком. – Есть! – и тихо свистнул. – Всё идёт, как я предполагал!

Он поднёс бутылку к глазам, посмотрел сквозь неё на солнце.

– Всё понятно! Всё так и должно быть! – сказал он бодро.

Мы просто сгорали от любопытства.

– Что?

– Что понятно?

– Мы ничего не понимаем!

Пыжик поднял руку вверх:

– Спокойно! Сейчас поймёте. Давайте Джульбарса.

Валя подтащила упирающегося Джульбарса за ошейник к Пыжику.

– Спокойно! – скомандовал Пыжик и обратился к Джульбарсу заискивающе: – Джульбарсик, многоуважаемый пёсик. Вот эту бутылочку, – он сунул под нос Джульбарсу бутылку, – нужно понюхать и взять след. Понимаете! След! Вашим симпатичным носиком. Ду ю андэстэнд ми? – спросил он по-английски и тут же перевёл на русский язык: – Вы понимаете меня?

Джульбарс, удивлённый вежливым обращением и английским языком, посмотрел растерянно на бутылку, на Пыжика, громко чихнул и, не ожидая, пока Пыжик скажет ему: «Будьте здоровы!» – молча пошёл прочь.

– А ну, вернись! – дёрнул Джульбарса за хвост Пыжик.

Джульбарс, повернув голову, оскалил зубы. Из горла его вырвалось угрожающее рычанье.

Пыжик отдёрнул руку.

– Хам! – рассердился Пыжик. – Тоже ищейка называется!

– Он устал! – вступилась за Джульбарса Валя.

– Ничего не устал! – нахмурился Пыжик. – Лодырь! Самый бесполезный гав-гав. Может искать след только в миске. Зря мы его взяли с собой. Ну, да ладно. Обойдёмся без собак. Отойдите в сторону!

Пыжик взмахнул бутылкой и с размаху хлопнул её о камень. Осколки стекла брызнули во все стороны. Из бутылки вывалилась свёрнутая в трубочку бумажка.

Пыжик развернул её и прочитал вслух:

«Возьмите лодку, плывите на островок, который расположен в трёх кабельтовых от причала. На острове найдёте берёзовый кол, а под ним – дальнейшие указания.

Нептун – гроза морей и четыре бороды».

Пыжик обвёл нас торжествующим взглядом.

– Ну? – помахал он победоносно бумажкой. – Это что? Это какое дело? Серьёзное или не серьёзное? Кто говорил – разыгрывают? – И уже другим, деловитым тоном скомандовал: – Пойдём по горячим следам. Надо сразу же взять лодку напрокат. На час. За час берут три рубля. Понятно? У кого есть три рубля?

Мы переглянулись.

Ни у кого таких денег не оказалось, конечно. Пыжик, предложил порыться в карманах и выложить всё, что имеется у каждого.

– Вносите, ребята, кто что может, – распорядился Пыжик. – Если не хватит, – добавлю.

Я нашла в своих карманах тридцать девять копеек, Марго семнадцать копеек. Нина и Валя собрали вместе двадцать две копейки, а капитал Инночки составлял ровно четыре копейки. До трёх рублей не хватало всего-навсего двух рублей и восемнадцати копеек.

– Эх, вы! – сказал Пыжик с раздражением. – Ну как можно выходить из дома без копейки в кармане? А вдруг что-нибудь случится?…

Он вывернул карманы с видом миллиардера, который и счёта не знает деньгам. Посыпались пуговицы, копейки, пустые патрончики от мелкокалиберки, круглая коробочка из-под вазелина и скомканные фантики.

– Считайте! – небрежно повёл рукою Пыжик над своими сокровищами. – На «Волгу», конечно, не хватит, но кое-что наберётся!

Мы сосчитали капиталы Пыжика: один рубль и пятьдесят копеек, а сосчитав, переглянулись.

– Вот я говорила, – торжествующе посмотрела на всех Марго, – говорила, что надо взять семь рублей из находки! Или хотя бы два рубля, а вы… не договорив, она махнула рукой, как бы считая бесполезным продолжение разговора.

– Говорила, говорила, – передразнил Пыжик, – а кто же знал, что нам понадобится рубль пятьдесят?

– Может, сходить в милицию? Может, объяснить им?

– Ерунда! – нахмурился Пыжик. – Там ещё подумают, будто для того мы только и находим деньги, чтоб получать за находку рубли и копейки…

– А если без лодки? Давайте поплывём без лодки! – предложила Нина. – Я запросто доплыву до островка. Он же почти рядом!

– Читать умеешь? – ткнул пальцем в плакат Пыжик. – За купанье штраф! Прочла? Имеешь деньги, чтобы уплатить? – И вдруг он хлопнул себя по лбу ладонью. – Есть выход! Есть! За мной! Придумал! Надо уговорить кассиршу! Попросим лодку не на час, а на полчаса! Пошли!

Разговор с кассиршей был серьёзным и продолжительным.

Пыжик стоял, сунув голову в кассу, на цыпочках а во время разговора так беспокойно перебирал ногами, что можно было подумать, будто кассирша мылит ему голову и в глаза Пыжика набилась мыльная пена.

Наконец он вытащил голову из кассы, радостно повернулся к нам. Лицо его сияло, правый глаз подмигивал заговорщицки:

– По-ря-до-ок! – пропел он. – Идём! Согласилась!

Мы побежали к причалу.

– Ребята! – кричал на бегу Пыжик. – Дал честное пионерское вернуть лодку раньше даже чем через полчаса. Действовать быстро, зря не терять ни минуты, иначе, ребята, мы не расплатимся с кассиршей и подорвём пионерский авторитет. Учтите, ребята, я дал ей честное пионерское.

Не теряя понапрасну ни одной минуты, все вскочили в лодку и тронулись в путь. Но вот тут-то произошла небольшая заминка. Джульбарс тоже полез в лодку и чуть-чуть не опрокинул нас.

– Паразит! – процедил Пыжик сквозь зубы. – Не внёс ни копейки, а лезет, будто три рубля вложил. Слушай, Павликова, скажи ему, чтобы он шёл домой.

– Он не пойдёт! – вздохнула Валя. – Он очень любит кататься на лодке.

– Здравствуйте! – усмехнулся Пыжик. – Как будто мы специально пришли сюда, чтобы катать этого лодыря.

Он посмотрел на Джульбарса с возмущением. Но у Джульбарса такие зубы, что Пыжик не стал с ним спорить.

Он взмахнул вёслами, и мы, не теряя ни минуты, сразу стали мокрыми курицами, потому что Пыжик обрушил на нас вёслами половину пруда.

Марго завизжала. Пыжик обиделся.

– Эх ты, – сказал он, – а если бы мы попали в шторм на двенадцать баллов? Ты визжала бы, наверное, так, что оглохли бы жители Сан-Франциско и мыса Доброй Надежды.

– Ах, – сконфузилась Марго, – вы, Пыжик, не обращайте внимания. Я это… от удовольствия…

Пыжик сорвал с головы кепку, бросил её под ноги и крикнул:

– Полный вперёд! Помогайте загребать руками, и да спасёт наши души провидение!

Все начали помогать. Поднялся невообразимый шум. Джульбарс залаял. Лодка стала раскачиваться так, что Валя побледнела.

– Осторожнее, осторожнее! – закричала она, вцепившись руками в борта.

– Нам не страшны океаны! – засмеялся Пыжик и стал выкрикивать непонятные команды:

– Право на бакборт! Крепи стакселя! Отдай брамсели!

Инночка запела ужасным голосом:

 
Тот, кто рождён был у моря,
Тот полюбил навсегда
Белые мачты на рейде,
В дымке морской города.
 

Она бы очень даже просто допела всю песню до конца, но, к счастью экспедиции, Нина закричала:

– Земля! Земля!

Кто бывал в парке Победы, тому, конечно, знаком необитаемый островок, расположенный на зюйд-вест от причала на расстоянии нескольких узлов. По-морскому. Или в пятидесяти метрах, при переводе на метрическое исчисление.

Вот к нему-то мы и плыли.

– Ясно вижу землю! – отрапортовала Нина. – Остров покинут жителями, но берёзовый кол они оставили.

– Самый тихий! – скомандовал Пыжик, табаня вёслами.

Лодка подошла к берегу.

– Спокойствие! – поднял руку Пыжик. – Приготовить спасательные шлюпки. Первыми садятся женщины и дети!

Но Джульбарс (такой бестолковый) высадился на берег раньше всех. Не ожидая организованной высадки, он оттолкнулся от лодки ногами и, сиганув на берег, накренил борт так, что через него хлынула вода и все мы очутились по пояс в затопленной лодке.

– Мужчины уступают женщинам спасательные пояса, сами добираются до берега вплавь! – закричал Пыжик, выскочив на берег. Следом за ним стали выпрыгивать из лодки, как лягушки, и девочки, мокрые с головы до ног.

– Назовём этот остров «Земля Пыжика»! – предложила Нина.

Пыжик мотнул головой.

– Неинтересно! Предлагаю другое название: «Остров Спасённых Душ!». Мы же потерпели кораблекрушение! Понимаете? Океанские валы выкинули нас на берег, и мы сошли на землю со слезами благодарности. Давайте, ребята, слёзы благодарности!

Он плеснул на лицо пригоршню воды, высоко поднял руки к небу:

– О великое Провидение! Моряки бригантины «Стелла Полярис» обещают тебе отныне не прикасаться к рому и виски в течение трёх лет.

Нина Станцель тоже брызнула на себя водою и, не вытирая слёзы благодарности, тоже подняла руки вверх:

– Клянусь не убивать никого по святым пятницам! Отныне и присно, алиллуия, алиллуия, алиллуия!

Мы все побрызгались немножко, чтобы у всех на глазах были слезы благодарности, после чего вытащили лодку на материк и начали отливать из неё воду.

Пока мы так дурачились, Валя закричала:

– Весло!.. Ой, весло поплыло!

Как оно ухитрилось пуститься в самостоятельное плавание, никто не понял, но всем стало ясно, что с одним веслом нам ни за что не вернуться на берег, а придётся остаться на необитаемом острове, потому что мы и с двумя-то вёслами перемокли все.

– Полундра! – прошептал Пыжик. Не спуская глаз с уплывающего весла, он начал поспешно стаскивать штаны. Стянув проворно рубашку через голову, поддернув трусики и крикнув: «Старый пират плавал, как молодой кашалот», – Пыжик кинулся, взбучив столб брызг, в морские глубины.

Не раздумывая долго, следом за ним бросился, коротко тявкнув, Джульбарс. И оба поплыли наперегонки к веслу.

Пыжик первым схватил весло, но Джульбарс решил, кажется, что Пыжик напрасно вмешивается в собачьи дела.

Мотнув головою, Джульбарс схватил весло зубами, потянул к себе, угрожающе рыча на Пыжика.

– Пусти, уродина! – закричал Пыжик, вырывая весло из пасти Джульбарса.

Валя пожала плечами:

– Не понимаю, за что он оскорбляет Джульбарса. Он же хочет помочь ему.

– Ничего не помочь! – сказала Марго. – Он только мешает человеку. Уж очень много он воображает о себе, твой Джульбарс.

Борьба за честь спасения весла становилась нешуточной.

– Куда тянешь, дура собачья? – кричал Пыжик. – Пусти! Слышишь? Кому говорю?

А Джульбарс и не подозревал даже, что он должен уступить свою собачью обязанность Пыжику. Ловко перехватив весло зубами, он победоносно вздёрнул хвост над водою и поплыл с веслом к берегу, посматривая то вправо, то влево.

– Отдай! – настигал брассом Джульбарса Пыжик.

Но мы на берегу сразу оценили всю серьёзность положения. Ведь Джульбарс мог плыть и к нам, и к причалу. Ему даже выгоднее было бы доставить весло на большую землю, так как в эту минуту она была расположена к нему гораздо ближе, чем остров.

– Не пугай! Не пугай Джульбарса! – закричали мы и самыми подхалимскими голосами стали кричать наперебой: – Сюда, Джульбарсик! Сюда, собачка! Колбаски дадим! Косточку! Мы здесь, мы здесь, Джульбарсик.

Конечно, никаких косточек, никакой колбаски у нас не было, но откуда же мог знать Джульбарс, что мы его обманываем?

Он подплыл с веслом в зубах к острову, а когда Валя взяла весло, выскочил на берег, отряхнулся и начал лаять на подплывающего Пыжика.

Пыжик вылез из воды злой, как не знаю кто.

– Если не уложимся в полчаса, – сказал он, – пусть Джульбарс сам тогда платит за прокат лодки. – Посмотрев на нас, он закричал: – А вы-то что стоите? Денег нет, чтобы платить за прокат, а выстроились, как миллионеры на прогулке. Давайте же, ребята, давайте. Времени же у нас в обрез.

Фу, устала как! Больше не могу писать. Короче говоря, – продолжение следует. Завтра!