Текст книги "Святы и прокляты"

Глава 12. Бескровные победы

– Мне, право, неловко утруждать тебя, мой мальчик, в то время, как твоя сестра так больна… Но, что греха таить, если я возьмусь самолично за перо, боюсь, сидеть нам здесь до гробовой доски. Ибо, несмотря на то что грамотен, я ни за что не сравнюсь с тобою в скорости письма, – похлопал по плечу мрачного Константина трубадур. – Что же до сеньора Вольфганга Франца, то, право, не уверен…

– Понимаю, господин фон дер Фогельвейде. Я больше не подведу вас. Диктуйте, пожалуйста, я готов записывать, и не обращайте, Бога ради, внимания, на мое дурное настроение.

– Мы все нынче опечалены из-за Анны. Но ты ведь сам присутствовал на молебне. Не может быть, чтобы Господь не внял нашим чаяниям. Кроме того, хозяин замка не только поставил всех на колени молиться за скорейшее выздоровление сеньориты фон Уршперг, но и выделил своего личного лекаря…

– Все мы в руках Божьих. Давайте уж начнем. Итак, мы остановились на эпидемии, подкосившей рыцарей Фридриха в Апулии.

– Итак… – Трубадур на мгновение о чем-то задумался. – В то время считалось хорошим тоном петь песни об императоре Оттоне – представляя его чем-то вроде марионетки, руководимой Папой. Благородных баронов раздражало поведение монарха, которому следует указывать, когда идти на горшок, а когда в спальню к любовнице. Но в 1209 году вдруг выяснилось, что не так-то прост был Оттон, как о нем все думали. В ноябре вдруг трубадуры запели совсем на новый лад, мол, Сицилия – не такая страна, чтобы ею правил обыкновенный король, на Сицилии может править только император! Пусть кто-нибудь из королей выбьется в императоры – лишь такому герою дева-Сицилия подчинится, позволив покрыть ее своим плащом в знак мужнина покровительства.

Поначалу все думали, что этот призыв адресован юному королю – единственный сын императора, кто как не он? Но достаточно скоро выяснилось, что норманно-апулийские бароны единогласно все-таки выбрали и призвали на трон империи Оттона, который значился в числе претендентов по материнской линии.

Осенью 1210 года Оттон вторгся в Апулию, за что тут же получил анафему, но это, однако, не помешало ему побеждать, подчиняя город за городом, захватывая деревню за деревней. План был прост – укрепившись в Апулии, добраться до Фридриха, покончив с последним из Гогенштауфенов. Если понадобится, Оттон вспорет живот беременной Констанции, а после женится на давно обещанной ему дочери покойного короля Филиппа Швабского – Беатрикс, только-только вошедшей в брачный возраст. Таким образом, из трех изначальных претендентов на императорский трон останется он один, так что Папе хочешь не хочешь, а придется отдать ему вожделенную корону.

Странное дело, но именно эти активные действия Оттона в конечном итоге привели Папу Иннокентия к срочной необходимости вновь извлечь из небытия карту пока еще послушного ему Фридриха. Что же до нашего короля, то, если не ошибаюсь, в тот момент ему оставался верен лишь гарнизон Палермо!

– Все так, – кивнул оруженосец, – многие бывшие сторонники моего короля теперь ждали прихода Оттона. Все что мог сделать Фридрих, так это держать полностью снаряженный корабль, готовый в любую минуту отплыть, на котором он мог бы бежать сам и вывезти свою беременную супругу. Бывшие мальчишки из окружения Фридриха, дежурили на стенах, занимались подсчетом оружия и фуража, готовые прикрывать отступление своего господина до последней капли крови.

Войска Оттона подошли почти под стены Палермо, когда к Фридриху неожиданно явилось посольство из Германии, сообщившее, что Его Сицилийское Величество, согласно благословению Папы и по настоянию короля Франции Филиппа II Августа[56]56
  Филипп II Август, Филипп Кривой (1165–1223) – король Франции c 1180 года, сын короля Людовика VII Молодого и его третьей жены Адели Шампанской.


[Закрыть], избран императором Германии!

Помню, мы стояли как громом пораженные! С одной стороны, враг готовит лестницы и греческий огонь, с другой, если Фридрих доберется до Аахена и водрузит себе на голову корону… Дальше его императорская воля – посылать ли войска на обнаглевшего неприятеля и отбить Сицилию. Хороший план. Жаль неосуществимый. Потому как я с трудом могу представить себе, что вышедший под переговорным флагом Фридрих вежливо попросит Оттона позволить ему пройти мимо его войск, дабы добраться до германского престола: мол, ужас как надо, уже опаздываю. Ага, и как войска высокомерного Гвельфа с поклонами и улыбками отодвигаются, пропуская людей Фридриха. Ха-ха!

Но самое смешное впереди. Все мы, и королева, с которой в последнее время Фридрих сделался неразлучным, и его самая первая, самая верная свита, разумеется, тут же поздравили Фридриха, осушив в его честь по кубку вина. Послов тоже, несмотря на предстоящую осаду, накормили и напоили, как принято. И тут случилось первое чудо! Не успели мы крикнуть Фридриху троекратное «ура», как душенька Оттон вдруг развернул войска и форсированным маршем потрусил на север! Кто же мог подумать, что пока он тут грабит чужое, кто-то зайдет ему «в тыл», да и надругается над святым?! В общем, он узнал о том, что корона Германии теперь принадлежит сопернику, и поспешил заявить на нее собственные права и претензии.

– А разве ты не слышал о сне короля Оттона? – отсмеявшись над остротой, поинтересовался трубадур. – Как же? Накануне сражения Оттону пригрезилось, будто бы он пытается оттеснить от своего лагеря молодого медведя.

– В общем, так или иначе, напуганный снами и предчувствиями Оттон переправился со своими людьми через Альпы и созвал во Франкфурте-на-Майне придворный совет, но… Должно быть, Господь отвернулся от отлученного от церкви короля. Потому что половина баронов, на помощь которых тот рассчитывал, не приехала на зов, ожидая появления Фридриха. Тогда Оттон вспомнил о Беатрикс Швабской и спешно женился на ней, полагая, что этот брак укрепит его позиции среди сторонников покойного короля Филиппа.

А Фридрих был уже в пути, только теперь не в Германию, как можно было бы ожидать, а прямехонько в Рим, дабы Папа лично провозгласил его императором, а заодно и короновал на сицилийский трон его только что родившегося сына Генриха.

Посуху дороги были перекрыты, пришлось двигаться по морю. В порту Гаэта будущего императора ожидал пизанский флот. Сев на предоставленные нам корабли, мы достигли Вечного города в середине апреля 1212 года.

Там Фридрих был радушно принят и Иннокентием, и клиром и простыми людьми, в открытую чествовавшими его как будущего римского императора. Видя красоту и молодость Фридриха, Иннокентий III назвал его «своим Давидом», которого он посылает победить гвельфского Голиафа. После чего Папа выдал Фридриху деньги, необходимые для того, чтобы добраться в Германию.

Впрочем, выданной суммы оказалось недостаточно. Думали, что Иннокентий подкинет еще воинов, но милости на этом закончились. Да не беда – после Рима деньгами удалось еще разжиться у находящихся в то время в Вечном городе торгашей-генуэзцев. У тех всегда были проблемы с Пизой, так что им на будущее пригодилась бы поддержка Сицилии.

Потом пришла очередь Павии отсыпать немного золота в императорский кошель. Оттуда наш путь лежал в Геную. Далее обходными путями мы достигли реки Ламбро, на другом берегу которой нас уже ждал отряд дружественных кремонцев.

Кремона изначально была благорасположена к нашему королю, но переправа – и так нешуточное дело, а тут еще черт знает откуда появились вооруженные до зубов миланцы. С криками «поповский император!» они бросились на нас, и когда первые ряды сшиблись, Фридрих вскочил на неоседланную лошадь и бросился на ней в реку, поплыв под градом стрел на другой берег.

Мы решили, что император погиб, но все равно бились, перекрывая доступ к воде. И тут произошло второе чудо! Он не только выплыл сам, но и вывел коня. В какой-то момент я услышал за своей спиной радостный возглас кремонцев и, обернувшись, увидел махавшего нам Фридриха. Поняв, что император им больше не по зубам, миланцы посчитали правильным отступить. Так Фридрих спас жизнь себе и своим подданным!..

– Ты успеваешь, мальчик? – обратился оруженосец к Константину и, когда тот кивнул, продолжал: – Что дальше?

– Дальше Мантуя, Верона и Триест… Потом через Альпы в Энгадин. В начале сентября мы добрались до Кура, где нас уже ждали и устроили пир. После недолгого отдыха мы получили в сопровождение отлично вооруженный отряд, который двигался с нами до Сен-Галлена, да и все желающие могли обменять уставших и больных лошадей на свежих! В Сен-Галлене к нам присоединилось еще 300 рыцарей, и вот, наконец, сквозь утренний туман перед нами словно нарисовались стены первого города Германии – Констанца!

Меж тем дела Оттона были, мягко говоря, не хороши. Его молодая жена умерла через несколько дней после свадьбы, после чего от него отвернулись швабы и баварцы, которые тут же примкнули к Фридриху. Добавьте к этому разрыв с Папой и церковью. А тут еще и «поповский император» трубит у ворот! Есть от чего расстроиться!

Фридрих подошел к воротам Юбелингене, где обосновался супостат. Юбелинген ведь на другом берегу от Констанца, рукой подать. Так наш король в сопровождении нескольких герольдов и ехавшего с ним из самого Рима папского легата архиепископа Берарда фон Бари[57]57
  Берард – архиепископ города Бари, папский легат, в дальнейшем архиепископ Палермо. Личный друг Фридриха.


[Закрыть], постучался в ворота да потребовал, чтобы пригласили местного епископа. Фридрих представился ему и, передав на словах наилучшие пожелания от Папы, попросил впустить в крепость. Когда же епископ заартачился, в переговоры вступил архиепископ, который, не торгуясь, громко зачитал анафему императору Оттону и пригрозил городу интердиктом, после чего епископ, делать нечего, велел открыть ворота. Вот так, не пролив ни единой капли крови, Фридрих захватил отлично укрепленную крепость Юберлинген, – и то было третье чудо!

А вот когда изгнанный из своей берлоги Оттон постучался во врата Констанца, его там ждал куда более жесткий прием. Получив от ворот поворот, Гвельф был вынужден проглотить и эту обиду, что еще больше укрепило позиции Фридриха.

Через неделю наш златовласый король уже въезжал в Базель. Епископ Страсбургский подарил ему 500 рыцарей, а король Богемии признал нового императора с условием, что за ним сохранятся все его земли.

Награда архиепископу Бари была покамест только обещана, но ни в церкви, и ни перед собором, а в кругу близких друзей. Молодой король торжественно обещал своему спасителю, что когда сядет на императорский престол, то призовет к себе Берарда фон Бари и сделает архиепископом славного города Палермо, дабы правили они впредь слаженно, точно две руки! На что архиепископ возразил, что уж кого-кого, а его не придется призывать и разыскивать, ибо в тот славный час будет он сопровождать Фридриха в собор Святого Петра, ну а коли не окажется там его, так, стало быть, и звать больше никого не придется. Потому как не приехать на коронацию возлюбленного монарха сможет он разве что по причине собственной смерти.

Теперь Фридрих знал, что следует делать: вместо того, чтобы осаждать очередной город, он предлагал его правителю мир и дружбу, дарил привилегии, раздавал деньги и имперские владения. Благодаря чему сторонников у него становилось с каждым днем все больше и больше.

Без приключений достиг он Эльзаса и двинулся на Брейзах, где ему уже готовили невероятный сюрприз. Оказалось, что вторгшись до него в Брейзах, солдаты Оттона, как это они делали обыкновенно, принялись насиловать женщин и девушек, считая последних своей законной добычей. С чем не согласились мужчины Брейзаха. Дождавшись ночи, они перерезали гарнизон бедолаги Оттона, оставив в живых лишь тех, кто согласился на добровольную кастрацию, так что проклятый король был вынужден бежать из города, радуясь уже тому, что сохранил в общей сумятице собственное мужское хозяйство. А что? На войне как на войне! – Перехватил оруженосец осуждающий взгляд трубадура. – Собственно, удержи Оттон Брейзах, у него был бы реальный шанс «запереть» рейнскую долину, и одному Богу известно, как бы Фридрих выкрутился. А так…

– Все, пальцы совсем онемели, – внезапно прервал рассказ Константин. – Может, прервемся, а я бы сбегал, посмотрел, как там сестра?

Глава 13. Перстенёк

– Очнулась? Хорошо, а то я уже решил, что придется звать на помощь. – Перед Анной прямо на траве сидел рыжеволосый юноша в охотничьей одежде. – Как тебя только родители отпустили на это гиблое дело? – спросил он.

Анна ойкнула, обнаружив на своем пальце перстенек с красным камушком.

– Что это? – она села, тут же забыв о вопросе.

– Скромный дар моей богине, – мальчик поправил пояс с кинжалом, невольно приосанившись.

– Красивый дар, – она замялась, осматривая свою неказистую давно не стиранную одежду с вышитым гладью крестом в поисках подходящего платка, ну или хотя бы ленты. Бабушка говорила, что рыцаря принято одаривать.

Не найдя ничего подходящего, Анна сорвала растущую рядом фиалку, грациозно протянув подарок Фридриху.

– Прости, – он замялся, краснея до корней волос. – Но мне предсказано умереть от цветка. Смерть «sub flore». – Я ведь заговорен, и ни за что не умру от меча или от стрелы, а вот цветок… Мой учитель очень серьезно отнесся к этому предсказанию и посоветовал мне никогда не приезжать во Флоренцию. Флоренция – «цветущая»…

– Извини. – Анна поспешно отбросила цветок. – Что же я тогда могу?

– Ты уже расцвела? – опустив красивые глаза, поинтересовался юноша.

Анна порывисто закрыла лицо ладонями, отрицательно помотав головой.

– Я найду тебя, когда ты расцветешь, – пообещал король. – И тогда сорву твой цветок…

Анна вскочила, готовая бежать – и тут же рухнула с кровати в собственной комнате. На счастье, ковер на полу оказался пушистым и толстым, и девочка не пострадала. После того как служанка при помощи подошедшего брата уложила Анну в постель, а лекарь дал ей успокоительный сбор, уже засыпая, она рассказала свой сон стоящим подле ее кровати летописцам. Те прибежали на крики служанки, обнаружившей Анну на полу.

– Было такое предсказание. – Вольфганг Франц опасливо перекрестился. – И во Флоренции Фридрих никогда не бывал, зато помер в крепости Флорентино – тоже от «флор»… Исполнилось, стало быть, предсказание. Так-то.

Уже было заснув, Анна вдруг запоздало схватилась проверить, на месте ли перстенек. Ан нет! Затерялся, должно быть, в сновидении. Придется вернуться и поискать.

Успокоившись этой мыслью, она действительно заснула, а летописцы вернулись к оставленной работе.

– …Перед тем как пуститься в это путешествие, мой дядя и любимый королевский учитель Вильгельм Францизиус разослал герольдов, которые кричали странную фразу: «Смотрите, это Фридрих – дитя Апулии!» или «Расступитесь, идет Его милость Фридрих – дитя Апулии!» – начал оруженосец, едва летописцы вернулись в Гобеленовый зал. – Нам, юным воинам из окружения короля-ровесника, казалось позорным подобное прозвище, но Вильгельм Францизиус знал, что делал. Поэтому он сначала терпеливо объяснил Фридриху, а затем и нам, как это обычно бывало на занятиях.

Он говорил, что мы едем в страну, где в настоящий момент самым обсуждаемым событием является чудо безродного пастушка Стефана из французской деревни под Вандомом, который в мае встретил на дороге одетого в белое монаха. Путник представился мальчику Иисусом Христом, Сыном Божиим, и повелел, чтобы отрок собрал крестовый поход в земли неверных. Поход невиданный и до сего дня небывалый. Стефану предстояло возглавить вооруженных одними лишь молитвами да чистыми сердцами детей, которые, по Писанию, должны унаследовать Царствие Небесное. Ибо взрослые погрязли в грехах, а разве грешник может освободить святой Иерусалим?

Стефан должен был собрать детский крестовый поход и силой своей веры покорить древний город. В подтверждение возложенной на него миссии, мальчик получил на руки письмо, адресованное королю Франции и написанное благородной латынью, где говорилось, что Его Величество должен верить подателю сего и выдать ему столько-то денег на дорогу – для него и примкнувших к походу крестоносцев.

Вы спрашиваете, где Франция, а где мы? Но в том же мае того же 1212 года (не берусь сказать, что день в день) неподалеку от Кельна в какой-то там деревеньке, запамятовал название, двенадцатилетний пастушок Николаус узрел крест на небе и тут же услышал обращенный к нему голос Бога, который приказал: «Собирай детей и двигайся в Иерусалим!»

Николаус тут же обрел дар целительства, вылечил несколько бесноватых, после чего объявил о начале нового крестового похода, призывая присоединиться к нему исключительно детей! В Германии дети теперь массово уходили из семей и от господ. Кое-как сколотив огромные кресты, украсив их полевыми цветами в знак своих мирных целей, присоединялись они к Божьему воинству.

В стране только и говорили, что о походе невинных, называя сам факт, толкнувший детей на столь смелое дело, не иначе как чудом. А как же еще!? Ведь ни Стефан Вандомский, ни Николаус Кёльнский не обходили окрестные деревни одну за другой, но тем не менее дети откуда-то узнавали о готовящимся крестовом походе и, ничего не боясь, шли беспрерывно, читая молитвы и мечтая о том, как море расступится перед их воинством и они, пройдя его насквозь посуху, вступят в Иерусалим.

На этом фоне появление золотоволосого короля-юноши, чудом вырвавшегося из лап злодея Оттона, тоже выглядело чудом! Вот почему люди подхватывали прозвище «дитя Апулии», славя вместе с юным королем всех юных воинов Христовых. При этом никто словно и не замечал, что у этого «дитяти» уже был собственный годовалый наследник.

Но и это еще не все! Вильгельм Францизиус потребовал от нас, чтобы на вопрос о детстве императора мы говорили, что-де, бедный сирота, он был все время предоставлен самому себе, что голодный и оборванный слонялся он по Фолиньяно, и хозяйки подкармливали его, спасая от голодной смерти… Зато потом, когда начнут восторгаться умом и образованностью Фридриха, можно было бы заявить, что, мол, все это от Бога.

Откуда, к примеру, король знает греческий и арабские языки? А в порту с моряками общался, в лавки заходил – так между играми и выучился. Сам собой – чудо! Отчего же выросший на улице мальчик знает придворные манеры? А тоже – чудо! Чем больше толпа кричит о чудесах, тем меньше она задумывается над тем, что и откуда взялось на самом деле. Иной раз и ученого книгочея могут в клочки за знания растерзать, а намекни он на чудо и… у, брат! Это прозвище «дитя Апулии», да еще вечное «чудо, чудо!» прикрывали нашего господина, а заодно и всех нас – балбесов – получше любой брони.

Одно только не удалось тогда сделать для Фридриха: как говорил мой дядя, это, – оруженосец посмотрел в сторону фон дер Фогельвейде, – найти по-настоящему хорошего трубадура! Лучшим из трубадуров того времени он считал вашего, Вальтер, знаменитого отца – человека рыцарского рода, по одному слову которого князья срывались с места и безжалостно били друг дружку на поле боя. Поддержка трубадура означала, что человек неминуемо поднимется хоть из самой преисподней, а его гнев мог низвергнуть даже ангела с небес. Такой опорой нам стал непревзойденный Вальтер фон дер Фогельвейде. – Вольфганг Франц низко, точно королю, поклонился однорукому трубадуру, пропуская его на свое место, и тут же припадая к стоящему у стены кувшину.

– Что же, как ни хорош рассказ господина Франца, да, видно, мой черед пришел свой кусок хлеба отрабатывать… Ты не очень устал? – обратился тот к Константину и, когда мальчик отрицательно помотал головой, продолжил: – Мой отец Вальтер фон дер Фогельвейде хоть и принадлежал к рыцарскому сословию, но, как это бывает сплошь и рядом, своей земли не имел. Только на склоне лет получил он от всеми нами любимого и почитаемого императора Фридриха II небольшой лен близ города Вирцеберк (или, как здесь иногда говорят, Вюртцбург), что на реке Майн. Он служил то одному, то другому сеньору.

Не скрою, долгое время отец поддерживал Оттона, которого совершенно искренне считал посланцем Господа на земле. Но который оказался туг на ухо и не оценил по достоинству стараний моего отца, считая, что пока миннезингер беден, тот будет петь, надеясь стяжать богатства, а разбогатев, станет целыми днями пролеживать пуховые тюфяки, жрать да баб лапать. Поэтому, поискав несколько лет счастья вблизи королевской персоны Оттона, отец был вынужден покинуть сюзерена, переметнувшись к менее знатному, но более щедрому и понимающему толк в хорошей музыке и отличных стихах сеньору (не стану понапрасну называть его имени).

Тем не менее, уже живя у другого господина, он беззлобно следил за злоключениями жадюги Оттона, откровенно считая, что уж если кто и достоин кары Господней, то это Его Святейшество – Папа Иннокентий. Еще бы! То он привечает простодушного Гвельфа, то при первом же ослушании отлучает бедолагу от церкви. Ну разве так поступает любящий отец со своим чадом? Если Бог – отец, а Папа – в некотором роде заменяющий этого самого отца, то разве отец гонит чуть что своих детей на улицу?

Но у Папы не было ни для кого прощения и любви тоже не было! К слову, Фридрих получил корону Германии не столько по слову Папы, сколько из-за того, что за это ратовал французский король Филипп Август. Он же, по словам отца, выложил за победу на выборах весьма внушительную сумму.

Впрочем, в тот момент отец еще поддерживал Оттона, которому советовал помириться с Папой и добиться отмены отлучения от церкви. Но помириться, не подставив под плеть в качестве покаяния собственную спину, а прибыть в Рим как император и рыцарь, предложив возглавить новый крестовый поход, дабы освободить наконец Гроб Господень! Вот какая идея! Вот какие мысли! Он даже песню по этому поводу сложил:

Князь под небом, Бог на небе – и всегда вы рядом.

ОН заступится за вас даже перед Адом[58]58
  Перевод В. Тушина.


[Закрыть].

Впрочем, отец был далек от воспевания хвалы всему итальянскому, мечтая освободить Германию из-под власти Папы. И верно. Все же знают, что Папа относился к Германии даже не как к очередному даннику, а как к дойной корове или овце, с которой можно три шкуры содрать. Вся Германия с ее маленькими разрозненными княжествами распевала песни Фогельвейде о позорных сборщиках налогов и жиреющем на германских харчах Папе. Германия, а затем и Италия заразилась антипапскими настроениями. Так что как-то во время публичной проповеди Понтифика кто-то крикнул ему: «Твои уста – уста Господа, но деяния твои – творения дьявола!».

Однажды, уже после описываемых событий, отец написал песню, в которой припомнил Папе его слова, обращенные к императору Оттону: «Всякий благословляющий тебя да будет благословен; всякий проклинающий тебя да будет проклят навеки!», а потом словно спохватывался: Папа сам же проклял Оттона – следовательно, вместе с ним проклял и себя!!!

Эффект был сумасшедшим! Но, к величайшему горю моего отца, не таким, как виделось ему вначале. О том, что Папа продажен – можно было не говорить, это читалось во всех его подлых поступках. Другое дело – Оттон, которому отец откровенно симпатизировал. Теперь же все, кто пел песни о безвинно проклятом благородном императоре Оттоне, невольно проникались самою мыслью, что этот император проклят, следовательно, с ним все кончено и все, кто примкнет к нему или останется ему верен, тоже будет проклят.

Но как же можно жить без надежного сюзерена? И вот тогда на сцену вышел Фридрих II: не просто король, а император милостью Бога и Папы! Бога – потому что, как правильно сказал сеньор Вольфганг Франц, – Фридрих воспринимался как Божье чудо, а Папы, потому что тот начал его вести и усиленно продвигать.

В то время вообще в воздухе витало ощущение чуда. К тому же лето 1212 года выдалось засушливым, урожай сгорел на корню, вот-вот должен был начаться голод, и тут началось странное. В каком-то селении видели сошедшую с небес Божью Матерь, которая, собирая в поле уцелевшие колоски для крестьян, лила слезы о грядущих бедах. В такой-то церкви статуи истекали кровавыми слезами. Все святые поочередно спускались с небес, указывая в сторону Иерусалима. Было понятно, что если Оттон не возглавит новый крестовый поход, это сделает кто-нибудь другой. Но кто? И тут разносится слух о золотоволосом отпрыске королевской крови, посланном самим Господом. О юноше, творящем чудеса!

Само его появление путало все планы моего отца и поначалу шло вразрез с надеждами германских епископов, но (каково воздействие молвы?!) чуть ли не в один день о Фридрихе заговорили на рынках, в церквях, в монастырях… Даже наша кухарка, даже дядька, учивший меня, даже пришедший выгребать яму золотарь!

Помучавшись с неделю, отец призвал меня к себе. Велев матери и сестрам сшить мне к утру приличную одежду, он самолично купил для меня пару сапог и крошечную шелковую бабочку-крапивницу, велев теперь носить ее на шляпе или рукаве. В последнее время такие бабочки сделались невероятно популярными. Крапивница была знаком Фридриха, а мой отец-то являлся приверженцем и вассалом Оттона! В общем, он отдал мне свою старую лютню и благословил служить королю Фридриху в качестве его придворного миннезингера.

Поначалу я не поверил отцу, но, когда тот показал мне письмо, подписанное незнакомым мне именем «Вильгельм Францизиус», в котором тот просил отца приехать в Констанц для представления сицилийскому Фридриху. Тому самому, который не сегодня завтра коронуется в Германии, а потом получит империю… Короче, отец рассудил, что глупо все время ставить на одного Оттона. Судьба – плохая союзница, никто не знает, что у нее на уме: ты преданно служишь сюзерену, а тот падает с лошади, заболевает чумой или вот, как отец Фридриха, пьет холодную воду в жаркий полдень, а в результате… Было понятно, что либо Оттон, либо Фридрих в конце концов займут императорский трон, и на этот раз отец решил не рисковать. Поэтому он решил продолжать поддерживать Оттона, я же должен был отправиться на служение к молодому королю.

Возможно, кому-нибудь покажется такое положение дел бесчестным, но меня все равно надо было уже куда-нибудь пристраивать – тринадцать лет, а Оттон всё не слал приглашений. Вот я и поехал.

Не знаю, чего такого написал отец в своем письме к досточтимому Вильгельму Францизиусу, но до Констанца меня сопровождал обучавший воинским премудростям дядька. Двое сыновей его служили Иоанну фон Бриенну[59]59
  Иоанн (Жан) де Бриенн (ок. 1148–1237) – второй сын Эврара де Бриенна и Агнесы де Невер, король-консорт Иерусалима в 1210–1212 годах, император-регент Латинской империи с 1229 года. С 1212 по 1225 год управлял Иерусалимским королевством в качестве регента при своей дочери Иоланте.


[Закрыть], женившемуся за два года до упомянутых событий на наследнице Иерусалимского трона. После чего они отправились вместе с его войском захватывать Святой город как законное приданое супруги сюзерена, некстати удерживаемый с 1187 года мусульманами, и погибли в стычках с силами Саладина. Дядька остался совсем один. Хорошо хоть, к тому времени он уже лет десять как служил моему отцу, и у него была крыша над головой…

В общем, по прибытии в Констанц я был представлен королевскому учителю Вильгельму Францизиусу. Тот расспросил меня о том о сем, я спел несколько песен отца, потом исполнил что-то написанное в дороге по случаю коронации Фридриха. Он оттаял сердцем, похлопав меня по плечу и предположив, что, возможно, Господь сам избирает слуг для юного короля. Потому что вряд ли при каком-нибудь другом дворе вокруг монарха было бы сразу столько умных молодых людей, в то время как обычно королей окружают умудренные опытом старцы, молодые же используются исключительно для совместных развлечений во время охоты, игр или танцев.

Он самолично отвел меня к Фридриху, и судьба моя была решена. Я стал певцом золотоволосого Гогенштауфена, а довольный результатом дядька отправился в обратный путь, обрадовать моих родителей.

– Кстати, – обратился трубадур к опрокидывающему последние капли вина себе в глотку оруженосцу, – мы ведь с вами познакомились многим позже. Отчего же вас не было при дворе Фридриха, когда тот короновался?

– Да просто потому, что я сломал себе ногу, защищая Его Величество у той самой переправы через Ламбро, – последовал ворчливый ответ. – Это бы ничего, если уложить ее меж двух деревяшек с выдолбленной серединой, так кроме ноги я еще схлопотал две резаных раны. Одну по ребрам и вторую… Здесь нет госпожи Анны, и если интересно, могу показать, где. Я успел отклониться, когда миланец ударил «атакующим соколом» сверху вниз. Моя голова неминуемо раскололась бы на две части, достигни ее меч, но зато он рассек кожу на груди и скользнул по животу. Слава Всевышнему, требуха осталась при мне …

В общем, после того, как меня перевязали и привели в чувство, стало понятно, что дальше я уже не могу сопровождать Фридриха. Поэтому меня отправили в небольшую деревеньку под Кёльном, наказав ни в коем случае не помирать, а дождаться Фридриха, либо самому, выздоровев, отправиться к нему, где бы мой король в тот момент ни оказался. Что я с честью и выполнил! Так что, рассказывай лучше ты – главный трубадур императора Фридриха, ибо…

– Прошу прощения, господа. Но не могли бы мы сделать хотя бы небольшой перерыв, – Константин растирал руку. – К тому же…

– Ты прав, мой мальчик, сходи, посмотри, как там наша больная, мы же с господином первым и лучшим оруженосцем императора Фридриха, обдумаем, кто и о чем будет рассказывать дальше.