Текст книги "Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»"

Вечером в июне 2013 года, за час до полуночи, экраны телевизоров словно застыли. Два часа подряд они демонстрировали лицо журналиста, которого прервали на полуслове, когда он рассказывал, что правительство решило закрыть три государственных телеканала, все региональные и национальные радиостанции и спутниковую службу, которая вещала на греческую диаспору по миру и транслировала греческие передачи. Впечатление было такое, как если бы все телевизионные каналы Би-би-си внезапно прервали вещание, а все радиостанции Би-би-си вдруг замолчали.

Не в силах поверить своим глазам и ушам, я невольно вспоминал времена фашистской диктатуры в Греции, когда первым шагом после переворота оказалось взятие под контроль государственных телевизионных каналов. Но фашисты, по крайней мере, демонстрировали зрителям изображение греческого флага, пускай под аккомпанемент военных маршей. В Подкормистане же правительство, подчиненное «Тройке», просто-напросто прервало вещание на два часа. Затем экраны телевизоров Греции почернели. Эта чернота была подходящей метафорой для поворота нового правительства к авторитаризму, поскольку провал его «Истории успеха» был очевиден для всех.

Через несколько минут после этого «блэкаута» демонстранты вторглись в здание ERT, из которого меня изгнали в 2011 году, и началась месячная оккупация здания, этакое возрождение духа площади Синтагма. На следующее утро мы с Данаей и Джейми Гэлбрейтом прилетели в Салоники, чтобы поддержать местный персонал ERT. Там я произнес речь (следом за мной выступили Джейми и Алексис) перед битком набитым большим залом. Мое возвращение на ERT – как одного из участников многотысячных демонстраций и гостя неофициальных программ, которые сотрудники канала транслировали через Интернет, – не могло, пожалуй, быть более печальным и горьким.

По итогам этих событий и после моей встречи с экономической командой СИРИЗА летом начало складываться что-то вроде последовательной программы действий. В ноябре 2013 года мы с Джейми провели в Техасском университете двухдневную конференцию «Можно ли сохранить еврозону?» с участием Алексиса, Паппаса и Стафакиса, которые все выступили с докладами; приняли их очень хорошо. Наша идея состояла в том, чтобы представить трех лидеров СИРИЗА истеблишменту Европы и Соединенных Штатов, профсоюзным лидерам, ученым и журналистам.

Вдобавок это была хорошая возможность проверить приверженность Алексиса логике пятиступенчатой стратегии. В ходе конференции они с Паппасом присутствовали на горячих дебатах между мной и Хайнером Флассбеком, левым немецким экономистом и бывшим младшим министром финансов в администрации Шредера; Флассбек утверждал, что освобождение Греции от долговой кабалы в рамках пребывания в еврозоне невозможно. Он считал, что «Грексит» является адекватной целью для правительства СИРИЗА – во всяком случае, наилучшей угрозой против кредиторов Греции; ту же позицию занимала «Левая платформа», официальная фракция СИРИЗА, среди сторонников которой числилась треть центрального комитета партии[84]84
  СИРИЗА возникла как добровольный союз социалистов, «зеленых», социал-демократов и коммунистов. Левая платформа представляла собой одну из наиболее крупных фракций, исторически связанную со старой, еще просоветской коммунистической партией, что распалась в 1991 году. Традиционно (как и коммунисты по сей день) левая платформа призывала к выходу Греции из еврозоны. С началом кризиса евро, когда греческая экономика очутилась в пикирующей рецессии, члены левой платформы СИРИЗА принялись агитировать за «Грексит».


[Закрыть]. Именно в Остине я убедился в том, что Алексис отвергает эту позицию, зато убежден, что инициатором «Грексита» должна, при наихудшем раскладе, стать «Тройка», а никак не СИРИЗА.

Зима прошла в попытках правительства Самараса продать свою «историю успеха» кредиторам, а греческое общество между тем все глубже погружалось в экономическое болото. Апрель 2014 года ознаменовался последним «триумфом» Самараса: Стурнарас продал государственные облигации инвесторам, которых успокаивала молчаливая гарантия ЕЦБ. Однако уже в мае СИРИЗА возглавила списки кандидатов в Европарламент, подтвердив тем самым, что «триумф» никого не обманул. Месяц спустя Вольфганг Шойбле отказался от поддержки правительства Самараса. Перемены, что называется, витали в воздухе.

В июне того года, снова очутившись в Греции, я встретился с Алексисом и его экономической командой, чтобы предупредить их о новой угрозе. В очередном, безобидном на первый взгляд пресс-релизе ЕЦБ только что объявил, что в ближайшем будущем прекратит принимать долговые обязательства, выпущенные банками и обеспеченные правительствами «подкармливаемых» стран, в качестве залога под дальнейшие кредиты. Иными словами, жизненно важный элемент тактики «замыливания», к которой прибегали четыре крупнейших банка Греции для обеспечения текущей ликвидности, подлежал ликвидации. Дата, с которой новая политика ЕЦБ вступала в силу, заставила меня насторожиться: это был март 2015 года – месяц, в который истекал срок полномочий президента Греции, то есть период, когда, по всей вероятности, состоятся новые выборы и когда, судя по всему, формировать правительство предстоит СИРИЗА.

– Понимаете, к чему я клоню? – спросил я у Алексиса; помимо него присутствовали Паппас, Драгасакис, Евклид и Стафакис, честно пытавшиеся осмыслить суть «подарочка» от ЕЦБ. На следующий день после их победы на выборах, предупредил я, Марио Драги позвонит им с новостью о том, что, как и было объявлено ранее, ЕЦБ немедленно откажется от капитала банков Греции. Если коротко, ЕЦБ создает условия, необходимые для закрытия банков без каких-либо предупреждений или причин, – на фоне победного шествия СИРИЗА.

Лицо Драгасакиса вытянулось. Что я предлагаю?

Я ответил, что единственный, на мой взгляд, способ обеспечить дальнейшее функционирование банков – это помощь центрального банка Греции, который может кредитовать их по схеме, известной как накачка ликвидностью в чрезвычайных ситуациях (ELA). Ведь центральный банк Греции фактически является подразделением Европейского центробанка, значит, денежные средства будут поступать из ЕЦБ, пускай косвенно и по более высокой процентной ставке, а в конечном счете их приток может быть прерван[85]85
  Европейская система центральных банков, выстроенная вокруг ЕЦБ, выглядит диковинной «конфедерацией» национальных центральных банков стран, составляющих еврозону. Хотя национальные центральные банки не имеют права выпускать валюту или устанавливать процентные ставки, они сохраняют некоторые важные функции. Наиболее значима возможность выделения банкам конкретной страны чрезвычайной финансовой помощи (ELA). Идея заключается в следующем: в обычных обстоятельствах банки такой страны, как Греция или Италия, напрямую взаимодействуют с ЕЦБ во Франкфурте, получая средства. Они размещают в ЕЦБ обеспечение (государственные облигации, ипотечные кредиты и другие бумажные активы, которыми владеют) и получают взамен финансы; если залог признается некачественным, ЕЦБ может от него отказаться. Если бы так все и происходило, банки должны были немедленно закрыться, поскольку они не смогли выдавать наличные вкладчикам (последствия банковской лихорадки). Тут вступает ELA. Фактически ЕЦБ говорит какому-то банку: «Наличных для вас во Франкфурте нет, но попробуйте обратиться к дружественному национальному центробанку; он может принять ваш плохой залог». В итоге «проблемный» банкир несет свой плохой залог в национальный центральный банк, который по существу является филиалом ЕЦБ, и просит предоставить ему наличные. Национальный центральный банк вряд ли откажется удовлетворить просьбу банкира, потому что в противном случае может начаться внутренний банковский кризис. Есть две причины, по которым банкиры не любят уходить от ЕЦБ в национальные центральные банки: во-первых, это скверно сказывается на репутации (ведь ЕЦБ счел обеспечение неподходящим); во-вторых, это плохо для бизнеса (деньги ELA стоят дороже денег ЕЦБ, если ориентироваться на процентные ставки). Наконец – это очень важно – ЕЦБ может ограничить права и способности национальных центральных банков предоставлять наличные средства по ELA банкирам. Достаточно того, чтобы две трети правления ЕЦБ (тринадцать из девятнадцати управляющих центральными банками стран еврозоны) проголосовало за «отлучение» от ELA для конкретного национального центрального банка. Далее у банков данного государства через несколько часов заканчиваются наличные деньги, и вся банковская система рушится.


[Закрыть]. Но раньше, чем это случится, нужно преодолеть более близкие препятствия.

– Разве можно считать совпадением, что за три дня до сегодня премьер-министр Самарас перевел Стурнараса из министерства финансов в управляющие центральным банком? – задал я риторический вопрос. – Очевидно же, что эта рокировка накануне вашей победы на выборах.

Тут Алексис разозлился.

– Первое, что я сделаю на посту премьер-министра, – потребую отставки Стурнараса. Если понадобится, лично вытащу его из центрального банка за уши.

Паппас предложил еще несколько радикальных способов решения этой проблемы.

Я указал, что не слишком важно, кто именно занимает кабинет управляющего центральным банком; для правительства СИРИЗА куда важнее помешать Драги закрыть греческие банки. Согласно первому этапу моей пятиступенчатой стратегии, представленной в прошлом году, нужно разъяснить Драги, что закрытие банков по инициативе ЕЦБ обернется такими шагами Афин, которые вполне могут уничтожить еврозону. Вопрос заключается в следующем: ощущают ли они в себе силы и желание идти по этому пути и поквитаться со всеми, кто на стороне Драги, не только со Стурнарасом, но и с местными банкирами, вроде наших знакомцев Ариса и Зорбы?

Алексис и Паппас отреагировали с энтузиазмом: они рвались в бой и не колебались. Евклид, которого общественное мнение признавало наиболее воинственным левым, тоже ожидаемо согласился. Стафакис утвердительно закивал. А вот Драгасакис произнес те слова, которых я от него ждал.

– Давайте действовать, исходя из лучшего, – сказал он, а потом прибавил: – Если нас вынудят, там решим, как поступать.

Неделю спустя, в роскошных садах афинского музея византийского и христианского искусства, мы с Алексисом снова выступали перед большой аудиторией, презентуя перевод на греческий моего «Скромного предложения по урегулированию кризиса евро». Присутствовала вся команда Алексиса, Драгасакис сидел в первом ряду, и это мероприятие оказалось отличным шоу в поддержку стратегии.

Через пару дней мы с Алексисом и Паппасом встретились снова.

– Вы понимаете, – спросил Паппас, – что никто, кроме вас, не в состоянии контролировать реализацию тактики переговоров, вами же предложенной? Вы к этому готовы?

Я ответил, что моя решимость сражаться не подлежит сомнению, однако я не верю в технократов, вовлекаемых в участие в политических процессах. На самом деле меня продолжали терзать серьезные сомнения. Вести переговоры от имени страны – для этого требуется демократический мандат. «Скромное предложение» содержало мой личный взгляд на происходящее, и у меня не было желания легитимизировать деполитизацию экономической политики, этой самой политической среди всех политик. Кроме того, Драгасакис, Евклид и Стафакис строили СИРИЗА с нуля на протяжении десятилетий. Они пользовались авторитетом и уважением своих однопартийцев. Я же, в сравнении с ними, всегда был посторонним, посредником, и это обстоятельство лишало меня полномочий, необходимых для переговоров. Вдобавок не стоило забывать о сомнениях относительно несоответствия между внутренними приоритетами СИРИЗА и правильной, по моему мнению, правительственной повесткой.

Через неделю Вассилис Кафурос, верный друг с моих аспирантских лет в Англии, укрепил мои опасения. Он спросил меня, неужели я единственный не знаю, что Драгасакис весьма близок к банкирам. Я сказал, что не верю в это обвинение.

– Где доказательства, Вассилис? – сурово справился я.

– Твердых доказательств нет, – признал он, – но широко известно, что Драгасакис ведет с ними бизнес, еще с тех пор, как состоял в компартии, и всячески старается им помогать.

Что ж, я решил не обращать внимания на это обвинение; пускай меня по-прежнему обуревали сомнения и тревоги, не дававшие мне покоя, не было смысла изводить себя размышлениями о проблемах, с которыми я все равно не в состоянии разобраться. Люди, получившие избирательные мандаты, должны сами напрягать свои языки. Я обозначил для них ловушки и описал способы избежать западни, остальное не в моей власти.

Глава 4
Глубокие воды

«Каменным кораблем», или просто «Камнем», как говорят моряки, называют три большие скалы, торчащие из воды в устье Саронического залива. Если смотреть на них с борта лодки, с расстояния примерно около километра, они действительно походят очертаниями на корабль-призрак, медленно идущий к мысу Сунион, где стоит восхитительный храм Посейдона. Купаться в глубоком синем море в тени Камня, в непосредственной близости от судоходного фарватера, будоражаще приятно.

В августе 2014 года мы с Алексисом плескались в воде метрах в пятидесяти от Камня, настолько далеко от любопытных глаз и ушей, насколько это было возможно. Наш разговор касался доверия. Доверяет ли Алексис своей команде, считает ли, что она способна воевать с такими банкирами, как Арис и Зорба? Доверяет ли он им вести переговоры с «Тройкой», не опасаясь, что они, случайно или намеренно, спровоцируют «Грексит»? Готовы ли они отражать все попытки «Тройки» задушить левых через банки, покуда греческие олигархи неистовствуют?

Алексис искусно уходил от прямых ответов и всячески демонстрировал оптимизм. Я не стал вываливать на него все свои сомнения, но собрался все-таки задать тот вопрос, который беспокоил меня с тех самых пор, как я пообщался с Кафуросом.

– Алексис, – начал я, притворяясь, будто говорю о сущих мелочах, – до меня дошли слухи, что Драгасакис слишком уж близок к банкирам. Что он вообще может делать вид, будто заодно с нами, а на самом деле желает сохранить статус-кво.

Ципрас ответил не сразу. Окинул взглядом далекий Пелопоннес, потом повернулся ко мне.

– Я так не думаю. С ним все в порядке.

Мне было сложно судить о его искренности по этому короткому ответу. Возможно, у него тоже есть сомнения, но он верит в честность своего старшего товарища? Или он попросту отмахнулся от моего вопроса? До сего дня я не знаю, что скрывалось за его словами. Зато знаю, что он продолжал настаивать на моем участии в процессе – мол, у меня нет выбора: когда придет пора, мне придется играть ведущую роль в переговорах.

Не желая вновь прибегать к отговоркам, я сказал, поддавшись внезапному порыву:

– Хорошо, Алексис, вы можете рассчитывать на мою помощь. Но при одном условии.

– И что это за условие? – спросил он с улыбкой.

– Мое слово будет определяющим для экономической повестки СИРИЗА накануне выборов. Нельзя допустить повторения 2012 года.

Алексис пообещал, что Паппас будет держать меня в курсе и станет консультироваться со мной, прежде чем публично высказываться об экономической политике. После чего мы вернулись к нашим партнерам, Бетти и Данае, которые ждали нас на маленькой надувной лодке, бросившей якорь неподалеку.

Через месяц, вернувшись в Остин, я услышал в новостях, что Алексис выступил с программной речью в Салониках и изложил экономические планы СИРИЗА. Одолеваемый мрачными предчувствиями, я разыскал текст его выступления. Мои опасения оправдались, этот текст переполнил меня негодованием. Я немедленно сел за работу. Статью, что родилась менее чем через полчаса, вскоре после ее публикации использовал премьер-министр Самарас, уколовший СИРИЗА в парламенте: «Даже Варуфакис, ваш экономический гуру, говорит, что ваши обещания нелепы». Он ничуть не преувеличивал.

Салоникская программа, как стали называть речь Алексиса, была исполнена благих намерений, но в ней отсутствовала логика – и она никоим образом не сочеталась с моей пятиступенчатой стратегией, которую якобы поддерживали Алексис и Паппас. Программа обещала рост заработной платы, субсидии, льготы и инвестиции из источников, что представлялись либо вымышленными, либо незаконными. Еще в ней содержались обещания, которые попросту не следовало выполнять. А самое главное, она противоречила любой разумной стратегии переговоров по удержанию Греции в зоне евро, несмотря на голословные утверждения, что мы не собираемся рвать с европейской валютой. По сути, это была пародия на экономическую программу, и я даже не стал критически разбирать ее по пунктам. Вместо этого я написал:

Как бы мне хотелось услышать другое от Алексиса Ципраса, услышать речь, что начиналась бы с вопроса: «Зачем голосовать за нас?» и отвечала бы так: «Потому что мы твердо обещаем вам всего три вещи – кровь, пот и слезы!»

Те самые кровь, пот и слезы, которые Уинстон Черчилль обещал британскому народу в 1940 году, когда встал во главе правительства, в обмен на поддержку и помощь в войне до победы.

Те самые кровь, пот и слезы, которые гарантируют всем европейцам, не только грекам, право надеяться на прекращение тайной, но беспощадной войны против достоинства и правды.

Те самые кровь, пот и слезы, к которым мы должны быть готовы ради восстановления страны, ради того, что сегодня невозможно сделать, если мы продолжим вести себя как образцовые заключенные, что рассчитывают досрочно освободиться из долговой тюрьмы и тут же пуститься занимать снова, одновременно сокращая доходы, из которых вроде бы следует погашать долги.

Да, если соберетесь проголосовать за нас, вы должны сделать это только потому, что согласны: кровь, пот и слезы, которые мы вам обещаем, суть справедливая цена за правду из уст министров правительства, за возможность получить таких представителей в Европе, которые не станут ни просить, ни блефовать, которые вместо того примут стратегию действий, до сих пор недоступную нашим правителям, – стратегию истины.

Быть честными с властью.

Честными с партнерами.

Честными с гражданами Европы.

Честными о печальном состоянии наших банков.

Честными по поводу «излишков».

Честными по поводу несуществующих инвестиций.

Наконец самое болезненное: мы скажем правду о нулевых перспективах восстановления при сохранении смертельных объятий между государством-банкротом, банками-банкротами, компаниями-банкротами и обанкротившимися институтами.

И последнее: прежде чем проголосовать за нас, знайте, что мы боимся победы на выборах намного сильнее, чем боимся поражения, что страх этой победы нас буквально вымораживает. Но если решите проголосовать за нас, соглашаясь на кровь, пот и слезы, мы обещаем вам взамен возвращение правды и достоинства; если вы преодолеете свой страх, тогда мы обещаем преодолеть наши опасения по управлению этой страной и поведем ее к свободе и новой надежде[86]86
  «Кровь, пот и слезы», 15 сентября 2014 года; см. protagon.gr.


[Закрыть].

По выходе статьи друзья и враги заодно отметили очевидный финал моего краткого романа с руководством СИРИЗА. Я и сам придерживался такого мнения, пока через несколько дней не позвонил Паппас, привычно деловитый, как будто ничего не случилось. Я сказал ему, что моя статья все изменила.

– Ничего она не изменила, – ответил он беззаботно. – Вам предстоит составить реальную экономическую программу. В Салониках мы просто призвали наших сторонников сплотиться, вот и все.

Разозленный, я поделился с ним своими тревогами, подчеркнул, что сплочение рядов безусловно крайне важно, однако лгать сторонникам – не лучший способ их сплотить. Он ничуть не смутился и заверил меня (его слова прозвучали слегка зловеще):

– Есть разница между партийной политикой и политикой правительства. Вам предстоит творить последнюю, а первую оставьте нам.

Я уточнил, кто стоит за салоникской программой. Паппас ответил, что Драгасакис наблюдал за ее разработкой при содействии Евклида. Участие Драгасакиса меня не удивило, но вот Евклид разочаровал: от своего друга я ожидал большего.

– Тот, кто придумал эту чушь, подложил вам изрядную свинью с точки зрения переговоров с «Тройкой», – подытожил я.

Положив телефонную трубку, я вдруг ощутил такую сухость и горечь во рту, что мне пришлось выпить несколько стаканов воды подряд, прежде чем я смог заговорить с Данаей. Руководство рассказывало самому себе одну историю, а простым партийцам излагалась совершенно другая. Отличный рецепт смятения, раскола и итогового поражения, если учесть, что противники едины, могущественны и решительны. Я был убежден в том, что необходимо рассказывать всем – нашему народу, официальным лицам «Тройки», руководству ЕС и МВФ, Берлину и Вашингтону, международной прессе и рынкам – одно и то же, доносить до них всех цельное, неделимое, заслуживающее доверия, внятное сообщение. Услышав от меня, что тактика Паппаса и Алексиса неизбежно скажется на любых последующих переговорах, Даная отреагировала резко:

– Ты не должен быть частью этого.

Я согласился.

Решение отдалиться от СИРИЗА мгновенно облегчило душу, но мое спокойствие длилось всего пару месяцев. В конце ноября 2014 года, когда я готовился отправиться во Флоренцию на очередную конференцию, снова раздался звонок. Звонил Паппас. Когда он узнал, что я еду в Италию, то принялся умолять меня заглянуть в Афины перед возвращением в Остин.

– Нам срочно нужно посоветоваться, – сказал он.

Я заставил себя перебронировать обратный билет.

Во Флоренции я выступал перед обеспокоенными итальянскими чиновниками, банкирами и учеными, которым представил доработанную версию своего «Скромного предложения», перечислил ряд мер, допускающих мгновенную реализацию в существующих европейских условиях и призванных остановить кризис евро повсюду, не только в Италии или Греции[87]87
  Краткий вариант «Скромного предложения по урегулированию кризиса евро» за авторством меня, Стюарта Холланда и Джейми Гэлбрейта, см. в приложении к: Varoufakis, 2016. По сей день я убежден в том, что, будь эти планы реализованы, они помешали бы Европейскому союзу впасть в нынешнее унылое существование и не допустили бы «Брексита».


[Закрыть]. На следующее утро я сел на поезд до Рима, а оттуда совершил короткий перелет в Афины, гадая по дороге, чем меня хотят озадачить Алексис с Паппасом. Газеты в аэропорту пестрели всевозможными слухами о досрочных выборах. Интересно, вынесли ли мои друзья из СИРИЗА хоть что-то полезное из моей статьи?

Такси высадило меня у дома, и я поднялся в нашу пустующую квартиру. Бросил в угол чемодан и приятно удивился боеготовности своего мотоцикла, простоявшего в гараже без дела целых три месяца. Спустя четверть часа я стоял рядом с домом Алексиса, причем уже на улице меня приветствовали двое часовых. Лифт вознес меня на верхний этаж, где Алексис обитал с Бетти и двумя очаровательными сынишками. Паппас и Драгасакис уже ждали. День клонился к вечеру.

Я сумел выйти от Алексиса только ближе к утру, доехал до нашей квартиры, забрал чемодан и поймал такси до аэропорта, откуда и вылетел в Остин.

– Как все прошло? – спросила Даная по телефону.

– Расскажу, когда увидимся, – ответил я. У меня уже завелась привычка не болтать по телефону, чтобы никто ненароком не подслушал.

Настроение в квартире Алексиса и Бетти было жизнерадостным. Правительство Самараса сильно проигрывало по опросам общественного мнения, победа СИРИЗА на выборах казалась предрешенной, и все рвались обсудить стратегию дальнейших действий.

Я не разделял их веселости и оптимизма. Салоникская программа лишь укрепила мои опасения по поводу того, что Алексис собирается впустую профукать, так сказать, последний шанс нашего поколения избавить Грецию от долговой кабалы, поэтому я постарался обратить их внимание на трудности и риски впереди, повторил во многом все те аргументы, которые уже приводил (желая произвести впечатление) на нашей встрече в июне. Безусловно, можно уповать «на лучшее», как неустанно предлагал Драгасакис, но требовалось все же приготовиться к более вероятному – и достаточно малоприятному – варианту развития событий.

– Позвольте объяснить, с чем вы, скорее всего, столкнетесь в первый же день работы вашей администрации, – начал я, едва все расселись в гостиной. – Думаю, банковский крах разразится уже в понедельник, после вашей победы в воскресенье[88]88
  Выборы в Греции всегда проходят в воскресенье.


[Закрыть].

Слухи о том, что ЕЦБ может закрыть банки, приведут к тому, что вкладчики кинутся снимать свои евро и прятать их под матрацы – или переводить за границу. Именно это, продолжал я, случилось с нами в 2012 году и на Кипре на следующий год. Чиновники ЕС и МВФ не станут спешить с переговорами с правительством, которое их не устраивает. Они будут сидеть ровно и тянуть время, дожидаясь момента, когда Алексис и его команда будут вынуждены что-то делать с первой выплатой по кредиту МВФ и ЕЦБ, которую невозможно произвести, в марте 2015 года[89]89
  Год 2015-й был настоящим «минным полем» для любого правительства. Одни только МВФ и ЕЦБ требовали от Греции сумму, равную почти половине налоговых поступлений. Беглого взгляда на график погашения ниже достаточно, чтобы у министра финансов от какой угодно партии началась мигрень.


[Закрыть]. Как мы уже обсуждали в июне, правительству СИРИЗА следует поэтому изначально готовиться к конфронтации и заявить, если придется, что, коль скоро ЕС и МВФ отказываются вести переговоры, никаких выплат попросту не будет. Если так и произойдет, ЕС и МВФ наверняка скажут, что ЕЦБ больше не в состоянии обеспечивать греческие банки денежными средствами, поскольку их обязательства гарантировались правительством, объявившим дефолт; это будет равносильно завершению программы экстренной помощи и приведет к закрытию банков.

Оптимизма в гостиной поубавилось.

– Надеюсь, ничего из этого не случится. Очень надеюсь. Но глупо не предусматривать такую возможность, – сказал я. – Если они встанут на путь войны, их целью будет выяснить, насколько вы податливы и убеждаемы, насколько склонны к блефу и каковы ваши настоящие приоритеты.

– Чего, по-вашему, хочет Меркель? – спросил Алексис. – Не могу поверить, будто она думает, что в ее интересах породить еще один кризис.

«Берлин не осмелится обвалить рынки, закрыв греческие банки, – вмешался Паппас. – Греция – это вам не Кипр. Нас не посмеют загонять в угол, опасаясь последствий».

Я призвал не валить все в одну кучу. На мой взгляд, у Меркель и Шойбле нет никакого желания призывать свой парламент облегчить долговое бремя Греции, ведь это будет означать фактическое признание в том, что первые два «спасительных» кредита были выделены грекам под ложным предлогом. Единственный способ, которым Берлин может избежать такого признания, состоит в том, чтобы навязать Греции третий кредит и тем самым удержать страну в долговой тюрьме, но официально никакого дефолта не произойдет. Однако поскольку при каждом кредите в жертву приносится греческий премьер-министр (Папандреу в первом случае, Самарас во втором), а новому правительству придется продавливать принятие кредита через парламент, наши противники либо попытаются привлечь Алексиса на свою сторону, либо устроят такой хаос, что его правительство падет, и к власти придет «понимающая» технократическая администрация, как было в 2012 году.

Алексис помрачнел.

– Что насчет слов Паппаса? – спросил он. – Разве эти люди не боятся паники на рынках?

– Боятся, конечно, – ответил я, – но стоит вам въехать в Максимос, как ЕЦБ примется активно печатать деньги, чтобы стабилизировать еврозону.

Такая программа количественного смягчения предусматривала массовый выкуп государственных облигаций за счет свеженапечатанных банкнот. Это приведет к снижению процентных ставок в затронутых государствах, таких как Италия, Испания и Франция. По сути, перед нами все та же стратегия Марио Драги двухлетней давности, сулящая евро временное спасение.

– Глупо видеть в этом чистой воды совпадение, – прибавил я. – Меркель вполне может считать, что в тот миг, когда на рынки хлынут деньги ЕЦБ, принудительные банковские каникулы в Греции по воле ЕЦБ не сильно скажутся на ней самой и на европейских финансистах.

– Как же нам расстроить их планы? – поинтересовался Алексис.

– Чтобы добиться от них хотя бы частичных уступок, нужно заставить ЕЦБ усомниться в пользе закрытия банков, – ответил я.