Текст книги "Погоня за сказкой"

Глава 5

Утро выходного дня началось с уже закономерной корзинки цветов, только в этот раз в послании были стихи, лирические и очень красивые. Я с улыбкой дочитала послание, и мой взгляд упал на подпись. Мне даже пришлось протереть глаза и ущипнуть себя, потому что подпись гласила: «Охотник за бабочкой».

– Всевышний, – выдохнула я и села на кровати, вновь пробежав глазами несколько строф.

Вскоре вернулась Лили с еще одной корзиной, в которой также обнаружился конвертик. Его я взяла так осторожно, словно боялась, что стоит его открыть, и оттуда выскочит сам Дамиан Литин. Не выскочил, но корзина опять была от него, и снова стих, но уже другой, и все та же подпись. Когда принесли третью и четвертую корзины, я уже ничему не удивлялась, лишь с интересом открывала новые записки. А вот в пятой и последней корзине обнаружилось послание вполне прозаического содержания:

«Надеюсь, вы не расстроились, что корзина графа Набарро затерялась где-то в дороге? Кстати, я свое слово держу, и разговор с известной вам особой состоялся. Теперь уж вам нечем прикрыться от моего сачка, милая бабочка.

Всей душой и помыслами ваш, Д. Л.»

– Какая самонадеянность, – фыркнула я и поспешила собираться, потому что вскоре должен был явиться его светлость и сопроводить нас в свое поместье, находившееся недалеко от Льено.

Папеньке граф обещал богатую рыбалку, до которой мэтр Ламбер был охоч, матушке – конную прогулку, домашний театр и веселый вечер. Мне обещали, что скучать не позволят. Не я, конечно, принимала приглашение – его принял папенька, сказав нам об этом с матушкой. Мадам Ламбер пыталась было высказаться против, но быстро сдалась под грозным папенькиным взглядом и обещанием:

– Уедем вдвоем с Адой.

А теперь, после того как я прочла последнее послание от «охотника за бабочкой», мое желание побывать в поместье графа возросло в разы, потому как предвиделся мне другой неприятный разговор. И хоть я ни в чем не была виновата перед Эдит, но обвинить меня она могла, словно Дамиан не отверг бы ее устремлений, не будь меня. И тем более я радовалась, что в поместье мы пробудем три дня. Возможно, за это время Эдит успокоится и сможет разумно обдумать произошедшее.

Когда я спустилась к завтраку, папенька и матушка уже были одеты и готовы к выезду. Ждали лишь меня и его светлость, который обещал лично заехать за нами.

– Ада, ты чудесно выглядишь, – сказал папенька, целуя меня в лоб. – Свежа и хороша, господин граф будет очарован.

– Он и так очарован, – немного враждебно отозвалась матушка. – Чтобы очаровать графа, много не надо.

– Твоего лейтенанта тоже, – парировал мэтр Ламбер. – Только не вижу прока от такого мужа. Аде придется неизвестно сколько сидеть на берегу, пока он будет носиться за пиратами по морю. А не приведи Всевышний, война? Покалечат, убьют – так и вовсе будет вдова.

– Что вы такое говорите, папенька, – пролепетала я, хватаясь за сердце. – Как можно допускать такие мысли?

– А как можно быть твоей матушкой? – возмутился папенька. – Несколько месяцев назад она мне доказывала, как хорош граф Набарро, чуть ли не с пеной у рта. А как только он и правда показал себя не пустяшным человеком, так у мадам Ламбер уже новый фаворит, а граф стал немил.

– Если бы мой фаворит объявился еще тогда, я бы сразу была за него, – ответила матушка и промокнула рот салфеткой. – Ансель, нашей девочке нравится Дамиан.

– Нашей девочке полезней будет Онорат, – отчеканил батюшка.

«И только никто не удосуживается спросить, чего же хочу я», – вспомнила я слова господина Литина и была вынуждена признать, что мы, дети своих родителей, не принадлежим себе. И если Дамиан может позволить себе отказываться от женитьбы и невест, то у меня таких шансов меньше. Папенька прислушивается ко мне, когда сам недоволен матушкиным кандидатом. Но вот пожалуйста – его жених устраивает, и папенька уже лучше меня знает, кто мне подойдет. Впрочем, если помнить о разумных доводах, то папенька, несомненно, прав в своем выборе.

Родители еще некоторое время спорили, но оборвали все разговоры, как только доложили о прибытии его светлости. Онорат ждал нас в гостиной, куда первым удалился папенька, оставив нас с матушкой наедине, чем мадам Ламбер и воспользовалась. Она стремительно пересела ко мне поближе.

– Ада, ты же не позволишь себя увлечь всей этой прогулкой? – шипящим шепотом спросила она.

– Матушка, о чем вы? Папенька изволит развлечься и берет нас с собой, я так эту поездку и воспринимаю, – ответила я и выпила последний глоток чая. После промокнула уголки рта салфеткой и поднялась из-за стола.

– Ты так и не сказала, к чему вы вчера пришли с лейтенантом Литином, – матушка поднялась следом за мной.

– Господин королевский лейтенант увлечен ловлей бабочек, – невозмутимо ответила я. – Я же предпочитаю не порхать в облаках.

– Каких бабочек? – опешила мадам Ламбер. – Ах, это метафора такая. – Затем оправила мне платье. – Меньше благоразумия, дочь, больше сердца. Но без глупостей!

– Матушка, – я покачала головой и покинула столовую, спеша присоединиться к батюшке.

Он и господин граф разговаривали, стоя у камина. Как только я вошла, разговор прекратился, и Онорат улыбнулся, глядя на меня. В его глазах плескалась радость от встречи, это было заметно с первого взгляда. Затем он направился ко мне, и я присела в книксене.

– Доброго дня, прекраснейшая, – сказал его светлость и завладел моей рукой, чтобы прикоснуться к ней губами. – Как же я рад видеть вас. Даже день, проведенный вдали от вас, подобен смерти.

– Однако вы хорошо выглядите для покойника, после одного дня, что не посещали нас, – улыбнулась я, и Онорат легко рассмеялся.

– Надежда на то, что я увижу вас, Ада, вернула меня к жизни, – ответил мужчина, не сводя с меня сияющего взгляда, и я смутилась.

Граф Набарро выпустил мою руку и отступил; я едва сдержала вздох облегчения. В гостиную вплыла матушка, на ее лице застыла непроницаемая маска, показывавшая, что ей вся эта затея не по душе. Онорат учтиво склонил голову и поцеловал ей руку, сделав вид, что не заметил матушкиной грубости. Мне стало за нее стыдно, и я сама взяла графа под руку, чтобы сгладить неприятный эффект.

– Молодец, Дульчина, действуй в том же духе, – услышала я папенькин приглушенный голос, – и Ада сама сделает разумный выбор.

Я обернулась и успела увидеть, как вспыхнула матушка, осознав слова папеньки, сердито взяла его под руку, и родители последовали за нами с графом.

– Я приложу все усилия, чтобы вы не заскучали, – тихо сказал мне его светлость.

– У меня нет повода сомневаться в ваших словах, Онорат, – ответила я, улыбнувшись.

У ворот нас ждала карета графа и два коня, статью которых я залюбовалась. Даже не смогла отказать себе в удовольствии и подошла к ним, с восхищением разглядывая. Спросив разрешения, я с огромным удовольствием погладила одного по лоснящемуся боку и только тут заметила, что седло на нем дамское.

– А кто же поедет на этом прекрасном жеребце? – спросила я, продолжая его гладить.

– Вы, – улыбнулся граф немного самодовольно. – Это ваш конь.

– Вы дарите мне этого красавца? – поразилась я и от неожиданности хлопнула в ладоши, как дитя.

Однако быстро спохватилась и смутилась, услышав смех графа.

– Нет, что вы, Онорат, – ответила я. – Я не могу принять такой дорогой подарок. Но не откажусь от удовольствия прокатиться на нем. Правда, наездница я неважная.

– О, нет, Ада, мой подарок – всего лишь желание угодить вам и не более, – поспешил меня заверить молодой человек. – Он ни к чему вас не обязывает, как вы могли такое подумать!

В этот момент подошли папенька с матушкой. По лицу мэтра Ламбера я поняла, что он знал о готовящемся подарке и одобрил его, потому что сейчас папенька широко улыбался, переводя взгляд с меня на графа.

– Прекрасный жеребец, – воскликнул папенька. – Достойный подарок от достойного человека.

– Подарок? – матушка встрепенулась. – Ада не может принимать такие подарки от постороннего человека, это неприлично. Если бы дар был от жениха, а уж тем более мужа, но приятель отца… Нет, это повлечет пересуды, – категорично закончила она.

Я склонялась к тому же, потому в этом вопросе приняла сторону матушки, повторив:

– Нет, Онорат, я не могу принять такой богатый дар.

– А я могу, – отчеканил папенька, и граф вновь заулыбался.

– Быть по сему, – сказал он. – Примите от меня в подарок, Ансель, сего жеребца. Надеюсь, и Ада не откажется хоть иногда прокатиться на нем.

– Не откажется, – заверил его папенька. – Моя дочь любит лошадей. А от этого красавца у нее уже глазки горят. – Он постучал тростью, на которую опирался, по носку сапога. – Однако недурно бы и в путь.

– Без сомнений, – поддержал его граф и приготовился помочь мне сесть в седло.

– Верхом?! – воскликнула матушка таким тоном, словно под моими ногами разверзлась преисподняя. – Это невозможно. Ада, в карету!

– Дульчина! – папенька редко повышал на матушку голос принародно, только когда всерьез злился на нее. – Уймись и иди в карету, – велел он.

Матушка порывалась еще что-то сказать, но мэтр Ламбер недвусмысленно указал ей на распахнутую дверцу, и матушка подчинилась, бросив на меня предостерегающий взгляд. Она просто не желала оставлять нас с графом наедине, это я поняла сразу.

– В путь, – велел папенька и тоже скрылся в карете.

Я же поставила носок туфельки на подставленные руки графа, но неловко покачнулась, когда опора под ногой ослабла, и едва не упала, однако меня подхватили. Чьи-то руки сжали меня слишком откровенно для простой поддержки, и сердитый голос, разом выбивший из меня воздух, произнес:

– Кто же так руки ставит? – и после этого обратился ко мне: – Вы не испугались, Ада? – Теперь голос его сочился теплотой, и от того я вовсе лишилась дара речи, просто покачав головой. – Надеюсь, конь без норова? – строго спросил господин лейтенант, взявшийся из ниоткуда, и, получив утвердительный ответ от его светлости, вновь обратился ко мне: – Я помогу вам.

И я взлетела в седло, даже толком не успев понять, как это произошло.

– Откуда вы тут взялись? – не удержалась я от вопроса.

– Откуда бы ни взялся, мое появление оказалось кстати, – чуть насмешливо ответил господин Литин, но тут же пояснил: – Мне стало известно, что вы покидаете Льено; хотел пожелать вам приятной прогулки. Рад, что успел вас застать.

Конечно, это происки матушки, откуда же еще господин королевский лейтенант мог узнать о нашем отъезде? Только от мадам Ламбер. Я бросила укоризненный взгляд на карету.

– Мое почтение, – прохладно сказал Дамиан графу Набарро, чуть склонив голову. Затем задержал на мне взгляд. – Вы надолго улетаете, милая бабочка?

– На три дня, – пролепетала я, чувствуя ужасную неловкость от такого интимного обращения.

– Я буду ждать вашего возвращения, – ответил Дамиан, улыбнулся мне и удалился.

Невольно проводив взглядом его широкоплечую фигуру, я обернулась к графу и заметила, что щеки его зарумянились, а на скулах ходят желваки.

– Онорат, я жду вас, – позвала я.

Его светлость легко прыгнул в седло и виновато посмотрел на меня.

– Простите меня, Ада, не знаю, как такое вышло.

– Вы просто волновались, и я без страха доверюсь вам снова, – с улыбкой ответила я.

– Однако вышло крайне неловко, – негромко произнес Онорат. – Я заглажу свою вину.

– Ах, оставьте, – отмахнулась я и тронула поводья.

Граф догнал меня, карета двинулась следом, и мы начали наш путь в загородное поместье его светлости. Я старалась не замечать любопытных взглядов, которые бросали на нас горожане. Не так часто девушка из нашего сословия следовала верхом, да еще и в сопровождении мужчины. Дворяне себе подобное позволяли, но среди среднего класса для передвижения женщины подразумевался экипаж. Но ежели папенька одобрил, то я не видела смысла отказывать себе в удовольствии прокатиться верхом. И теперь ждала, когда же Льено останется позади, чтобы можно было пришпорить коня и промчаться по дороге… хотя бы рысцой; галопировать для добропорядочной девушки, даже дворянки, – дурной тон. Не могу сказать, кто придумал это, но я и так уже подошла к пределу дозволенного, чтобы нарушать еще одно правило.

– Вы прекрасно держитесь в седле, Ада, – произнес Онорат, глядя на меня.

– Лесть ни к чему, – негромко рассмеялась я. – Я ужасная наездница, но верховую езду люблю и получаю от нее несказанное удовольствие.

– Это заметно по вашим сияющим глазкам, – ответил господин граф, и я смутилась.

Матушка время от времени выглядывала из окошка. Она не спускала с меня глаз, и это доставляло некоторое неудобство. Заметив, как я с досады покусываю губы, граф Набарро заговорщицким тоном сообщил:

– За пределами Льено мы сможем проехать через луга, а ваши родители доберутся по дороге.

– Но это будет неловко, – тут же ответила я, однако соблазн казался велик.

– Мэтр Ламбер мне позволил эту вольность, – с улыбкой добавил Онорат.

– Ежели папенька позволил, то я принимаю ваше предложение, – кивнула я и стала с еще большим нетерпением ожидать городских ворот.

Но и после ворот мы еще некоторое время ехали так же, однако теперь матушка начала еще и окликать меня время от времени. Я чувствовала себя несмышленым дитятей, и эта опека чрезвычайно тяготила. И лишь благодаря папеньке матушка вскоре угомонилась, но все равно зорко следила за нашим с графом выездом.

Неожиданно Онорат протянул руку, перехватывая поводья моего коня, и не успела я и ахнуть, как мы сорвались в самый настоящий галоп, уходя влево, и вскоре совсем скрылись из пределов видимости кареты.

– Ада! – матушкин крик донесся эхом.

А я смеялась от восторга, вновь единолично правя своим конем. Это было так великолепно! Если бы не ужасно неудобное дамское седло, то удовольствие было бы полным. Граф не сводил с меня взгляда, и это стало вскоре мешать. Мой смех затих, и я вновь смущенно потупилась, придерживая резвого скакуна. Конь недовольно фыркнул, но подчинился.

– Замечательное животное, – вновь похвалила я, чтобы что-то сказать.

– Он не сравнится с вами, – живо ответил Онорат, и теперь смутился он. – Простите, Ада, я не имел в виду, что сравниваю вас с конем, вас даже сравнивать невозможно… Ах, черт, – вконец запутался молодой человек, и я хмыкнула. – Я сегодня совсем растерян, простите меня великодушно. Едва не уронил, после сравнил с конем… Вы правы, Ада, это все проклятое волнение.

– Давайте пройдемся, Онорат, – предложила я, пряча улыбку. – Здесь так волшебно, совсем не хочется спешить.

– Все, что вы пожелаете, очаровательнейшая, – воскликнул граф и спешился.

После протянул руки, и я скользнула в них. Наша близость оказалась столь тесной, что я поспешила отойти в сторону, благодаря его светлость за любезно оказанную помощь. Мы брели по сочному лугу, держа наших скакунов в поводу. Я молчала, не зная, что сказать, потому просто наслаждалась великолепным днем и теплым солнышком. Граф шел рядом, глядя себе под ноги.

– Мадемуазель Адалаис, – наконец заговорил он. – Вы не будете гневаться на меня за мою смелость?

Я обернулась, вопросительно глядя на Онората и ожидая продолжения.

– В поместье будет моя матушка. Я знаю, что все преждевременно, но мне хотелось, чтобы она познакомилась с вами, – пояснил молодой человек.

– Ваша матушка теперь не одобряет ваших намерений относительно меня, – неожиданно догадалась я.

– Нет, что вы, Ада! – поспешил меня разуверить граф, но я отрицательно покачала головой, показывая, что ложь излишня.

Разумеется, род Набарро пошел на мезальянс в пору начала ухаживаний молодого графа только из-за своего печального финансового состояния. Теперь же, когда Онорат сумел выправить положение, перед ним были открыты иные перспективы, и родня ждала более благородной невесты, чем дочь банкира.

– Зачем же вы не оставили своих намерений, ежели ваша семья желает вам иной судьбы? – спросила я.

– А вы не понимаете зачем? – с грустной улыбкой спросил его светлость. – Я ради этих намерений преодолел предубеждения и стыд, вложенный мне в голову с самого детства. Не побоялся явиться к вашему папеньке с просьбой научить меня и дать совет. И теперь, когда добился определенных успехов, я считаю себя вправе самому выбирать, какую девушку я считаю достойной стать графиней Набарро.

– Вы пытаетесь предупредить меня, что с нами могут быть неприветливы, не так ли? – прямо спросила я.

Онорат остановился и с укоризной взглянул на меня.

– Ада, как вы могли так подумать обо мне? – спросил его светлость. – Единственное, о чем я переживаю, – это воинственный настрой вашей матушки. Что до вашего отца, то он уже бывал в нашем доме и знаком с моей матушкой. Они нашли общий язык и весьма мило общались. Графиня Набарро, моя мать, радушно примет вас и ваших родителей. Но я хочу, чтобы она увидела, насколько вы милая и воспитанная девушка, чтобы ее опасения развеялись окончательно. Только…

– Мадам Ламбер, – усмехнулась я. – Вы опасаетесь, что графиня будет судить обо мне по поведению моей матушки.

– Моя мать – умная и наблюдательная женщина, потому я верю, что о вас она будет судить по вам, а не по мадам Ламбер, – серьезно кивнул Онорат.

Я немного помолчала. Мы вновь двинулись вперед.

– Онорат, – он вскинул голову и посмотрел на меня, – я благодарна вам за вашу откровенность. Я, как и папенька, предпочитаю знать все обстоятельства и условия изначально.

– Я непроходимый болван! – неожиданно воскликнул мужчина, ударив себя по лбу, сократил расстояние между нами и крепко сжал мою ладонь. – Простите меня, ради Всевышнего, простите меня, Ада! Что за разговоры я веду с девушкой, о чьей благосклонности мечтаю уже столько времени?! Не знаю, что со мной делается последнее время, будто разум подводит. Ада, милая, скажите «да» – и для меня не будет ни преград, ни обстоятельств.

Я молчала, не зная, что сказать. Его порыв смутил меня и поставил в тупик. Ответа на чувства молодого человека у меня не было. И если по здравом рассуждении я и готова была дать положительный ответ, то не сегодня и тем более не сейчас. Но, хвала Всевышнему, граф и сам понял свою поспешность.

– Наверное, у вас в жизни столько не просили прощения, сколько я сегодня, – усмехнулся он. – Простите меня в который раз, мадемуазель Адалаис. Я слишком поспешен и признаю это.

– Давайте поспешим к вам в поместье, Онорат, – тихо сказала я. – Родители будут волноваться.

– Вы совершенно правы, Ада, не стоит заставлять волноваться ваших родителей, – ответил его светлость. – Вы доверитесь мне снова?

Он подставил руки. Я улыбнулась и уверенно наступила на них носком своей туфельки. В этот раз все прошло благополучно, и я быстро оказалась в седле. Более не медля, мы направились туда, куда вскоре должны были прибыть мэтр и мадам Ламбер. Господин граф теперь говорил о всяких пустяках, словно хотел стереть из моей памяти наш недавний разговор.

Я рассеянно слушала его, улыбаясь и иногда задавая вопросы. Но, признаться, в этот момент мне думалось: а как бы прошла такая прогулка, ежели б рядом ехал господин Литин? Мне было стыдно перед графом за то, что мысли мои не с ним, но, как ни пыталась не думать о Дамиане, – не выходило. И тело все еще чувствовало, как он держал меня, когда поймал при несостоявшемся падении. И взгляд его, полный тепла и даже нежности, все всплывал и всплывал перед внутренним взором. Это было и стыдно, и страшно, и сладко – думать о том, о ком думать не стоило.

– Ада…

Я вздрогнула и посмотрела на Онората.

– Вы совсем далеко сейчас, – печально улыбнулся молодой человек. – Вам скучно со мной?

– Нет, что вы! – поспешила я его заверить. – Мне приятно с вами.

– Но вы уже некоторое время не слушаете меня, – господин граф смотрел на меня с нескрываемой укоризной.

Виновато улыбнувшись, я вздохнула и постаралась стряхнуть с себя лишние думы, и в конце концов мне это удалось. Облегченно вздохнув, я огляделась и указала графу на огромный странный камень, напоминавший фигуру коленопреклоненного человека. Человек будто склонился к речке, огибавшей Льено, – той самой, из которой меня поднимал Дамиан… О, Всевышний… Тряхнув головой, я сказала:

– Онорат, смотрите, какой забавный камень, будто человек стоит на коленях.

Граф подъехал к нему и поманил меня за собой.

– Вы не слышали легенду о влюбленном великане? – спросил мужчина с улыбкой.

– Никогда, – чистосердечно призналась я. – Я в этих краях не была ни разу. Поведайте мне, прошу вас, – я настолько загорелась идеей услышать эту легенду, что даже сама потянулась и дотронулась до руки молодого человека, сжимавшей поводья.

Граф тут же накрыл мою ладонь своей, но вскоре выпустил, глядя на мое неудобное положение.

– Это печальная история. Говорят, давным-давно, когда в этих краях еще водились феи, здесь обитал великан, – начал Онорат. – Великан был злым и нелюдимым. Он убивал всякого, кто осмеливался вторгнуться в его владения. От чужого запаха он впадал в страшную ярость и крушил всё на своем пути. Но однажды в его землях очутились феи. Они пели и танцевали среди деревьев. Великан, услышав веселый смех, бросился изгонять пришельцев, посмевших нарушить его покой. Феи успели упорхнуть, и лишь одна подвернула ногу – и великан накинулся на нее. Фея взмолилась о пощаде. Очарованный ее голосом, злой великан пожалел прекрасную фею. Он забрал ее в свое логово, долго лечил и ухаживал. За это время он так сильно полюбил свою гостью, что закрыл в пещере, страшась ее ухода.

– И что же случилось?! – взволнованно воскликнула я, когда граф ненадолго замолчал.

– Фея погибла, – грустно улыбнулся молодой человек. – Она не смогла жить без солнца и свободы. Великан помешался от горя. Говорят, здесь когда-то стояли высокие горы, но несчастный влюбленный сравнял их с землей в своем безумии. На их месте он похоронил любимую. После сел и горько заплакал. Великан плакал так долго и много, что разлилась река, а сам страдалец обратился в камень, оставшись вечным стражем покоя бедной феи. – Он замолчал, некоторое время глядя на камень, а когда обернулся ко мне, воскликнул: – Ада, в ваших глазках блестят слезы! Я так расстроил вас своей историей?

Я промокнула непрошеную влагу.

– Ах, Онорат, какая грустная легенда. Мне жаль и фею, и великана. Как же это грустно, что влюбленные слепы в своей страсти, – ответила я.

– Оставаться зрячим крайне сложно, милая Адалаис, – усмехнулся господин граф. – Любить так сладко, но так больно, когда твоя страсть не находит ответа. Вы отводите глаза, – на губах мужчины появилась грустная улыбка. – Пустое, Ада, не стоит. Едемте, ваши родители, должно быть, уже достигли поместья, и мадам Ламбер сейчас лично отправится на ваши поиски.

– Матушка и такое может, – улыбнулась я, не глядя в глаза Онорату. – Едемте, вы правы.

Я бросила на камень последний взгляд, и мы тронули поводья. Теперь граф молчал, задумчиво глядя перед собой. Я не смела нарушить его молчание, чувствуя вину перед ним за свою холодность, но ведь невозможно приказать сердцу!

– А вот и поместье, – сказал Онорат.

Я посмотрела вперед, и мой взгляд уперся в березовую рощу.

– Это граница поместья, скоро будет небольшая деревня, а за ней наш особняк, – пояснил мне господин граф, и мы пришпорили лошадей.

Когда мы ехали по деревне, я не знала, куда прятать глаза. На молодого господина с… невестой вышли поглазеть люди, и это было неловко. Я вздохнула с облегчением, когда деревня осталась позади. Онорат казался невозмутимым, хотя ему, похоже, данное происшествие доставило некоторое удовольствие. Но вслух он так ничего и не сказал, я тоже.

То, что мы уже недалеко от особняка, я поняла, даже не видя его.

– Где моя дочь? Где моя девочка? – донес до нас ветер матушкино возмущение. – Ансель, найди мне Аду!

– Дульчина, угомонись! – требовал папенька. – Ада с господином графом, он не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось.

– Мадам Ламбер, уж не посмели ли вы себе возомнить, что аристократ, дворянин в пятнадцатом колене позволит себе обидеть девушку? – не менее возмущенно вопрошал незнакомый женский голос.

– О, Всевышний, – прошептала я.

– Сбываются наши худшие подозрения, – усмехнулся граф.

– Простите, Онорат, – виновато произнесла я.

– Здесь нет ничьей вины, лишь мое легкомыслие и желание быть наедине с вами, – ответил молодой человек. – Будем усмирять дракона, – неожиданно весело улыбнулся граф. – Всегда хотел побывать на месте древнего рыцаря.

Я рассмеялась шутке, но через мгновение погрозила мужчине пальчиком. Все-таки этот дракон – моя матушка. И я снова рассмеялась от подобного сравнения.