Текст книги "Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»"

Я считал первоочередной задачей министра финансов обанкротившейся страны не внушение ложных надежд и фальшивого оптимизма, а реализацию политики бережливости и приучение людей к реалистичным ожиданиям. Поэтому мне было приятно завершить свою первую пресс-конференцию по-настоящему хорошей новостью касательно предстоящих переговоров.

– Телевизионные евангелисты послушания уже несколько недель призывают нас поклясться верности «Тройке» и ее программе, ибо, мол, в противном случае Европа даже не станет с нами говорить, – сказал я. – Любой, кто позволяет себе такие заявления, слишком плохо думает о Европе.

Далее я рассказал журналистам о своем телефонном разговоре в день выборов с Йеруном Дейсселблумом, президентом Еврогруппы и министром финансов Нидерландов.

Он позвонил поздравить меня с победой, но быстро перешел к делу и задал очевидный вопрос: каковы наши намерения по поводу исполнения текущей кредитной программы? Я постарался ответить как можно более вежливо и обозначить необходимые, на наш взгляд, шаги: новое правительство признает определенные обязательства страны перед Еврогруппой, но надеется, что наши партнеры отдают себе отчет в том, что нас избрали под обещания пересмотра ключевых условий кредитного соглашения и программы по его реализации. Поэтому нам следует искать точки соприкосновения, налаживать мосты между текущей программой с ее приоритетами и позицией нового правительства. Йерун сразу согласился со мной: «Очень хорошо» – и предложил встретиться в следующую пятницу, 30 января 2015 года. Из вежливости я ответил, что готов прибыть в Брюссель, если такой вариант больше ему подходит, но он сказал, что будет рад нанести визит своим новым греческим коллегам.

Воодушевленный готовностью Йеруна решать общую задачу – строить надежный мост через пропасть между кредитной программой и нашей идеологией, – я, памятуя о продолжающейся банковской лихорадке, которую спровоцировали предыдущая администрация и Банк Греции, подчеркнул свою решимость прилагать все усилия к достижению компромисса. Что же касается конфронтации, слухи о которой усиленно раздували СМИ, я не поленился развеять эти слухи на пресс-конференции:

Журналисты любят новости о конфликтах. Они повсюду видят перестрелки и скандалы. По-моему, Би-би-си назвала мою предстоящую встречу с Йеруном Дейсселблумом ковбойской перестрелкой, где проиграет тот, у кого первым сдадут нервы. Мне понятна привлекательность таких образов, повышающих рейтинг материалов. Но мы с Йеруном согласились уничтожить ту основу, на которой базируются все прогнозы столкновений. Не будет никаких угроз. Вопрос не в том, кто уступит первым. У кризиса евро нет победителей, есть только жертвы. Единственные, кто от него в выигрыше, – это мошенники, расисты, те, кто инвестирует в страхи и раскол, вкладывается в змеиное яйцо, как мог бы сказать Ингмар Бергман[149]149
  Фильм «Змеиное яйцо» поставил шведский режиссер Ингмар Бергман. Такая трактовка формирования нацистского мышления в ученых кругах буквально потрясла меня, когда я впервые посмотрел этот фильм в молодости.


[Закрыть]. В пятницу мы с Йеруном Дейсселблумом начнем выстраивать отношения, которые позволят сохранить целостность Европы.

Я говорил ровно то, что думал.

После пресс-конференции я вернулся к себе на шестой этаж и обнаружил, что в кабинетах царит жуткая пустота. Мой предшественник убыл вместе со своим персоналом, оставив двух молодых женщин, которых чуть ли не трясло от страха – они ждали, что новый босс из «левых радикалов» немедленно их уволит. Я заверил этих женщин, что совершенно не собираюсь тратить время на избавление от сотрудников предыдущего состава, закрыл за собой дверь и подтащил стул к большому столу для переговоров. Потом достал из рюкзака ноутбук, включил его в сеть и, пока он загружался, уставился в окно, на здание парламента. Мысли неслись вскачь, требовалось ставить список самых насущных дел.

Затем я вспомнил, что у меня нет пароля для Wi-Fi. Я встал, открыл дверь кабинета и окликнул: «Эй, есть тут кто-нибудь?»

Вскоре из дальней комнаты появилась одна из тех двух женщин, заметно успокоившаяся и несколько смущенная. Через полчаса мы отыскали кого-то, кто знал кого-то, кому был известен пароль. Таким вот образом новый министр получил в свое распоряжение очень, очень медленное подключение к Интернету. Что сказать – не самое благоприятное начало долгого и одинокого противостояния шайке наиболее хорошо вооруженных и подготовленных кредиторов в истории капитализма.

Первый телефонный звонок, который я получил в тот вечер из-за границы, поступил с неопознанного американского номера. Это оказалась Даная, которая добралась до Остина и позвонила узнать, как я справляюсь. Едва мы закончили разговаривать, телефон зазвонил снова. Опять неизвестный номер на экране, первые цифры – префикс телефонной сети США. Я ответил на звонок и услышал далекий и ровный мужской голос с выговором Новой Англии.

– Мы с вами незнакомы, мистер Варуфакис, но я чувствовал, что должен позвонить вам, поздравить с избранием и сказать, что вы можете рассчитывать на мою поддержку. Меня зовут Берни Сандерс, я сенатор от штата Вермонт. Общие друзья дали мне ваш номер; надеюсь, вы не против такой дерзости с моей стороны.

Против ли я? Конечно, нет, ведь поддержка была нам отчаянно необходима. Поблагодарив Сандерса, я сказал, что, разумеется, слышал о нем: Джейми Гэлбрейт подробно просвещал меня насчет политиков штата Вермонт[150]150
  Брат Джейми Гэлбрейта Питер после ухода с дипломатической службы (из Государственного департамента) стал сенатором от штата Вермонт. Он был первым послом США в Хорватии и Восточном Тиморе, а также немало сделал для укрепления отношений с иракским Курдистаном.


[Закрыть]. Берни поведал, что собирается написать Кристин Лагард и недвусмысленно предупредить ее: он будет следить за действиями МВФ в отношении Греции. Есть ли что-то конкретное, о чем, с моей точки зрения, стоило бы упомянуть в этом письме?

Как не быть? Во-первых, я попросил четко сформулировать, что греческая программа, которую МВФ реализовывал с 2010 года, провалилась в результате доведенных до абсурда мер жесткой экономии, навязанных нам в том числе по воле фонда. Во-вторых, я попросил отметить, что порожденная аскезой жуткая депрессия привела к появлению фашистской партии «Золотая заря» и что, если наше демократическое проевропейское правительство будет смято кредиторами, весьма вероятно, сама демократия будет задушена в той стране, где она когда-то появилась на свет, как уже было в годы Второй мировой войны. Берни пообещал, что внесет в текст оба моих замечания, и добавил, что от себя выскажет соображение, которое Международный валютный фонд должен воспринять всерьез: если МВФ продолжит прежнюю политику по отношению к Греции, он будет настаивать на том, чтобы американский сенат сократил финансирование фонда.

С 2012 года мы с Джейми Гэлбрейтом упорно старались привлечь американских прогрессистов к демонтажу Подкормистана. Когда я позвонил Алексису и рассказал ему о предложении Берни, Алексис сообщил мне новости, доказывавшие, что эти наши усилия не оказались напрасными. Президент Обама позвонил Ципрасу с поздравлениями, а также предложил устроить мою встречу с Джеком Лью, министром финансов США. Я попросил Алексиса передать американской стороне, что готов встретиться с Лью при первой же возможности. Вскоре после этого президент Обама сделал чрезвычайно важное публичное заявление. «Нельзя продолжать давить на страны, которые охвачены депрессией, – сказал он в эфире Си-эн-эн, в программе Фарида Закарии, и добавил: – Нужна некая стратегия развития, чтобы такие страны могли погасить свои долги и ликвидировать хотя бы часть дефицита».

Через час или около того на мой мобильный телефон снова позвонили с очередного американского номера. Звонил Джефф Сакс, профессор экономики Колумбийского университета и директор Института Земли. Он выразил желание «примкнуть к нашей достойной борьбе» (цитирую) и убедить кредиторов Греции в необходимости задуматься о крупномасштабном облегчении долгового бремени страны и поступательной реализации грамотной финансовой политики. Джефф принадлежал к тем американским экономистам, которые с возрастом и опытом становились все более прогрессивными во взглядах. Всегда близкий к МВФ по идеологии и в практических действиях, он участвовал в кредитных программах фонда 1990-х годов; большинство этих программ провалилось (как, например, в ельцинской России), но были и исключения, скажем, Польша. Подобно экономисту Джо Стиглицу, который сделался ярым критиком «Вашингтонского консенсуса», когда воочию узрел катастрофические последствия реализации программ МВФ в ходе кризиса в Юго-Восточной Азии в 1998 году, Джефф изменил свою точку зрения, наблюдая изнутри за махинациями международных кредиторов и самого МВФ в отношении таких государств-банкротов, как Аргентина. Оба этих экономиста стали благодаря полученному опыту гражданскими активистами и рвались доказать делом свою преданность нашим устремлениям.

Мой последний телефонный разговор с Америкой был с Джейми Гэлбрейтом. Я рассказал ему о знаменательных сигналах от Берни, Джеффа и президента Обамы, а затем мы стали обговаривать переезд Джейми в Афины: я хотел, чтобы он немедленно начал трудиться над «планом Х» – тем самым, который Алексис впервые попросил меня подготовить после нашей встречи поздно вечером на его квартире в ноябре 2014 года и который предстояло осуществить лишь в том случае, если Грецию принудят к выходу из еврозоны. Учитывая, что у ЕЦБ имелся план «Грексита», разработанный, в частности, Томасом Визером и Йоргом Асмуссеном[151]151
  См. примечание к главе 4.


[Закрыть] (схожие планы наличествовали у каждого крупного европейского банка), нам требовалась собственная программа действий. Более того, премьер-министр прямо поручил мне составить такую программу. Мое желание поставить именно Джейми во главе команды разработчиков проистекало из необходимости соблюдения полнейшей тайны, ведь узнай банки о разработке такой программы, это, несомненно, ускорит банковскую лихорадку и приведет к девальвации и деноминации валюты, что, в свою очередь, даст ЕЦБ отличный повод закрыть наши банки и тем самым принудить нас к «Грекситу»: тогда «план Х» сбудется сам собой. Если поставить во главе команды кого-то из сотрудников министерства финансов, роковая утечка информации была бы неизбежна. Кроме того, найти в Греции человека с опытом Джейми и его осмотрительностью попросту невозможно. В итоге, забегая вперед, скажу, что он проработал над «планом Х» несколько месяцев буквально рядом со мной, в помещении при моем министерском кабинете.

Через пару часов в моем почтовом ящике очутилась копия письма, отправленного Берни Сандерсом на имя Кристин Лагард. Это был поистине шедевр! Приведу цитату, которая полностью передает суть послания.

На этой неделе греческий народ избрал новое правительство и поручил ему отказаться от провальной политики жесткой экономии последних шести лет. Жесткая экономия не только привела к обнищанию греческого народа, увеличив безработицу на 25 %, но и создала политический вакуум, настолько опасный сам по себе, что неонацистская партия «Золотая заря» получила представительство в парламенте… Народы Испании, Италии и Португалии наблюдают за происходящим; если текущая ситуация не будет проанализирована надлежащим образом, если не будут учтены потребности работников и граждан, то в дальнейшем политика жесткой экономии способна привести к более серьезным политическим последствиям и к мировому финансовому кризису. К счастью, такой исход не является неизбежным.

Международный валютный фонд, будучи многосторонним институтом и одним из членов «Тройки»… может сыграть важную роль. Как старший член бюджетного комитета, я обеспокоен тем, что МВФ, используя ресурсы правительства США, навязывает жесткую экономию народам, которые не в силах терпеть далее, и рискует серьезными финансовыми потерями… В настоящее время активно обсуждается вопрос, должно ли американское правительство увеличить объем средств, выделяемых МВФ на кредитование иностранных государств, а также ведутся споры относительно оценки стоимости таких обязательств для США. Не вдаваясь в эти прения, я хотел бы уточнить, как наши средства используются в конкретном случае. Не используются ли они для того, чтобы провоцировать финансовую разруху и стимулировать правый политический экстремизм, порожденный чрезмерной экономией? Либо они на самом деле используются для того, чтобы помочь Греции справиться с бюджетным дефицитом и обрести стабильную экономику?

К тому времени, как я закончил восхищаться этим письмом, было уже 3 часа ночи; настала пора на время забыть о благожелательных американцах и сосредоточиться на внутренних приоритетах на следующий день: следовало встретиться с членами правительства, которых надлежало информировать о ситуации с казной; назначить секретарей и пресс-атташе; провести совещание с налоговой службой и обсудить стратегию борьбы с уклонением от уплаты налогов; наладить плотные рабочие отношения с моими заместителями по налоговой политике и управлению бюджетом; избавить министерских макроэкономистов и статистиков от императивов «Тройки» и поставить перед ними задачу перестать маскировать реальность и максимально точно ее отображать в своих отчетах. Наконец, имелась деликатная задача составления малой группы для начала работы над системой параллельных платежей.

За следующие сорок восемь часов кабинет на шестом этаже, который до недавнего времени являлся жупелом для греческого народа, стал моим домом. Поскольку Даная улетела в Остин накануне, чтобы забрать вещи и переправить их в Грецию, у меня не было весомых причин покидать этот кабинет. Обшарпанного красного дивана вполне хватало для трехчасового сна, а затем министерство начинало просыпаться. Силы обеспечивал адреналин. В ту первую ночь я видел, как яркое солнце взошло над зданием парламента, и стены кабинета озарились золотом. Рассвет нового дня сулил надежду.

День начался с совещания, в котором участвовали сотрудники казначейства и агентства по управлению государственным долгом. Я приветствовал их в своем кабинете, памятуя о необходимости развеивать любые опасения по поводу того, что этих людей могут уволить или задвинуть, так сказать, ради партийных активистов СИРИЗА. В короткой вступительной речи я сказал, что личные политические пристрастия и былое сотрудничество с «Тройкой», сколь угодно искреннее, не имеют для меня ни малейшего значения[152]152
  Сказано совершенно точно. Но я не уточнил, что мои друзья из СИРИЗА хотели их прогнать. В частности, вице-премьер Драгасакис желал заменить их людьми из собственного, неуклонно растущего круга аппаратчиков.


[Закрыть]. Я добавил, что готов защищать их от любых нападок, пока они трудятся усердно и преданно, однако превращусь в их наихудший кошмар, если выяснится, что они преследуют иные интересы. Зал выдохнул с облегчением, и далее обсуждение велось с взаимным уважением и конструктивно.

На большом столе разложили табличные выкладки, люди рассматривали графики и диаграммы, изучали списки платежей и обязательств, вглядывались в обозначенные сроки (с середины февраля на диаграммах преобладал красный цвет). После уточнения всех спорных моментов и выдвижения малообоснованных гипотез я задал единственный, самый важный вопрос:

– Как долго?

На дворе было 28 января 2015 года. Меня интересовало, сколько дней у нас осталось до того момента, когда государственная казна полностью опустеет и нам придется выбирать между дефолтом по обязательствам перед нашим главным кредитором, МВФ, и невозможностью выплачивать пенсии и зарплаты бюджетникам раз в две недели. Последовало несколько секунд молчания. Когда мы встретились взглядами с высокопоставленным чиновником казначейства, он выдвинул вперед подбородок и произнес:

– Все не так уж плохо, министр.

– Что значит «не так уж плохо? – осведомился я.

– У нас от одиннадцати суток до пяти недель, – ответил он, сверяясь со своими записями (видимо, чтобы не смотреть мне в глаза). – Срок зависит от темпов налоговых поступлений и от ряда операций, которые мы можем провернуть, временно продавая различные активы.

Вот она, истинная суть греко-становления и мнимого профицита бюджета, которыми похвалялось прежнее правительство Самараса, пытаясь убедить себя и других, что греческий народ ошибся, отдав предпочтение на выборах не им. Не скажу, что я ожидал чего-то иного, но изучать цифры на электрическом стуле – совсем новое для меня ощущение.

Телефонный звонок другу и коллеге, который был министром в предыдущих правительствах, позволил найти секретарей. Призванные бывшим боссом, Фотини Бакадима и Анна Калогеропулу появились в министерстве и крепко взяли бразды правления. Их опыт бросался в глаза сразу: казалось, они всегда работали в министерстве. В последующие месяцы они не раз доказывали свою лояльность и надежность.

О другом ключевом назначении – начальнике канцелярии – позаботились до меня, еще раньше, чем я принялся его подыскивать. На эту должность канцелярия вице-премьера направила члена СИРИЗА и юриста по образованию Йоргоса Куцукоса, который ранее подвизался в министерстве финансов в качестве гражданского служащего. Меня смущали его возможные связи с Драгасакисом, но Йоргос мне понравился – не в последнюю очередь тем, что публиковал романы. Я решил, что человек, ухитряющийся писать и издавать художественные произведения, состоя на службе в министерстве финансов Греции, всяко заслуживает доверия.

Впрочем, выражая готовность сотрудничать с навязанным мне главой канцелярии – на самом деле мы очень хорошо сработались, – я ощущал настоятельную необходимость в человеке, чью лояльность мне не придется делить ни с одним из новых товарищей по СИРИЗА, не говоря уже о вице-премьере. Поэтому я взялся за телефон и позвонил Вассилису, своему близкому другу, который предупреждал меня насчет Драгасакиса около года назад.

Я познакомился с Вассилисом в 1978 году, на первом курсе Эссекского университета. Наша первая встреча состоялась на баскетбольной площадке. Играя за противоположные стороны, мы сражались за мяч, обмениваясь репликами, которые не принято воспроизводить ни в печати, ни в обществе, и другим игрокам пришлось даже нас успокаивать. В последующие месяцы мое отношение к Вассилису точнее всего было охарактеризовать как острую неприязнь – думаю, он испытывал схожие чувства. Но после долгой «Зимы недовольства», когда госпожа Тэтчер в апреле въехала на Даунинг-стрит, 10, а июньские экзамены становились все ближе, общее уныние, охватившее университет, странным образом ослабило эту взаимную ненависть. Как-то вечером на заседании студенческого собрания мы договорились вместе поработать над заданием по экономике. К раннему утру, когда с заданием было покончено, антипатия переросла в крепкую дружбу, которая сохранялась вот уже на протяжении многих лет[153]153
  В 1990 году, вскоре после переезда в Австралию, я убедил Вассилиса присоединиться ко мне. В итоге он стал преподавать экономику в Университете Чарльза Стерта, а я преподавал в Университете Сиднея. Четыре или пять лет спустя он вернулся в Грецию и стал работать в KEPE – исследовательском центре в сфере экономики и планирования при греческом правительстве.


[Закрыть].

– Чего ты хочешь от меня? – спросил Вассилис, когда мы остались одни в моем кабинете, явно нисколько не впечатлившийся ни обстановкой, ни тем фактом, что его друг стал министром финансов.

– Избавь меня от тюрьмы, Вассилис, – ответил я. Он меня понял. Министры финансов целиком во власти своих персональных помощников. Ежедневно они подписывают десятки документов, указов, контрактов и назначений. Выше человеческих сил вникать во все, что подписываешь. Достаточно, чтобы твой помощник недосмотрел (по оплошности или по злобе) – и тебя ждут гнев общественности и повестка в суд.

Вассилис без раздумий согласился и, едва я добился его перевода в мой штат из правительственного Центра экономических и плановых исследований, приступил к работе. Встречи сменяли одна другую, а Вассилис бродил по коридорам министерства, выясняя, как сказал бы Ленин, с чего начать и что делать, и оценивал, разделяют ли сотрудники министерства мои идеи или препятствуют их реализации.

Норман Ламонт однажды обронил ставшую знаменитой фразу: дескать, правительство Джона Мейджора, из состава которого его недавно вывели, осталось «при власти, но без власти». Как мне выпало объяснять ему несколько лет спустя, уместность его замечания достигла максимума применительно к греческому правительству в целом и к моему министерству в частности. Дело было не только в том, что, подобно любому другому правительству, мы действовали, подчиняясь яростным прихотям рынка. Все было намного, намного хуже.

Как рассказывалось в разделе «Подкормистан 2.0» главы 2, условия второго кредита, который выделялся поэтапно в 2012–2014 годах, предусматривали сокращение социальных расходов, а также покушение на суверенность греческого государства, например на контроль над основными департаментами министерства финансов. Помимо создания Всегреческого фонда финансовой стабильности (HFSF), который после 2012 года завладел мажоритарными долями в капитале банков от имени государства, и приватизационного департамента, работа которого заключалась в спешной распродаже государственных активов Греции (деятельность обеих структур была направлена на благо не греческого народа, а «Тройки»), наши кредиторы подчинили себе управление налоговой политикой – конкретно налогами ведала рабочая группа Еврогруппы, которую возглавлял Томас Визер. Отобрав три этих важных направления у министерства финансов и выведя их за юрисдикцию греческой демократии, «Тройка» фактически превратила министерство в нечто наподобие швейцарского сыра с дырками.

Налоговая служба Греции являлась одним из выдающихся образцов неоколониального управления нашего времени. Формально налоговый департамент подчинялся министру финансов и номинально контролировался мной, а потому, случись скандал по поводу уклонения от уплаты налогов, я понесу ответственность – и перед парламентом, и перед общественностью. При этом я не располагал реальными полномочиями по управлению департаментом, не имел прав вмешиваться в работу, увольнять или менять его руководителя; со мной даже не консультировались относительно текущей деятельности департамента – и это в стране, известной всему миру своей виртуозностью в уклонении от уплаты налогов и налоговой неприкосновенностью олигархов. Вдобавок и статистический департамент, произведенные которым расчеты бюджета и баланса использовались для установления того, соответствуют ли наши достижения, согласованные с кредиторами, целевым показателям в бюджетной сфере, тоже отвечал не передо мной, а перед «Тройкой». Короче говоря, я нес ответственность за налоги, банки, имущество и государственную статистику, но ничем из перечисленного не управлял.

В первые сорок восемь часов на должности министра, размышляя о предстоящем визите президента Еврогруппы, я вдруг осознал, что для многих сотрудников министерства совершенно очевидно: их карьера куда сильнее зависит от послушания Брюсселю, чем от воли их министра или парламента. В последующие месяцы многие из этих служащих проявили себя прилежными работниками и искренними патриотами, трудились не покладая рук, самоотверженно, не обращая внимания на все усиливавшееся давление «Тройки». Тем не менее, восстановление национального суверенитета и демократического контроля нашего парламента над министерствами – и лояльностью их сотрудников – должно было стать не менее приоритетной задачей, чем реструктуризация источника этой кабалы, нашего государственного долга. С этой целью я договорился о встрече с главой тайной службы Греции[154]154
  Речь об EYP, Национальном разведывательном агентстве Греции. Впрочем, большинство греков по-прежнему называют его Центральным разведывательным агентством (KYP), по образцу времен семилетней диктатуры (1967–1974), когда агентство находилось под полным контролем американского ЦРУ.


[Закрыть].

Яннис Рубатис невелик ростом, но производит поразительное впечатление. Говорит он негромко, но чрезвычайно четко и, кажется, тщательно взвешивает каждое слово, прежде чем его произнести. Начинал он как журналист, в 1980-х годах был официальным представителем социалистического правительства Андреаса Папандреу, а в 1990-е годы стал депутатом Европарламента от социалистов[155]155
  Андреас Папандреу, премьер-министр в 1981–1989 годах, а затем с 1993 года и вплоть до своей смерти в 1996 году, был отцом Георгиоса Папандреу, которого избрали премьер-министром в 2009 году и которого канцлер Меркель, с помощью претендентов из партии его отца, свергла в 2011 году (см. главу 2). Первый же Георгиос Папандреу, дед Георгиоса-младшего и отец Андреаса, занимал пост премьер-министра в 1960-х годах. Его устранение открыло дорогу к военному перевороту 21 апреля 1967 года, который привел к семилетней диктатуре – на нее пришлось детство моего поколения.


[Закрыть]. Послужной список вроде бы сулил, что из него получится неплохой глава тайной службы, которая славилась, скорее, расследованием (на американские деньги) подрывной деятельности греческих демократов и левых, а вовсе не успехами в защите Греции от иностранного влияния. В молодости он защитил докторскую диссертацию в Университете Джонса Хопкинса, посвященную проникновению агентов ЦРУ в греческое правительство, а администрация, в которой он трудился в 1980-е, многое сделала для того, чтобы разрушить альянс изменников-греков и иностранных агентов.

С первых же слов нашего разговора мне стало комфортно – во всяком случае, настолько комфортно, насколько может быть, когда общаешься с начальником всех шпионов. Анализ Рубатисом ситуации, в которой очутилось новое правительство, во многом совпадал с моим. Поэтому я порадовался его заявлению о верности правительству и обещанию не мешать реформам. Его советы относительно тех простых мер, которые возможно предпринять, чтобы сгладить потенциальные последствия грязных трюков со стороны наших оппонентов в ходе переговоров, оказались весьма здравыми. А больше всего мне польстило, что он не сомневался – лояльность нескольких департаментов моего министерства принадлежит не Греции. Кроме того, Рубатис просветил меня насчет почти дружеских отношений между руководителями этих департаментов и чиновниками «Тройки».

После этой первой встречи я регулярно сталкивался с Рубатисом в Максимосе, в зале рядом с кабинетом премьер-министра: он частенько дожидался встречи с Алексисом до или после регулярного заседания нашего «военного кабинета» – так мы называли команду переговорщиков, и в этом названии присутствовала лишь доля шутки[156]156
  Когда члены кабинета находились в Греции, а не в Брюсселе или где-либо еще, «военный кабинет» заседал ежедневно. В его состав входили: Алексис, вице-премьер Драгасакис, альтер эго Алексиса Никос Паппас, я, Евклид и Сагиас, секретарь кабинета министров. К нам часто присоединялись Хулиаракис, глава совета экономических консультантов, Стафакис, министр экономики, и Габриил Сакелларидис, пресс-секретарь правительства. Позже, когда напряженность стала нарастать (в мае и июне), эту группу пополнили два представителя партии СИРИЗА – якобы для того, чтобы обеспечить коммуникацию с рядовыми партийцами.


[Закрыть]. Рубатис сообщал мне последние новости и советовал, как гарантировать безопасность контактов с премьер-министром. Но вскоре мне предстояло узнать, что глава тайной службы способен совершенно незаметно превратиться из полезного друга в смертельного врага.