Текст книги "Осторожно, злая инквизиция"

Глава 6

Максим

Как оказалось, в мире было кое-что безупречнее декольте госпожи Свердловой в деловом костюме. Это декольте госпожи Свердловой в сорочке с кружевным, практически прозрачным верхом. К сожалению, к декольте прилагалось сообщение на мобильный – но я к этому уже почти привык. Так уж звезды над ней сошлись, что к госпоже Свердловой практически всегда прилагаются сожаления.

В этот раз вот – переписка.

А в переписке – людоед: заходи, говорит, на обед…

Я на девяносто девять процентов был уверен, что это ловушка, вот только не угадал с ее местоположением. Я даже не подумал окликнуть дуру-ведьму, ускакавшую вниз по лестнице, когда на секунду отвлекся запереть дверь ее собственной квартиры.

Не знаю, что меня насторожило еще до того, как она начала падать, – скорее всего, резкая кошачья вонь. Откуда бы? У Свердловой чистый подъезд, и еще вечером, когда мы возвращались домой, ничего подобного не было, а сейчас хоть противогаз доставай!

Я замер на секунду, озадаченный этим вопросом, увидел, как воевавшая с дверью Свердлова осела на пол, и пазл сложился: вонь, дверь, газ!

Адреналин хлестнул по нервам, и удар сорвался с пальцев до того, как я успел все обдумать. Примитивный посыл неоформленной силой аккуратно прошел над телом бессознательной ведьмы, и пришелся в дверь, и вывернул бы ее из рамы, если бы та не распахнулась.

Я прыжком метнулся к Ксении, надеясь, что свежий воздух выветрит эту дрянь быстрее, чем меня проберет, и выставляя все известные мне щиты.

Ведьму – на плечо.

Наверх! Быстрее, скачками, через несколько ступеней. Виски ломит, и в горле комом тошнота. Плевать! Терпеть! В квартиру, в укрытие, любой ценой!

Как открыл замок, не помню. Ввалился, запер замок и, лишь ощутив, как с оборотом ключа встает на место защита, понял: пронесло.

Переместил свою ношу из положения «мешок на плече» в положение «принцесса на руках», донес до дивана, уложил.

Проверил пульс – жива. Рывком – к чемодану, раскрыть, вывернуть вещи, выдрать подкладку, в потайном отделении – артефакты.

Лечебный – ведьме на грудь.

Кольца одно за другим скользили на пальцы, сменяя те, что оказались неподходящими к текущей ситуации.

Артефакты – кучей в чемодан, чемодан – закрыть, от греха подальше и от любопытной ведьмы, которая скоро придет в себя.

Обновить защиты.

Отвод глаз.

Вперед.

Заемная сила из орденского медальона наполнила тело, и я беззвучными скачками, немыслимыми для человека, понесся вниз, ощущая, как во все стороны от меня распространяется сетка сторожевых чар.

Подъезд был пуст, мой молодецкий способ открывания двери еще не успел собрать аншлаг. В нем все еще воняло кошками, но уже не так плотно: запах выветрился.

Артефакт-газоанализатор показал, что дрянь, свалившая Ксению, выветрилась тоже.

Плетение слетело с пальцев, шлепнулось сияющей в истинном зрении кляксой на пол и начало расползаться по подъезду, собирая и фиксируя данные, а я рванул дальше.

Злоумышленник, кто бы это ни был, не мог далеко уйти: слишком мало времени прошло.

Не мог и спрятаться: я не чувствовал в окружающем эфире следов активной магии.

А значит, шанс еще есть, и если постараться, если повезет…

Я выскочил в распахнутую мной дверь, мельком отметив обрезок трубы рядом с нею.

Быстрый поиск на близкую магию ничего не дал, лишь подтвердил то, что и так было понятно: активно поблизости никто не колдовал. Поиск на артефакты. Поиск на агрессивные намерения.

Ничего.

Твою мать, не успел.

Ладно, раз с наскока не удалось – будем по старинке. Последовательно и кропотливо.

Отпустил призванную силу: врага поблизости все равно уже нет, а тонкие настройки поисковых заклинаний могут сбоить.

Вернулся к подъезду и хозяйственно подобрал обрезок трубы, которым дверь заблокировали снаружи, аккуратно обернув носовым платком, чтобы не допустить контакта с собственной рукой.

У меня тут в наличии пострадавшая ведьма имеется, думаю, она не откажется провести классический поиск по вещи!

Стыдливо отметил длинную царапину, которую труба оставила на двери – но уже с моей помощью, а не с помощью преступника, – и вошел в подъезд.

С момента, как на нас со Свердловой напали, прошло всего ничего, а по моим субъективным ощущениям – полночи, несколько часов. Из квартир на нижнем этаже выглянули хозяева и теперь сумрачно переругивались друг с другом: оказывается, мой удар повредил электронный замок, он отказывался запирать дверь, и жильцы хотели знать, кто виноват и что делать, и выясняли это друг у друга.

Отвод глаз все еще держался, и под его прикрытием я собрал паутину чар, рассползшуюся по месту происшествия, прошел по его следу до второго этажа (здесь, к счастью, было пусто), выглянул из окна на козырек подъезда…

В целом все ясно.

Пора возвращаться в квартиру.

У меня там пострадавшая ведьма наверняка уже пришла в себя и тоже желает знать, кто виноват и что делать, и надо успеть вовремя направить эту стихию в нужное русло, пока причудливым вывертом женской логики виноватым не назначили меня.

Ксения

Ты не можешь умереть! У тебя незаконченное дело!

Дурацкая мысль долбилась в виски, как назойливая муха.

Ситуация усугублялась тем, что я не очень представляла, что за дело, где и, вообще, кто это – я?

Во рту было сухо, будто в него набили ватный ком. В черепную коробку, по ощущениям, набили его же. Руки-ноги не чувствовались, а все, что чувствовалось, – мерзло, в горле першило, а в голове упорно вертелось: «Не вздумай помирать! У тебя незаконченное дело!»

И это было важнее, чем вопросы «кто я?» и «где я?».

Незаконченное дело держит ведьму на земле надежнее привязанностей и жизнелюбия…

О! Я – ведьма!

Дальше пошло легче: я не просто ведьма, а еще и Ксения Егоровна Свердлова, я у себя – хоть и не в себе, но это скоро пройдет, а руки и ноги уже постепенно обретают чувствительность, и чем же это тебя приложили, Ксюша?!

Чем бы ни приложили, смертельным оно, к счастью, не было: самочувствие улучшалось на глазах. Озноб отступал, голова легчала, вот только сухость во рту…

Осторожно проверив члены на подвижность (вроде двигаются, вроде не болят), я попробовала сесть, почувствовала, что на груди что-то есть, ухватилась за это рукой и… тут же забыла, что хотела пить.

Какая тварь положила мне на грудь крест?!

Тварь вошла почти сразу и деловито объявила:

– Сонный газ. Какой именно – неизвестно, зато понятно теперь, почему защита его пропустила: непосредственного вреда организму воздействие не несло.

Инквизитор невозмутимо присел передо мной на корточки, ухватив меня за запястье, проверил пульс, посмотрел на зрачки…

– Голова не кружится? Не болит? Попробуй встать.

– Да вроде бы нет, – проворчала я, вовремя сообразив, что крест на меня пристроили потому, что это лечебный артефакт, а не потому, что сочли покойницей, и скандал затевать причин нет.

Встала, прислушалась к своим ощущениям (ощущения были отличные, зрелище инквизитора, сидящего у моих ног, мне очень нравилось) и честно призналась:

– Все нормально, кажется. Чувствую себя в целом хорошо. Только слабость какая-то.

– Отлично.

Максим встал, аккуратно вынул из моей руки деревянный, почерневший от возраста крест и убрал его в чемодан. Чемодан чавкнул замками и мигнул защитными контурами.

Я задумчиво опустилась снова на диван, слушая, как инквизитор делится результатами проведенного расследования:

– Заклинание обнаружило следы присутствия нашего гостя в подъезде в углу, там, где его не видно от лестницы, и на втором этаже возле окна. Думаю, дело было так: преступник зашел в подъезд, поднялся на второй этаж, подготовил окно. Вернулся на улицу, подпер дверь обрезком трубы – я ее, кстати, с собой принес, попробуешь потом поиск навести, хорошо? Потом по козырьку подъезда добрался до открытого окна, влез, спустился вниз, пустил газ, написал тебе и устроил засаду.

Пот-ря-са-ю-ще!

– Преступник снова был один, но на этот раз обошелся без артефактов. Вообще без колдовства – следов магии я на месте происшествия не нашел вообще никаких. Видимо, опасался себя выдать, непонятно только, тебе или мне. Но раз собственная дрянь его не взяла – значит, имел при себе противогаз или респиратор.

Вы посмотрите на него! (Я как раз именно это и делала и, пока Максим аккуратно складывал свои вещи стопкой, вовсю таращилась на подтянутый зад в джинсах, шикарные плечи, обтянутые футболкой, и русый затылок.)

Все-то он выяснил, все-то он знает!

А как у него подотчетную ведьму чуть на глазах не убили – так это ничего и мелочи!

Возмутительно? Возмутительно.

Достойно скандала? Достойно. И еще какого! Шикарного!

Вот сейчас я выдохну немного и ка-а-ак закачу! Стены затрясутся. Двери задрожат. Окна вылетят.

Ой, нет, это мои окна. Этот пункт вычеркиваем.

– Давай, Ксюша. Вспоминай – что ты такого знаешь, за что имеет смысл убить? Видела? Слушала? Причем преступник твердо уверен: пока что ты со мной этим не поделилась – иначе не было бы смысла упорствовать. И это что-то настолько важное, что ради этого не боятся связаться с Орденом.

У меня свело зубы: да не знаю я! Не знаю! Какие у маньяка могут быть ко мне претензии? Что я могу ему сделать?

Нет, могу-то многое, но это все теоретически, а на практике мне для этого хоть за что-то зацепиться надо. А цепляться-то мне и не за что. Пока.

Кому и чем я могу быть опасна?

– Я бы предположила, что я его интересую как жертва, – я обняла себя за плечи и потерла озябшие руки. – Но это не подходит: жертв он убивает ножом в сердце, а первое покушение было вообще дистанционным. В этот раз у него были все шансы, конечно, подойти и пырнуть, но как быть с промежутками между убийствами? Это что за ритуал такой, в котором жертвы можно приносить в хаотичном порядке?

– Возможно, в прошлый раз он хотел тебя просто убить, – пробормотал Максим. – А в этот собирался утащить и хранить в прохладном месте полтора месяца. Как паук.

Спасибо, добрый инквизитор! От обрисованной картины мне живо подурнело.

Подумывая, а не хлопнуться ли мне в обморок, я слабым голосом уточнила:

– А зачем в прохладном месте?

– Чтобы не испортилась!

В обморок перехотелось. Интересно, если я его сейчас убью, это удастся свалить на маньяка?

– Понимаешь, чем больше он на меня нападает, тем выше шанс, что он оставит на месте происшествия что-то, через что я смогу его достать, – я устало повалилась на диван. – Ему бы еще после первого провала затаиться и замереть! А он… Это точно один убийца?

На душе было на диво мерзко. Предположить, что у меня в родном городе два смертельных врага, которые дружно устроили соревнование имени устранения меня?

– Может, и не один, – инквизитор смотрел на меня оценивающе.

Видимо, прикидывал, могла я нажить сразу двоих или не могла.

Я-то могла. Но не наживала: свою жизнь я перебрала в памяти чуть ли не на полгода назад и ничего, выбивающегося из канвы повседневности, не нашла.

– Давай я просто прокляну то место, где он стоял, – в приступе вдохновения предложила я, – А потом просто в морге выберем нужного покойника: кого с моим проклятьем привезут – тот и наш!

Максим сел на диван рядом со мной (Теплый! Пахнет приятно!), взлохматил волосы руками.

– Нельзя.

Мне показалось, или он произнес это с некоторым сожалением?

– Убивать людей в следственных целях запрещено законом.

– А убивать ведьм в неизвестных целях законом разрешено? – рыкнула я в инквизиторское ухо, расположенное в беспечной близости от моего негодования. – Вот что мне теперь делать? Что?!

– Прямо сейчас – идти досыпать, – невозмутимая сволочь поднялась с дивана и демонстративно почистила пострадавшее ухо. – В идеале – стоит взять отгул и не ходить на работу. Крест нейтрализовал неизвестный газ, но все же лучше дать себе время восстановиться. Мне отгул не светит, а день обещает быть напряженным – так что я тоже лягу и постараюсь выспаться.

На этих словах инквизитор и впрямь начал раздеваться. Вернее – взялся за пряжку ремня, но потом смерил взглядом мою подозрительно невинную физиономию и вопросил:

– Ксения Егоровна, не соблаговолите ли вы отбыть на ваше спальное место?

– Если вам это «благо», то вы и «валите», – проворчала я, понимая, что халявного стриптиза не обломится.

– Понятно, – вздохнул инквизитор и, внезапно наклонившись, подхватил меня на руки.

Поднес к спальне, пинком открыл в нее дверь (о-о-о-о!) и… опустил меня на постель. Одну.

Смерил критическим взглядом композицию, деловито уточнил:

– Раздеть-укрыть?

И был ознакомлен с творческой инсталляцией «подушка как форма негодования».

Поймал, поржал, бросил на постель.

Вышел из спальни и закрыл за собой дверь.

Убивать!

Но с «убивать» в эту ночь явно что-то не задалось у всех, в том числе и у меня. После того как омерзительная, гнусная, подлая инквизиторская сволочь вышла, вошло что-то другое.

Невроз.

Или психоз – не знаю, не сильна я в психических отклонениях.

Вот только что он был рядом, и я думала о том, как бы половчее доказать ему, что он козел, а ведьма – заинька, и о том, что бюст весьма выигрышно виднеется в вырезе футболки, а от инквизитора приятно пахнет чистой кожей и едва ощутимо – парфюмом, и еще вертелся в голове рой других весьма бодрых мыслей.

А стоило мне вытянуться на постели, стало… тревожно. Маятно. По телу волной пробежала дрожь запоздалого страха.

А если бы со мной не было инквизитора? Если бы преступник и правда меня похитил и держал бы в каком-нибудь подвале про запас, как живую консерву?

Ты, детка, второй раз не защитила себя.

Где-то ходит охотник на ведьм, от которого ты дважды не отбилась.

Зашебуршились в углах признаки старых неудач.

Выглянули из щелей страхи.

Пауки завозились где-то в своих паутинах, безмолвно суча лапами, плетя свои бесчисленные липкие нити, ожидая, когда в них влетит глупая ведьма…

И прабабка Ганна попеняла из глубин памяти: учиться надо было лучше, внученька!

Бабка Ганна бы на моем месте – да-а-а… Она бы этого ублюдка уже тоненьким слоем на хлебушек мазала и по кусочку жевала. Шутка ли – две войны, фашистская оккупация…

И баба Тоня. Да ее до сих пор весь город как вспомнит – так вздрогнет, оглянется и через плечо поплюет. Такая ведьма себя бы в обиду не дала. Не позволила бы загнать в квартиру, как испуганную зайчиху. Не сидела бы в своей спальне, трясясь от страха.

Поняв, что лежу, забившись под одеяло прямо в одежде, я волевым усилием взяла себя в руки.

Нет уж, так дело не пойдет.

Я, Ксения Егоровна Свердлова, ведьма. Первая в своем поколении. Тридцать третье колено в своем роду.

Футболка полетела в одну сторону, джинсы в другую, белье улетело следом за одеждой.

Я властна над своими кошмарами, а не они надо мной.

Безумный комплект, купленный по цене крыла от самолета в минуту душевной слабости и помрачения рассудка (черное кружево без косточек и стыда, бретели крест-накрест и та степень прозрачности, когда для воображения место еще есть, а для сомнений – нет).

И никаким страхам не свести меня с ума!

Диван прогнулся под весом хозяйки.

Я наклонилась к спящему инквизитору…

А в следующее мгновение меня молниеносно скрутили и подмяли под себя. Внизу живота сладко дернуло, но это не совсем то, что я имела в виду.

– Что ты тут делаешь?

Без малейших признаков осознания, на чистых, кажется, рефлексах Макс быстро и уверенно изучил мои руки – пустые, сюрприз! – пустил поисковый импульс по телу, проверяя на спрятанные заготовки волшбы…

И, кажется, очнулся, повторив уже осознанней:

– Что ты тут делаешь?

А меня отпустило. Вот в тот самый момент, как он спросонок и по въевшейся инквизиторской привычке едва не свернул невинной ведьме шею, страхи мои рассосались.

– Ты знаешь, секса очень хочется, – абсолютно искренне призналась я, испытывая злорадное и почти эротическое удовольствие от его растерянности.

Несмотря на то, что с виду в инквизиторе – кожа, кости да пара километров жил, он был тяжел.

Вес, прижавший меня к пружинам родного дивана, был приятен.

Твердое, настороженное тело. Горячее. Напряженное. Жесткая рука на моем горле, готовая в любой момент…

Мое тело отзывалось на эту опасность и эту мысль сладкой дрожью.

Я прогнулась и потерлась животом о плоский мужской живот.

Качнула перед его носом грудью в бесстыдном черном и прозрачном.

– Ты бы определился, ты меня душишь или имеешь? – миролюбиво попросила я. – А то мне знать надо, я тебе отпор даю или просто даю…

Сверху затряслись от смеха.

Дожидаясь, какое он примет решение – я к любому готова, если что, – я тайком потерлась своим коленом о его.

Внутри мартовской кошкой заурчала оголодавшая ведьма: хор-р-рошо-о-о!

А потом легкий укус в шею пустил предвкушающую дрожь по груди и ниже. Дал понять, какой он сделал выбор.

Когда он потерся лицом о грудь, царапнув нежную кожу утренней щетиной, я испугалась, что кончу только от этого – такой сладострастной молнией прошило меня от макушки до самого причинного места.

Вес сверху распределился по мне уже иначе: до этого господин Подозрительность пахом к моей промежности не прижимался.

Ну и зря, ну и дурак – сразу бы убедился, до чего же это приятно!

А еще приятно – когда руки скользят по груди, по плечам, и одна утекает на бедро, а вторая ложится на затылок…

Целоваться с ним – это когда наждак щетины и шелк языка нравятся одинаково. Когда хватаешь губами его губы, верхнюю, нижнюю, по очереди, и пьешь, пьешь ответный поцелуй, как воду, как силу, как душу, – и отдаешь в ответ свое покорно.

Бери! Все отдаю, ничего не жалко!

И когда его пальцы проникают под белье, я только выгибаюсь в ответ, хотя внутри все вопит от ликования и восторга: вот оно!

Мама-мама-мама, как же хорошо!

Мужские пальцы исследуют, что нравится моему телу: гладят, перебирают, теребят – и каждое удачное движение я встречаю укусом в плечо, который сама же зализываю. Сладкие игры, игры-знакомство, в которых нет ничего правильнее, чем уступить, потому что проиграть – невозможно. Можно только сойти с ума от дразнящего чувства, что обещает разрядку, и обманывает, растягивая и усиливая удовольствие.

Нижнюю часть полностью окупившего себя комплекта с меня стаскивают при моем активном содействии, я извиваюсь и взбрыкиваю ногами, потому что – трусы в такой момент наш злейший враг! Бюстгальтер пока держится: Макса от этих кружев, очевидно, прет, что наполняет меня сладким женским самодовольством. Он его лижет и сосет с такой целеустремленностью, что, кажется, сожрал бы – вместе с содержимым.

И он кусается. Кусается! И на каждый укус я загоняю ногти ему в спину. Потому что – сам виноват и потому что – нравится.

И еще нравится обвиваться вокруг него вьюном, извиваться, прижиматься, слизывать с кожы нашу влагу и выкусывать из него хрипы. Нравится требовать от него немедленных действий всем телом – и нравится не получать требуемого и сходить с ума от прелюдии.

…но если я действительно сойду от нее с ума, пусть потом сам что хочет, то и делает с чокнутой ведьмой!

Кажется, я сказала это вслух – иначе откуда этот его полубезумный смешок?

Треснула разрываемая фольга. Недолгая заминка.

И головка члена коснулась входа, погнала волны дрожи по моей спине: да-а-а! Наконец-то!

Короткие пробные движения: заботливый мальчик размазывает выступившую влагу.

Давление – и член входит медленно, бережно. Ему, несмотря на смазку, тесно.

Мне тоже тесно – но мне головокружительно бездумно от этой тесноты хорошо!

Он делает обратное движение – и снова входит, так ме-е-едленно, так тягуче-плавно…

А когда застежка бюстгальтера разошлась под ловкими пальцами и несожранная грудь, тяжело качнувшись, освободилась от плена несожранного кружева, кое-кого сорвало с нарезки.

Ксюша-дурочка думала, что дразнит инквизитора, хладнокровного, как гранит?

Ксюша сорвала джек-пот: под гнетом сдержанности и самоконтроля жила лавина, пусть радуется, что ее этой лавиной раньше не снесло!

Толчки-атаки, толчки-удары, поцелуи на груди – как укусы, и укусы – как ожоги, пятерня вцепилась в волосы и тянет, заставляя запрокидывать голову, подставлять горло, и пальцы, впившиеся в ягодицу, ощущаются раскаленным клеймом, и я тону-путаюсь в своих стонах-вскриках-мольбах: еще-еще-пожалуйста-да-а-а!

И предчувствие оргазма, выгибающее дугой и застилающее глаза…

И на короткий миг исчезает все, кроме точки, где моя плоть соединена с его телом.

И ослепительный спазм разрядки, выжигающий мозг, выжигающий белые пятна на моей карте мира.

Резкие, яростные толчки догоняющего меня Максима – и я оплетаю руками и ногами обессиленное тело поймавшего свое наслаждение мужчины.