Текст книги "Мама, я люблю дракона (сборник)"

От выпитого сегодня алкоголя и пережитой психической нагрузки все ее чувства были слегка притуплены, но несмотря на это, с ними случилась такая сумасшедшая, такая красивая ночь, после которой женщина может чувствовать себя счастливой целую неделю.

4.

И она чувствовала себя счастливой целую неделю. К тому же после этой ночи было еще и утро, и была еще следующая ночь, а за ней – другая. Они отдыхали на всю катушку, но без напряжения, которое, случается, возникает у того, кто решает отдохнуть «на всю катушку». Они объехали все лучшие питерские рестораны, они гуляли по ночному городу и курили, кидая огоньки окурков в темную маслянистую Неву. Они взахлеб рассказывали друг другу о своих чувствах, делясь маленькими секретами собственной физиологии. А после проверяли все это на практике, занимаясь любовью в самых неожиданных местах, где, всегда врасплох, заставал их щекочущий магнетизм взаимного влечения.

Легко на душе у нее было еще и потому, что Атос, не особенно утруждаясь, решил ее проблему с отцом. Неизвестно где и за какую цену добыл он бумагу с солидной подписью и круглой печатью, в коей удостоверялось, что Маша является работником совместной франко-советской фирмы «Кристиан Диор в России».

Наиболее охотно люди верят самым беспочвенным и невероятным выдумкам.

– Шеф говорит, что мой папа – ювелир, – объявила она отцу, вручая бумагу; самое удивительное, что при этом она испытывала искреннюю гордость, – на моей внешности фирма зарабатывает миллионы. Ну и мне кое-что перепадает.

– Что только они находят в такой кобыле? – откликнулся отец, вертя в руках фирменный бланк. – Я так понимаю, что натурщица, или, как сейчас говорят, «модель», должна быть сексуальна. А ты?.. Клубника со сливками. – Но было видно, что ему приятно, да он и сам знал, что дочь у него красивая. – Тебя уже где-то печатали?

– Да, они гонорар только после этого платят.

– Ты бы хоть фото принесла, что ли. Или еще лучше результат – журнал или там плакат, что вы делаете-то?

– О, папочка, их еще и в России нету. И вообще в твоем возрасте такие вещи смотреть вредно.

– Ты что там – голая?!

– Нет. В пояске.

Услышав это, отец принял в воспитательных целях чопорный вид и прошествовал в свою комнату, а Маша кричала ему вслед:

– Да шучу я, шучу! Принесу я тебе фотографии, сам посмотришь!

«Так, так, так, – думала она, придется Атосу попыхтеть еще и с фотографиями…» И тут же вспомнила про фотографа – дружка Лизы Деевой. И подумала: «Какого черта Атос не позволяет мне поработать с ней?»

… В эти же дни она, не имея теоретического знания законов диалектики, на практике познала абсолютную верность, во всяком случае, одного из них: закона перехода количества в качество. Их с Атосом деньги перестали быть деньгами, а стали чем-то совершенно иным, как бы новым их ЛИЧНЫМ КАЧЕСТВОМ, превращающим их в полубогов или волшебников.

Когда у тебя в кармане мелочь, ты можешь выпить стакан газировки; когда штука – много стаканов… Но когда у тебя по карманам рассован миллион, которым ты не особо и дорожишь, для тебя нет закрытых дверей, нет дефицитных товаров, нет гаишников, нет проблем с комнатой «на часок» в любой гостинице, нет проблем с транспортом, нет проблем со связью… НЕТ ПРОБЛЕМ. И кажется уже, стоит лишь захотеть, как следует напрячься, и ты взмоешь в небо и полетишь без всяких глупых приспособлений.

… В субботу, часа в четыре, на журнальном столике у Атоса зазвонил телефон. Он, не одеваясь, перелез через Машу, взял трубу, что-то в ней услышал, бросил в нее – «Минуточку» – и прошлепал с ней за дверь комнаты. До того у него от Маши секретов не было, и она, слегка обидевшись, старалась не прислушиваться к бормотанию за стенкой. Но не могла не разобрать слово «бабки», произнесенное дважды, громко, отчетливо и, похоже, сердито.

Атос с телефоном вернулся в комнату. Выглядел он сумрачно.

– Черт, – сказал он, – срочное дело. Часа через полтора надо выезжать.

Она не стала спрашивать куда. Хотел бы, сказал бы сам. Но обиделась еще сильнее и отвернулась носом к стене.

– Ну перестань, – стал уговаривать он, забираясь в постель, – потом я тебе все расскажу. А пока это не моя тайна. – Говоря, он губами касался ее шеи, плеч, спины… И они пробарахтались в постели почти час, и на смену утолению приходила новая жажда, а на смену той – новая…

– Ты надолго? – крикнула Маша из ванной одевающемуся Атосу.

– Да. Мне сначала в контору надо заехать, взять кое-что, а потом уж по делам. Ты здесь будешь?

– Нет. Ты домой меня сможешь закинуть?

Он глянул на часы:

– Давай тогда бегом! – и хлопнул входной дверью.

Маша выскочила из ванны, наспех вытерлась, натянула паутиново-шелковые плавочки (не имея возможности разнообразить свой верхний туалет, она брала реванш на белье), ковбойку, джинсы, свитер, кроссовки, схватила рюкзчек (в нем – лишь почти пустой уже газовый баллончик, сотовый да деньги) и бегом скатилась вниз, где, сидя за рулем, ее ждал Атос.

Возле ближайшего цветочного ларька он тормознул, вышел на минуту и вернулся с огромным букетом роз. Он вручил ей цветы, чмокнул в щечку и продекламировал экспромт: «Ты не плачь, моя Маруся, я к тебе еще вернуся».

– Ты мне позвонишь завтра? – спросила она. Не потому, что сомневалась, а потому, что ей было приятно услышать утвердительный ответ. И она услышала его:

– Хорошо, часов в двенадцать.

«Что я буду делать до завтрашнего полудня?» – подумала она. Настроение у нее сейчас было хорошее, и омрачал его лишь этот вопрос – как убить сегодняшний вечер? Ведь она уже напрочь отвыкла жить без Атоса.

И вдруг появилась отличная идея.

– Атос, не надо меня домой, выруливай сразу в контору. А меня по дороге высадишь, я тебе скажу, где остановиться.

– Семь пятниц на неделе, – констатировал он. – Куда это ты намылилась?

– Я потом тебе все расскажу, – мстительно передразнила она его интонацию, – а пока это «не моя тайна».

Атос хмыкнул, а она добавила:

– Да, слушай, цветы придется оставить у тебя. Мне же с ними нельзя по улице ходить: вдруг кто-то из моих старых клиентов встретится. Представляешь: плывет по воздуху букет… Ну чего ты насупился? Мне самой жалко. Классные цветы. Спасибо тебе… Но не ехать же мне домой только из-за них.

– Ладно, – вздохнул Атос. – Хотя меня иногда и вышибает твой рационализм.

– Ничего, еще подаришь.

В этот момент они добрались до нужного ей перекрестка, остановились, попрощались, и Маша отправилась претворять в жизнь свою новую идею. Которая заключалась в том, чтобы посвятить сегодняшний свободный вечер слежке за Лизой Деевой. Сколько раз она говорила Атосу, что пора ей этим заняться, но он упрямо отнекивался, уверяя, что пока не время, что с самого начала, когда они затевали эту операцию, они не рассчитывали на помощь невидимки, и Слон с Вадиком не прекращают вполне сносную слежку за вдовушкой. А пускать на такие элементарные дела Марусю, которая за полчаса работы может приносить миллионы, – крайне непрактично. Если будет нужно, они непременно попросят ее о помощи, но пока в этом необходимости нет… И тому подобное.

Может быть, необходимости и нет, но Маша соскучилась по «тонкой» работе, когда, находясь в одной квартире с хозяевами, только скользя между ними, она ухитрялась сутками ничем себя не выдать. А ведь надо было как-то спать, есть, справлять естественные надобности.

… Вот и знакомая дверь. Маша нажала кнопку звонка и, дождавшись шагов (ура! дома!), поднялась на несколько ступенек вверх по лестнице, сняла кроссовки и сунула их в рюкзак. А достала оттуда подобранную по дороге консервную банку, которую приготовилась бросить вниз, в лестничный пролет. Что она и сделала в тот момент, когда Лиза открыла. Оглядевшись, укутанная в шелковое японское кимоно, фиолетовое с золотым огнедышащим драконом, Лиза шагнула от двери и заглянула вниз, в пролет: что гремело? И этого было достаточно, чтобы Маша скользнула в квартиру.

В спальне играла мягкая музыка – как бы делясь друг с другом самым сокровенным, вели неспешный диалог саксофон и гитара. На огромном экране телевизора, подключенного к видику, мерцали плавные сумеречные блики. Лиза сбросила кимоно и принялась за, похоже, прерванную звонком гимнастику. Маша уже не в первый раз залюбовалась линиями ее тела. Она и раньше ловила себя на том, что красивое женское тело впечатляет ее больше, чем мужское, но не видела в этом патологии: она ведь не испытывала при этом влечения, а наслаждалась чисто эстетически.

Невольно она принялась сравнивать Лизу с собой. Фигура у той была, конечно, более женственна: бедра шире, а талия – тоньше. Ноги – длинные, ровные и красивые. Но ногами могла похвастаться и Маша. Грудь хоть и не вздымалась так бойко, как у Маши, зато сохраняла правильные сферические формы, была больше и приковывала взгляд крупными темными сосками.

Закончив занятия и приняв душ, Лиза вновь накинула кимоно, присела возле огромного зеркала и принялась за макияж. «Вот и еще одно ее преимущество, – подумала Маша, инстинктивно пытаясь запомнить названия всех этих ослепительно красивых коробочек и флакончиков, – никогда я не научусь пользоваться косметикой так, как она… Да, но у меня есть то, что перевешивает все ее достоинства, – молодость, – успокоила она себя и тут же укорила: что за натура, почему это в любой женщине нужно обязательно видеть соперницу? Нам ведь с ней делить нечего».

Один из париков, покоящихся на болванках вдоль края зеркала, черный и густой, с короткой стрижкой, что-то напомнил Маше, но она не успела собраться с мыслями, потому что часы пробили шесть и тут же раздался звонок в дверь. «Кто это у нас такой пунктуальный? – подумала Маша с неприязнью. – Хорошо, если это ее фотограф. А если не он? Лучше спрятаться заранее». И она юркнула под обширную кровать четы Деевых, где в свое время ей пришлось коротать пару, надо заметить, абсолютно спокойных ночей.

– О, какие цветы! Ты, как всегда, на высоте, милый, – услышала она приближающийся голос Лизы.

Вот скрипнула дверь спальни. Они уже здесь, догадалась Маша, и тут сердце ее заколотилось так бешено, что она схватилась за грудь, словно не давая ему вырваться наружу. Потому что Лизе в ответ прозвучал голос… Голос АТОСА (!!!):

– Весь Питер объехал, чтобы найти самый лучший букет.

– Очень, очень мило с твоей стороны. Ну, что ты встал как истукан? Раздевайся. –

И Маша увидела, как на пол к их ногам упало сначала кимоно, а затем – одежда Атоса. (Час назад она видела, как он надевал все это!) Она, чтобы не закричать от отчаяния и стыда, что есть силы впилась зубами себе в руку.

– Что-то нечастым гостем стал ты у меня, – продолжала Лиза нежно и в то же время недобро, – ты бы и сегодня не появился, если бы я не позвонила. Так?

– За два месяца мы сделали миллион баксов. Думаешь, у меня есть свободное время?..

– Не трепыхайся, Киса, – перебила его Лиза, – я все прекрасно понимаю. Как наша Маруся?

– Она все делает, как надо.

– И в постели?

– Мне обязательно ЭТО нужно обсуждать С ТОБОЙ? В конце концов, Шахиня, не я все это придумал.

– Куда уж тебе, Киса. Точно, это Я придумала. Только ты должен был влюбить в себя девчонку, а не наоборот. Вот что ты лежишь, как деревянный? Люби меня. Делай хоть что-нибудь. Делай! – угрожающе повторила она.

И он принялся ДЕЛАТЬ. Да так, что кровать чуть не прыгала по комнате. Лиза то блаженно стонала, то кричала во весь голос, а Маша, забившись в угол, тряслась от сдерживаемых рыданий и до крови кусала руки. Ей казалось, она сходит с ума. В то же время в единое четкое знание ПРАВДЫ соединилось в ее сознании множество фактов и неясностей: и почему Атос не давал ей следить за Лизой, и кто подходил к нему в ресторане (парик!), и кто заглядывал в ванную во время ее приступа дурноты…

Наконец они затихли, и Маша услышала томный Лизин голос:

– Вот это ты умеешь. Киса. Тут ты Бог.

– Паршиво у меня на душе…

– Видно, ты и вправду влюбился в эту дурочку.

– Она совсем не дурочка.

– Нужно быть полной идиоткой, чтобы поверить в эту нашу сказочку про благотворительность. Киса – Робин Гуд!.. Умора!

– Она просто добрая. Вот и верит в чужую доброту… Я ведь ее немного знал раньше.

– И еще большей идиоткой нужно быть, чтобы поверить, что ты, двадцатилетний сопляк – главарь банды.

– Она меня любит.

– Да, тут ты хорошо поработал. Но вот обратная картина мне вовсе не нравится. Только не думай, что я ревную. Если ты не будешь к ней равнодушен, тебе потом будет сложно убрать ее.

– Разве это обязательно?

– А тебе сильно хочется иметь врага-невидимку? Ты, наверное, плохо представляешь, на что способна обманутая женщина. Даже обыкновенная.

– Шахиня, давай отпустим ее с Богом. Сейчас. Ну, я прошу.

– Сейчас?! Кисонька, кто же отпускает курочку, которая только-только начала нести золотые яички?! Разве вы банки грабили? Выбрали КАССЫ в банках, а это не одно и то же. Вот когда наша Маруся доберется до настоящих денег, тогда я, может, успокоюсь. И тогда-то ты и уберешь ее. Понял?

– Да. Слушай, Шахиня, а я-то тебе зачем?

– А мне нравятся вот такие крепенькие мальчики. Как грибки. Груздочки. На базаре такими бабульки торгуют. Кстати, бабки-то где?

– В машине.

– Ох, кретин. Быстро сюда их!

Атос спрыгнул на пол и стал торопливо натягивать одежду. Маша чувствовала, как ее отчаяние превращается в ярость. Атос оделся и вышел из спальни. В тот же миг Маша выкатилась из-под кровати, догнала его у входной двери и позвала тихо:

– Ки-са! – впервые она назвала его так.

Он замер, медленно обернулся, и краска отхлынула от его щек. Она стояла перед ним растрепанная, с красными от слез глазами.

– Больше ты не Атос. Ты Киса.

– Я тебе все… – начал он хрипло, но осекся. – Я…

– С кем ты там?! – крикнула из спальни Лиза, но ответа не дождалась.

– Не надо. Не надо ничего объяснять, – зловеще произнесла Маша, отступая на шаг. – Я теперь все понимаю. И я тоже теперь не Маруся. И не Маша, и не Мери. Я теперь – МАРИЯ. Мария – Королева полтергейста! – И она, глядя в его глаза, лишь часть энергии направила в привычное русло. Боль тупо ударила ей в надбровные дуги, и глаза Леши Кислицина расширились от ужаса.

Первое, что она сделала, – выдернула из замочной скважины массивный ключ и сунула его в карман. С криком «Она здесь!». Киса влетел обратно в спальню.

– Кто? – встрепенулась Лиза и тут же все поняла, увидев, как ее симпатичный, небольшой, овальной формы аквариум с одной золотой рыбкой поднялся в воздух и стремительно помчался в ее сторону. Лиза успела отклониться, и он, ударившись о стену, разлетелся вдребезги. Рыбка в агонии забилась на простынях. Теперь в воздух взмыл видик и полетел в голову Кисы. Но и тот сумел увернуться, и японский аппарат въехал в большое сияющее зеркало, осыпавшееся на ковер грудой алмазных осколков.

И тут же из вазы выпорхнул букет – те самые розы, которые сегодня Атос дарил сидящей в его автомобиле Маше. Описав в воздухе сложную фигуру, букет подлетел к Кисе и принялся размеренно и смачно хлестать его по физиономии. А он, морщась и вытянув перед собой руки, ловил воздух возле букета. В этот момент, получив небольшую передышку, Лиза соскользнула с кровати на пол – прямо на стекла босыми ступнями, – подскочила к мебельной стенке, сунула куда-то руку и выдернула ее уже с маленьким пистолетом. (Муж и жена – одна сатана.) «Трах! Трах! – оглушительно прогремели выстрелы в сторону дерущегося букета, и буквально перед носом у Маши просвистели пули.

Она бросила цветы и моментально оценила обстановку. Лиза будет обстреливать пространство вокруг любого самопроизвольно движущегося предмета и рано или поздно в нее попадет. Можно, конечно, затаиться, а потом неожиданно всадить ей в горло острый предмет, но до такой степени озлобления она пока не дошла.

Газ! Она выдернула баллончик и, сунув его в лицо Лизе, нажала на клавишу. Но тот лишь коротко пшикнул и умолк. Пусто! Что-то она не рассчитала. А Лиза уже палила перед собой. Маша бросила баллончик и на цыпочках побежала к входной двери. Словно угадав ее намерения, Шахиня крикнула:

– Киса, дверь! Не выпускай ее!

Тот метнулся в коридор, но было поздно: дверь уже отворялась.

– Ложись! – крикнула Лиза Кисе, который теперь загораживал от нее дверной проем. И когда тот упал на пол, сделала несколько выстрелов в открытую дверь. Но по Лизиной команде упала и Маша, и пули просвистели у нее над головой. Она кубарем скатилась по лестнице, вылетела из подъезда, прыгнула в машину Кисы (благо, он давно подарил ей дубликаты ключей) и, со скрежетом вырулив со двора, помчалась прочь от этого места, где впервые в жизни она узнала цену предательству и унижению.

Слезы застилали ей глаза, и она почти не видела дороги. Однако, не замедляя скорости на поворотах и останавливаясь далеко не на каждом светофоре, нарушив, наверное, все известные правила движения, чудом никого не сбив и не подхватив гаишного «хвоста», она оказалась на какой-то окраине и, не вписавшись в поворот, вылетела на обочину. Промчавшись метров пятнадцать от дороги по пустырю, она, наконец, остановилась и хорошенько проплакалась.

Мало-помалу омывавшее ее грудь горячими волнами отчаяние затвердело и превратилось в жесткую корку, намертво сковавшую сердце. Она еще не осознала перемены в себе. Но глаза ее высохли. И она трезво прикинула в уме: оставаться тут, в этой машине, опасно. Возвращаться домой – тем более. «Деньги лишними не бывают», – вспомнила она фразу, оброненную как-то Атосом и повторенную в тот же день отцом.

Она вышла из машины, открыла багажник, а за ним, набрав код, бронированную крышку встроенного сейфа и с трудом извлекла оттуда точно такой же чемодан, какой Копченый заносил в ресторан. Она открыла его. Здесь на кейсы места не тратилось: все было плотно забито пачками стодолларовых бумажек. Она сунула одну пачку в карман, закрыла чемодан и, с трудом волоча его, двинулась в сторону магистрали.

Сигналя рукой проезжающим машинам, она стояла на обочине и сосредоточенно обдумывала все то, что с нею произошло. Вдруг в рюкзачке дал о себе знать сотовый, включенный на режим вибрации. Вынув его, Маша размахнулась было, но, передумав, просто отключила и сунула обратно. Вскоре ее – потрепанную, но симпатичную девочку с огромным чемоданом – подобрал веселый конопатый дядька на белом «Москвиче».

– Из дома, что ли, сбежала? – поинтересовался он.

– Да, – буркнула она и надолго замолчала.

Конопатый мужик что-то не переставая болтал, а она, сидя на заднем сиденье и держась за ручку чемодана, все думала и думала. И становилась все мрачнее. И кулаки ее сжались сами собой.

– Уничтожу! – неожиданно сказала она вслух.

– Что? – переспросил дядька. – Ничего, – огрызнулась она и, сунув ему хрустящую бумажку, скомандовала: – К гостинице «Центральная».

– А поселят? – усомнился дядька, с удовольствием засовывая баксы в карман. Но симпатичная мрачноватая девочка не удостоила его ответом.

Мария

1.

– Кажется, мы сможем немного отдохнуть, – усмехнулась Лиза, поднося к губам бокал шерри, и впервые за последнее время голос ее был не железно-повелительным, а, как раньше, по-кошачьи мягким.

Они сидели в плетеных креслах на открытой веранде ялтинского ресторанчика «Лидия», и кремовые лучи из-под шелкового, абажура настольной лампы выхватывали их лица из полутьмы.

Атос-Киса не пожелал принять эту перемену в тоне госпожи как дар. Оставаясь, как и все это время, почтительным рабом, он ответил с интонацией нейтральной:

– Ничто не мешало нам отдохнуть и раньше.

То, что дар ее отвергнут, Шахиню слегка задело, и она заметила со злой иронией:

– Кто это у нас стал такой смелый? Неужели наш Киса? Тот самый Киса, который с выпученными от страха глазами метался по Питеру и готов был голым в Африку бежать, лишь бы не встретиться со своей мстительной девкой?..

– Я и не говорю, что не боюсь. Наоборот, я и сейчас боюсь. Если бы она захотела, она бы давно разделалась с нами. И когда мы брали контору, и когда выбирались из Питера, да когда угодно. А она нигде не мешала нам. Так почему ты именно сейчас почувствовала себя в безопасности?

– Почувствовала, и все. Слишком долго ничего не происходит. Она оставила нас в покое. А раньше мне все время казалось, что она стоит у меня за спиной.

– А мне и сейчас так кажется.

– Нервы, Киса, нервы. И нечистая совесть. Ты ведь сам сказал: если бы она захотела, она бы уже давно нас достала.

С минуту они сидели в тишине, и вдруг Атос поднял припухшие от бессонницы глаза и, устремив их в пустоту над головой Лизы, медленно и отчетливо произнес:

– Мария, если ты здесь, дай знать о себе. Казни или милуй, только не молчи, не мучай неизвестностью. Сделай что-нибудь. Пожалуйста.

Вновь напряженная тишина. И губ Шахини уже коснулась было презрительно-торжествующая улыбка, когда раздался легкий щелчок и воцарилась тьма.

Шахиня нащупала кнопку выключателя, и лампа вспыхнула снова. Но тут же кнопка плавно утопилась в подставку, и свет погас опять.

– Официант! – чужим, сиплым голосом крикнула Лиза. – Эй!

Официант подошел.

– Что это у вас со светом?

– Одну минуту. – Он нажал на выключатель, и лампа осветила искаженное ужасом лицо Лизы.

Но вот кнопка поползла вниз, щелчок, и снова сидящих окутала темнота.

– Прошу прощения, – вскинул брови официант, – по-видимому, лампа неисправна. Перейдете за другой стол?

– Нет, – ответил Атос. – Мы как раз собирались посидеть без света. – И в голосе его слышались одновременно и обреченность, и торжество.

– Подожди, – остановила Лиза собравшегося уйти официанта. – Ты видел сегодня девчонку в старых джинсах и свитере?

– Которая с вами пришла?

– С нами?.. Ах да. С нами. И где она сейчас?

– Не знаю. Вам виднее. А в чем дело?

– Да ни в чем. Гуляй.

Шахиня повернулась к Атосу:

– Почему же она ничего не сделала раньше?

– Не хотела, – усмехнулся Атос.

– А ты-то чему радуешься? Ведь ей нас убить – раз плюнуть. Эй ты! – зло крикнула она в темноту ялтинской ночи. – Чего тебе надо? Кису? – и продолжала уже спокойно: – Так забирай его. Я тебе его дарю. Добра-то…

Маша молча сидела на перилах веранды, и слезы катились по ее щекам. Если бы она знала сама, чего она хочет. Если бы знала!

– И Кису тебе не надо, – улыбнулась криво Шахиня. – Правильно. На кой он тебе? Трусливый, жадный, подлый. Он меня вот ненавидит, а спит со мной, потому что боится. Тебя он любил и предал… Это мне он нужен, потому что я такая же. А тебе он ни к чему.

– Прекрати, Лиза, – тихо сказал Атос, а затем повторил, но уже громче и с угрозой в голосе: – Прекрати. Или я тебя убью.

Маша перемахнула через перила – прямо на газон, шагнула к краю дороги и, утерев щеки ладонью, стала ловить такси.

– Не убьешь, Кисонька, струсишь, – уверенно парировала Шахиня. – Потому что ты слизняк. Во всем. Кроме постели. Надо отдать тебе должное.

Атос схватил со столика нож и замахнулся.

– Ну, давай, давай, ударь! Покажи ей, что ты еще умеешь.

Атос разжал ладонь. Нож выпал. Атос встал и, рванув в сердцах за край, опрокинул стол. И решительно направился к выходу.

Сидящие на веранде и даже в зале тянули шеи, чтобы разглядеть, откуда этот грохот и звон бьющейся посуды. Он стоял и в ушах Атоса. Но еще звонче – несущийся вдогонку победный смех Шахини.

Маша всего этого не видела и не слышала. Она уже ехала в сторону своего очередного временного жилища (сколько она их сменила!) и пыталась сосредоточиться, чтобы объяснить хотя бы себе самой, зачем она преследует Лизу и Атоса, чего ей от них надо.

Сначала, еще в Питере, наблюдая их поспешное бегство, во время которого они не забыли-таки прихватить с собой не только деевские сбережения, но и содержимое сейфа Кисиной банды, она была уверена, что собирается расправиться с ними и просто ждет момента поудачнее. Моменты случались, а она почему-то медлила. И ей стало казаться, что их смерти не дадут ей искомого удовлетворения, а получит она его, лишь превратив в ад их жизни, изредка обнаруживая свое присутствие, постоянно подтверждая свой неусыпный над ними контроль и время от времени совершая поступки, которые приводили бы их в отчаяние. Но вскоре она поняла, что и это почему-то ей неинтересно. И она наблюдала.

Наблюдала их странный союз ненавидящих друг друга людей. Наблюдала их мрачное веселье в кабаках. Наблюдала их брезгливую любовь в постелях гостиничных номеров (ей просто некуда было деться). Наблюдала.

… Перед сном она впервые за много дней открыла «Трех мушкетеров», книгу, которую, словно талисман, всюду таскала с собой. Но, наткнувшись на имя «Атос», захлопнула ее и, протянув руку к торшеру, выключила свет.

– Эй, милая, а кто за все это платить будет? – спросил пожилой краснолицый мужчина в черном костюме и белоснежной рубашке, указывая рукой на перевернутый стол. – Вашего кавалера мы остановить не успели.

Лиза не была бы Шахиней, если бы не умела извлечь выгоду из самой невыгодной ситуации.

– А он тут и ни при чем, – заявила она, – это девчонка какая-то сделала. Нечего в кабак кого попало пускать.

– Она врет, шеф, – вмешался стоящий рядом с краснолицым рослый смуглый парень. – Девчонка пришла с ними. Я сам видел. Только она почему-то не с ними сидела, а вот тут – на перилах. А потом спрыгнула и к Червонцу в тачку села. А стол парень уже после того перевернул.

На что-то подобное Лиза и надеялась. У нее загорелись глаза:

– Стоп, стоп. Сколько я вам должна, за все? – обратилась она к пожилому, а парню бросила: – А ты не уходи, дело есть. – И снова повернулась к краснолицему: – Ну?!

Тот, нимало не смутившись, назвал баснословную сумму, словно не столик был перевернут, а обвалилась к чертовой матери вся веранда. Но Лиза не спорила, а тут же сунула ему деньги – раза в два больше, чем он требовал, сопроводив этот жест фразой сквозь зубы: «Исчезни, чтобы духу твоего здесь не было». Что тот с удовольствием и сделал.

Столик был водворен на место, она и рослый парень сели друг против друга, и между ними завязался разговор.

– Значит, ты знаешь таксиста, с которым уехала девчонка?

– Может, сперва познакомимся? – парень с удовольствием ощупывал ее взглядом.

– Познакомимся, – она перехватила его взгляд. – И очень даже близко. Только не сейчас. Ты можешь быстро найти этого таксиста?

– Это будет дорого стоить.

– Узнаешь у него, куда он увез девчонку, и найдешь ее. За это – штука баксов. Пятьсот – сейчас, пятьсот – когда сделаешь. Согласен?

– По рукам, – ухмыльнулся тот. – Но плюс к тому – близко познакомиться.

– Вот мой телефон, – говорила она, рисуя цифры на клочке бумаги, – так зовут девчонку, – продолжала она писать, – приезжая. Возможно, остановилась в гостинице, может быть, даже под своим именем. А вот деньги, – она полезла в сумочку. – Сделаешь – звони, получишь остальное. Только быстрее.

– Я позвоню через час, – он поднялся и шагнул в сторону выхода. Но Лиза остановила его. Будучи хорошей физиогномисткой, она успела в момент передачи денег разглядеть алчный блеск в его глазах.

Он остановился:

– Ну, что еще?

– Получишь столько же, если найдешь человека, который девчонку УБЕРЕТ.

Он замешкался, потом сел обратно в кресло, и они обменялись долгими испытывающими взглядами.

– Ладно, – сказал он. – Сколько ты платишь? Если подойдет, я и сам возьмусь.

Лиза не склонна была торговаться и решила бить наверняка.

– Сто тысяч зеленых.

– Мы будем работать вдвоем. Выходит – двести.

«Двести тысяч долларов за сопливую девчонку!» – возмутилась Лиза в душе, но ковать железо следовало, пока горячо.

– Интересная у тебя арифметика, – покачала она головой, – а если вчетвером, то четыресто? Но я согласна.

– Жди звонка до утра.

– Но учти, делать все нужно неожиданно. Никакой борьбы, никаких похищений. Девчонка не простая.

– Ну-ка не темни. Чего в ней такого особенного?

– Вот этого я тебе говорить не буду. – Лиза опасалась, что, узнав о способности Маши становиться невидимой, наемники могут понять выгоду такого союзника и вступить с ней в сговор. – За двести тысяч я могу позволить себе такой каприз? А предупреждаю – для вашей же безопасности: делать все надо быстро и неожиданно, иначе ничего не выйдет и бабок тебе не видать. Если сделаете все так, как я сказала, получите их практически задаром. Если же замешкаетесь, нехорошей смертью можете умереть… И еще. – Страх притупился и окончательно уступил место холодному расчету. – Я должна иметь возможность сразу после этого осмотреть место, где она остановилась.

– Деньги?

– Какие у девчонки могут быть деньги?! – испугалась Лиза. – Сам посуди. Кое-какие бумаги. Нашей семьи касаются. Мы сестры.

– А я вот у мамочки один…

– Нечего зубы скалить. Поспеши-ка лучше.

– А зачем торопиться? Червонец ходит строго от кабака, маршрут у него такой. Так что мне нужно просто сидеть тут и ждать. С ним, кстати, и работать будем.

– Может, мне сразу с вами поехать? Хотя нет, кто знает, сколько вы ее искать будете, сколько дело делать… Ладно, сиди тут, жди своего Червонца. А я пошла спать. Найдете, позвонишь, скажешь куда, я сразу подъеду (в первый же день в Ялте они с Кисой купили для прогулок потрепанный «BMW»). Ясно?

– Жди звонка.

– У тебя паспорт с собой?

– Да. А это еще зачем?

– Дай-ка его мне – на всякий случай. Он поколебался, но, решив, что ничего рискованного в этом нет, достал паспорт из внутреннего кармана кожаного пиджака и подал его Лизе.

– Ну, все. – Она заглянула в паспорт. – Успехов тебе, Станислав Константинович Белый.

– Можно просто – Стас.

– Очень мило. Спокойной ночи, Стасик, – Лиза поднялась и, покачивая уникальными бедрами, двинулась к выходу.

2.

– Да с какой стати ты собрался сразу звонить этой бабе?! – Червонец говорил тихо, но презрению и возмущению в его голосе не было границ.

Он и Стас стояли в фойе жилого корпуса пансионата «Жемчужная лагуна», слегка шокированные тем, что девчонка действительно записана под своим именем.

– Я же объяснял: она приезжает, мы делаем свое дело, зовем ее, получаем бабки и исчезаем…

– Белый, я дело говорю. Сначала девчонку потрясти надо. Может, и без мокрого обойдемся, а получим еще больше. Гадом буду, у нее или деньги, или золото. А то с какой бы стати нам за нее по стольнику отваливали?

– Там какие-то семейные веревки.

А ты и поверил?

С девчонкой что-то не то, я же говорил, все нужно делать очень быстро, иначе – облом.

– Это кто тебе сказал?

Стас убедился, что все его доводы выглядят несерьезно и решил дискуссию прекратить в приказном порядке:

– Вот что, Червонец. Если ты мокрухи испугался, вали отсюда.

Но и тот, почуяв, что разговорами ничего не добиться, сменил тактику:

– Да ладно ты, Белый, не заводись. Мое дело – предложить, твое – не согласиться. Хозяин-барин…

– Тогда я звоню, – Стас двинулся было к телефону администратора, но Червонец схватил его за рукав и зашептал на ухо: