Текст книги "Коломбина для Рыжего"

– Да мы на улицу собрались, Люд, не рычи. Ты время видела? Твои примерки раньше полночи не оканчиваются, а я устал сегодня, как черт. Сейчас вот выгуляю трагладита и спать… О! Сын вернулся! Света? Здравствуй. А кто это у нас тут на пороге стоит? Что за гостья такая, что ты, Витька, как петух гребень поднял? Неужели…

– Важная гостья, пап, – перебивает отца Рыжий. – Татьяной зовут. Познакомься, Таня, – говорит, прижав меня к своему боку, – Максим Аристархович Артемьев. Глава семейства и просто толстый жук по жизни. Родная кровь, в общем.

Мужчина отсмеивается, ни капли не смутившись такому представлению.

– Что толстый, это ты, конечно, Витька, хватил! – замечает с нажимом в голосе. – Не бедствуем и ладно. А вот насчет родной крови… Я тебя, сын, так редко вижу, что смотри, однажды не признаю, будешь по два дня пропадать. Только и останется, что тест на ДНК делать.

Пес с любопытством заглядывает в глаза, и я коротко треплю его за щеку – грубовато, но кажется, ему нравится. Оглядываюсь на дверь, все еще чувствуя потребность бежать со всех ног.

– Тань… – снова Рыжий, черт бы его побрал! Еще чуть-чуть, и вцепится в ворот куртки.

– Здравствуйте, Максим Аристархович. Приятно познакомиться.

С отцом выходит куда смелее, чем с Карловной, и Бампер довольно скалится.

– Молодец! – хвалит негромко. – Говорил же – это не трудно. Никто тебя кусать не собирается, даже Шрэк! Ну, кроме Светки, конечно, – бросает выразительный взгляд на странно поджавшую губы девушку – то ли с обидой, а то ли с насмешкой. – Этой акуле палец в рот не клади – по локоть отхватит!

– Здравствуй, Таня, – здоровается мужчина. – Так вот ты какая? – задумчиво смотрит, улыбаясь. – Наслышан-наслышан. Люда говорила! Рад тебя видеть у нас дома и приятно познакомиться.

Он протягивает руки, обхватывая мою ладонь, а я вновь удивляюсь: нет, у членов семьи Рыжего точно какой-то свой, особенный юмор, недоступный для понимания простому человеку. Как он может быть обо мне наслышан? Разве что жена рассказала о выходке в больнице, но тогда почему он так вежлив со мной? Я бы на его месте себя немедленно из дому выгнала!

– Не обращай внимания! – объясняет Бампер, верно расценив мое молчание, как оторопь, когда хозяин дома отпускает меня. – Отец, видно, спутал тебя сейчас с кем-то из моделей. У матери вечная смена фавориток, и она трещит ему о них без умолку! Сутками! Не прерываясь на обед и ужин, так что…

– А-а, понятно.

– Батя, ты ничего не забыл? – резковато кидает отцу.

– А что?

– Ты, кажется, гулять собрался с псом? Вот и иди, а я уж как-то сам Тане объясню, кто здесь о ком наслышан и почему, лады? А с рестораном еще с утра все последние вопросы закрыты, не переживай. Осталось благополучно дожить до завтрашнего вечера. Ну что, Тань, пойдем ко мне? С родителями познакомилась, теперь можешь чувствовать себя у нас, как дома.

– А что я такого-то сказал, Люд?

Мне тоже интересно «что», но ответ Карловны уже не слышу, потому что Рыжий уводит меня вглубь квартиры, мимолетом коснувшись губами материнской щеки:

– Спасибо, мам!

Даже завидно, насколько они близки.

– Совсем не обязательно было грубить отцу.

– А я и не грубил. Просто обозначил территорию, только и всего.

Мы пересекаем широкую гостиную, где пол устилает светлый ковер, а мебель цвета слоновой кости смотрится особенно выгодно на фоне большого темного камина в мраморном оформлении и фигурной ковке, черного рояля и огромного домашнего кинотеатра.

Камин, рояль… как это возможно в городской квартире? На двадцать четвертом этаже?.. Как вообще возможно, что именно я оказалась сегодня здесь? Хотя… обыкновенным этот фешенебельный пентхаус назвать сложно, да и людей в нем живущих тоже, в отличие от одной глупой девчонки.

– Что?

– Коломбина, не напрягай извилины. Во второй половине дня это не лучшим образом сказывается на цвете лица. Просто забудь!

Бампер толкает дверь, и мы заходим в комнату. После того, как над зеркальным декором стен зажигается мягкий свет, освещая спальню в бежево-кофейных тонах, я вижу, что она такая же просторная и красивая, как все в этом доме.

Неожиданно, со вкусом, и очень по-мужски. Даже я способна это понять. И никаких фотообоев в перистых облаках и портьер с золотыми орехами.

Я так и стою у порога, рассматривая спальню Рыжего, пока он ненадолго оставляет меня, чтобы вернуться в прихожую за моей сумкой.

– Что застыла, Коломбина? Проходи, не стесняйся. На сегодня и завтра этот шалаш твой, со всем барахлом и хозяином в придачу. А там, глядишь, Светка уедет, и мы с тобой ударим по рукам в расчете. Ну, чего язык проглотила? Как тебе моя святая святых?

Я смотрю на парня, сбрасывающего с плеч куртку, проходящего в комнату, и только сейчас окончательно понимаю, что он не шутил.

– Красиво.

Рыжий подходит к большой двуспальной кровати и садится на край, запуская пальцы в волосы.

– Черт, ну и денек! – выдыхает устало. – Знаешь, не только мой отец сегодня порядком вымотался, похоже, я тоже. Прошлая ночь была нескучной, да и ты на край света забралась… Насилу нашел.

– Но ведь нашел же.

– Нашел, – он смотрит на меня, спокойно глядя в глаза. – И дальше бы отыскал, Коломбина, не сомневайся.

Я отворачиваюсь, рассматривая комнату. Не желая чувствовать странные иголочки, зашевелившиеся в сердце от такого признания.

– Ты не сказал мне разуться. У вас что, все гости ходят по квартире в обуви?

Рыжий пожимает плечом, приподняв уголок губ.

– Насчет всех не замечал. А насчет тебя… Не волнуйся, я проследил, чтобы твои кеды были чистыми. Кстати, можешь их снять.

– Послушай, – я все еще топчусь у порога. – Но это же глупо!

– Что именно?

Я обвожу пространство рукой.

– Вот это все.

– Коломбина, не начинай…

– Не могу! Что подумают твои родители, Артемьев? Слушай, может, я все же пойду домой, а? Теперь, когда твоя девушка увидела, что ты не один, быть может, все не так страшно?

Почва под моими ногами так и не стала твердой, и я отчаянно пытаюсь выскочить на кочку.

– Родители? Я давно уже вырос и это не тот вопрос, над которым бы на твоем месте задумался, – холодно отвечает Бампер. – Но если хочешь знать ответ… Надеюсь, они отправят Светку домой. И если ты будешь очень убедительна – навсегда. И она не моя девушка. Моя девушка – ты.

Я не узнаю Рыжего. Последние полчаса он сам на себя не похож, и мне приходится подойти к нему, чтобы положить ладонь на лоб, проверяя, не поднялась ли у парня температура. Слишком серьезно звучит его голос, и смотрят глаза.

– Просто хотелось убедиться, что ты здоров.

Прикосновение обжигает, и я спешу убрать руку, но Бампер легко ловит мое запястье.

– Не надейся слинять, Коломбина. Сегодня и завтра у меня на тебя все права, помнишь?

– Звучит нерадостно.

– Согласен, – ну вот, снова скалится хитрым чеширским котом. – Как и перспектива застать Светку ночью в своей постели. А она попытается выманить меня даже у тебя из-под носа, посмотришь. И в отличие от провинциальной девчонки, сумеет извлечь из ситуации настоящую выгоду вместе с родителем. Так что располагайся, Коломбина, и от меня ни на шаг.

Бампер встает, расстегивая часы. Опустив их на прикроватную тумбу, берется за пояс брюк. Стягивает с себя рубашку… Оставшись в одних джинсах, спрашивает внезапно, словно мысль только что посетила его.

– Коломбина, ты есть хочешь? У нас кухня-студия, там сейчас мать с модельками, но если хочешь, я принесу тебе что-нибудь сюда. Кофе? Бутерброд? Или что посерьезнее? Не стесняйся, раз уж навязался на твою голову, готов к эксплуатации по полной.

– Нет. Не хочу.

Он что, серьезно собрался идти туда, где полно девчонок, полуголым? Играя прессом и крепкими бицепсами? Когда пуговица на джинсах расстегнута так, что брюки держатся на бедрах на одном честном слове?

Хотя «честное слово» у Бампера впечатляющее, стесняться нечего. Позер – чтоб его! Но разве это повод так открыто себя демонстрировать?

Боже мой, о чем я думаю! В конце концов, он у себя дома!

Я закрываю глаза, чтобы не смотреть на него, не чувствовать тепло тела незаметно приблизившегося ко мне Рыжего, остановившегося в жалком полушаге.

– Точно?

– Точно.

– А что же ты хочешь? – И снова эти рокочущие нотки в хриплом шепоте наглого, хитрого котяры, что знает все свои шаги наперед. Загнавшего глупую мышь в угол. – Может, чего-то другого?

– Ничего! – ответ выходит неожиданно резким. Пусть я и зла на него – это слишком. Слишком явно в сочетании с предательским вздохом и ладонями, упершимися в голую грудь. Как будто я сама испугалась того, чего и вправду хочу.

Свободы для своего проклятого тела! Без условностей и оглядки! Даже ценой расплаты и стыда. Пусть с нашей близости прошло так мало времени, я снова чувствую в себе пульсацию токов спящего до поры желания, так и заискривших при приближении парня.

– Это не страшно, Коломбина. Мы справимся, вот увидишь.

Он осторожно снимает с груди мои руки и отходит назад, а я могу открыть глаза.

– Ну, раз ты ничего не хочешь, – говорит спокойно, даже равнодушно, как будто не было этих последних слов, – значит, хотеть буду я и сразу за нас двоих. Поверь, я смогу. А сейчас я хочу просто побыть с тобой, даже если ты против. После твоего ответа, желания моей гостьи не обсуждаются. Итак, – он сбрасывает с себя джинсы, оставшись в одних боксерах. Играя на губах улыбкой, сгребает в охапку вещи, указывая рукой в сторону окна. – Вон там, вредная моя, балкон, – он скрыт портьерами. Здесь, – поднимает большой палец, указывая за спину, – ванная комната. Я сейчас туда направлюсь, чтобы, как настоящий ковбой пересекший прерию, смыть с себя пыль дороги. А вон та крайняя дверь – гардеробная. Ну-ну, Коломбина! Не стоит так явно удивляться, не такая уж она и большая. Захочешь примерить рубашки – не стесняйся, пользуйся. Решишь сбежать – держать не стану, но разочаруюсь, честное слово. Ты мне обещала.

Обещала, он прав, здесь не поспоришь. Как только Бампер закрывает за собой дверь ванной комнаты, оставляя меня в спальне одну, я снимаю кеды, толкаю сумку к стене и обреченно бреду к кровати. Закрыв лицо руками, опускаюсь на мягкий край, чтобы тихо и горько рассмеяться: ну и попала ты, Танька!

Кровать подо мной мягкая и удобная, я устала, и мне неожиданно в удовольствие, раскинув руки, упасть на спину, уставившись глазами в зеркальный лепесток потолочного декора, отразивший в мягком свете светильников темноволосую девушку с заметно отросшими в эту весну волосами. Уже не угловатую, какой я себя знала когда-то, а с тонкой талией, высокой грудью и… нормальными бедрами под низко сидящими джинсами, не хуже, чем у других. Я не привыкла себя рассматривать вот так – долго, пристально и некритично, и вдруг думаю о том, сколько еще девушек, подобных мне, видело это зеркало? И даже куда красивее, будем откровенными. С талией тоньше, грудью больше, а ногами длиннее?.. Хотя… Нет, Крюкова, на ноги тебе пенять – грех. Бывают, конечно, красивее, но твои – очень даже ничего.

Диагноз ясен: временное помешательство. А Рыжий – извращенец! Это же надо такое придумать – наблюдать за собой во время…

Нет, не стану об этом думать! Прочь из головы! Уж лучше перистые облака с Херувимами и здоровый сон!

– Вить! А, Ви-ить!

В дверь требовательно стучат, и я вдруг слышу голос бывшей девушки Бампера:

– Зая, мне скучно, можно войти? Вы там ничем «таким» не занимаетесь? Ты же знаешь, какая у меня нестабильная психика и тонкая душевная организация, мне психологические стрессы противопоказаны!.. Ну, Ви-ить, чего молчишь?

В ванной работает душ, рассчитывать на Бампера не приходится, я вскакиваю с кровати и оглядываюсь: стукнуть ее чем-нибудь, что ли, эту нестабильную неврастеничку, чтобы никакой психологии, а одна физика?.. Вот ведь прилипала! И ведь войдет же! Такая, как эта Света своего не упустит, ясно, как день. В прихожей в Рыжего вцепилась, что тот клещ! Даже жаль парня стало. Действительно, самостоятельно от такой не отвяжешься!

– За-занимаемся! Вот прямо сейчас! Не вздумай заходить!

– А тебя, дорогуша, не спрашивали! Я, между прочим, приехала за тридевять километров к своему близкому другу! О-очень близкому, по которому страшно соскучилась! Так что давай, слезай с него, я намерена войти, ясно? Даю вам две минуты! Надеюсь, Витенька, ты управишься? Раньше тебя и на минуту не хватало, так заводился!

Че-го? Вот ведь сучка крашенная. Нашла, чем уесть! Дешево, а бьет по мужскому эго не слабее пощечины. Хорошо, что Рыжий не слышит!

Тааак! Гардеробная… Гардеробная…

Я сдергиваю куртку и расстегиваю джинсы, выпрыгивая из них на ходу. Распахнув дверь гардеробной комнаты, – к слову, не такой уж и маленькой, – протягиваю руку и снимаю с вешалки первую попавшуюся рубашку. Натянув ее на себя, кое-как застегнув пуговицы и одернув, только успеваю выскочить в спальню, как девушка тут же входит в комнату, важно цокая каблуками и крутя задом.

– Хм. Дорогуша, а где Витя? – оглядевшись, спрашивает, уперев руки в бока, вскинув в недоумении густо подведенную карандашом бровь.

Фух. Успела. Главное теперь, не уступить блондинке в напоре.

– В ванной Витя. Взопрел бедный. Ты так тарабанила, что управился за тридцать секунд.

Вот теперь и вторая бровь девушки ползет вверх, доказывая, что она удивляется всерьез.

– Надо же, какой шустрый!

– А то! Темперамент, стараемся.

Я скрещиваю руки на груди и вздергиваю подбородок. Смотрю на гостью с явным вызовом, не собираясь перед ней юлить. Эта Света вошла, чтобы остаться, моя задача выставить ее вон. Зря, что ли, Рыжий помог с Мишкой. Да и вообще… Не нравится она мне.

– Послушай, девочка, если ты думаешь…

– Нет, это ты послушай, – я решительно перебиваю ее. – Тебя что, не научили в чужие спальни входить строго по приглашению? Ты видела, что Виктор пришел со мной, так зачем беспокоишь?

– И что? – мои слова совсем не задевают блондинку. Напротив, сверкнув накрашенными глазками, девушка в смешке поджимает губы. – Даже с тобой, дорогуша, эта спальня не стала для меня чужой. Я бывала здесь много раз «до» и буду «после», не сомневайся!

– Да хоть пропишись, если получится! После! А сейчас, пока я здесь, чеши за пределы! Сегодня в эту спальню тебя не приглашали!

Мы смотрим друг на друга упрямо и с вызовом. Я почти уверена, что девушка уйдет. Очевидно и дураку, что ее не настроены здесь видеть. Конечно, дело Рыжего избавляться от осады и внимания подобных Свет, но будь я его девушкой по-настоящему, я бы закончила этот бабий холивар в один момент, просто выкинув блондинку из комнаты за шкирку. Еще бы и пинком под зад наподдала для ускорения. Подобные разговоры не по мне. Пустая трата времени и сил.

Но Света не сдается. Демонстративно задев меня плечом, девушка проходит в комнату, садится в кресло и, сбросив туфли, закидывает ногу на ногу. Дотянувшись до пульта дистанционного управления, лежащего на прикроватной тумбе, спокойно включает плазменный телевизор и принимается смотреть какой-то фильм, скучающим видом демонстрируя свое безразличие.

Вот это наглость! Еще больше стало жаль Рыжего!

– Это мы еще посмотрим, дорогуша, приглашали или нет! – замечает, постукивая ноготками по кожаной обивке кресла. – Пусть Зая сам скажет! Думаю, моему папе очень не понравится, если меня выставят из этой комнаты, а значит из дома уважаемых им людей, как какую-то дворняжку. Зря я, что ли, приехала?

Я так и стою посреди спальни с голыми ногами, в криво застегнутой на груди чужой рубашке, изумляясь человеческой наглости и всей абсурдности сегодняшней ситуации, когда Бампер, наконец, выходит из ванной комнаты.

– Света? – спрашивает удивленно, остановившись рядом со мной. – Что ты здесь делаешь?

Слава Богу, он одет. В свободные домашние брюки и узкую черную футболку, выгодно подчеркивающую крепкий поджарый торс. Взгляд Светы тут же прикипает к парню.

– Кино смотрю! Кстати, Вить, мы с твоей Таней практически подружились! Очень милая девушка. Вот, пригласила меня в гости. Я упиралась, а она: заходи, заходи! Так что не хотела, а пришлось заглянуть к вам, так сказать, на огонек. Ты ведь не против?

– Что?

– Ой, да ладно тебе, Тань. Я только кино досмотрю и уйду. Обожаю Шерлока! Это же предпоследняя серия нового сезона! Тебе жалко, что ли?.. Ви-и-и-ить!

Невероятно. Прав был Рыжий: хватка у Светы акулья. Такими темпами она его к утру на себе женит, невзирая на помеху в моем лице.

– Ну, знаешь… – Я поворачиваюсь к Бамперу, желая объяснить последние слова. – Я ее не приглашала!

Он отвечает мне одними губами, наклонившись к лицу и улыбнувшись.

– Знаю.

Знает? Странно. Что веселого-то? Когда, можно сказать, решается его судьба?

– Ты это сама придумала, да? – шепчет на ухо, скользнув рукой по спине, пока я стягиваю на груди рубашку и хмурю лоб, не понимая причины веселья Рыжего. – Умница! Я знал, что не ошибся в своей Коломбине.

Он говорит это тихо и мягко. Довольно. Сердце пропускает длинный удар, прежде чем я вспоминаю, что мы играем роль и поднимаю на него глаза. Но Бампер уже отворачивается к гостье.

– Света, я рад, что моя девушка тебе понравилась. Мне она самому по душе, поэтому надеюсь, что с фильмом ты не задержишься. Не маленькая, должна понимать, чего мы хотим, раз уж остались одни.

Его рука на моем плече, и я стараюсь дышать ровно. Близость Рыжего заставляет сердце стучать слишком громко.

– Да знаю я, Витюша! Помню твой темперамент. Правда не знала, что теперь по тебе секундомер плачет. И про девушку твою не знала. Ну да ладно. Так я досмотрю? Интересно же, Вить! И потом, всегда можно сказать папе, что ты был мил со мной. В память о нашем прошлом? Ты же знаешь, как он тебя любит и дорожит нашей дружбой. А если учесть, что ничего нет вечного, и я так легко не сдамся… Да и родителей расстраивать не хочется…

– Черт с тобой, Светка! Смотри! Когда-то же этот Шерлок закончится!

Рыжий отходит и падает на постель почти бесшумно. Я все еще надеюсь, что блондинку посетит здравая мысль, но напрасно. Громко фыркнув, свысока оглядев мои босые ноги, девушка отворачивается к телевизору и включает звук, не оставляя мне выбора, как тоже сесть на край кровати, стиснув ладони голыми коленями, и уставиться взглядом в широкий экран.

Ну и вечерок! А еще… я совсем не помню, куда бросила джинсы с футболкой и куртку. Кажется, скинула просто на пол гардеробной.

– Нет, Тань, так не пойдет! Что ты как неродная? Иди сюда, я замерз!

Я даже не успеваю спросить «куда?», а руки Рыжего уже сгребают меня, затаскивают на постель и укладывают на привалившегося к стене парня. Прижимают спину к горячей груди, крепко обхватывая за плечи… Скользнув под мышки и ниже к талии…

– Тихо, Коломбина, не съем я тебя! Полежи спокойно, что о нас Светка подумает? Этой акуле только дай повод усомниться – раскусит в момент! И потом… мне и, правда, холодно.

Внезапная близость Бампера лишает сил, дыхание обжигает затылок, и я едва могу пробормотать, впившись пальцами в его ладони:

– Врешь.

– Вру, – легко признается он. – Но тебя не отпущу, пока она здесь. Ты мой щит, помнишь?

– Да.

Я отпускаю его руки, глубоко вздохнув, и он тут же шепчет в ухо:

– Верни, Коломбина, мне понравилось. – Но у меня хватает сил упрямо качнуть головой.

– Нет.

Я еще не касалась его рук вот так, просто чувствуя их тепло и силу, поглаживая кожу, запоминая форму костяшек, вплетаясь пальцами… Прикосновение бьет по мне обнаженным нервом и кажется очень интимным. Практически мигом близости. Потому что приятно, потому что горячо и потому, что уже первым касанием сводит с ума.

– Нет, – я тоже та еще лгунья.

Но Рыжий смелее меня, а может быть опытнее в подобных играх.

– Упрямица. А ладони холодные. Дай сюда.

И снова в ухо, когда его ладонь накрывает мою, и я теряю способность к дыханию со звуком хриплого шепота, прокравшегося, кажется, в самую душу.

– Да, Коломбина! Я обещал хотеть за нас двоих.

Шумный выдох, удар сердца, пробежавшая позвоночником дрожь, и руки Бампера подтягивают меня вверх, крепче прижимая к груди.

– Не надо. Я не сбегу.

– Знаю. Просто хочу, вот так…

Хочет. Это кипит в нас обоих, и Рыжему уже не скрыть своего желания. Я слышу, как он вздыхает, поймав открытым ртом воздух, когда я пробую отстраниться.

– Ты…

– Это чистая физиология, Коломбина, не обращай внимания. Здесь я ничего поделать не в силах.

Ну да, не обращай, как же. Ему почти удаются несколько минут покоя, и вот уже пальцы Бампера проскальзывают в прореху застежки рубашки и выводят вокруг моего пупка круги, поглаживают живот, стягивая в узел почти неподконтрольное желание, все больше искалывающее меня изнутри.

– Моя любимая…

– Что? – Спазм перехватывает горло и мне требуется дважды сглотнуть, прежде чем найти в себе силы пробормотать, каменея в руках Рыжего: – Ч-что ты сказал?

– Рубашка на тебе, говорю, моя любимая. Долго выбирала? А ты что подумала, Коломбина?

– Н-ничего.

Он смеется мне в шею, скользнув рукой выше, под самую грудь, но все равно получается расслабиться. Вот же чертов шутник! Чуть сердце не остановилось. Даже для Рыжего, это было бы слишком жестоко.

– Теперь ты врешь. – Я молчу, и он легонько тормошит меня. – Но ни за что не признаешься, да? Ну, скажи, Коломбина, о чем ты подумала?

И почему так обидно? Ведь скажи он всерьез – не поверила бы. Ни за какие коврижки не поверила бы. А сейчас, словно пустота души коснулась. Непонятно все.

– Еще хоть слово, Артемьев, и я…

– Что ты? – Бампер аккуратно кусает меня за ухо, продолжая развлекаться. – Что ты сделаешь? Один раз отдал дань твоему вкусу, а она уже иголки выпустила. Ежиха!

И снова сказал так мягко, что и не обидеться на него, пусть и со смехом, щекочущим висок.

– Смотри не заиграйся, игрок.

– А может, я не боюсь заиграться. А ты?

– Это не так увлекательно, как ты думаешь. Люди не воланчики и не мячики, им бывает больно.

Он на мгновение замирает… и вот уже снова шепчет, на этот раз серьезно. Или мне только так кажется.

– Ох, Коломбина, как же трудно с тобой… И слов не подобрать, и самому не подобраться. Вся колючая, как елка. Почему, м-м? Почему именно ты…

Бампер не договаривает, касаясь губами кожи за ухом, – сначала осторожно, словно пробуя ее на вкус, но с каждым прикосновением все настойчивее, – и мне приходится додумать мысль самой, с трудом ухватившись за тень уплывающего сознания.

– Ты облизываешь меня уже чертову уйму времени, не похоже, чтобы ты поранился.

Мне никогда не удастся смутить его. Вот и сейчас он только глубже забирается ладонью под рубашку, закрыв нас от Светки плечом и почти уложив на постель.

– О, я поранился, вредная моя. Ты даже не представляешь насколько глубоко. Так глубоко, что все кровоточит и болит, но от твоих колючек не откажусь, не надейся. Здесь даже реанимация не поможет, только искусственное дыхание рот в рот…

– Прекрати! – я всхлипываю с внезапным вздохом и жаром, обдавшим меня изнутри, когда чертовы губы Рыжего очерчивают линию моих скул, все больше увлекаясь и увлекая меня в свою игру. – Это слишком! Слышишь?.. Артемьев, пожалуйста…

И неожиданно очень честно, крепче обхватив руками под грудью, уткнувшись лбом в мой затылок:

– Я попробую.

Какой к лешему фильм! Сердце бьется так сильно, что, кажется, эхо его биения слышно в соседней комнате, а на планете наступило кислородное голодание, и вообще, остановилось время. В этой спальне судьба Шерлока интересна лишь девушке Свете, и когда Бампер то ли стонет, а то ли кашляет, блондинка нервно вздергивается в кресле.

– А что такого-то, Вить? Чего ты? Интересно же!

– Светка, – на полурычании, – уйди!

– Подожди! Здесь три финальные минуты все решают, – скороговоркой. – Уже всех укокошили, осталась одна графиня. Сейчас вот обыграют ее смерть, найдут документы и сразу же станет ясно, кто убийца…

Мне надо немедленно прекратить это. Все это. Иначе я прямо сейчас вылечу за грань, возвращение откуда будет еще болезненнее и ужаснее вчерашнего. Потому что сегодня одним разом мы с Рыжим не обойдемся. Голод, живущий в нас, слишком силен, чтобы насытится скромной порцией, а прелюдия была непозволительно обещающей. Нет, если мы продолжим так двигаться дальше, я осмелею и сама возьму то, что хочу.

А после упаду на самое дно.

– Всего три минуты, Витюш! Это же новый сезон, а я так ждала…

Три минуты – очень много для того, кто на последнем шаге готов отступить, и для того, чтобы получить ответ на вопрос. Я могу назвать убийцу блондинки прямо сейчас, просто ткнув в себя пальцем.

– Пусти!

Руки Бампера цепки, но я вырываюсь из их хватки и сползаю с кровати. Подойдя к девушке, глядя Свете в глаза, стягиваю ее за предплечье с кресла, надеясь, что она поймет все без слов.

Не понимает. Плевать. Я не намерена слушать кошачий визг.

– Давай, подруга, чеши к себе или где ты там обосновалась! Кинозал закрыт!

Вот и все. Нет Светы. И, кажется, легче дышать стало.

Она так и не забрала туфель. Ладно, я не гордая, выставлю за порог сама.

– Эта чертова дверь закрывается?

– Э-э, нет.

– Если она войдет, я выйду. Серьезно. Я уже отыграла на сегодня свою роль.

– Да я без претензий… Черт! – похоже, мне удалось удивить Рыжего. – Ну, ты и фурия.

– Не нравится? Выгони – переживу.

А вот переубедить – нет.

– Размечталась! Только попробуй уйти, Коломбина, выброшусь из окна. А здесь высоко, между прочим, никакая скорая не спасет. Лучше смерть, чем Светка.

Интересно, я когда-нибудь увижу его настоящего?.. Впрочем, отпускать он меня не намерен, здесь все без шуток.

– Ты такой дурак, Рыжий.

– Так я и не спорю.

Бампер садится на постели, спуская ноги с кровати, и я тут же упираю в него палец, с ужасом представив, что будет, если он только приблизится и коснется меня. Сейчас, когда мы остались одни.

– Не подходи!

– И не думал даже.

– Я… я спать хочу. Мне можно куда-нибудь лечь?

Уже поздно, мы оба порядком устали и… мне просто необходимо сбежать. Не видеть, не смотреть, не чувствовать Рыжего, даже находясь рядом! Если бы только получилось забыться сном в чужом доме.

– Конечно, Коломбина, – отвечает он, пожимая плечом. – Я же тебе не зря сказал про шалаш. Вся левая сторона кровати твоя. А хочешь, можем валетом лечь. А? Как тебе такой вариант?

И почему сегодня все его слова звучат так пошло?

Я подхожу к сумке, сажусь на корточки и открываю ее. В сумке пижама – штаны с футболкой, не в зайцах и ладно. А то, что далеко не новая, с растянутым розовым рюшем, – а ну и пусть! Быть может, мне в такой лучше спится!

– Отвернись.

Я почти уверена, что Бампер не послушает меня и придется так же, как в гараже, плюнуть на гордость и приличия, но парень ложится на постель, закидывает руки за голову и закрывает глаза. Слова не сказав против.

– Ты уже, Коломбина? – спрашивает через время, когда я мнусь возле сумки, отпихнув ее ногой прочь, вместе со сложенной сверху рубашкой. – А то боюсь усну, так и не запечатлев в памяти на сон грядущий твой неземной образ.

– Уже.

Да. Знаю. Остаться ночевать у парня и надеть старую пижаму – это нонсенс, абсурд и просто-напросто глупо! Но рубашка Рыжего… Даже с Серебрянским я не вытворяла ничего подобного. Не хотелось. В голову не приходило! Да и не действовал на меня так Вовка! А тут… словно голая оказалась в руках Бампера. И никаких ширм и полутеней, вся на виду. Даже запах хозяина, кажется, проник под кожу…

Понять бы еще, в чем дело? Неужели в нервах, близости Рыжего и любительнице смотреть фильмы в чужих спальнях? Но ведь меня никто не заставлял разыгрывать перед Светой спектакль настолько достоверно?

Нет, это оказалось совершенно ошеломляюще. Уж лучше старая проверенная территория. Принадлежащий мне островок – надежный и знакомый, – в рюшах или без, какая разница! – что удержит от возможной ошибки и позволит сохранить себя. А пижама… ну что пижама? Переживем! Пусть видит конопатый Одиссей, какую себе отхватил Пенелопу!

Бампер привстает на локте, с улыбкой оглядывая меня.

– Что? – ну вот, я снова начинаю сердиться. Господи, бывают моменты, когда Рыжий не скалится?

– Хм, мило. Хотя в рубашке было сексуальнее. Ну и чего ты, Тань? Могла бы в ванную комнату пойти. Не обязательно было переодеваться у порога.

Стоп! Какая же я глупая. А все Рыжий виноват, задурил голову! Скоро заикаться с людьми стану и штаны снимать на раз-два!

Так и не дождавшись от парня колкости, я отступаю под пристальным взглядом в ванную комнату, а выйдя из нее, осторожно обхожу стороной все еще сидящего в той же позе Бампера, – поигрывающего в руке дистанционным пультом и не сводящего с меня глаз. Откинув со своей стороны одеяло, ныряю под него – под такое холодное в этой незнакомой постели, что тут же хочется свернуться клубком, – и натягиваю до подбородка, утопив щеку в мягкой подушке.

Бампер тоже укладывается спать. Шумно вздохнув, выключает телевизор, тушит свет… Со стороны окна портьеры задернуты во всю стену, и в комнате сразу же становится так темно, что мне не удается разглядеть даже его силуэт, опускающийся рядом…

– Коломбина…

– Полезешь обниматься – получишь в глаз!

– Да я и не хотел. Очень надо.

– Вот и отлично. – И почему мне не хочется ему верить? Поговорили, называется.

– Или хотел… – еще один шумный вздох, и я догадываюсь, что он прячет руки под головой. – Подумал тут: вдруг тебе холодно, а долг, как говорится, платежом красен. И ты у меня в гостях…

Надо же! Какие мы, оказывается, гостеприимные!

– Мне хорошо, спасибо. А хочешь кого-то согреть, так я у тебя сегодня не единственная гостья в доме. Сказал бы, я бы вместо акулы себя за двери выставила.

– Жестокая ты. И спишь, между прочим, на моей любимой подушке.

– Могу вернуть, если очень надо.

– Спи уже. – И после паузы. – Послушай, Коломбина, а ты что же, совсем не ревнуешь меня? Ну хоть чуть-чуть?.. Как-то даже обидно за себя.

Не знала бы Рыжего, поверила, что он серьезен, а так… плуту плутовское.

– А с чего я вдруг тебя должна ревновать?

– Ну, во-первых, с того, – он поворачивает ко мне голову, – что ты моя девушка, а на меня, вроде как, претендуют?

– Не смеши!

– И я целуюсь лучше всех, да и вообще… Никто не жаловался.

Мне стоит сказать ему, пусть хоть сейчас честно, хотя заявление Бампера звучит очень самоуверенно, в отличие от моего голоса.

– Я тоже не жалуюсь, если ты об этом.

Ну вот, даже в темноте ясно, что он улыбается. Ну, еще бы. С самооценкой у Рыжего все в порядке.

– Я знал, Коломбина, что нравлюсь тебе. И что ты лгунья.

– Ты сумасшедший! – Мне удается сказать это после долгого молчания, пока сказанные слова, вскружив вихрь мыслей в голове, не оседают на сердце тревожным осадком. – А я дура.

И услышать в ответ тихое, но весомое:

– Согласен.

– Молчи уж! А то так верну подушку, что мало не покажется! И еще раз верну, пока не заткнешься.

И почему Рыжий меня не пугается? Вместо этого он вдруг легонько дергает на себя одеяло, привстав на локте: