Текст книги "Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»"

Без таланта Т. С. Элиота или Джона Стейнбека трудно достоверно передать масштабы катастрофы в Греции на январь 2015 года. Поэтому обойдусь численными показателями и сопоставлениями.

Великобритания в начале 1980-х годов испытала сильное потрясение, когда безработица выросла четырехкратно. Ущерб нанесла рецессия, продлившаяся всего год, 1980–1981, когда национальный доход упал на 1,26 %. Следующая рецессия, поразившая Великобританию, пришла десять лет спустя и тоже длилась один год (1990–1991), а национальный доход сократился на 1,78 %. Совсем недавно, после кредитного кризиса, в стране начался очередной однолетний спад (2008–2009), в результате которого национальный доход сократился на 5,15 %. Сравните эти цифры с «травматическими» показателями Греции.

К 2010 году, когда нам выделили первый кредит, национальный доход сократился на колоссальные 7,5 % по сравнению с предыдущим годом. Улучшилось ли положение страны по выделении кредита? Вовсе нет. Напротив, в 2010–2011 годах доходы упали еще на 8,9 %. Для сравнения, финансовый 2011/2012 год был хорошим, экономика сократилась всего-навсего на ничтожные 1,1 %. Чем мы были обязаны этому относительному затишью? По иронии судьбы, виной был политический кризис, вызванный депрессией; у нас либо не было правительства, либо оно было слишком слабым для того, чтобы принимать законы, вводящие новые меры жесткой экономии!

Но едва премьер-министр Самарас пришел к власти в июне 2012 года, опираясь на небольшое, но крепкое парламентское большинство, «Тройка» потребовала от него наверстать упущенное, и политика жесткой экономии стала реализовываться с удвоенным рвением. Результат? Наступил самый кошмарный год, когда национальный доход упал на 14 % к концу 2013-го и еще на 3,3 % в 2014 году.

Когда британские друзья сочувственно замечали, что Греция сегодня находится там, где Великобритания была во времена Великой депрессии, я благодарил их за продиктованное благими намерениями сравнение, но считал себя обязанным указать на различия. С 1929 по 1932 год экономика Великобритании сократилась на 4,9 %, а безработица выросла с 8 до 17 %. (Тут так и просится на ум греческий вариант персонажа Джона Клиза из скетча труппы «Монти Пайтон» о четырех йоркширцах, восклицающий: «Вот это да! Как вам повезло!») Для сравнения: Греция пережила рецессию, затянувшуюся на шесть лет, потеряла 28 % своего национального дохода, минимум каждый пятый работник лишился занятости, а уровень безработицы повысился с 7 до 27 %, при этом безработица среди молодежи составила более 65 %.

Но все же сегодня, когда я пишу эти строки, остаются те, кто верит, будто к концу 2014 года экономика Греции начала поправляться – и обрела бы отменное здоровье к концу 2015 года, если бы не идиотизм греческих избирателей, что пренебрегли восстановлением страны, проголосовав 25 января 2015 года за людей вроде меня. Подобно непослушным детям, что кричат с заднего сиденья: «Мы уже приехали?» и отвлекают водителя, греческий электорат заставил страну свернуть с дороги к восстановлению, когда уже (якобы) показалась финальная прямая. Словом, если бы не старания гнусного министра финансов в правительстве греческих популистов, которые пришли к власти по итогам выборов, третий кредит вовсе бы не понадобился. Насколько обосновано это мнение?

Ломаная серая линия на рисунке 1 показывает общий брутто-доход Греции без учета статистических уловок, выраженный в евро. Черная линия поверх серой репрезентирует среднее значение за четыре месяца, более четко иллюстрируя общую тенденцию. Затененный овал относится к тому периоду 2014 года, когда будто бы началось восстановление. Вы его замечаете? Греческие избиратели не разглядели.

Рисунок 1. Национальный брутто-доход Греции (ежеквартально), 2007–2014 годы, с наложением среднего значения за четыре месяца

Вскоре после того, как стало ясно, что я могу стать министром финансов Греции в данных экономических условиях, я выступил с речью перед членами Европейского парламента, журналистами и прочими фигурами из числа тех, кто, как считается, формирует общественное мнение. На вопрос, поставит ли новое правительство под угрозу «недавно начавшееся восстановление», я не мог ответить иначе, кроме как приведя разоблачающие цифры, которые до того почти не публиковались в прессе.

В Греции проживают 10 миллионов греков (население быстро сокращается вследствие эмиграции), объединенных приблизительно в 2,8 миллиона домохозяйств с точки зрения налоговых органов.

Из этих 2,8 миллиона домохозяйств 2,3 миллиона хозяйств (и 3,5 миллиона налогоплательщиков) имеют перед налоговыми органами задолженность, которую они не в состоянии погасить.

Один миллион домашних хозяйств не может оплачивать счета за электроэнергию в полном объеме, тем самым вынуждая поставщика «грозить и притворяться» и гарантируя, что целый миллион хозяйств живет в страхе перед отключением света, а поставщику грозит банкротство. Фактически государственная энергетическая корпорация Греции отключает около 30 000 домов и предприятий в месяц из-за неоплаченных счетов.

Для 48,6 % семей основным источником дохода являются пенсии. Однако «Тройка» требует дальнейшего сокращения пенсий. Размер пенсии по старости (700 евро) сократился примерно на 25 % с 2010 года и должен быть сокращен вдвое в течение следующих нескольких лет.

Минимальная заработная плата уменьшилась (по приказу «Тройки») на 40 %.

Другие льготы сократились более чем на 18 %.

Около 40 % населения говорят, что не в силах выполнить свои финансовые обязательства в этом году.

Безработица выросла на 160 %, в итоге 3,5 миллиона трудозанятых в настоящее время обеспечивают потребности 4,7 миллиона безработных или недееспособных греков.

Из 3 миллионов человек, составляющих рабочую силу Греции, 1,4 миллиона остаются без работы.

Из 1,4 миллиона безработных лишь 10 % получают пособие по безработице и лишь 15 % претендуют на какие-либо льготы. Прочие вынуждены выживать как придется.

Среди тех, кто занят в частном секторе, 500 000 человек заработная плата не выплачивалась более трех месяцев.

Подрядчики, работающие в государственном секторе, получают оплату в течение 24 месяцев после выполнения работ и опережающей уплаты налога с продаж.

С 2008 по 2014 год малые и средние предприятия сократили рабочую силу на 29,3 % и снизили выпуск продукции (в пересчете на добавленную стоимость) на 40,2 %.

Половина все еще действующих компаний по всей стране имеет серьезную задолженность по обязательным взносам в пенсионные и социальные фонды по персоналу.

В 2013 году 36 % населения официально проживало у черты бедности или социальной изоляции. Этот процент растет.

Располагаемый доход домохозяйств сократился на 30 % с 2010 года.

Только за 2009–2011 годы расходы на здравоохранение снизились на 11,1 %, при этом значительно выросла численность жертв ВИЧ-инфекции и туберкулеза и число мертворожденных.

Неужели какая-либо из этих мрачных цифр официальной статистики, документирующей превращение нашей страны в безжизненную пустошь, может считаться признаком улучшения ситуации? Или же они, возможно, объясняют, почему греческие избиратели отказались замечать декларируемое восстановление экономики страны?

Тем не менее, в декабре 2014 года правительство и «Тройка» категорически заявили, что успех неизбежен, а экономика демонстрирует явные признаки возрождения. Даже родился неологизм: «греко-становление». Уровень производства в обрабатывающей промышленности, который в 2011 году сократился на 4 %, а в 2012 году упал еще на 15 % (что сопоставимо с общим падением производства в период Великой депрессии в Великобритании), слегка подрос в 2013 году, но в 2014 году снова стал уменьшаться. Между тем промышленное производство в 2014 году сократилось на 3 %, а чистые инвестиции оказались отрицательными[122]122
  Когда валовое накопление основного капитала (инвестиции в физическую инфраструктуру, например в оборудование) равно нулю, это означает, что его недостаточно даже на покрытие расходов на замену сломавшегося оборудования или амортизацию стоимости последнего.


[Закрыть]. Что касается занятости: пускай минимальная заработная плата снизилась на 40 %, превратив Грецию в страну мечты для неолибералов всего мира, занятость на полный рабочий день продолжила сокращаться, частичная занятость выросла на несколько процентов, а общее количество отработанных часов снизилось[123]123
  Если когда-либо понадобятся доказательства того, что сокращение заработной платы в разгар жесткой и разноплановой рецессии отнюдь не внушает работодателям уверенность в завтрашнем дне, Греция предоставила тому множество примеров. Забавно вспоминать: я спросил знакомого бизнесмена, чья фабрика изготавливала мебель для ванных, почему он не нанимает больше людей теперь, когда труд настолько подешевел. Он ответил: «Кто станет покупать мои унитазы, когда заработная плата упала ниже пола, и уже никто не может позволить себе отремонтировать ванную?»


[Закрыть]. Разве перед нами и вправду доказательства восстановления экономики?

Можно ответить утвердительно, если опираться на трюки со статистическими данными. Технически, реальный доход – на жаргоне экономистов это доход, скорректированный с учетом изменения цен на товары – и вправду вырос. Но это был мираж, спровоцированный резким снижением цен, из-за чего покупательная способность заметно укрепилась, но не учитывавший компенсации и громадную стоимость общего долга. В приложении 1 приводится подробное развенчание этого миража.

В основном же рассуждения о восстановлении сводились к тому факту, что к 2013 году Греция стала страной с положительным сальдо; это означало, что экспорт превысил импорт, отсюда и домыслы об улучшении ситуации в целом. С 2010 года «Тройка» обещала грекам, что положительным следствием снижения заработной платы станет рост экспорта, так как сокращение издержек для греческого бизнеса повысит конкурентоспособность страны. К концу 2014 года «Тройка» и правительство наперебой твердили: «Мы же вам говорили», и эти заявления подхватывали иностранные СМИ, финансовая периодика, правительственные экономисты и представители ЕС. «Греция демонстрирует первый профицит за многие десятилетия!» – кричали заголовки.

Если бы хоть кто-то удосужился проверить, когда в последний раз у Греции было положительное сальдо торгового баланса, ему не составило бы труда понять, что ситуация на самом деле ужасающая. Профицит был зафиксирован в 1943 году, при нацистской оккупации, когда грекам не хватало средств на еду, не говоря уже о ввозе товаров из-за рубежа, но страна все же умудрялась вывозить какое-то количество апельсинов, яблок и тому подобных товаров. В 2014 году экономический коллапс привел к аналогичному итогу. Наш мнимый профицит баланса объяснялся углублением рецессии, которая обрушила импорт, тогда как экспорт оставался прежним, несмотря на массовое снижение трудовых затрат[124]124
  Стандартный ответ «Тройки» на этот довод был таков: экспорт не растет потому, что Греция медлит с осуществлением реформ. Но налицо, разумеется, подмена понятий. Неолиберализм предсказывает, что, при прочих равных условиях, снижение средней заработной платы в стране еврозоны должно стимулировать экспорт, поэтому экспорт должен увеличиться после падения заработной платы, даже если не проводилось каких-либо реформ. Реальность опровергла теоретический посыл.


[Закрыть]. Словом, повод для траура использовали как повод для празднования.

Реальность же бросалась в глаза повсюду. Даже когда правительство выставило на продажу оставшиеся королевские драгоценности Греции, на них не нашлось покупателей (не считая представителей теневой экономики). Еще пример: когда на рынок вывели национальную лотерею, самая высокая ставка поступила от консорциума, чью деятельность мне предстояло хорошо изучить на посту министра финансов; бросая сущие гроши на пустой государственный счет, эта организация демонстрировала затем удивительную способность наживаться на людской безысходности. Усугубила положение продажа государственной газовой монополии, к которой проявил интерес только любимый концерн господина Путина, российский гигант «Газпром». За несколько часов до объявления о продаже «Газпром» принял решение не соглашаться на крошечную запрашиваемую цену, а его представитель сослался на дефляционную спираль, подрывавшую греческую экономику, как на причину такого решения. Как можно платить даже сегодняшнюю цену, если завтра она запросто может упасть вдвое?

Недвижимость, довольно надежная сфера инвестиций в обычные времена, тоже отнюдь не процветала. Участок старого аэропорта Афин в Хеллиниконе виделся отличным местом: по площади в два с лишним раза больше лондонского Гайд-парка, расположен рядом с престижными пригородами Афин и на побережье Саронического залива с его бирюзовыми водами. На торги заявился всего один претендент – который потребовал от государства вложить в развитие участка почти столько же средств, сколько соглашался дать он сам.

Тем временем правительство Самараса и международная финансовая пресса лирически восхваляли успехи «великой рекапитализации» греческих банков на средства второго кредита. Но в феврале 2014 года, через несколько месяцев после получения денег от «Тройки», компания «Блэкрок», управляющая активами, сообщила, что греческие банки обременены невозвратными кредитами и им требуется намного больше денег. К июню 2014 года, когда у Шойбле заканчивалось терпение в отношении правительства Самараса, МВФ дал понять, что греческим банкам нужно дополнительно 15 миллиардов евро, то есть куда больше приблизительно 11 миллиардов евро, остававшихся от второго кредита. К концу 2014 года, когда заканчивался срок второго кредита (и сам кредит), а правительство обнаружило, что в следующем году получит 22 миллиарда евро необеспеченных долгов, у «Тройки» не осталось ни малейших сомнений в необходимости третьего кредита. Другими словами, МВФ и доктор Шойбле прекрасно знали, что третий кредит потребуется, а правительство Самараса продолжало уверять: мол, если избиратели проголосуют за них на следующих всеобщих выборах, ни о каком третьем кредите даже речи не зайдет.

Сказка о начале выздоровления – или о посулах его наступления в ближайшем будущем – видится идеальной иллюстрацией к одной из моих любимых английских идиом: «дополнять травму оскорблениями». Но зачем еще оскорблять? Разве травмы недостаточно? Ответ на вопрос имеется, и он не слишком-то приятен.

Двадцать первого января 2015 года, за четыре дня до дня выборов, я разговаривал по телефону с Джейми Гэлбрейтом, который разделял мои самые глубокие опасения. Первоначально греко-становление казалось стратегией, призванной обеспечить победу на выборах, но теперь Самарас и его министры смирились с проигрышем и «переформатировали» сказку о восстановлении таким образом, чтобы подготовить себе почву для обвинений в адрес своих соперников. Притворяясь, будто в третьем кредите нет необходимости, хотя истина была очевидна для всех, они получали возможность утверждать, что кредит стал следствием шагов нового правительства. Действительно, с точки зрения «Тройки» обращение правительства СИРИЗА за третьим кредитом выглядело идеальным политическим результатом, поскольку оно снимало с ЕС всякую ответственность за надругательство над Грецией с 2010 года. Все последующие страдания, включая обслуживание неподъемного долга и новые меры жесткой экономии, можно было возложить на безрассудную политику СИРИЗА, которая попыталась противостоять ЕС, и на конкретного человека в частности.

Джейми согласился с тем, что, если мы не проявим твердости на переговорах, лично мне неприятности гарантированы, однако он был уверен, что Алексис будет стоять на своем до конца. После возбуждения, испытанного в июне 2013 года в Салониках, когда мы втроем выступали перед восторженным многолюдьем, Джейми не разделял моих сомнений относительно Ципраса, а до открытия избирательных участков оставалось всего несколько дней, и нам требовались все доверие и весь энтузиазм, который мы могли отыскать.

Лично я полагал, что на протяжении многих лет Вольфганг Шойбле, министр финансов Германии, подталкивал нас к «Грекситу», но всякий раз его усилия наталкивались на сопротивление со стороны оппозиции канцлеру Меркель. Я бы ничуть не удивился, узнав, что Шойбле воспринял решимость правительства СИРИЗА пойти на конфликт с «Тройкой» как идеальную возможность убедить Ангелу Меркель наконец-то вышвырнуть греков из еврозоны. Риск для него заключался в том, что СИРИЗА могла пойти на принцип, а Марио Драги и Меркель в конечном счете предпочли бы уступить и гарантировать Алексису честную сделку. Для Вольфганга Шойбле это был кошмарный сценарий, поскольку тем самым у испанцев, португальцев, итальянцев и всех прочих европейских народов появился бы прецедент добиваться восстановления хотя бы частичного контроля над своей экономической жизнью.

Если коротко, в данном случае все вроде бы упиралось в меня. Но какова была альтернатива? Историческая катастрофа дала нам редкий шанс поступить правильно, сказать правду в глаза власти и приступить к подлинному восстановлению нашего запустения. Было бы поистине непростительно пренебречь таким шансом.

Имя нашим проблемам было легион, но и «Тройка» тоже хлебнула немалую их долю. МВФ с самого начала ощущал некоторое беспокойство по поводу того, что европейские лидеры заманили его в болото Подкормистана (для европейцев французские банки и их личные связи с руководством Германии имели большее значение, чем внутренние правила и инструкции фонда). С 2011 года МВФ регулярно заводил речь о насущности списания долгов и безуспешно пытался объединиться с Афинами против Берлина в 2012 году, а в июне 2013-го выпустил, так сказать, кота из мешка, заявив, что рекапитализация греческих банков 2012 года «была проведена неумело и неадекватно»; в конце же мая 2014 года фонд выпустил доклад, где говорилось, что «приемлемый уровень задолженности по-прежнему вызывает серьезную озабоченность» (в переводе с бюрократического это означало, что мы балансируем на краю пропасти)[125]125
  Девятнадцатого мая 2014 года был опубликован анализ приемлемости долга, проведенный МВФ. В документе говорилось:
  …для восстановления приемлемого уровня задолженности необходима дополнительная бюджетная корректировка. Как только это произойдет, первичный профицит следует поддерживать на уровне выше четырех процентов ВВП на протяжении всего текущего политического цикла и многих лет впоследствии. Усталость от перестройки общества сейчас очевидна, а лозунги «социальных дивидендов» и «отсутствия новых шагов», выдвигаемые политическими лидерами, означают, что политическая приверженность стратегии погашения долга подвергнется серьезному испытанию в будущем. Эта стратегия не оставляет возможности для сколько-нибудь существенного роста заработной платы и пенсий по сравнению с нынешними показателями в преддверии национальных выборов в 2015 и 2016 годах. Напротив, при наличии высоких налоговых ставок и при уменьшении дискреционных расходов проведение необходимой дополнительной бюджетной корректировки без дальнейшего сокращения заработной платы и социальных трансфертов, не в последнюю очередь пенсий (которые остаются высокими по отношению к ВВП), будет возможно только при значительном повышении эффективности государственного сектора… Приемлемость долга остается серьезной проблемой. Соотношение долга к ВВП еще не достигло максимума, а прогнозируемые экстремальные уровни в ближайшие десятилетия свидетельствуют о том, что показатели приемлемости долга остаются помехой для улучшения настроений инвесторов и не позволяют рассчитывать на устойчивое восстановление экономики, особенно в том случае, если вновь возникнут сомнения в политической решимости правительства.


[Закрыть]. После многих лет спекулятивных аналитических и прогностических выкладок аналитики МВФ – то бишь все чиновники «Тройки» с начатками экономических познаний – наконец-то осознали, что сам фундамент их греческой программы ненадежен, а потому эту программу невозможно реализовать.

В приложении 2 приводится полное объяснение ошибочности анализа МВФ, но для простой демонстрации того, почему политика жесткой экономии обречена на провал, достаточно рисунка 2.

Рис. 2. Жесткая экономия и рост национального дохода, 2009–2014 годы.

Степень жесткости экономии измеряется по горизонтали как доля сокращения структурного дефицита бюджета в процентах от национального дохода.

По вертикали приводится номинальный национальный доход за тот же период

Горизонтальная ось отражает применение (совокупное) мер жесткой экономии на протяжении пяти лет после кредитного кризиса и вплоть до победы СИРИЗА[126]126
  Жесткая экономия оценивается здесь в параметрах сокращения структурного дефицита государственного бюджета (или увеличения его профицита) – в процентах от номинального национального дохода.


[Закрыть]. В Германии этот индекс жесткой экономии составил 2 %, в Италии 3 %, в Португалии – 5,4 %, в Великобритании – 6,3 %, в Испании – 6,8 %, в Ирландии – 9 %, а в Греции – 18 %. Вертикальная ось показывает совокупный рост национального дохода за тот же период. Совершенно очевидно, что чем жестче экономия, тем ниже рост национального дохода[127]127
  Великобритания выглядит любопытным исключением; причина в том, что это единственная страна на данной схеме, обладающая собственным центральным банком, который в рамках политики «экспансионистского сокращения» Джорджа Осборна накачивал британскую экономику деньгами – а канцлер казначейства между тем ратовал за экономию.


[Закрыть]. Само нахождение Греции в нижней правой части графика уже является поистине душераздирающим фактом.

Как позже сказала мне Кристин Лагард в личной беседе, для «Тройки» ситуация сводилась к тому, что «на карту оказалось поставлено слишком много политического капитала, чтобы признать свою ошибку»[128]128
  См. главу 2.


[Закрыть]. За день до выборов финансовый журналист поведал мне в перерыве между блоками нашего интервью, что, по его мнению, нужно сознательно и решительно игнорировать истину, чтобы утверждать, будто Греция восстанавливается. Я не согласился: «Дело не столько в том, что они не хотят говорить правду. Они паникуют и выдумывают, продолжая действовать так, чтобы не наступать на пальцы банкирам и госпоже Меркель. Они боятся потерять свои теплые местечки, если скажут правду».

Но все-таки, чем отчетливее вырисовывалась наша победа на грядущих выборах, тем старательнее «Тройка», СМИ и правительство Греции обсуждали не способы разорвать этот порочный круг, а то, какая степень жесткости экономии соответствует их политической повестке: слишком слабая экономия выглядела бы насмешкой над бессвязной арифметикой «Тройки», а слишком суровая грозила покончить с мнимым восстановлением Греции (вдобавок ее невозможно было провести через скептически настроенный греческий парламент)[129]129
  В одном из примечаний к главе 6 приводится электронное письмо моего непосредственного предшественника, адресованное «Тройке». Я увидел это письмо после вступления в должность. Оно отлично иллюстрирует принцип, назовем его так, «уловки-22».


[Закрыть].

Вот почему народ Греции проголосовал за СИРИЗА – за Коалицию радикальных левых. Избиратели вовсе не влюбились вдруг в идеологию левых радикалов, которые до сих пор обитали на обочине власти. Они не хотели ставить под угрозу даже намеки на начало восстановления и не собирались противостоять Брюсселю, Берлину, Парижу, Франкфурту и Вашингтону. Они даже не возражали против новых жертв или против дальнейшего затягивания ремней, если все пойдет по плану. Нет, люди голосовали за нас, потому что с них было достаточно, потому что прежние жертвы оказались безрезультатными, потому что до сих пор их лишь глубже ввергали в трясину унижения, безденежья и отчаяния, тогда как вокруг праздновали восстановление греческой экономики. Именно поэтому мы получили голоса не только радикалов и пролетариев, таксистов и фермеров, но и достойных консерваторов, изнемогающих бизнесменов, правых патриотов и монахов – всех, кого это касалось, как Ламброс, тот самый бездомный, который произвел на меня такое впечатление, всех, кто еще не провалился в разверзшуюся под ногами яму.