Текст книги "Третья концепция равновесия"

– Я, голубчик, тоже не подписывал и помню не больше вашего, так и что с того? Документ есть документ. Прошу проследовать на борт.

– Да я вас… – попытался взбузануть Крюгер.

– Лучше не стоит, милейший, – ласково улыбнулся Начальник Канцелярии и от этой улыбки Крюгеру сделалось не по себе. – Уж поверьте мне, как Десантнику Флота в отставке – так будет лучше.

И Крюгер, нехотя заведя направляющие за спину, покорно поплелся за ним. Сзади на тележке везли кадку с Белым Разумным Деревом, которое весело раскачивало своими листозами и разливалось Ароматом Скорой Встречи. От этого аромата Крюгеру стало еще поганее.

Глава 2

– Фомич, слышь, Фомич, никак гроза будет. Тучи. Озоном, слышишь, потянуло?

– Гроза… Это забавно. Я, признаюсь тебе, Кеша, был дурак.

– Неужели?

– Точно. Сформулировал Крюгеру в его кошмаре, что смерть есть отделение пространства от времени.

– Забавная концепция.

– Не пугай меня так, Кеша. Скажи лучше, что не понял.

– Отчего ж. Очень даже понял.

– А теперь, видишь, как нас угораздило? Отделение этих двух субстанций налицо, а живем.

– Как это – отделение? Разве мы не в континууме Минковского?

– Нет, не в континууме, раз уж ты знаешь этот термин.

– Конечно знаю. Довольно стандартная форма обобщения онтологического аспекта бытия мироздания. Только почему «отделение»?

– Лекцию из Комментатора, что в Отстое, помнишь?

– Соответственно.

– Насчет хроновсплесков. Кстати, и вездесущий Ооноор там упоминался.

– Ну да. Хороший мужик. Только я с ним не согласен, когда он начинает насчет оператора самоопровержения.

– Да постой ты. Я хочу сказать…

– Что все это лажа касательно хроновсплесков.

– Мда… Трудно мне будет с тобой, Кеша.

– Два умных негуманоида всегда смогут договориться, компре не ву, Фомич?

– Намыслюганился?

– Оно самое, шеф. По самые уши. Самому противно, как заговорю, так аж тошнит. Не остановиться, пока само переть не перестанет. Во какая эта самая получается.

– Так-то лучше. И стало быть, раз мы выпали на этот хронопланетоид, то и сами не можем считаться ничем иным кроме как хроносуществами, обитающими исключительно в виде информации.

– Чего? Чего?! Да откуда? А Крюгер? Он же к нам летит! И мое Белое Разумное Дерево?! То есть, все это только информация, а настоящий Крюгер так и будет спонсорствовать?

– Успокойся, Кеша. Посмотри на себя. Разве ты представляешь себя в виде информации? Ведь нет же. Нормальная гигантская тень. Очень недурная собой. Говорящая, мыслящая, чувствующая. Все путем, Кеша. И с Крюгером мы вопрос решим.

– Да? Ну. И что, теоретическое объяснение имеется?

– Я конечно могу набросать с десяток убедительных гипотез разнообразного уровня сложности. Но все они стоят недорого. Не будем уподобляться ученым древности, Кеша. Займемся лучше делом…

Пустота, как всегда, хранила угрюмое молчание. Крюгер висел в этой пустоте, присоединенный к спасательной капсуле тонкой нитью атмосферного шланга. В капсуле сидело поганое дерево, приветственно шелестело листозами, попивая из кадки какой-то очередной распой. Судя по всему, оно чувствовало себя превосходно. Чего нельзя было сказать о Крюгере. Он падал и падал в проклятую пустоту, не находя точки опоры. И вдруг что-то изменилось. Что – Крюгер так и не понял, но ему стало плохо. Белое Разумное Дерево принялось таять вместе с капсулой, обретая зыбкость очертаний, пока совсем не истаяло. Обрывок атмосферного шланга, словно одна из хватательных конечностей Крюгера, шарил в пространстве в поисках по-прежнему отсутствующей опоры. Чувство неизбывной тоски овладело Крюгером.

– Ма-а-а-ма! – заорал он, но толстый плескинут скафандра поглотил вибрации. Оставшись один в бескрайних просторах Вселенной, Крюгер уже раскаивался в своих нехороших мыслях о Белом Дереве. Какой-никакой, а собеседник, попутчик, живое существо. Но внезапно навалилась тяжесть, рванула вниз. Крюгера больно шмякнуло обо что-то жесткое, и он отключился.

Когда Крюгер очнулся, обнаружил, что лежит на голых скалах и сосредоточенно дышит. «Фтору маловато, – машинально отметил он, – ну ничего, нам не привыкать».

Крюгер огляделся. Угадывалось близкое присутствие океана. В беспредельном просторе неба неторопливо перемещались могучие воздушные массы.

– Ты, значит, Крюгер, – услышал Крюгер и повернулся на голос. Увидел Юй-Пуня.

– Я?

– Следуй за мной, Крюгер. Боги ждут.

Крюгер, застонав, встал и пристроился за аборигеном. Все это наводило на нехорошие мысли.

Шли они долго. После трудного подъема на высокую гору Юй-Пунь остановился у края кратера и сказал:

– Вот теперь все. Дальше сам. А мне еще наохотить тут кое-кого надо.

Он повернулся и стал спускаться.

– Эй, Крюгер? Так значит, жив еще, курилка? – послышался ехидный голос.

Крюгер увидел. Это снова был Фомич. Неприятная, конечно, встреча, но стало легче: Крюгер вообразил, что это все тот же давешний сон.

«Значит, я вновь сплю. Хвала Галактике. Но неужели так и подкрадывается старуха-старость?»

– А, фантом! – радостно обратился он к Фомичу. – Достреливать явился? Так я готов. Валяй, чего там. Вымай свой пулемет! Или чего поинтереснее придумаешь?

– Пожалуй, поинтереснее, – согласился Фомич и начал медленно надвигаться на Крюгера. Что-то в выражении его гляделок заставило Крюгера попятиться назад. Будто и не Фомич глядел на него вовсе, а сама Великая Пустота созерцала крошечную частичку самое себя.

«Прямо как самое себя разглядывает», – мелькнуло в сознании.

Пятиться пришлось недолго. Спина уперлась во что-то твердое, и Крюгер обнаружил, что все его конечности прижаты к спине и бокам каким-то хитрым захватом. Фомич, не прекращая поступательного движения, придвинулся вплотную и, не мешкая, ударил под дых.

– О-у-г-х… – охнул Крюгер. – Фантом, а как больно-то.

– Да ладно врать-то, – заметил Лукреций, поддерживая Крюгера сзади. – Фомич, ты же не снял с него скафандра. Ну-ка, Крюша, раздевайся. Щас я тобой займусь.

После чего смачно опустил на голову Крюгера все свои верхние поочередно. Поплыл звон. Кеша убрал захват, и Крюгер тряпичной кучей повалился на камни.

– Ну как? – участливо поинтересовался Лукреций, зайдя из-за крюгеровской спины. – Учти, это только начало.

– А-а-а… – жалобно начал Крюгер.

– Кеша, смотри, не переусердствуй, – вмешался Фомич. – Он нам еще живым понадобится.

– Зачем? – удивился Лукреций.

– Так надо. Не спеши совершать необратимые поступки, Кеша.

– Ну, если так…

И Лукреций для начала исполнил малый винт. Дальше пошло веселее. Крученые, касательные, простые и с загибами сыпались. Крюгера носило и больно швыряло. Довершил дело пышный брохистохрон.

Лукреций присел на камушек перевести дух и огляделся. Во взгляде читалась тоска.

– Ну и что дальше-то? – поинтересовался Кеша сам у себя. – Вот тоска-то. Как говорится, испытал все радости жизни. Из Отстоя убег, Крюгеру навалял, Белое Дерево здесь. Казалось бы – живи и радуйся. Ан нет. Размножиться что-ли?

– То есть как? – не понял Фомич.

– Как, как. Как все – почкованием. Ну почему я не гуманоид?

– И ты туда же. Брось. Нас ждут великие дела. А о гуманоидах забудь. Они совершили множество ошибок. Их путь – не наш путь.

Фомич посмотрел вверх и тенью взмыл туда же:

– Давай, Лукреций, пообщаемся. Все равно больше делать нечего.

Лукреций глубоко вздохнул, сплюнул и, рванув свечой, стал такой же монументальной тенью.

– Вот теперь дело. Так даже теплее. Так дышится легче. Так веселее. И жрать не хочется, – загудел Фомич из поднебесья.

– Фомич, ты как и не ты. Я тебя другим помню. Крепко Мнимый Мир прошелся по нам обоим. Шмурлом реперным прошелся, а? Мы с тобой теперь друг на друга не похожи.

– Как раз наоборот. Друг на друга-то и стали похожи. Вот только меня все ухо переднее смущает.

– А оно как, слышит?

– Да слышит, отчего ж, да только как-то странно. Шум моря, шум далекий звезд. А то и мысли местных аборигенов улавливает.

– А щас ты его чувствуешь?

– Все свое ношу при себе. Куда от него? А ты тоже не тот. Я вот удивляюсь, как ты тогда, при переходе из мнимого, додумался, что время остановить надо?

– Какое время? Я тебе ничего не советовал. Твоя ж Галактика – твое и время. А вот ты мне вовремя подсказал, ну, насчет замысликов отстрелить.

– Каких еще замысликов? Мне не до того было. Время застопорить – это тебе не блюм всосать.

Две тени на мгновение остановили свой непрекращающийся танец. Первым опомнился Лукреций.

– Ах вот даже как… Есть, значит, еще Голоса Могучих Сил во Вселенной.

– Поехали, Кеша. Нам стоять нельзя. На нас тут смотрят.

– А ты им кивни. Им это нравится.

Фомич кивнул. Аборигены, столпившиеся внизу, у подножия великой горы Пука, восторженно взвыли. А затем в священном ужасе разбежались по делам.

– Ну что, теперь поверил? – спросил Яна-Пунь у бежавшего рядом сынишки.

– Как не поверить, – отозвался тот. – Вот только второго все равно не разглядел.

– Ну ты даешь, сын!

– Вот видишь, как просто, – заметил Фомич.

– А когда они от тебя пророчеств потребуют, какие будут твои действия?

– Пророчествовать. А они уж сами истолкуют, как им заблагорассудится.

– Кстати, помнишь Богатырскую Сагу?

– Конечно. На память пока не жалуюсь: даже если и не хочу, все равно помню.

– Так вот. За пару дливов до нас там у них объявился один Герой. Они в пророчества у себя глянули, прикинули – Он. Так ему и сказали. Вот он и попер на рожон. Стал со всеми расправляться, разделываться, с темными силами бороться. Эти нарадоваться не могли. А он возьми и засыпься. Причем, не на Императоре даже, а на его втором министре. Эти в трансе. Глянули опять в пророчества, пересчитали – нет, не Он. Пока из транса выходили, тут и мы нагрянули. Вспышкой, так сказать, стремительной Силы.

– Я тебе больше скажу. Я в пространстве этом мнимом одну интересную вещь обнаружил. Оказывается, был, при гуманоидах еще, один изобретатель. Он вывел Формулу Пророчеств. Ну и, естественно, стал их писать. Почти для всех заселенных миров написал и разослал. Все больше невеселые, о последних временах гуманоидных. Вот только помер не вовремя.

– Это дело обычное.

– Само собой. Пророчества те он на машине считал, а подправлял вручную. И вдруг скоропостижно скончался.

– Да ну.

– Вот ведь. А после его кончины остальные пророчества машина уже сама сваяла и отправила. Вот. Но машину ту так и не обнаружили.

– Ясно. Эпоха вырождения.

– Да уж.

– К чему ты это, Фомич?

– А что если машины вообще не существовало, как и Формулы?

– А сам-то хлопец существовал?

– Да. Вот тебе, Кеша, прихотливые капризы хронологичности мироздания…

– Намекаешь, что одно из двух – или хлопец влез в эти хронопоследовательности, или хронологичность мироздания его за каким-то клюпом породила.

– М-да. Изобретатель изобрел или изобретателя изобрели. Нет, ни на что я не намекаю. Мироздание через те пророчества и зафиксировало предопределенность. Предопределенность конца гуманоидов. После оглашения подлинного Пророчества уже ничего не изменишь, как ни бейся.

– А мне их, веришь ли, Фомич, жаль… Стой, Фомич! Если в хронологичности уже все предписано, то как у нас получилось с Крюгером, мы же его из собственной судьбы выдрали? Или, как это ты излагаешь, пока не оглашено – все можно изменить, переиграть?

Тень Фомича взвихрилась и замерла:

– А кстати, наш гость еще в себя не приходил?

– Не-а. Лежит, милай. Вишь как его разморило.

– Ну тогда еще малость погудим в небесах.

– А о чем? Есть идея?

– Конечно. Учитывая хронологичность сущего. Нет, давай все же очухаем его. Что-то надоело ждать.

Лукреций изобразил свист урагана и мягко опустился у ног Крюгера.

– Вставай, солнце уже высоко.

Крюгер застонал и зашевелился.

– Мама, мамочка. Ой, сегментики мои болят. Ой, хватательные мои ноют. Нет мне радости в этой жизни. За что, злодейка судьба, меня так? Лучше бы я и не рождался на этом бесполезном свете. И зачем меня в Верховные понесло, лучше б я в астронавты подался, – вид Крюгера был жалок. Скафандр сам по себе отвалился и теперь валялся рядом, прорастая мягкой пушистой травой.

– Ну что, очухался, родимый? – участливо спросил Лукреций.

– Да есть немного, – осторожно покрутил ушибленной головой Крюгер. – Ну и сон мне приснился, доложу я тебе. Не сон – кошмар.

– Да? А ну-ка поведай.

– Били меня, изверги. Жизни лишали. Издевались, глумились, мучали нещадно. И больно-то как. До сих пор все болит. И кто?! Фомич! Никогда бы его в душегубстве не заподозрил. В узурпаторстве – да, в тиранстве – да, даже в коварстве, наконец, но никак не в душегубстве.

– Вот ведь жизнь какая штука хитрая, – посочувствовал Лукреций.

– А ты-то что здесь делаешь? – сквозь опухшие гляделки Крюгер настойчиво пытался разглядеть Лукреция.

– Да так, – махнул Лукреций. – Ничего особенного. Я тут вроде как местный. Вот Верховного Спонсора давеча отметелили с дружбаном. А так, скучновато у нас тут.

– Техник-Наладчик Лукреций?! – распознал-таки его Крюгер. – Так это ты? Злыдень, ведь это ты меня так отделал. Смотри – спинита болит, обонялка в суспензии вся. Не стыдно тебе, молодой человек? Какой пример ты подаешь подчиненным?

– Окстись. Какие у меня подчиненные?

– Ну к примеру, моим. Как никак – я Верховный, собственной персоной. Эй, Главный Церемонимейстер, эй, Шеф Оркестра, музыку! Я вхожу в тускало!

Крюгер совершил попытку подняться и гордо повернуть голову согласно статье Церемониального Уложения. Сзади спикировал Фомич, веселый, как мальчишка:

– Никаких церемоний. Парад отменяется. Равнение на Пиратов Вольного Времени!

– Как это? – прохрипел Крюгер.

– В смысле физического явления, а не времяпрепровождения. Хотя, в определенном смысле, верно и то, и другое.

– Ребята, ну почему вы Верховного так не любите? Я уже не спрашиваю, почему не боитесь. Верховный по определению выше дрязг, склок и разборок. Иначе равновесия нам не видать как своих гляделок.

– Кто бы говорил о равновесии. Мы всю твою хронологию исчислили и просмотрели. Через пару эпициклов ты камня на камне от равновесия не оставишь. А еще через пару устроишь диктатуру с поголовным выбриванием холок и распылом недовольных. Зваться будешь сперва Гражданином Галактики, затем Черным Императором, ну а уж потом Великим Кибером, единственным во Вселенной. Тобой будут пугать детей, если они к тому времени останутся.

– Хотя, – вмешался Лукреций, – возможен и другой сценарий. А именно: ты уравновешиваешь все, что можно уравновесить. Галактика однозначно реагирует – совершается гигантский всплеск хаоса. Чего тебе и требуется. Тебя избирают Спасителем Равновесия и наделяют диктаторскими полномочиями. Ну а дальше – вариант номер один.

– Да нет, Кеша, не тянет он на твой вариант. Кишка тонка.

– Это у меня-то? – возмутился Лукреций.

– Да нет. Экий ты горячий. У него. У Крюгера.

– У меня-то?

– У тебя-то.

– У меня все в порядке. Все системы организма функционируют нормально.

– Нормально? – удивился Лукреций. – Значит, я что-то недоработал. Щас мы это дело поправим.

– Остановитесь! Я еще нужен Галактике!

– Что ты, в самом деле, с нами как с гуманоидами заговорил. Хотя, с другой стороны, Первого Гражданина ты предал.

– Я предал? Вы же не в курсе, а все норовите достать побольней! Он все равно от Вируса кончался. Что мне, пропадать вместе с ним? Охотнички уже по следу шли. Да я спас искру негасимую великого гения гуманоидов!

– И на что, скотина, употребил?

– Разве в твой мыслекод эти идеи зашиты?

– Ты мой мыслекод не трожь! Ты еще в Инкубаторе был, когда я вместе с Первым Гражданином дела великие вершил! Да ты сам метил в седадло Верховного! Что, не так?

– Да нет, не так. Зачем мне в седадло? Хотя, кое в чем грешен, признаюсь. Пытался нарушать равновесие в Секторе. Вот, Лукрецию позволил, да и не единожды… Не мог смотреть на издевательство над Разнообразием Природы, которое суть ее и наш Разум.

– Как? Так ты, выходит, антиравновесник?

– От антиравновесника и слышу.

– А вот тут мы вас поправим. Я-то как раз равновесник. Да только служу Первой Концепции! Больно смотреть, как извратили величественное Дело Гуманоидов! Как опошлили менталитет Разума! Как уничтожили смысл Бытия и ослепительные перспективы Прогресса. Клюпы безнравственные. А за то, что с нами, киберами, сотворили – нет им прощения! А ты, Фомич! Ты же кибер.

– Я в курсе.

– И из могучих. Как же ты мог, как же ты продался? И кому? Негуманоидам! Тьфу!

– Негуманоидов не замай, – недобро прижмурился Лукреций и недвусмысленно растопырил передние.

Однако Крюгер не унимался.

– Вместо того, чтобы плечом к плечу, в едином порыве… А кого вместо меня сейчас? Ахапука Тындистого! Это ж полное ничтожество. Он же чистильщиком Жетонов начинал. Он вам устроит…

– Так это дело поправимое, – спокойно возразил Фомич. – Хочешь, мы тебя обратно отправим, прямо в родное тускало, к стройным рядам Почетного Эскорта? Тебе сыграют гимн, утрут сопли. И будешь вылитым Крюгером-Верховным.

– А-а-а! Вот оно значит что? Теперь я точно удостоверился. Это вы все устроили! Вы ту поганую Директиву пропихнули! До подлога докатился, Фомич. Об этом твоем охламоне, – Крюгер кивнул на Лукреция, – я вообще молчу.

– Ты у нас на редкость догадливый, Крюша.

– Да? М-м… Значит, таким образом, вы продолжаете свои легендарные подвиги. Итак, навроде того пресловутого Геракла, который в одну ночь кучу девок перепортил, вы так же обошлись с красными карликами. А теперь похищения Верховных устраиваете при отягчающих, замечу себе, обстоятельствах. Подлог, само похищение, рукоприкладство наконец. Вон, скафандр, и тот не выдержал, в отличие от меня, Крюгера. Кстати, а зачем это он успел мхом порасти? Не мог я столько пребывать в отключке.

– А почему бы и нет? – съехидничал Лукреций.

– Выделываемся? Ну-ну. А потянут ваши художества уже не на Отстой, нет. Здесь пахнет самим что ни на есть распылом, – Крюгер вполне устойчиво стоял на нижних. В его гляделках небо отражало себя без малейших усилий. Верхние уже не тряслись мелкой дрожью, а суспензия на обонялке просохла. – Так что предлагаю стать моими добровольными союзниками.

– Вот в этом весь ты, Крюша, – сентиментально заметил Фомич.

– Вы вникните, прохиндеи, какие ослепительные перспективы! Два могучих кибера в едином строю и талантливый Техник, воспринявший от великих традиций гуманоидных. Мы с вами, соратники, тьфу, не соратники, а коллеги, мы им покажем Вторую Концепцию! Эти недоумки даже пукнуть не сумеют, отучим от пуканья, понимаешь…

Крюгера уже несло. Он ясно видел ослепительные перспективы и соблазнительные пейзажи преображенного будущего. Он уже было набрал полную грудь воздуха, когда увесистый шлепок пониже спиниты выбил у него из-под нижних, а заодно и из-под нарождающейся идеи, почву. И рухнул он с высот своих на землю. Пребольно ударившись задницей…

– Забавные они все-таки, – пробормотал себе под нос Атар-Бы, лучший охотник племени Татауна, с интересом проследив весь ход развернувшихся событий на вершине великой горы Пука, мимо которой пролегала его личная охотничья тропа. – Обсуждают что-то, думают во всем этом есть какой-то смысл. Хм-м.

И, повернувшись, Атар-Бы прицелился копьем в грузно скачущего мимо ержика. Но за мгновение до броска вдруг остановился, опустил копье и, с безграничным удивлением уставившись на него, промычал себе под нос: – Хм-м-м. Ну вот ведь до чего докатился – на живое существо руку поднял!..

Глава 3

Крюгер тупо разглядывал Матрицу Директивы, которую подобострастно подсовывал ему Начальник Канцелярии. Начальник был смущен.

– Как же, растерянно бубнил он, – согласно вашему распоряжению…

Крюгер еще раз просмотрел текст. «… заместителем на время моего отсутствия… Ахапука Тындистого… Рейдер «Архиуравновешенный»…»

– Любезный… А какой нынче оборот? – поинтересовался, наконец, Крюгер.

Начальник стал совсем стýпень и только шире растопырил уставной изгиб.

– Отвечай Верховному! – рявкнул Крюгер.

– Э-э-э… Канун Большого Равновесника.

– Не может быть… – Крюгер посмотрел на огромный циферблат счетчика оборотов и к своему немалому удивлению обнаружил, что не может сказать ничего определенного относительно времени.

Как сам циферблат, так и его показания то ли моргали, то ли расплывались, то ли еще что. Крюгер помотал головой и протер гляделки тряпочкой с монограммой Третьего Жетона Верховного. Не помогло.

– Давай сюда, – решился Крюгер и подмахнул Директиву. И еще больше удивился той скорости, с которой Начальник исчез.

– Нет! Не может такого быть! Я же точно знаю! – попытался сам себя убедить Верховный Спонсор.

Опять не помогло. Тогда он встал и немного походил по своему Кабинету. У обзорного экрана Крюгер остановился и посмотрел наружу. И опять укололо нехорошее чувство – небо странно мерцало, и было совершенно неясно, какое же нынче время оборота.

– Да что же это такое?! – стал постепенно выходить из себя Крюгер.

Резко повернувшись, он рванулся к выходу. Впускатель, как положено, дважды всхлопнулся, но у Крюгера возникло ощущение, что он пронзил впускатель насквозь.

В рукаве мельтешили соратники. Крюгер озирался и заглядывал в гляделки снующих. Соратники в священном испуге шарахались, боясь нарушить Уставную Дистанцию, но Крюгер-то помнил, что в Уставе Управления такой пункт не значится. Дошло до того, что Крюгер предпринял пару безуспешных попыток ухватить одного-другого соратника за рукав. Отчаявшись, обреченно вопросил:

– Кто мне может объяснить, что здесь присходит?

Мимо осторожной перебежкой прошмыгнули двое. Лиц их Крюгер не узнал.

– Диктатор сегодня не в духе, – торопливо втолковывал на ходу один другому. – С утра закрылся в Кабинете. Недоволен срывом сроков Преобразования. На Прием не суйся. Унавозит. «Какой еще Диктатор объявился?» – вознегодовал Крюгер.

– Так что вы спрашивали? – услышал он вкрадчивый голос из-за спины. Крюгер резко повернулся и чуть не сбил с ног какого-то соратника, который еще сильнее прогнулся. – Ваша Верховность?

– Что это тут такое происходит? Какой-такой Диктатор?

– Сроки немного задерживаются! Но не извольте гневаться, Ваша Верховность! Все будет приведено в идеальное равновесие в ближайшее время.

– Время? Сроки? Диктатор?

– Какой Диктатор? – удивленно приподнял гляделки соратник. – Нет у нас никакого Диктатора. Демократия у нас. По крайней мере пока. Но если прикажете… Конечно, придется разбираться с Комитетом по Общественным Санкциям. Опять же, переговорить с кем надо из Комиссии по Социальному Распределению. А о Комитете по Защите Прав Аборигенов я и говорить не хочу. Он уже костью в глотательнице назрел у нас всех. Но Высочайший Независимый Консилиум даст одобрение наверняка, ведь вы посадили в седадло Главы Консилиума Ирригатора Ультра.

– А! А! – издал дикий вопль Крюгер. – Не хочу! Отставить! Унавожу! Всех построить на верхней плоскости в секторе «А»! Немедленно!

И бархатный голос со сводов повторил: «Всем соратникам Управления строиться на верхней Поверхности сектора «А» тускала».

«Хоть это получилось у меня сегодня», – подумал Крюгер.

Мимо повалили густой массой соратники. «А тебя, что, приказ Гражданина Галактики не касается?» – рявкнул ражий детина, пребольно толкнув плечом Верховного.

«Меня? – растерялся Крюгер. – Уже и Гражданин Галактики есть? Где-то я про него слышал».

– Растопырился, руп, поперек. Исполнять мешает, – недовольные голоса нарастали вокруг Крюгера.

Кто-то скомандовал и набежало с десяток ражих молодцев. Гремя подковами на сапогатах, они принялись теснить Крюгера в тупиковый рукав, наподдавая сапогатами чуть повыше крюгеровских нижних.

– Ой! Ну! Ай! Зачем? Ох! Отставить! Эх! – издавал роковые возгласы Крюгер.

И не сразу, нет не сразу, он осознал, что боли-то не ощущает. А двигается сам, без чьей-либо видимой помощи, правда, рывками.

«Я что, в призрака превратился? Как Журьск Альдах в Третий Капун?» – сформулировал новую гипотезу Крюгер.

И почему-то вдруг повеселел. И устремился напролом сквозь радужные разводы силовых полей. За спиной парни продолжали кого-то усердно обрабатывать. Этот кто-то отчаянно кричал и пробовал отбиваться. Ничего у него не получалось. А поверх этих воплей по рукавам разносилось эхо хорошо поставленного голоса Гражданина Галактики.

– Стоп, – вдруг сказал себе Крюгер и остановился. – Да ведь это мои любимые фонемы, то бишь обороты речи!

И точно. Гулкие реверберации разносили историческое: «Соратники! Друзья! Ненаглядные мои! В этот знаменательный для всей нашей Большой Семьи момент…» В спините вдруг заломило. В голове поплыл звон. «Разве призраки чувствительны к официальным речам?»

Охнув, Крюгер поковылял обратно в Кабинет методом перемежающейся хромоты, на ходу пытаясь сообразить, могут ли призраки всасывать блюмы, и к чему, в принципе, это может привести. Одно было ясно наверняка – непрерывность личного бытия не собиралась прерываться, в отличие от бытия не-личного – окружающей реальности, с которой что-то не то безобразилось.

Без блюмов жить не хотелось. Никак. А пресловутую непрерывность хотелось прервать. «Если не напьюсь до боли в суставах, до выпадения волос, до кривоты в нижних, – тогда, точно, дезынтегрируюсь. А вдруг и это не выйдет?»

В ужасе, дрожащими верхними, Крюгер нащупал рычаг Локализации и оказался в Кабинете. Начертал Двоичный Знак и поспешил в бар. Перемещаться было нелегко. Казалось, что-то привалилось к крюгеровому боку и отягощало. Наконец Крюгер забрался в бар и оторопел окончательно, поскольку в баре всеми своими рядами мутных пропойных гляделок пялился на него бывший и давно уже «отстойный» Шеф Охраны Корнилыч. В хваталках его был зажат увесистый блюм.

– Ну что там? – хрипло вопросил он у Крюгера. – Улеглось?

– Какое там…

– Ага, тоже решил отсидеться, расслабиться. А ты знаешь, я здесь вот сидел и думал. Хм. Блю-блюк. Всхрщм. Вот оно как. Думал, стало быть я. Это ты, негодях, все и представил. В смысле, изобразил. Гадко, Крюгер, нехорошо. Мы же были с тобой одной командой. Сволочь ты, вот кто, – и Шеф Охраны смачно отрыгнул в сторону Крюгера.

Бар затопил густой перегар. Было в том перегаре и аммиачно-коньячное, и спиртово-скипидарное, и сусально-портвейновое, и непознаваемо-непредсказуемое. Крюгер лишь досадливо поморщился.

– Гад, – продолжил Шеф. – Подставить меня удумал. Умный, да?! – пьяно взревел Корнилыч.

Передняя правая Шефа охраны лихорадочно зашарила у пояса в поисках табельного оружия. Таковое, к удивлению Крюгера, отыскалось. Шеф облегченно выпустил газы и с лязгом выдернул из ножен личную булаву.

– Все Крюгер, твоя песенка спета! – безапелляционно заявил Шеф, нарочно перевирая стандартную Форму Уложения о Поимке. – Ждет тебя, любезный, так твою, прямая путь-дорога в Отстой. То есть! В распыл! Жаль, что по Уставу я не могу тебя прямо тут кончить.

– Дурак. В Отстое как раз ты. Я и засадил. Как опасно излишнего свидетеля. Сгинь, призрак.

Шеф Охраны заскрежетал сегментами мундира и замахнулся булавой.

– Вот, значит, что удумал. Так не буду я ждать Консилиума. Прямо щас порешу люпуса! Вот так! Во имя Равновесия!

И Корнилыч, поплевав на верхние, перехватил в них булаву, пару раз примерился, что-то подумал и, поколебавшись, переложил обратно в промежуточные. После чего молодецким ударом попытался размазать Крюгера. Но его сильно повело, и удар пришелся по патрубкам испускателя. Из патрубков хлынуло, из всех сразу. Корнилыч, не мешкая, свободной верхней ухватил первый попавшийся блюм, наполнил и поспешно всосал. Наведя таким образом резкость, повторил удар. На сей раз успешно, поскольку Крюгер тоже не мешкал, тоже присосавшись к блюму. Отчего и пропустил удар, замертво рухнув на пол. Череп разлетелся на мелкие кусочки.

– Сумс тебя раздери, Корнилыч! – запоздало воскликнул Крюгер.

Очередной хроносдвиг вновь изменил ситуацию. Крюгер был все еще в баре, вместе с Корнилычем, но все было совсем иначе.

– За что, командор, такие оскорбления? – в совершенно трезвых гляделках Корнилыча сквозило удивление. – Мы ж с племяшем тебе верой и правдой. Всю свою сознательную жисть. Да я за тебя любого готов без Ордера под Арест доставить.

– Арестовать? – вяло пробормотал Крюгер и мысль, ясная как молния, промелькнула в больной голове. – Кого-то я должен был арестовать. Или не должен был? Или не я?

– Вы о чем шеф? – насторожился Шеф. – Может, опять о Фомиче?

– О-о-о! – волна озарения пятнами побежалости прокатилась по телу Крюгера. – Вот где клюпы-то запрятаны! Фомич, блай поганый, все это сварганил! Как же я сразу не догадался?! Его ж почерк, тындыть вашу!

– Так я побежал? – оживился Шеф Охраны. – Приказ Начальника Канцелярии? Арест и немедленный?

– Вон что удумал… Как отомстил-то сурово, – не обращая внимания на порывы Корнилыча, рассуждал вслух Крюгер. – Загипнотизировал? Нет, слишком для него просто. Они бы с Лукрецием что-нибудь покрепче загнули. Не их почерк. Держать все время ситуацию под контролем – не их стиль. А может?.. Нет, не верю. Тогда что?

И Крюгер, болезненно опираясь на прогнувшегося Корнилыча, проковылял из бара, не преминув досадливо заметить:

– Я же всегда прошу тебя – сдавай табельное оружие, – и вывалившись в Кабинет, тяжело опустился в седадло.

Крюгер невесело засвистел любимую Мобилизующую Последовательность. «Что-то надо со всем этим делать. Надо. Вот только что?»