Текст книги "Третья концепция равновесия"

Глава 4

Яна-Пунь стоял на склоне холма, задумчиво разглядывал что-то вдалеке и улыбался. Ему было хорошо, думалось легко и свободно.

Осторожно подошла красавица Аглы-Унь-ная. Помялась в нерешительности, и, не дождавшись внимания, решилась:

– К-хм, хм-м.

– Чего тебе, женщина? – повернулся к ней вождь.

– Слушай… – замявшись, начала красавица.

– Оставь эти преамбулы, женщина, – махнул рукой вождь. – Давай попроще.

– Вождь, – осмелела Аглы-Унь-ная, – я тут корешков целую авоську наковыряла. Вот, принесла…

– Ну и что корешки?

– Да вот… – опять замялась та и вдруг выпалила: – Ну никак не пойму я, вождь, для чего мы их ковыряем? Ведь есть-то их совсем никто не ест!

– Во-от! – чему-то своему обрадовался вождь и необычайно довольным тоном объявил: – Хорошо! Ух как хорошо!

– Да что ж хорошего? Наковыряла целую кучу, а куда их девать-то? Жалко выкидывать, как-никак труд.

И Аглы-Унь-ная скромно потупила свои огромные прекрасные глаза. Дрогнули большие длинные ресницы.

– Да не мучайся ты так, женщина, – вновь улыбнулся Яна-Пунь, по-отечески хлопнув ее по мягкому месту. – Видишь ержик ползет? Брось ему, он очень обрадуется.

Красавица Аглы-Унь-ная недоуменно посмотрела на вождя, пожала плечами и подошла к ержику. Высыпала корешки перед его мордой. Лежавший в послеобеденном отупении ерж встрепенулся, сонно глянул на женщину и крякнул. Она ему сказала что-то ласковое и почесала за ухом. Ержик снова крякнул, встал и принялся за корешки, чавкая и довольно похрюкивая. Красавица повернулась и пошла своей дорогой.

– Ну вот, – опять обрадовался Яна-Пунь, возвращаясь к горизонтосозерцанию. – Теперь и вовсе хорошо!

Вождь долго оглядывал окрестные холмы, пока не зацепился взглядом за великую гору Пука. Свистопляска теней сообщила его взгляду некоторую задумчивость.

– А и правда… – пробормотал вождь и направился к склону горы.

Достигнув подошвы, остановился в зарослях жесткой плетеницы и пронзительно свистнул.

– Слышь, Фомич, – прогундосила одна из теней, – по твою душу. Щас философию разводить будешь.

– Кто тут беспокоит великого бога Фо? – якобы грозно, но с изрядной долей сарказма вопросил Фомич из тенеобразного состояния и изогнулся вопросительным знаком.

– Великий Вождь племени Татауна! – отозвался Яна-Пунь из зарослей.

– А, Яна-Пунь, – прогудела Тень. – Чего тебе?

– Да вот вопрос назрел, великий Фо. Уж не прогневайся. Можешь ли ты пояснить, в чем заключается ритуальный смысл нашей охоты? – с какой-то скрытой издевкой спросил вождь.

– С удовольствием. Субстанциональная основа бытия предполагает насыщение организма. С состоянием насыщения связаны самые важные и приятные моменты жизни. «Сытый сытого не разумеет». «Хлеб да каша – вот вся жизнь наша». «На голодный желудок и дышется веселее». И много прочего. Поэтому, о Яна-Пунь, возьми в толк – от качества пищи зависит качество мышления. Но и излишества тут ни к чему. Излишества приводят к обратному результату.

– Нда… – пробурчал вождь себе под нос, – что-то я не въезжаю.

– Надеюсь, теперь ты понял, о Яна-Пунь?

– Ага. Понял. Только вот никак не возьму в толк, как связана охота со столь важным и прекрасным состоянием насыщения? И как его, насыщения то бишь, можно достичь? Поведай, о Великий Фо!

– Полегче, шеф, – забубнила вторая Тень первой, – не вляпайся. Похоже, они вообще не едят. И не знают, зачем им это.

Тень Фомича увеличила амплитуду качаний и обозрела окрестности. Возле пещер аборигенов валялись благоухающие груды кореньев, плодов дикорастущих смокв, яблок, ананасов, маракуйя и многого прочего, в изобилии плодоносимого благодатной землей планетоида, разбитой, насколько хватало взгляда, трудолюбивыми руками аборигенов на ровные квадраты полей, садов, перемежаемых садово-парковыми композициями с цветочными клумбами и посыпанными гравием дорожками, разбавляемыми прихотливой формы искусственными прудами и неправильными кляксами охотничьих угодий. А в местности, примыкающей непосредственно к пещерам, четко выделялись специфическим запахом и густым топанием загоны для одомашненных ержей и прочей упитанной твари.

– Лукреций, а ведь каменными орудиями этого благосостояния не достичь. Как ты смотришь?

– Пока ты предавался умствующему кружению вокруг Пука, я от нечего делать, волей неволей созерцал окрестности и даже перемещался подале. Так что смотреть больше нечего. Они продвинулись уже порядочно. Ты давай, с вождем выпутывайся. Разъясни индивиду как насыщаться не насыщаясь. Ты у нас мастер по части безнадежных разъяснений.

– Внемли, о Яна-Пунь, – не мешкая обратился Фомич к вождю. – В этом и заключен смысл ритуала. И не более. – Кхм, хм. Ну что ж. Я пожалуй, пойду, великий Фо, – ухмыльнулся себе под нос Яна-Пунь. – Да, так вот и пойду, стало быть. По делам надо. Спасибо тебе за мудрый совет, конечно. Кхм, хм. Вот значит как.

И Яна-Пунь удалился, чему-то своему улыбаясь.

А огромные воздушные массы Онема все так же озабоченно плыли над равниной, не зная куда приткнуть свои воздушные же массы. Выхода не предвиделось. Бесчисленно распределенное облако как обычно скрывалось за окоемом горизонта. Линия терминатора все задерживалась. Такова была судьба всех мировых процессов хронопланетоида.

А две циклопические тени все продолжали свой бесконечный диалог.

– Судьба – вот самая темная и ненаучная штука, – разглагольствовал Фомич. – О ней можно лишь говорить, но не приведи Сумс, вообразить, что она существует.

– А что ты можешь сказать о нас с тобой в контексте текущих событий?

– Ты бы лучше задался вопросом, кто такие здешние аборигены?

– А чего там? Суетятся, живут себе. Нас это как-то касается?

– Да вот не знаю. Не думал раньше я об этом. Ты заметил, что они как-то чудно размножаются? И с добываемой пищей у них довольно странные отношения? И мысли у них имеют замысловатый привкус… Этот вождь, к примеру, не поверил ни единому моему слову. А я ведь, как-никак, у них все же бог.

– Ну, насчет мыслей… По-моему, их у них нет. Во всяком случае я их не улавливаю.

– Что не улавливаешь – это еще ничего не значит. Я вот своим подарком Великого Гуманоида их слышу. И знаешь, Кеша, напоминает это все безобразие…

– Гуманоидов.

– А как ты угадал? Нет, не только. То есть, и их тоже. Отчасти. А отчасти…

– Негуманоидов?

– Точно! Не гуманоидов. Но не галактян и, тем более, всех прочих. Ну хватит об этом. Я хочу мир посмотреть. Поучаствовать в хронологиях.

– А как? – тень Лукреция совершила энергичную пертурбацию. Ему тоже хотелось приключений.

– Да очень просто – как с Крюгером, только наоборот.

– Как с Крюгером? А-а-а. Ну давай. Только теперь ты на объекте, а я на пространстве-времени. О'кей?

– Уверен? Сможешь? Не оплошаешь, боец?

– А то! Будь там и смотри сюда. Я уже начинаю.

– Ну поехали.

Лукреций исчез. Фомич только укоризненно покачался.

Однако, через жалкие три моргания Лукреций возник опять. Оправдывающимся взглядом посмотрел на Фомича и произнес:

– Да я это так, прошвырнуться хотел. Да что-то не вышло. Думал кое о чем переговорить с дружбанами. Это в Россыпи Сипучих Дюк. Есть такое местечко… Хотя, нет, вру. Не к дружбанам. Ты так, Фомич, не смотри на меня. Это история давняя и даже трагическая. Связанная с моей третьей семьей. Я тебе о ней никогда не говорил.

– Почему?

– Да так… все к слову не приходилось.

– Ну, не хочешь говорить и не надо.

– Да ладно, теперь можно. Слушай. Давно это было, еще до того, как мы с Цыцем встретились. Пацан я еще был. Жили мы тогда в холупке на самом краю мегаполиса, всей семьей. А в семье нас было… Сейчас посчитаю… Три… Семь… Двенадцать… Нет, шестнадцать… Вот клюп, забыл. Нет, не помню… Но из галактян я был один, точно. Тяжелые были времена. Отец оборот за оборотом бесполезно работал на линкацитной фабрике, но на нормальную жизнь все равно не хватало. Ну, ты понимаешь, чем это семье грозит?

– Не совсем. Ну да это не так важно.

– Тем более, что на мою жизнь это сильно не повлияло. Потому как тогда уже мое творческое начало не давало мне жить среди этой рутины. Но с другой стороны, я был единственным галактянином на всей планетке. И моя семья этим ужасно гордилась. Вот родители и выбивались из последних сил, чтобы соответствовать. А я как им отплатил?! Как последний клюп. Да нет, пожалуй, как законченный люпус. Да что там вспоминать. Хотя, чего скрывать. Наболело.

– Может не стоит ворошить?

– Понимаешь, папашка пошел на сверхуровень на своей линкацитной. Хотел порадовать нас, ребятишек. Последнее здоровье на том уровне положил, но заработал на фироновый шпойлер. Это такое… Там оно в особой цене было. Его можно было разложить на части, так что каждому из нас пришлось бы по части шпойлера. Брательники мои уже предвкушали, племяши опять же. А я взял и упер этот шпойлер. В ту же ночь пробрался в космопорт и был таков. С того шпойлера я потом два длива жил припеваючи. А там уже меня, пацана, астронавты подобрали, ну и все такое. И до Отстоя, представь, так ни разу я о папашке своем третьем и не вспомнил.

– Ну-у, Кеша.

– Знаю, сволочь я неблагодарная, так и что с того?

– Да ладно, сколько времени уж утекло.

– А как же совесть?

– Так ведь до сих пор молчала?

– Но ведь теперь-то проснулась?

– Вот. Теперь ты ощутишь себя полноценной личностью! С немалой степенью апперцепции.

– Ты думаешь?

– Уверен.

– Эхе-хе-хе… А я-то надеялся…

– Зря.

Глава 5

Яна-Пунь сидел на камне около пещеры и сосредоточенно тер длинную палочку о корень, лежавший у его ног. Уже и капли пота выступили у него на лбу, и одышка началась. Но, несмотря на это, вождь как всегда улыбался чему-то своему и весело насвистывал. И не сразу заметил Юй-Пуня, который усталой неюношеской походкой поднялся на холм и грузно привалился к камню. Что-то его тяготило, какие-то тяжеленные то ли мысли, то ли размышления донимали.

– А, пришел, – заметил его вождь. – Как охота?

– Да ну ее в то самое место, – вздохнув, отозвался Юй-Пунь.

– Что, не сезон? – не унимался Яна-Пунь. Из-под палочки, между тем, уже появились первые признаки дымка.

– Да сезон, сезон, – отмахнулся Юй-Пунь. – Вот только какой? Ержей этих – хоть штабелями клади. Да только как подниму копье, так будто какая сила меня за руку держит. И внутренние голоса начинают выводить: «Не надо, молодой воин, не губи, мы тебе еще пригодимся». На кой Фолук мне лишние проблемы?

– Э, парень, – предостерег сына вождь. – Не поминай богов! Мало ли.

– Батяня! – вскинулся сын. – А давай богов об этом спросим!

– Нет, парень, не получится, – хотел было махнуть рукой вождь, но обе руки были заняты делом. – Я богов давеча прощупывал…

– Ну и как? – огоньки живого интереса сверкнули в глазах Юй-Пуня.

– Да никак. Не въезжают, похоже, они в наши проблемы. Не врубаются, не втыкаются, не вкуривают. Отдалились они от нас. Про насыщение какое-то стали вещать.

– Может нам богов подменили? – ужаснулся Юй-Пунь.

– Не кощунствуй, – вяло пригрозил Яна-Пунь.

– Но ведь факты налицо!

– Ну так и что? Одно дело факты, и совсем другое – боги. Боги всегда выше фактов! Запомни это сын.

– Во! И я об том же. Слышь батя, может нам пора Большой Совет собрать? Обсудить кое что? Ведь доросли мы до Большого Совета, печенкой чую. Мне вон уже бином Ньютона – что твой детский сад. И высшая математика тоже.

– Дело говоришь, – обрадовался вождь; по корешку зазмеились первые язычки пламени.

– Обсудим, кого на место богов назначить, – продолжал Юй-Пуня.

– Сын мой, вот как ты думаешь – для чего это я весь потом облился, разжигая этот трухлявый корешок?

– А для чего?

– А для того, сынок, что, – вождь кивнул на разгорающееся пламя, – скоро наступит ночь.

– Что?

– Ночь. Это когда вокруг темно. И одни только звезды над головой. И ты беседуешь с космосом. Как равный с равным. И наступит это, когда наше зеленое хроносветило погрузится в кратер великой горы Пука.

– И скоро это настанет?

– А вот когда соберемся на Большой Совет, так и настанет. Вот для этого мы сейчас и разожжем Великий Костер Большого Совета. А как соберемся все вместе, как закурим Трубку Мира, вот тогда и пообщаемся всласть.

– Ух ты! – представил себе картину Юй-Пунь.

– Вот тогда и обсудим, что надо. Что уже назрело, так сказать, и что наши мысли отяжеляет. Вот так.

– Да, отец. И о голосах в голове непременно поговорить, а то что-то меня они уже совсем достали.

– Вот-вот. И об этом тоже. И еще много о чем. О принципах трактовки понятия «боги», о том, что железные дороги нам никогда не строить, что к звездам мы никогда не полетим, впрочем, об этом ты уже знаешь. А вот о том, что звезды сами к нам будут приходить…

– Ты думаешь? Это как мы к великой горе Пука?

– Вот-вот. Ну да ладно, пойди, сгреби засохшие корешки в большую кучу. Ведь Великий Костер Большого Совета должен быть величественным. Он должен светить ярко и долго.

– Всю ночь?

– Точно! Вот сколько он будет гореть, столько ночь и будет длиться.

А над великой горой Пука продолжалась суета теней.

– Слышь, Фомич, а что ты там говорил о Ментальной Сети?

– Я говорил?

– А то кто?

– О! Ты меня навел на интересную мысль. Спасибо.

– Не за что.

– А не вступить ли нам с ней в контакт?

– Ты думаешь, из нашего состояния мы вольны это учудить?

– Да ведь дело-то все в том, что раньше она сама меня вызывала, когда возникала необходимость.

– Ты думаешь – не получится? Не примет она твоей попытки заговорить с ней во весь голос? Отвергнет, так сказать часть самое себя?

– Нет, не сможет! Да пусть только попробует! Короче. Вместо того, чтобы без толку трепаться – надо пробовать и делать.

– Что-то ты последнее время стал излишне к экспериментам склонен.

– А что, у меня до сих пор что-то не получалось?

– Да как тебе сказать… Вот висим теперь над этой горой закопанистой как последние клюпы.

– Не дрейфь, Кеша, какие наши дливы. А насчет экспериментаторского гордого духа, что ж, я тебе так скажу. Если б ТАМ я не проделывал эти телодвижения, а занимался голым умствованием, то знаешь где бы я теперь был?

– ТАМ разве где-то можно было быть?

– Представь себе. И был бы я теперь в Лакуне, как навечно стертая строка. Для тебя это умозрительно, я понимаю. Но видел бы ты Правосторонних!

– Да чего ж. Любой мыслюган знает – берегись Правосторонних.

– Нет, я тебе говорю – я их видел и ощущал их убийственное воздействие. Не приведи Сумс повстречаться с ними еще.

– Ладно, уговорил. Хочешь действовать, значит действуй. И нечего в объяснения ударяться. Чего делать надо?

– А вот это и есть проблема. С чего бы я столько всего наговорил? Если бы я знал, то уже давно б…

– Ах ты соплежуй, трухля закопанистая, что ж ты мне голову ворочаешь? То-то я никак в толк не возьму, чего он мнется, да умственно изворачивается. Не ожидал от тебя такого, Фомич. Я ж тебе не Великий Вождь Яна-Пунь.

– Значит так, я собрался с мыслями и приступаю, а ты не метельши.

Одна из теней закружила так отчаянно быстро, что по полям пшеницы пошли-покатились волны мощного ветра. Ветер раскачивал ветви яблонь в садах. С кокосовых пальм градом сыпались орехи. Ержики в загонах тревожно хрюкали. Ветер же переходил в ураган. Но так и не перешел. Так так тень остановила вращение и поинтересовалась у Лукреция:

– Кеша, напомни, какие там первые два такта в сюите Крампоньского?

– Я в музыке не силен. А вальс «Покорителей Пространства» не покатит?

– Как же там было – там-тарам-там-пум-пуп и как-то тум-тум-ту-тум, а? Или: там та-там, там-там там-там. Нет? О! Ре-ха фыф-та фех-фо… Тьфу!

– Фомич, – осторожно окликнул друга Лукреций. – А на кой тебе эта, как ее, сюита?

– На нее настроен мой мыслекод. Там та-там та-там та-там та та-ам там?..

– Ну не знаю. А если вот: Ду-ду-ду-думм!

– Во! Оно самое. Ну, держись, мироздание!

Тень Фомича вновь закрутилась. И снова стал подниматься ураган. Только кружение опять оборвалось. И уже обеспокоенно Фомич произнес:

– Нет, и это не то. Да, дела…

– Экспериментатор, – улыбнулся дружески Лукреций. – Знаешь что, спроси лучше у этих, у аборигенов. Они много чего знают. Больше нашего.

– В самом деле? У этих? Ну что ж, делать нечего. Вон, кстати один из них.

В это время Юй-Пунь с огромной охапкой сухих корешков и веток, возвращался к костру, огибая великую гору Пука.

– Слышь, Юй-Пунь, – окликнул его Лукреций. – А ну-ка, насвисти нам первые такты из сюитки Крампоньского.

– Пим-пим-пи-бим, пим-би-бим-би-бим, – не останавливаясь, пропел абориген.

– Вот и спасибо, – обрадовался Лукреций.

– Только если вы насчет Ментальной Сети, – вдумчиво добавил сын вождя, – то зря, нет ее уже.

– Вот это да! – изумился Фомич. – Они нас уже учат. Кажется, мы с тобой довертелись, Кеша.

– Щас материализуюсь и накидаю ему.

– Некогда дурью маяться. Лучше давай продолжим. Только не метельши. Спокойненько так. Взмывай.

Редкостной красоты зрелище разворачивалось над Великой Горой. Одна из Теней, вспыхнув золотым огнем, стремительной свечой ринулась в необьятную высь поднебесья. Ее строгое вертикально-поступательное движение, импульсно модулируемое ускоряющими флуктуациями плотности, контрастно подчеркивало мятежную взвихренность спирального хода второй Тени, навивающейся широчайшей радужной лентой струящегося пламени вокруг строгой линии Первой. Волшебные зарницы, проистекающие из соударений двух неудержимых потоков, озарили надвигающиеся сумерки.

Как и предсказывал вождь, светило уже садилось в кратер великой горы Пука.

Внутреннему взору Фомича на этот раз предстала не та, сочащаяся красками и наполненная величественным осознанием картина. На этот раз возникло чувство чего-то лоскутного, обрывочного, правда, все еще связанного единым смыслом.

– А что, интересно, – высказался Лукреций.

– Что-то тут не то, – заметил Фомич. – Нет той былой гармонии, что всегда меня так прельщала.

– А что тут может быть не то?

– Если б я знал. Такое ощущение, что она теряет единство с теми, через кого мыслила, с нами всеми. Нет, все не то.

– Нет, Фомич, я ощущаю иное. Ты только посмотри! Ветер времени сквозь спираль звезд. Мегаполисы, галактоиды, поселения. Все это во всех временах. Одновременно и текуче. Фомич! Что ж ты раньше молчал?

– Да не молчал я. Рассказывал тебе. Да ты был еще тот гыт. Даже не гыт, блай какой-то, право слово. А теперь – слышишь?

– Нет.

– Дыхание.

– Дыхание Вечности?

– Нет, излучение Реки мыслей обитателей Галактики.

– И куда они текут, мысли?

– Вот этого я и не вижу. Странная неполнота. Что-то все-таки произошло с Ментальной Сетью, какая-то обрывочность… Нет цели.

– Может, она в маразм впала?

– Откуда нам знать? Только если бы она впала, знаешь, что в Галактике бы началось? Никакой Галактики вообще и не было б! А она ведь есть!

– А ты почем знаешь, что она есть? Мы на своем планетоиде совсем одичали, связь с настоящим утратили. Может, и нет ее вовсе уж?

– Да нет, мы-то есть. И Крюгер есть. Был, по крайней мере.

– Мы-то? Мы тени хронологические. А Крюгер – наше прошлое. А насчет настоящего – вопрос.

– Ни шнинти, Лукреций. Сеть или есть или ничего нет, даже хроносуществ. Непрерывность субстанциональности и мышления. Понимаешь, о чем я?

– А! Вот оно что… Глянь, Фомич, мысли-то никуда не вытекают, потому что они там вдали, я бы сказал, за излучиной, становятся чем-то совсем иным. Смотри! Сеть их там уже не промысливает! Она что, не всеобща?

– Где-где? Ага, точно. Вот дела!

– Фомич, а кто тогда их промысливает?..

– Чудно. Кто-то новый взял на себя роль Разума Галактики. Ментальная Сеть выполняет теперь лишь роль памяти. Думает кто-то иной.

А в это время светило опустилось в кратер великой горы Пука и впервые над планетоидом сгустились сумерки. На равнине между великой горой Пука и пещерами ярко полыхал Костер Большого Собрания. Не такое уж и большое, но на удивление дружное племя Татауна мирно и вольготно расположилось вокруг костра на замшелых валунах.

– Слышь, батя, – завороженно глядя на пламя Костра, заметил Юй-Пунь, – Что это там боги-то разбушевались? Как бы их того, угомонить?

– Да, странно, – подтвердил Яна-Пунь. – Раньше за ними такого не наблюдалось. А ты сам-то не в курсе, чего это они?

– Когда я корешки волок, они меня о сюите Крампоньского спрашивали. Насвистел я им пару тактов. Они как дети обрадовались.

– А! Вот оно что, – понял вождь. – Это они в Галактическую Ментальную Сеть рвутся.

– И что, не получается ничего? – с нотками сочувствия в голосе спросила Инь-Та-ная. – Бедняжки…

– Может им помочь? А, вождь? – спросил Ар-рас.

– Ага! Сейчас! – вождь громко хлопнул в ладоши.

Зарево, до сих пор ярко освещавшее вершину великой горы, внезапно погасло. Разнесся грозный рокот, раскатился в ночном небе и затих вдали переливчатым эхом. Темноту ночи разорвали две молнии, сверкнувшие над горой с сухим характерным треском. И завершил композицию действа отчетливый звук двух шлепков. Послышался чей-то недовольный голос, который громко и внятно произнес весьма нехорошее ругательство. Но и он стих.

Слышалось лишь потрескивание горящих корешков, да едва различимый голос пламени Костра.

– Ну вот, – наконец нарушил тишину вождь, вынимая изрезанную замысловатыми иероглифами Трубку Мира. – Вот теперь можно и поговорить спокойно.

Яна-Пунь ловко выхватил из огня пылающий корешок и раскурил Трубку. Пару раз глубоко затянулся и передал Трубку соседу. Тот затянулся и натужно, с присвистом закашлялся, поскольку был еще юн и неопытен.

– А ты не вдыхай глубоко, милый, – посоветовала ему Ана-Йо-ная.

Но милый вместо того, чтобы послушаться, встал и произнес:

– Вот что я хочу сказать по существу. Не нравится мне все это.

И сел.

– Нормальное начало, – одобрил вождь. – Так и надо начинать. Хвалю! Вот теперь и я могу говорить.

Вождь опустил голову и задумался.

– Да, так вот, соплеменники! Как сказал только что Пику-Ни, в окружающем нас континууме обнаруживается масса невероятного. Да-да, я настаиваю на термине континуум. Проблема окружающего мира пока нас не касалась вплотную. А между тем, нас окружает невероятный мир. Вот эти самые звезды и окружают. И с ними далеко не все ладно. Накопилась масса несуразностей, бессмысленных событий. Там живут разумные существа, да каждый из нас их видел и общался с ними. Но чем они живут? И, главное, зачем? Они не знают. И не узнают никогда, если мы не вмешаемся.

Тут Трубка Мира наконец-то дошла и до Юй-Пуня, который пару раз затянулся, передал дальше и поднялся:

– Хорош, батя, этими сентенциями заворачивать. У нас тут кое-что наболело. И я не премину на этом остановиться. Меня вот что волнует. Охота эта наша дурацкая. На кой люпус мы несчастных, беззащитных зверюк мучаем? Ведь все равно их не едим.

– Точно, не надо это ни нам, ни им, – поддержал его Уты-Ерн.

– И корешки эти, для чего их собирать? – раздался мягкий женский голос.

– Ведь смысла-то никакого, – подтвердил Юй-Пунь.

– Ну так и в чем проблема? – удивился Яна-Пунь. – Нет смысла, так и не собирайте.

– Так ведь мало того, – ободренный всеобщим пониманием продолжил Юй-Пунь. – Голоса эти непонятные. Охота никакого удовольствия не приносит, так они еще под руку норовят что-нибудь эдакое нелицеприятное ляпнуть. Попади потом в мокроуха.

– Мокроухи, они верткие такие, собаки, – понимающе поддакнул Атар-Бы, лучший охотник племени. – А уж о вертокрылах вообще молчу. Они все зигзагами норовят…

– Вот именно. Только я не об этом. Я о голосах. Как нам с ними быть?

– Вот и решай, сынок. На то и Большой Совет – ночь свершений. Как решим – так и будет! – прояснил ситуацию Яна-Пунь.

– А, ну тогда просто, – снова подал свой голос юный Пику-Ни. – Вместо того, чтобы слышать у себя в голове непонятно-зачем-нужные мысли, мы просто будем ими – что?

– Мыслить! – сказал, выпав из рук задремавшей мамы Малыш-Без-Имени, выплюнув изо рта сладкий жевательный корешок.

– Точно, малыш, и все будем понимать! Ведь дело говорю, собратья! И со всем сущим общаться будем как… как…

– Эк какой горячий, – подал голос Шу-Иши, старожил.

– Энтузиаст! – одобрил вождь.

– Да разве так можно – вдруг? Почитай весь менталитет придется менять. Неохота, – высказал свое мнение ленивый Сим-Ду.

– Как решим – так и будет, соплеменники, – еще раз напомнил Яна-Пунь. – Захотим, будет одно или другое. Или третье, если не захотим.

– Как Фолук с нами, так будем разговаривать мы со всем сущим? – предположил старик Шу-Иши.

– Кстати о боге, или богах, кому как нравится, – еще один волновавший Юй-Пуня вопрос сам собой выплыл на поверхность. – Что-то там у него не все в порядке с пониманием нашей ситуации. Уж больно замысловато он наши проблемы воспринимает.

– Кстати, а где он? – спросил кто-то.

Все повернули головы в сторону великой горы Пука, а Двух Теней над великой горой нет!

– Может, он отдыхает?

– Ну отдыхает и пусть его, – обрадовался Яна-Пунь. – Пока его-их нет – мы вопрос замнем. До времени появления.

– Нет, я хочу особо остановиться именно на этих наших пресловутых богах, – снова вскочил Юй-Пунь.

А Яна-Пунь подумал: «Достойная смена выросла! И как выросла! Жаль только, маленьким его не видел».

Юй-Пунь продолжил:

– У меня есть версия, подтвержденная фактами, что Фолук – засланный к нам бог из другого мира, где все иначе и несколько наоборот. Вот там в небе светит нам галактика М31, именовавшаяся гуманоидами как Туманность Андромеды.

– А, и мне были эти голоса про М31.

– И из этой туманности, – развивал мысль Юй-Пунь, – как мне думается, и прибыл Фолук. Он для того и явился, чтобы сбивать нас с толку. Усыплять нас сказками про великую идею пищеварения, прогресса, неизбежность судьбы. Заметили, соплеменники, что он и Ментальной Сети хотел запудрить-заполоскать мозги? Разведал у нас кодирующую сюиту и вышел на контакт.

– Так ты же и насвистел.

– Я не об этом. Я-то знал, что Ментальной Сети больше нет. Мы отныне и есть то, чем была Ментальная Сеть до нас. Вот.

Собрание замерло.

– Слышь, Юй-Пунь. Ты хоть представляешь себе, что сказал? – спросил Яна-Пунь.

Юй-Пунь не ответил – молчал, пытаясь осознать, что же он такого эпохального сказал.

– Сынок, становись-ка ты вождем. У тебя лучше получается.

– Да?

– Поверь мне, твое озарение – великий миг для всей Галактики. Это Обретение Пути.

– Да? Возможно. Но, батяня, вождем уж лучше будь ты. Для солидности. А я при тебе буду советником и гением.

– Я не против. Но будь при мне просто сыном. Нам, племени Татауна, иерархию разводить ни к чему. Кто лучше, кто хуже, кто чище… Не наше это.

– Видишь, батяня. Молод я еще и глуп. Дело говоришь.

– Так как нам быть с Фолуком? Я что-то совсем растерялся, – спросил старожил Шу-Иши.

– Бога нашего трогать не будем. Что он делает – пусть делает. Ну а когда нужно будет – мы его поправим.

– Так нет такого бога – Фолука! – воскликнул Юй-Пунь.

– Ну, раз сказал – значит, нет, – подытожил Яна-Пунь. – Будем считать его почетным гостем племени и планетоида нашего. В какой-то мере, как я уяснил, так оно и есть. Вот. А внутренние голоса будем считать процессом перетекания Ментальной Сети в нас.

– А как себя мы будем отныне величать, батя? Все-таки весь Разум Галактики в нас отныне заключен!

– Ну и что с того? Вот с такого выпендрежа всякая дребедень и начинается. Кем звались – тем и будем зваться. Нам эта церемониальная пышность ни к чему. Галактике от этого только уважение будет от других миров, да.