Текст книги "Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»"

Наступил момент истины. Мне сделали предложение, от которого так и подмывало отказаться. Риски, с ним связанные, выглядели существенными и ясными. Я уважал Алексиса и был готов поверить в него, но события 2012 года, вкупе с тем фактом, что недавно он «забыл», нарушив нашу договоренность у Камня, привлечь меня к составлению салоникской программы СИРИЗА, давали более чем достаточно причин сомневаться. Как сказала Даная после моего возвращения в Остин, меня эксплуатировали, видя во мне расходный материал: «Если ты обеспечишь достойную сделку, они примажутся к славе. А если нет, обвинят во всем тебя».

Будучи посторонним и для СИРИЗА, и для истеблишмента, я был идеальной мишенью нападок «Тройки», греческого истеблишмента, лоялистов СИРИЗА и простых партийцев; моя фигура отвлекала их от Алексиса и его присных. Я не возражал побыть мишенью; такова участь министров финансов – отводить удар от премьер-министров и кабинетов. Это было бы достойным уделом, но только в том случае, если наши договоренности будут соблюдаться и если все поймут, что не нужно ввязываться в битву, коль не намерен сражаться до конца, каким бы тот ни был. Лично я был готов, а вот другие… На этот вопрос у меня не было достаточного количества фактов для ответа.

Вдобавок я столкнулся с этической дилеммой. Вправе ли я отклонить предложение Алексиса? Будущий премьер-министр предлагал мне, что называется, доказать делами свои слова – реализовывать стратегию переговоров и программу экономических реформ, за которые я ратовал со стороны с тех самых пор, как Греция угодила в долговую кабалу. Сократ говаривал, что праведной жизнью живет тот, кто ни о чем не жалеет на смертном одре. Как я буду себя чувствовать в старости, рассказывая, как отвернулся от открывшейся возможности?

Вот бы посоветоваться с Данаей, подумалось мне. Но нас разделяли тысячи километров, а после долгого обсуждения в гостиной квартиры Алексиса от меня ждали решения здесь и сейчас. Поэтому я решился. Но все-таки счел необходимым выдвинуть последнее условие: сперва я хочу избраться в парламент. Не хотелось становиться очередным «внепарламентским» министром финансов наподобие Стурнараса и его преемника[98]98
  В отличие от Великобритании, где министры должны быть членами парламента, премьер-министр Греции может назначать внепарламентских министров, если правительство располагает общим вотумом доверия.


[Закрыть].

– Янис, вы же раньше не участвовали в выборах! – возразил Алексис. – У вас нет штаба и инфраструктуры, а выборы совсем скоро. Кроме того, вы живете в Техасе!

Паппас предложил компромисс: меня можно включить в список мест в парламенте, выделяемых лидеру партии[99]99
  Греческое законодательство предусматривает, что малое число членов парламента избирается по партийным спискам. Если СИРИЗА, например, выиграет четыре таких поста, то первые четыре кандидата в списке партии станут членами парламента. Квота каждой партии определяется ее общенациональным процентом голосов.


[Закрыть]. Алексис ответил, что, возможно, разумнее вписать мое имя в низ партийного списка, среди «почетных» членов; это не позволяет претендовать на место в парламенте, но сигнализирует об уважении со стороны СИРИЗА.

Я был непреклонен.

– Не пойдет. Либо я получаю прямой мандат электората, не поблажку от руководства партии, либо отказываюсь от работы. – Дело было вовсе не в принципах. – Коли мне предстоит сидеть лицом к лицу с Вольфгангом Шойбле в Еврогруппе, с этим опытным политиком, который десятилетиями пользовался поддержкой своего народа, нужно ощущать за собой тысячи голосов. В противном случае мне может не хватить необходимой легитимности.

– Но что, если вас не выберут? – не сдавался Алексис.

– Тогда станет ясно, что люди не хотят, чтобы я представлял их интересы в Еврогруппе. Все просто! Технократы, обсуждающие экономические проблемы от имени невежественных масс, – поистине омерзительная картина, я не желаю для себя подобного статуса.

– В каком округе вы хотите избираться? – уточнил Драгасакис.

– В Больших Афинах. Я голосовал там с юных лет, так что выбираю их. – Слова будто сами слетели с моего языка.

– Большие Афины – очень непростой округ, Янис. Вы уверены? – спросил Алексис.

– Уж какой есть, – ответил я.

В большинстве избирательных округов Греции выбирают более одного члена парламента. Большие Афины – крупнейший в стране избирательный округ, где числится более 1,5 миллиона зарегистрированных избирателей, а в парламенте их представляют 44 из 300 депутатов. Признаюсь, я отчетливо сознавал, что в том же округе будут избираться Паппас и Драгасакис[100]100
  Избиратели сначала выбирают, какую партию они предпочитают (по избирательным бюллетеням), а затем отмечают, кого из кандидатов партии хотели бы выдвинуть в парламент.


[Закрыть].

Оценив мою решимость, Паппас вынес положительный вердикт.

– Он легко изберется, – сказал он, положив конец обсуждению (но не моим тревогам).

Их нежелание видеть меня в рядах СИРИЗА было вполне объяснимо. Сопротивление моему избранию в парламент было очевидным; я даже спрашивал себя, насколько моя полезность для Алексиса пропорциональна моей политической, так сказать, автономии. Впрочем, в равной степени могло быть и так, что Алексис просто беспокоился, поддержат ли меня избиратели в день голосования. Именно эта мысль – и наша договоренность – удерживали меня от отказа играть в политические игры, несмотря на море сомнений.

Когда мы шли к входной двери, Алексис задумчиво произнес:

– Вам потребуется команда для подготовки к возможному изгнанию Греции из еврозоны. Начинайте работать над этим в ближайшее время.

– Конечно, Алексис, – откликнулся я. Так состоялось рождение плана, впоследствии известного как «План X», к которому следовало прибегнуть, только если и когда Берлин и ЕЦБ используют собственный «план Z», подталкивая Грецию к обрыву «Грексита»[101]101
  «План Z», то есть план «Тройки» по изгнанию Греции из еврозоны и ликвидации последствий «Грексита», был разработан ЕЦБ в сотрудничестве с правительством Германии и Европейской комиссией. В его разработке участвовало крайне малое количество чиновников, и трудились они тайно. См. статью Петера Шпигеля «Под покровом плана ЕЦБ» в газете «Файненшл таймс» от 14 мая 2014 года, https://www.ft.com/content/0ac1306e-d508-11e3-9187-00144feabdc0.


[Закрыть]. – Но знайте, что лучший и единственный способ сохранить место в еврозоне в долгосрочной перспективе – это заставить кредиторов умерить аппетиты и одновременно показать нашу непреклонную решимость применить стратегию сдерживания, если они попытаются нас раздавить.

Алексис кивнул в знак согласия. Утомленный Драгасакис слабо улыбнулся и попросил держать его в курсе. Я пообещал так и делать.

Время понеслось вскачь в конце ноября в 2014 году. Мы с Данаей незамедлительно начали планировать переезд обратно в Афины в конце января, чтобы успеть к возможным выборам в марте. Однако у премьер-министра Самараса был другой план.

Восьмого декабря он объявил о подготовке к президентским выборам, причем первое – по существу, ритуальное – голосование хотели устроить всего через девять дней, 17 декабря, второе, тоже ритуальное голосование – 22 декабря, а третье, решающее – 27 декабря[102]102
  Первые два голосования на выборах президента Греции являются «ритуальными», если две крупные партии не договорились об общем кандидате (см. примечание выше о выборах президента).


[Закрыть]. Услышав об этом, я предположил, что Самарас рассчитывает каким-то образом получить голоса, необходимые для следующих двух лет пребывания в правительстве. Иначе зачем ему устраивать голосование, которое способно сократить срок его полномочий на два месяца?

На следующий день я начал сомневаться в своей теории. 9 декабря министр финансов Греции обратился к Еврогруппе с просьбой о двухмесячном продлении второго кредитного соглашения, срок которого истекал 31 декабря 2014 года. Почему речь шла только о двух месяцах, если «Тройка» ранее предлагала полугодичное пролонгирование? Если Самарас располагал нужным числом голосов и мог продержаться на своем посту еще два года, ему следовало бы просить, по крайней мере, о шестимесячном продлении кредитной линии, прежде чем выходить в парламент с проектом третьего «спасительного» соглашения, по условиям «Тройки». С какой стати он вздумал укорачивать собственную веревку? Единственное объяснение, пришедшее мне на ум, заключалось в том, что веревку он режет не для себя, а для нас.

Побеседовав из Остина с Паппасом и Алексисом, я понял, что это действительно так. Самарас знал, что у него нет достаточной поддержки электората; он заранее смирился с проигрышем на выборах в конце января, но рассчитывал, что «Тройка» закроет греческие банки по истечении срока действия кредитного соглашения, которое его усилиями продлили до 28 февраля 2015 года, – и тем самым погубит правительство СИРИЗА, что пробудет у власти всего четыре недели. В результате будет созвана технократическая администрация, как и в 2012 году, дабы одобрить третье кредитное соглашение, после чего Самарас триумфально вернется в Максимос. Между собой мы стали именовать эту уловку «полевением Самараса».

Наши догадки получили подтверждение в последующих событиях. Реагируя на опросы общественного мнения, предрекавшие победу СИРИЗА, Самарас и его министры начали раздавать панические интервью: мол, на следующее утро после их отставки все греческие банки закроются. По сути, текущее правительство страны провоцировало банковский кризис. Затем, 15 декабря, Стурнарас, до июня министр финансов в кабинете Самараса, а ныне управляющий центральным банком страны, включил в текст своего официального выступления фразу, не имевшую прецедентов в анналах работы центральных банков.

Исполняя обязанности управляющего банком Греции и будучи членом Совета управляющих Европейским центральным банком, я должен отметить, что кризис последних дней усугубляется, количество средств на рынках неуклонно снижается, а это чревато не только уменьшением темпов экономического роста, который недавно возобновился, но и необратимыми ухудшениями для экономики Греции[103]103
  «Ксенофонт Золотас: параллели и уроки прошлого и нынешнего», выступление управляющего Банка Греции г-на Янниса Стурнараса, 15 декабря 2014 года.


[Закрыть].

Никогда ранее главный банкир какой-либо страны не попирал столь грубо свой мандат по обеспечению финансовой стабильности. Центральные банки создавались в свое время для предотвращения банковских кризисов в периоды дефицита средств, они внушали рынкам уверенность в том, что средств у страны достаточно. Своим заявлением Стурнарас добился ровно противоположного: развитие банковского кризиса ускорилось, и нынешнее правительство тем самым подложило, образно выражаясь, изрядную свинью будущему правительству СИРИЗА.

Двадцатого декабря правительство Самараса протолкнуло через парламент двухмесячное продление второго кредитного соглашения, определив 28 февраля 2015 года в качестве даты, когда банки должны будут закрыться, если не удастся достичь нового соглашения с ЕС и МВФ. Через неделю кандидат премьер-министра Самараса на пост президента не смог набрать необходимого большинства голосов. Выборы назначили на 25 января 2015 года. Мне пришлось срочно вернуться в Афины, располагая считаными днями на подготовку к своим первым выборам, да еще в стране, где я не прожил подряд и трех лет.

Наблюдая за происходящим из Остина, я довольно отчетливо различал очертания ожидавшей меня ловушки. Не то чтобы ее появление стало для меня неожиданностью. Но все же бывает в жизни так, когда ты ждешь проявлений чьей-то злобы, однако, следя, как они проступают на твоих глазах, твое сердце полнится печалью. Я вспоминал старую шутку: два игрока беседуют за жизнь, переходя от лунки к лунке. Первый признается, что сколотил состояние, когда его ветхая фабрика сгорела, и он смог получить страховку. Второй в ответ говорит, что он наварился, когда его предприятие было уничтожено потопом, а страховая выплатила солидное возмещение. Первый впадает в недоумение и спрашивает: «А как вы устроили наводнение?»

Премьер-министр Самарас и управляющий Стурнарас развели костер в нашем доме, спровоцировав банковский кризис, и нам требовалось потушить это пламя – и одновременно вести переговоры с могущественными иностранными кредиторами, которые фактически не желали получать обратно свои деньги. Между тем наш собственный центральный банк, Европейский центробанк, греческие олигархи и даже средства массовой информации усиленно подбрасывали дровишек в этот костер. Нашим единственным союзником против их альянса оставался потрепанный, сытый по горло ложью, но, как мы надеялись, не утративший решительности демос.

С тех самых пор, как Греция угодила в кабалу благодаря задолженности, которую невозможно было погасить, меня выставляли глупцом. Представители истеблишмента называли меня так, поскольку я не соглашался признавать, что отказ от «спасительных» кредитов непременно повлечет за собой выход из еврозоны. Демонстрируя трогательное двухпартийное единодушие, многие левые тоже попрекали меня глупостью по аналогичной причине: они полагали, что моя заветная цель заключается в избавлении Греции от евро.

Это поистине невероятное единодушие правых и левых показывало грекам, что им предстоит простой выбор: смолчать и остаться в долговой тюрьме, но при нескольких евро в кармане, или выйти из еврозоны (а также, возможно, из состава Европейского союза). Расходясь во мнениях относительно того, какой из двух вариантов предпочтительнее, «Тройка» и ее греческие сторонники, греческая коммунистическая партия и члены левой СИРИЗА сходились в одном: Варуфакис в лучшем случае полезный идиот, призывающий мятежное население Греции к признанию катастрофического поражения (точка зрения непримиримых левых), а в худшем случае – опасный нарциссист, чуть ли не агент сатанинских сил, желающий дестабилизировать Европу по наущению Джорджа Сороса и прочих американо-еврейских противников евро (инсинуации истеблишмента). Эти две точки зрения добивались невозможного: одновременно рисовали одного и того же человека врагом «европейской» Греции и агентом Брюсселя.

Памятуя о реальных опасностях, которые способно породить это могучее единодушие, я в начале 2014 года написал книгу, опубликованную на греческом языке под названием «История спасения Греции». В книге я повторил тот довод, который отстаивал на протяжении многих лет: Греции ни к чему стремиться к «Грекситу», она должна добиваться справедливого соглашения в рамках еврозоны. Это вполне осуществимо, пускай придется немало потрудиться, если нас не запугают угрозы принудительного «Грексита».

За неделю до всеобщих выборов, назначенных на 25 января 2015 года, я представлял эту книгу в афинском концертном зале «Мегарон» сотням человек – а еще двести тысяч наблюдали за презентацией дистанционно. Это было мое единственное предвыборное мероприятие, поэтому я воспользовался случаем, чтобы изложить слушателям свои цели и стратегию переговоров (в точности так, как было с Алексисом, Паппасом и Драгасакисом). В завершение я сказал следующее:

Единственный вывод, который можно сделать сейчас, состоит в том, что, если капитуляция не начнет нас пугать сильнее, чем «Грексит», нам нет смысла вести переговоры с ЕС и МВФ. Если СИРИЗА, глубоко в своей партийной душе, полагает, что «Грексит» хуже нового кредита, ей проще сдаться заблаговременно или даже попросту не побеждать на выборах. Это не означает, что мы должны хотеть «Грексита», должны предпринимать шаги в его направлении. Это означает, что у нас нет другого способа обеспечить себе достойное соглашение в рамках еврозоны, кроме как предъявить нашим кредиторам умеренные предложения относительно компромиссной новой сделки, демонстрируя готовность не капитулировать под угрозой «Грексита».

Если рассуждать о вероятных предпочтениях наших кредиторов, я действительно считаю, что «Грексит» – пустая угроза, ибо он обойдется ЕС в сумму около триллиона евро, которые придется списать как государственные и частные долги, а еще это событие приведет к цепной реакции, вызывая волну банкротств в финансовых лабиринтах Европы. Любопытно, что те же самые люди, которые в 2010 году корили меня за дерзость, когда я заявлял, что у правительства Папандреу была возможность ответить «нет» Берлину и Брюсселю, ибо «Грексит» в 2010 году покончил бы с банками Франции и Германии, – те же самые люди ныне бранят меня сегодня, в 2015 году, за стратегию, которая могла бы сработать в 2010-м. Что ж, отвечу им так: я был прав тогда, они сами это признают, и я вполне могу оказаться правым сегодня. «Грексит» все равно, сколько бы они ни старались застраховаться от его последствий, лишит их немалых доходов – а потому я продолжаю считать его пустой угрозой.

Конечно, я могу ошибаться. Быть может, компромисса с нами боятся сильнее, чем «Грексита». Но даже если я ошибаюсь, спросите себя: несмотря на колоссальную стоимость «Грексита», является ли сохранение места в еврозоне в условиях постоянной долговой кабалы и вечной рецессии идеалом, к которому мы стремимся?

Дамы и господа, миролюбивые люди не хотят войны, но не сдадутся, не пожертвуют своей свободой, сколько бы им ни грозили войной. Да, опасаться «Грексита» стоит, это совершенно рационально, но лично я не готов жить в состоянии нескончаемой великой депрессии лишь потому, что нам грозят таким исходом[104]104
  См. приложение 3 и приведенный там анализ.


[Закрыть].

По мере приближения выборов стали распространяться слухи, что я буду следующим министром финансов, и мне пришлось, как говорится, балансировать на канате. Традиционно министры финансов аккуратны в словах. Более того, они мнят своим долгом отрицать планируемые изменения, будь то процентные ставки или обменный курс, даже если эти изменения вот-вот вступят в силу, чтобы предотвратить ненужную превентивную реакцию рынков, способную свести на нет желаемый эффект перемен. В моем случае требовалось донести до греческого народа правду о грядущей финансовой агрессии наших кредиторов, не спровоцировав новый банковский кризис, который лишит меня возможности вести переговоры о справедливой сделке.

Я выбрал тактику откровенного рассказа, с оптимизмом предвкушая хорошие результаты, которые непременно воспоследуют, если мы сохраним приверженность нашим договоренностям. Утром в интервью коммерческому телеканалу я сказал: «Если СИРИЗА не отреагирует на угрозы Марио Драги закрыть банки и отключить банкоматы, бросив телефонную трубку после того, как напомнит ему, что эта агрессия нарушает устав и противоречит самому духу Европейского союза, нам нет смысла идти на выборы. Народ должен быть готовым к таким угрозам со стороны ЕЦБ, который вел себя аналогичным образом по отношению к ирландцам и киприотам».

Нельзя сказать, что приятно было слышать такие слова от человека, которому слухи прочили пост министра финансов, но народ оставался нашим единственным союзником, а потому я не мог себе позволить вводить его в заблуждение. Людям следовало готовиться к худшему. При этом мне нужно было их ободрять. Отвечая на вопрос другого телевизионного интервью, как быть, если ЕЦБ действительно закроет наши банки, я выразился образно: «Если мы разыграем свои карты правильно, шанс на то, что это произойдет, столь же велик, как и тот, что солнце не взойдет на востоке завтра утром».

В статье, опубликованной на следующий день после этого интервью, я был еще более откровенен и предупреждал, что в ходе наших переговоров фондовая биржа, стоимость акций и всех финансовые инструментов будут падать, но постарался смягчить свою откровенность толикой оптимизма: «Пока эти переговоры длятся, апоплексия станет пожирать рынки и рыночных спекулянтов. Но когда переговоры завершатся, и Греция выйдет из них платежеспособной страной, рынки начнут плясать под нашу дудку»[105]105
  Не довольствуясь обвинениями в глупости и безответственности, которыми меня осыпали творцы, так сказать, общественного мнения, я придумал собственные жесткие вопросы к самому себе. Вот вопрос и ответ, которые я опубликовал в Интернете примерно в то время.
  Вопрос: Что вы будете делать, если Берлин и Франкфурт ответят на ваши предложения о пересмотре сделки уверенным Nein и решат наказать вас перекрытием «крантика ликвидности»?
  Ответ: Этот вопрос уместен, поскольку такое развитие событий крайне неприятно для Греции. Но позвольте мне ответить на другой вопрос: существует ли некий сигнал от кредиторов, отрицательная реакция на который способна навлечь на нас аналогичную угрозу? Есть ли некий предел, который нельзя пересекать? Если нет, разве отсюда не следует, что мы полагаемся исключительно на доброту и мудрость кредиторов? Разве это не означает, что мы верим в их заботу о Греции, пускай они на самом деле пользуются греческим кризисом как сопутствующим ущербом в схватке с Парижем, Римом и Мадридом? Пожалуйста, расскажите об этом избирателям, и пусть они решают, какая политика является наиболее опасной и наименее достойной – ваша или наша.


[Закрыть].

Найти правильный баланс между информированием и паникой, между предупреждением и запугиванием было мучительно непросто.

Другие задачи были куда проще.

Многие мои друзья-экономисты, подозревавшие, что я собираюсь согласиться на худшую работу во вселенной, писали мне по электронной почте и звонили, выражая готовность поддержать. Некоторые предлагали, чтобы в первый же день моего пребывания в должности я ввел процедуру контроля за капиталами. То есть не ждать, пока ЕЦБ закроет наши банки и отключит банкоматы ради преодоления банковского кризиса, который сам же устроил, а упредить эти действия, введя ограничения на объем средств, доступных к снятию со счетов или к выводу за границу. Идея заключалась в том, что, замедлив развитие банковского кризиса, мы выиграли бы себе больше времени до закрытия банков, а потому смогли бы вести переговоры в более спокойных условиях. Существовало три причины отклонить этот совет.

Во-первых, введение контроля за движением капитала стало бы очевидным первым шагом партии, намеренной вернуться к национальной валюте, дабы ее девальвировать и тем самым повысить конкурентоспособность страны: в этом случае введение контроля за капиталами будет иметь важное значение для предотвращения оттока средств, вызванного ожиданием девальвации. Иными словами, введение контроля за капиталами будет правильным шагом только в том случае, если мы соберемся выйти из еврозоны, то есть выберем «Грексит», следовательно, оно противоречит моей цели на переговорах и моей тактике наглядного подтверждения того, какова эта цель. Вдобавок даже сумей мы убедить Брюссель в своем искреннем желании остаться в еврозоне, контроль за движением капитала означал бы готовность сделаться второсортными гражданами еврозоны: евро имеются, но не в том количестве, чтобы тратить их на то, на что хочется. Я же стремился к тому, чтобы сигнализировать истеблишменту Европы об обратном.

Вторая причина состояла в том, что время, доступное для переговоров, определялось графиком погашения задолженности, посему контроль за капиталами на самом деле не обеспечил бы нам дополнительный срок. Погашение должно было начаться в апреле 2015 года и продолжаться до августа, что требовало заключения нового соглашения к июню 2015 года. Даже будь у меня волшебная палочка, взмах которой остановил бы банковский кризис, переговоры все равно следовало завершить за четыре-пять месяцев. Контроль за движением капитала не добавлял нам ни дня.

Третья причина заключалась в том, что контроль за движением капитала был несовместим с валютным союзом, чей дух и букву он нарушал. Весь смысл еврозоны (и любой другой зоны с общей валютой) сводится к тому, что деньги перемещаются в ней беспрепятственно. Если я введу контроль за капиталами в первый же день работы нашей администрации, как мне осуждать ЕЦБ за угрозы проделать то же самое? В миг, когда я это сделаю, все обвинения против меня и правительства СИРИЗА – в нежелании присоединяться к единой Европе, в стремлении подготовить страну к «Грекситу», в намерении разрушить еврозону – окажутся оправданными. Более того, наши собственные граждане станут недоумевать: почему правительство, которое вроде бы хотело добиться справедливого соглашения в рамках единой валютной зоны, мешает снимать деньги с банковских счетов и переводить их в другие страны того же валютного союза? Словом, мы проиграем еще до начала переговоров.

Другое предложение о том, как правительству СИРИЗА выиграть время в ходе переговоров, поступило – это важно – от Томаса Майера, бывшего главного экономиста «Дойче банк». Он советовал ввести в Греции вторую валюту параллельно евро, чтобы обеспечить оборот капитала и обрести свободу маневра. Идея была интересной, но я уже рассмотрел ее как способ победить кризис еврозоны и отверг в 2010 году[106]106
  Я встретился с Томасом Майером на конференции во Флоренции, на которой присутствовал в ноябре 2014 года, за день до вылета в Афины на ключевую встречу с Алексисом, Паппасом и Драгасакисом. У нас состоялся долгий, подробный и интересный разговор о еврозоне. Он назвал свою параллельную валюту «G-евро». Среди прочих сторонников параллельной валюты упомяну Димитрия Пападимитриу, который возглавлял институт Леви при Бард-колледже.


[Закрыть]. Суть идеи заключалась в том, что повышение заработной платы, призванное компенсировать меры жесткой экономии, должно быть привязано к новой валюте, обеспеченной государственным долгом. Конечно, новая валюта немедленно девальвируется по отношению к евро. Таким образом, греческие зарплаты и пенсии немного подрастут, а стоимость греческого труда в евро снизится в сравнении с трудом немецким, французским или португальским, что сделает Грецию более конкурентоспособной.

Я назвал Томасу Майеру две причины, по которым мы не могли согласиться на введение параллельной валюты. Во-первых, «партии и интересы, нам противостоящие, уже сеют панику, утверждая, что у нас имеются тайные планы вывести Грецию из еврозоны, лишить людей их сбережений и направить Грецию по пути превращения в новую Аргентину. Пропагандистская ценность вашего предложения для наших оппонентов будет поистине занебесной». Во-вторых, в параллельной валюте не было необходимости, поскольку система параллельных платежей, над которой я работал, обеспечивала нам необходимую гибкость.

Много месяцев спустя мне стало ясно, что эти две меры – контроль за движением капитала и параллельная валюта – будут использованы против меня министром финансов Германии доктором Вольфгангом Шойбле. Принятое на раннем этапе решение отказаться от использования оружия противника доказало свою правоту, однако вскоре после того, как я подал в отставку с поста министра финансов, меня обвинили в составлении «дьявольских» планов по внедрению этих мер.

C’est la vie[107]107
  Такова жизнь (фр.).


[Закрыть] в Подкормистане.