Текст книги "Коломбина для Рыжего"
Автор книги: Янина Логвин
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
Я как раз работаю с карандашом и линейкой над таблицей, когда знакомое имя, сорвавшееся с удивленных губ профессора, заставляет меня вскинуть голову.
– Виктор Артемьев?! Счастлив вас видеть, молодой человек, но будьте добры, озвучьте цель визита? Если вы не заметили, у моих студентов контрольная, и я сейчас тоже немного занят.
У Рыжего взлохмаченные волосы и темная щетина на лице. На парне джинсы и простая черная футболка, но улыбка настолько широкая и уверенная в себе, что кажется, смущает даже Генриха.
Он входит аудиторию и прикладывает руку к груди. Смотрит на мужчину по-доброму, почти ласково.
– Генрих Азарович, позарез нужно! Забыл своей девушке ключи передать. Всего-то секунда дела! Кто же виноват, что ваши студенты так увлеченно пишут контрольную, что выключают телефоны силой мысли, забыв об обеденном перерыве. Так вы не возражаете? Очень надо!
Возражает, еще как! Сердитый рот поджимается в щель под колючими усами. Но нет такой нерушимой стены, какую бы не пробило обаяние Бампера.
– Возражаю, но что это меняет? Мы знакомы не первый год, Артемьев, не думаю, что способен остановить вас. О вашей наглости, уважаемый, можно слагать стихи. – Ясно, что профессор почти сдался.
– Скорее писать байки, – тянет кривую улыбку Рыжий. – Однако вы правы, Генрих Азарович, это все равно не лечится.
Он отворачивается от кафедры и спокойно пересекает аудиторию, легко отыскав меня взглядом, словно в ней не сидит без малого тридцать человек, разом позабывших о секторах экономики и валовом продукте. Поравнявшись с сестрой, треплет довольную Алинку по макушке, подходит ко мне, наклоняется и быстро целует в висок, не замечая, как широко открыты от удивления мои глаза и рот.
– Танька, я сейчас должен уехать. В конверте ключи и адрес, приеду к вечеру. Что-нибудь куплю на ужин, не хочу никуда идти. И… только попробуй не быть на месте! Слышишь! Найду и покусаю. Ты знаешь, где и как. И я не шучу!
И снова легкий поцелуй, на этот раз в нос.
Не шутит? Он не шутит?! А чем тогда занимается?
Сумасшедший! Он что, и правда, вот так запросто взял и прервал итоговую контрольную? У самого Генриха?!
– Скучаю по тебе.
И все. Всего минута, и Рыжего след простыл, а я так и продолжаю пялиться в закрытую дверь. Сижу еще час над таблицей, чувствуя, как у меня от любопытных глаз согруппников алеют уши, все еще не веря в поступок Рыжего. Не веря, что он при всех поцеловал меня. И только к концу ленты, когда профессор просит сдать тетради, а студенты гремят стульями, выползая из-за парт, понимаю, что так и не задалась главным вопросом: «Что он сказал про ужин? Какие еще ключи?»
Алинка Черняева крутится у стола, и я не выдерживаю:
– Алин, перестань так на меня смотреть.
– Как? – улыбается девушка.
– Как будто ты видишь меня впервые, или у меня на голове расцвела чудо-яблоня.
– Не могу, Тань, – она подходит ближе и садится на парту. Накручивает на палец длинный темно-русый локон, чуть склонив голову. – Потому что так и есть.
– Что? – я складываю в сумку учебные принадлежности, вскидывая на девушку удивленный взгляд. – Вот прямо расцвела? Серьезно?
– Серьезно, – кивает Черняева, ни капли не смутившись моей иронии. – Очень красивая яблоня. Если бы своими глазами не увидела это чудо, ни за что не поверила бы, что оно возможно. Ты, Крюкова, мастер маскировки.
Кажется, я догадываюсь, о чем она говорит, и краснею еще больше. Интересно, наступит ли сегодня предел моему смущению? Сначала преподаватель и группа, теперь вот Алинка. Но Черняева хорошая девчонка, милая и приветливая, и грубить ей совсем не хочется.
– Ты… Ты была там, да? На юбилее?
– Конечно, – кивает Алина. – Отец Виктора – младший брат моей мамы, так что присутствовали всей семьей. И все вместе целый час гадали, что за финт с моделью придумали Витька с Карловной. Клянусь, Тань, я половину вечера понятия не имела, что за девушка сопровождает Рыжего, и на вопросы родителей – лишь пожимала плечом. Мало ли у Витьки знакомых моделек! Если честно, мы даже пошутили некрасиво по этому поводу. А когда поняла… В общем, умеете вы двое удивлять, я тебе скажу! До сих пор челюсть на место подобрать не могу!
И почему я прячу глаза. Делаю вид, что никак не могу справиться с застежкой-молнией на сумке.
– Тань, видела бы ты вчера себя со стороны, – мечтательно вздыхает Алинка. – Ты была такая красивая, как королева! Я еле сдержалась, чтобы не броситься на шею с громкими «Вау!» и «Привет!» – Девушка тихо смеется. – Хорошо хоть вовремя сообразила, что вам с Витькой не до меня. Не то бы брат мне на месте шею открутил!
– Алин, ты кому-нибудь говорила? Про вчерашнее?
Я киваю в сторону перешептывающихся студентов, с интересом поглядывающих в нашу сторону, даже после звонка не спешащих покинуть аудиторию.
– Ну-у… – Черняева виновато закусывает губы. Оглядывается с пониманием. – Вообще-то, да.
– Тань, – упрямо отвечает на мой укоризненный взгляд, сползая с парты, – как я могла смолчать! Тем более сейчас, когда твой Серебрянский крутит шашни с Наташкой у тебя на глазах! Непонятно с какого перепуга переметнувшись к ней!
– Он не мой, Алин. Он теперь Сомовой.
– Вот и хорошо! – соглашается девушка. – Просто расчудесно! Пусть Сомова с ним и возится, подкаблучником. Ей, кстати, роль няньки идет куда больше, чем тебе. Она всегда к нему неровно дышала. Ходила за вами тенью, как привязанная. Ты просто не замечала. А теперь у тебя есть Витька!
Алинка Черняева снова делает это – откинув на спину длинные волосы, улыбается мне знакомой улыбкой. Так радостно и открыто, что у меня щемит сердце, а перед глазами встает лицо Рыжего. Голубоглазое, под темным ободом ресниц и густым разлетом бровей. Красивое, бесстыжее и… родное.
Я тоже, тоже скучаю по нему.
– Да, я рассказала девчонкам и не виновата, что Вовка распустил уши. Пусть знает, кого потерял! Какой ты можешь быть! Какого платья достойна! А то всех уже достало его вечное: «бу-бу-бу, бу-бу-бу!» Не так села, не так встала. Не думай, что мы не слышали.
– А что, слышали? – изумляюсь я. Вот это действительно новость.
Алинка только фыркает, грустно вздохнув. Отмахивается рукой, не желая продолжать.
– Да ну их к лешему, Танька! Твоего бывшего с новой подругой! Забудь! Лучше скажи, как тебе «Нежный апрель»? Правда, чудо? Мне Еременко призналась, что уже пощупала подарок и оценила. Поверить не могу, что пока мы тут с тобой говорим, «Нежный апрель» висит в студенческой общаге на самом обыкновенном стуле!
– Что?
– Да брось смущаться, Тань. – Девушка по-дружески касается моего плеча. – Мне тетя Люда все рассказала. Как только вы ушли, мы с мамой не смогли удержаться от вопросов, извини. Это же любимое детище Карловны, как не спросить! Мы на его презентацию всей семьей ходили, дышать боялись вблизи. Сколько шумихи вокруг было! А тут Карловна говорит, что Витька сошел с ума. Что взял и купил «Нежный апрель» для тебя! Увел платье из-под носа у самого Лепажа, представляешь! – Черняева вновь смеется. – Еще и глаз французу подбил для верности, чтобы на «Нежный апрель» не зарился. Короче, Крюкова, Баба Яга от правнука в восторге! А дядя Максим всем говорит, что вот теперь, наконец-то, Витька стал настоящим мужчиной, пусть и с дырой в кармане! Как тебе?
– Т-то есть? – я чувствую, как на грудь накатывает тяжелая горячая волна, затрудняя дыхание.
– А ты думала, почему француза все ждали? Он же за платьем прилетел, чтобы приобрести у Карловны для своей новой коллекции. Уж не знаю, почему он сам не смастерил что-то подобное, раз уж он известный в Париже кутюрье? Оно же стоит кучу денег! Неужели Витька не сказал? Там одних брюликов – на новый автомобиль хватит! Ну, или почти на новый, я точно не знаю. Знаю только, что огранку камней и крепежи Карловна у известного ювелирного дома заказывала.
Я стою не моргая, не зная, что сказать, глядя поверх плеча девушки на Серебрянского с Сомовой, топчущихся у дверей, и она вновь говорит сама:
– А сегодня? Что это было, Тань? Глазам не верю. Чтобы мой брат вот так заявился с ключами… Да еще при всех назвал тебя своей девушкой? По-моему, это сильно!
– Почему? – голос совсем не слушается меня.
– Потому что я не помню, чтобы у Рыжего была девушка. От слова совсем! Нет, они были, конечно, полно! Но вот так, чтобы по-настоящему, не для статуса и напоказ…
– А я? Откуда ты знаешь, что я – по-настоящему? Что не на показ? Может быть, я тоже… Тоже одна из многих.
Вот теперь Черняева не улыбается. Смотрит серьезно, поджав рот.
– Крюкова, ты хоть сама веришь в то, что говоришь? Что с тобой? После всего, что Виктор сделал? Я была там, на вечере. Слышала песню и видела вас со стороны. Мне не надо быть наблюдательным человеком, чтобы понять, как он к тебе относится. И не пытайся меня переубедить. Я давно знаю, до чего ты упрямая.
– Хватит, Алин! Пожалуйста! Ты не понимаешь! – я не выдерживаю и бросаю сумку на стул. Сажусь на парту, запуская пальцы в волосы.
Неужели Рыжий, и правда, купил для меня это платье? Зачем? Зачем?!
Да, я показывала ему свою наличность. Догадывалась, что не все так просто и придется просить денег у отца, но я… Черт! Мне никогда не расплатиться за такое платье. Никогда! Даже зная, что сама виновата. Зная, что он, возможно, из-за меня влез в долги. А еще эта история с французом. Я ведь догадалась, что они вышли не на парк смотреть и не подышать свежим воздухом.
– Он… Виктор попросил его выручить, – тихо признаюсь вслух. – Это просто сделка.
– В смысле? – поднимает брови девушка. Смотрит озадаченно: – А можно с этого места поподробнее?
– Да нечего особо рассказывать, Алин, – вздыхаю, чувствуя затылком, как кабинет медленно пустеет. – У Артемьева проблемы с бывшей пассией. Кажется, их отцы хотят свадьбы, и она очень даже не против. У семей совместный бизнес и эта девушка была с родителями на празднике, вот мне и пришлось занять вакантное место подруги, чтобы не усложняла жизнь.
– Что? – синие глаза Алинки распахиваются от удивления. – Женить Витьку помимо воли? На ком? Таня, ты серьезно?.. В жизни не поверю, чтобы Рыжим кто-то вертел! Даже отец с матерью! Да ты знаешь, какой он у всех любимчик? Если надо, он сам из кого хочешь веревки совьет! Ему всегда все самое лучшее доставалось. Даже я в детстве из новогоднего подарка Витьке лучшие конфеты отдавала, лишь бы только со мной дружил! А ты говоришь женить…
– Не знаю, Алин. Эта Света выглядела очень убедительно. Она твоего брата так просто не отпустит.
– Постой. Как ты сказала, ее зовут? Света?
– Да.
– Такая симпатичная блондинка с круглыми формами и родинкой над губой? Уфимцева, что ли?
– Ты ее знаешь? – я смотрю на девушку с интересом. – Очень неприятная девица.
Черняева качает головой, закатывая глазки. Снова прыскает смехом.
– Да ты что, Крюкова! Светка классная! И свой парень в доску! Они же с Витькой в один садик ходили, затем в одну школу. Сидели за одной партой, и Витька рассказывал, что не раз помогал Светке избавиться от ухажеров, так доставали. Все верно, у родителей действительно есть совместный бизнес, но чтобы женитьба… Первый раз слышу!
– Погоди, – я стремительно сползаю с парты, заглядывая Алинке в лицо. Тяну на плечо вдруг потяжелевшую сумку. – Так она что, местная? Не приезжая из Тьмутаракани?
– Нет, – Алинка закидывает ногу на ногу, хлопая себя по коленке. – С чего ты взяла? Живет с Витькой в одном доме. Кажется, двумя этажами ниже. У девушки есть две младших сестры и офигенная бумажная библиотека – в семье растет ребенок вундеркинд, вот родители и стараются. Я пару раз бывала у них в гостях. Да и на общих праздниках встречались. Хорошие люди.
– В одном доме? – это все, что я способна повторить, совершенно огорошена новостью. – Ходили в один класс?
Черняева замирает, с пониманием вскинув бровь.
– Ну да. А что он сказал тебе?
– Сказал, что эта язва приехала на юбилей родителей с целью напомнить о себе и влезть в его постель, – хмуро признаюсь я. – Целый спектакль разыграл под названием «Светка-акула». Станиславский, блин! А я дура попалась.
Мы обе молчим, снова сидя на парте и глядя в окно.
– Знаешь, Таня, может и дура, – пожимает плечом Алина, – но я не помню, чтобы брат когда-нибудь шел на ухищрения, что касается девушек. Я знаю Витьку, это не про него. Зачем, когда так легко быть милым, хорошим парнем. Без обязательств и обещаний. Но вот песня… Она была о настоящем, и нам, его семье, это ясно. Он ведь не любит играть на публике, хотя отлично умеет, а как поет, мы вообще услышали впервые. Поверь ему, Крюкова, очень тебя прошу.
Я не знаю, что и думать, и просто вздыхаю. Бормочу устало, почему-то совсем не чувствуя злости.
– Зараза рыжая. И где он взялся на мою голову?
– Угу, – соглашается Черняева. – Непонятно. Загадка мироздания, чесслово.
– Никогда ему не прощу!
– Ну, коне-ечно! – подбивает меня плечом, снова улыбаясь. – Хоть бы до вечера дотянула, непростительница. – Спрашивает, хитро сощурив глазки. – А скажи, Танька, это ведь ты, да?
– Что я? – выныриваю из своих мыслей, где взываю к совести Рыжего, глядя ему в глаза. Спрашивая и боясь услышать ответ.
– Помнишь, три года назад, на даче? Это ведь ты Витьке под глаз синяк поставила? Я сразу догадалась.
Не знаю, почему правда сегодня так всех веселит? Может быть, потому, что ее обещали держать в секрете?
– Нет.
– Ну и ладно, – отмахивается Алинка. – Ну и не надо говорить. Знала бы, чем та давняя ссора для вас закончится, не издевалась бы так над Витькой. Я ведь ему еще долго вспоминала тот вечер, тебя, сбежавшую в ночь, и синяк.
…Когда я выхожу из учебного корпуса, то натыкаюсь на Сомову. У девушки слезы в глазах и трясутся губы. Мне не стоило останавливаться возле нее и интересоваться в чем дело. Все и так предельно ясно:
– Отстань! Просто отстань от него, слышишь! Когда твой Рыжий тебя бросит, даже не смей смотреть в сторону Володи! Он не для такой, как ты! Он мой! Мой, и всегда был моим! Уходи, видеть тебя не могу!
* * *
Не может? Пусть! А я не могу видеть Вовку, поджидающего меня на автобусной остановке. Тем более, когда руку жжет конверт с ключами, а в сердце свежа память о прошлой ночи. Когда слова Рыжего все еще звучат в голове настойчивым шепотом, а тело хранит следы его внимания. Я вижу худую фигуру Серебрянского, подпирающего железный столб, и трусливо сбегаю в кусты. Незаметно пробираюсь парковой аллейкой к старым воротам и бегу вдоль проспекта к общежитию знакомым маршрутом, не желая мучить ни себя, ни Вовку. Ворошить наше общее с ним прошлое. Потому что мне не все равно, что бы ни думала Черняева, но я не хочу возвращаться во вчерашний день, где стыдилась вчерашнюю Крюкову и ее поступков, не хочу! Пусть он будет счастлив с Наташкой, она заслужила! А я… А в моей жизни отныне случился Рыжий, и мне никогда не стать прежней. Наглый, бесстыжий, циничный тип, которому ничего не стоит обвести вокруг пальца глупую, доверчивую Коломбину. Посмеяться над ней, а потом из Золушки превратить в принцессу, сотворив чудо, без сожаления вывернув наизнанку собственные карманы. При всех без стыда целовать, прокрасться под кожу и остаться там отныне единственным, всецело завладев душой и мыслями. Который, несмотря ни на что, в трудную минуту оказался способен быть настоящим другом.
Я это запомню и постараюсь не калечить Рыжего больно. Так, сначала голову откручу, потом от головы нос и уши, а затем подумаю, что и в каком порядке назад пришить, чтобы в следующий раз неповадно было.
Темная фигура мотоциклиста у общежития в этот солнечный день сразу бросается в глаза, и на минуту мне кажется, что это Медвед, но подойдя ближе, я понимаю, что ошиблась.
– Фьючер? Олег, ты?
– Я, Закорючка. Почему не на связи? Еще с Роднинска пытаюсь до тебя дозвониться – все как в трубу. Глухо.
Парень снимает с головы мотоциклетный шлем и вытирает тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Смотрит, откинув волосы, с легкой укоризной.
– Ну и забралась же ты в дебри, Танька. И как оно ничего? Как студенческие будни? Учится потихоньку?
Видеть здесь старого доброго знакомого, вечного соперника в гонках по треку, лучшего друга Мишки – по меньшей мере, неожиданно, и я не могу это скрыть.
– Извини. Важная контрольная по спецпредмету, сессия на носу, пришлось телефон отключить.
– Ясно. А я уж было подумал, что ты решила остаться не при делах. Знаю, что это не про тебя, потому и приехал. Хотел сам убедиться.
– В чем? – моргаю я. – Олег, а почему ты здесь, в городе? Что-то случилось?
Парень цепляет шлем на руль мотоцикла и поворачивается ко мне. Щелкнув зажигалкой, прикуривает от нее сигарету, хмуро поглядывая исподлобья.
– Это ты мне, Тань, скажи, что?
– В смысле? – у меня вдруг подкашиваются ноги и немеют губы. Падает с плеча сумка, со стуком ударяясь о тротуарный бордюр. – Что-то с Мишкой, да? Что-то случилось с Медведом?! Неужели он участвовал в гонке? Пожалуйста, Фьючер, – я сама не замечаю, как впиваюсь мертвой хваткой в запястье парня, заставив его обронить сигарету. – Скажи, что он жив и здоров! Что не разбился! Скажи, Фьючер, – с надеждой заглядываю в лицо, притягивая к себе, – не молчи! Пожалуйста!
Парень чертыхается и отступает. Просит, сцеживая сквозь зубы:
– Жив, Закорючка. Да отпусти ты запястье, шальная, сломаешь!
Я отпускаю руку, но взгляд не отвожу, в тревоге за друга разучившись дышать.
– Жив Мишка, успокойся! Только, кажется, влип по-серьезному на этот раз. Связался не с теми ребятами, теперь сидит закрытый и воет псом. Ты знаешь Вардана? Может быть, слышала о таком?
– Нет, – я уверенно мотаю головой. – Это имя мне ни о чем не говорит.
– А Бампера?
Я заминаюсь всего на секунду, но заминка не укрывается от внимательных глаз Фьючера.
– Так значит, Медвед сказал правду?
– О чем? – не понимаю я.
– О том, что вы вместе.
Я не привыкла держать отчет за свою личную жизнь ни перед кем и сейчас не собираюсь.
– Олег, это тебя не касается. Ты хороший парень, но не суй нос не в свои дела. Ладно? Не помню, чтобы я интересовалась твоими подружками.
Если парень и задет моим резким ответом, то виду не подает.
– Да мне пофигу, девочка, спрашивай, у меня от друзей секретов нет, – отвечает, расправляя на плечах короткую кожаную куртку, оглядывая меня с интересом. – Только мы сейчас с тобой о Медведе толкуем, не обо мне. О том, что он догадался, кому сказать спасибо за снятие с гонки. Чьих это рук дело.
Мне нелегко признаться, но молчание сейчас будет выглядеть трусостью, а врать я никогда не умела.
– Да, я попросила Бампера не допустить Медведа к участию в гонке и ничуть о том не жалею. Это было бы самоубийство, Фьючер! Серьезные конкуренты, мокрая после дождя трасса, не самый лучший байк… Кому мне, как не тебе рассказывать какой паршивый из Медведа гонщик? Неужели было бы лучше, если бы он убился? Кому к черту нужна такая жертва?!
– Танька, да не ершись ты, – неожиданно идет на попятный Фьючер, обнимая меня за плечи. Вздыхает полной грудью, впиваясь злой пятерней в свой затылок. – Сам знаю, что не лучше. Знаю, и ругаю только одного дурака, поверь.
– Подожди, Олег, – я отстраняюсь от парня, чувствуя себя в его руках неуютно, – а как он узнал – Мишка? Ну, обо мне? Я уверена, что Виктор… что Бампер никому не проговорился. Он обещал, понимаешь?
– Думаю, догадался. В чем, в чем, а в соображалке Медведу не откажешь. И потом, этот твой Виктор, – Фьючер остро смотрит мне в глаза, – не просто снял его с гонки. Он снял красиво, так, чтобы после к Мишке никаких вопросов не возникло. И сам он больше не возник на горизонте. Вернул сумму ставок с учетом неустойки и с запретом на участие. Медвед, конечно, человек новый, не думаю, что многие поставили на новичка, деньги бы мы всем миром вернули, наскребли, но вот самолюбие Медведа это задело… В общем, в дерьме наш друг сейчас по уши, как и мы с тобой.
– Объясни, не понимаю, – прошу я парня. – Причем здесь какой-то Вардан? Если Бампер вернул деньги?
– Я сам толком не понял всю кухню, Тань. Медведу не дали договорить. Понял только, что зарвался он с мужиком не на шутку. По всему видно – побился на слово. Я навел справки у своих – этот Вардан местный авторитет, держит в руках часть нелегального бизнеса и несколько заправок. Не первый год крышует стрит-рейсинг и знает в этом толк. К Бамперу с его дружками не суется, но отжимает себе, что может. Играет по-серьезному, на большие бабки. Участвуют спортивные тачки, и гоняют не где-нибудь, а по центру города. Ночью. Чаще всего на «City-Style». Маршрут участникам дают непосредственно перед стартом, так что если не знаешь города, ты уже лузер. Полиция, конечно, в курсе, но как обычно за бабки закрывает глаза на игры мажоров, так что размах внушительный.
– И?
– И черт дернул Медведа сказать, что Роднинск сделаешь лучшего гонщика Вардана! Что они тут все, если не чмо, то очень близко к подобному определению.
Я смотрю, не отрываясь в глаза Фьючера, вижу, как у него ходит кадык, и не знаю, что сказать. Он заговаривает первым, с трудом протолкнув в горло сухой комок.
– Мне нужна ты, Таня. Или Глаша, если дашь добро. Я готов выручить Мишку, но я не знаю города, а мой спорткар в ремонте. Мы должны что-то сделать, иначе Медвед влетит в крупные неприятности. Голову отобьют, как пить дать, но это еще не самое страшное. Если посадят на деньги – считай, пацан пропал. С этими людьми шутки плохи. Это не просто спорт, в их мире работают свои законы.
– Сколько на кону?
– Десять штук.
– Не хило, – у меня вырывается протяжный свист.
– Говорю же, что люди ставят серьезные деньги.
– Думаешь, у нас есть шанс?
– Если ты участвуешь – да, – твердо отрезает парень. – Шанс есть, и отличный шанс! Я лично поставлю на тебя все деньги, надеюсь, букмекер примет ставку 1:10. Ты всегда была лучшей среди нас, сама знаешь.
Знаю. Потому и отговаривала Мишку, как могла.
– Этот город – не гоночный трек, Фьючер. Мне нужна карта и GPS навигатор. И первоклассное топливо, но с этим я и сама справлюсь.
– Сделаю, ребята помогут.
– Что насчет переговоров с Варданом?
– Без проблем. Мужика, судя по всему, ситуация забавляет, так что птичка на проводе. Только свистни.
– Попробуй навести справку о сопернике, что за машина. Я хочу знать технические характеристики. И, Олег?
– Да?
– Пожалуй, удвой ставку.
– Зачем? – изумляется парень, но я уже поймала дрожь азарта и пропускаю ее колким током сквозь все тело, вытягиваясь в звенящую струну. – А если проиграем?
– Если проиграем – отдам Глашу, Мишку надо вытянуть. Но я не проиграю, Фьючер, ни за что! Слишком сильно я люблю свою малышку и этого дурака.
– И все-таки, Таня, – парень поворачивает меня, шагнувшую было в сторону общежития, к себе лицом, – зачем так рисковать?
– Затем, что у меня тоже есть свой шкурный интерес. Не только Мишке живется непросто. Мне тоже нужно кое-кому вернуть долг.
* * *
– Удивили, Роман Сергеевич. Вот это встреча. Нет, я знал, конечно, что разговор у нас предстоит серьезный, но чтобы так сразу взять быка за рога… Да поставить на ковер… – Отец смеется, хлопая меня по спине. – Не ожидал. Пришлось, скажу я, постараться, чтобы не выказать удивления.
Большой Босс и сам сегодня в хорошем расположении духа и, как гостеприимный хозяин делает знак своему китайцу подлить нам чай.
– Я обещал, Максим, что тебя ждет сюрприз.
– Пауль Крампе? Отличный выбор! И неожиданная встреча. Мы не виделись больше года, но знакомы уже лет десять – со времени переговоров в Вене, так что было приятно увидеть старого знакомого.
– И как тебе кандидатура?
– По душе. Первоклассный менеджер, сделавший имя в бизнес-кругах Европы. Что касается переговоров с иностранными партнерами – я бы ему смело доверил свои интересы. Да и активы, будем честны. Имя Крампе равнозначно пропуску и гарантии в море номинала, он не работает там, где не видит перспективы. Знаком со многими банкирами, думаю, если он в деле, у нас не возникнет проблем с привлечением иностранного капитала.
– А его предложение?
– Недурно. Удар на агросектор… Почему, нет? Земля, сам знаешь, и голодранца прокормит. Давно пора все подвести под закон. Выстроить грамотный проект, обеспечить гарантии… Хм, определенно мне предложение нравится. Но, Роман Сергеич, ты уверен в своих партнерах?
– Это ты мне скажи, Аристархович, что думаешь на этот счет. Знаешь ведь, как я не люблю разочаровываться в людях. Вот, пока Пауль с Катариной смотрят лошадок, давай и потолкуем о деле. Перетрем мысли по-тихому. Все же на общее благо стараемся, не для себя. О вашем будущем печемся, правда, Виктор?
Не знаю, зачем Большой Босс пригласил меня. Точнее, знаю, отец намекнул, но на Люка давить бесполезно, здесь я пас. Хотя момент открытия банка завораживает, и от масштаба предложения отца и Босса у меня потеют ладони, и закипает кровь.
Они что, серьезно собираются сделать нас с Илюхой учредителями банка? Без шуток? Хотя с тех пор, как Люк принял отца, Большой Босс готов для сына расшибиться в лепешку. Да хоть луну достать с неба! Этот черт в человеческом обличье способен на все со своим капиталом и связями! Но банк…
– Наверное, так. Вам лучше знать, Роман Сергеевич.
– Вот и отлично, сынок! Лучше, здесь ты прав, – легко соглашается со мной Большой Босс, хитро сощурив глаза. – Я рад, что мы с тобой поняли друг друга.
Беседа длится семь часов, с паузами на обед, визитами нужных людей и параллельно телефонными переговорами. Этот Пауль Крампе – просто акула банковского бизнеса, и я, переводя его слова для Босса, жадно впитываю информацию, чтобы поделиться ею с Люком, – здесь Босс все верно просчитал, определенно предложение интересует меня. Телефон Коломбины по-прежнему недоступен, и это не на шутку тревожит. Моя девчонка переменчива и вспыльчива, как фейерверк, и я могу только догадываться, по какой причине она молчит.
Я так и говорю отцу, что страшно соскучился по своей Таньке, когда он спрашивает меня после теплого прощания с Боссом и его женой, еду ли я домой? Предупреждаю отца, что нет, и что нескоро появлюсь в семейном «Орлином гнезде» с ночевкой, потому что у меня намечается личная жизнь. Где бы ни была Коломбина и что бы себе ни надумала, я до душевной ломоты скучаю по ней и больше не дам убежать. Надеюсь, она открыла конверт и поняла, насколько я серьезно настроен.
В памяти телефона висит пять непрочитанных сообщений от Стаса: «Перезвони мне». Забравшись в машину, я тут же набираю номер друга.
– Привет, Стас, что случилось?
– Вардан звонил.
– Что хотел?
– Поговорить с тобой и, вроде как, встретиться.
Странно, я удивляюсь. С каких это пор Вардан ищет встречи? Глеб сам Боссу пообещал решить вопросы со своими ребятами после стычки с Люком. Какого же черта ему надо? До сих пор мы старались не перебегать друг другу дорогу, но вопрос все равно когда-нибудь встанет ребром. Почему не сейчас? Это даже интересно.
– Насчет чего, не сказал?
– Да херня какая-то, Рыжий! Сам не пойму! – срывается Стас. – Говорит, что ему не нравится, когда к нему лезет всякая шушера с просьбой достать тебя. Что если это твоих рук дело, вам не мешает поговорить с глазу на глаз – после разборки за «Бансай» нового конфликта он не хочет, но и дураком себя выставить не даст. Он думал, Глеб утряс дело с Боссом, а если нет, просил напомнить, что Люк сам отступился.
– Ничего не пойму, Стас. О чем речь вообще?
– Если бы я еще, мать твою, знал, о чем! – выталкивает из себя друг злой смешок. – Кажется, тот парень, которого ты снял с гонки, сейчас бухой у Вардана. Понятия не имею, какого хера он там делает, но Антипов обещает, что если ты не при делах, он сам разберется с ним. Мол, не нравится ему это все, да и парень сильно нарывается. По-моему, он решил, что мы его намеренно провоцируем. Заикался о своем праве на стрит-рейсинг и о какой-то ставке. Типа, если его человек выиграет, мы все по чесноку расходимся миром.
Стас верно чувствует мое настроение в затянувшейся паузе. Я слышу, как он волнуется, да и сам закипаю на месте, добела сжимая рот.
– Слушай, Рыжий, не лезь. Виктор, я серьезно. Только сунешься, Вардан сразу поймет, что ты в интересе и повернет дело в свою пользу. Пацан не маленький уже, пусть сам за свои слова отвечает. Тем более, что мы здесь ни при чем!
Я молчу, и друг с беспокойством окликает меня в трубку:
– Бампер, твою мать! Ты вообще слышишь меня?
– Слышу, Фролов, не вопи, – сцеживаю я, вспоминая мокрую от дождя Коломбину, появившуюся на пороге моего кабинета. – Думаю.
– И?
– Не получится остаться в стороне, я встречусь с Варданом.
– Тогда я звоню Люку, пусть подключается. Не нравится мне все это. За пустой наезд надо отвечать!
– Не надо, Стас. Не срывай Илюху, сам разберусь. Будь на месте, я подъеду.
Но еду я не к клубу, а к съемной квартире, где, конечно же, нет Коломбины. Ее телефон по-прежнему отключен, и я клянусь себе, что это первый и последний раз в нашей жизни, когда не знаю, где она и что с ней. Когда разрываюсь между делом и сердцем, желая наплевать на первое и броситься на поиски моей девчонки. Но я знаю, что должен помочь ее другу, иначе она, чего доброго, обвинит себя в его возможных проблемах, пусть этому придурку Медведу жизненно необходимо преподнести хороший урок. Впрочем, как и самой Колючке понять, что мужчина на то и мужчина, чтобы самостоятельно нести ответственность за свои слова.
Я постараюсь объяснить это ей максимально доходчиво и как можно скорее. Желательно этой же ночью. Упрямство, испуг, каприз – неважно, что заставило ее спрятаться от меня, я больше никогда не лягу спать один.
Теперь у нее есть Рыжий, и ей придется со мной считаться. С тем, что я болен ею, и это не излечить.
* * *
– Не говори Егорычу, где Мишка, – прошу я Фьючера, когда он останавливает мотоцикл у подъезда моего дома и провожает меня взглядом. – Если вдруг застанешь его отца в «Шестой миле», наври что-нибудь. Пусть дядя Сеня спит спокойно, попробуем сами вытащить Медведа.
– Окей, Закорючка.
– Сейчас поднимусь и сброшу тебе ключи от Глаши. Я быстро.
– Тань? – Олег останавливает меня у самых дверей, заставляя оглянуться. – Уверена, что твой отец не будет против?
– Я объясню ему. Тебя и твоих ребят он знает, если вы справитесь за час и обещаете вести себя мирно…
– Я о другом, – настаивает парень, и мне приходится упрямо поджать губы.
– Это мое дело.
Фьючер соглашается, кивнув головой. Он достаточно долго знаком со мной.
– Хорошо. Думаю, уложимся быстрее. Носков и Митяня уже ждут на месте, дело за тобой.
За мной, это верно, и я захожу домой, чтобы сбросить у стены сумку и переодеться. С порога окликаю отца, но натыкаюсь на гнетущую тишину в квартире и погашенный свет.
Странно, дверь оказалась не заперта… Где Снусмумрик и Элечка? Почему так тихо? Я уже успела привыкнуть к тому, что они здесь почти прописались и мальчишка в мое отсутствие спит в моей комнате. Разрешила, да, после того, как отец признался, что Пашке там нравится. Все равно последнее время бываю дома все реже…