Текст книги "Связи"

Глава 6

У Астарота нечеловеческие, меняющие форму зрачки, с яркими холодными вспышками в глубине, и Джулс разглядывает их, не в силах отвести взгляд. Осознание реальности происходящего ошеломляет – Высший Демон, существо из легенд, в которое невозможно поверить, сидит сейчас напротив нее в кресле.

Джулс с трудом пытается собраться с мыслями и сказать что—то, но только смотрит, как зачарованная, выискивая в Астароте хоть что—то, что сделало бы его похожим на человека, возможным для понимания. И не находит.

Даже несмотря на внешне человеческий облик, он так далек от человека, как это только возможно. Должно быть, дело в том, что он никогда им не был.

– Может, предложишь гостю выпить?

У него все такой же приятный и чарующий голос, как в самый первый раз, когда он поймал Джулс на лестнице, и это кажется неправильным: его голос, его внешность. Они обманчиво прекрасны, так что слишком легко поддаться очарованию. Даже несмотря на то, что она знает, кто он, и на что способен, она не может не любоваться им – с толикой ужаса.

– Извини, но у меня нет крови младенцев.

Она язвит, удивляясь самой себе – и откуда только смелость взялась? И мысленно улыбается – сейчас она очень похожа на брата, и это неожиданно приятно осознавать. Астарот не выглядит ни удивленным, ни впечатленным, усмехаясь и качая головой, и потягивается в кресле. Слишком плавно и грациозно, словно у него в теле нет ни одной мышцы – или наоборот, их чересчур много.

– Ты так похожа на брата.

Джулс вскидывает на демона взгляд, закусывая губу и стискивая пальцами подлокотники кресла – он читает ее мысли, или у нее просто все на лице написано? Она не знает, какой вариант лучше, потому что оба пугают до дрожи. Впрочем, как и тот факт, что Астарот пришел к ней сам, посреди дня, в ее собственную квартирку на окраине Лондона, куда она заехала, чтобы забрать счета. Она до сих пор не нашла в себе смелости, чтобы спросить его, что он здесь делает, потому что есть ответы, знать которые девушка не хочет. Она отлично знает, на что способен Астарот.

– Я не читаю твои мысли, по крайней мере, сейчас, Джули, успокойся. И я не хочу причинить тебе вред, иначе мы бы сейчас не разговаривали. Мне скучно.

Девушка моргает недоуменно, глядя на это многовековое создание из другого мира, и пытается сопоставить то, что он говорит с реальностью. Ей бывает скучно по вечерам среды – самый унылый и никчемный день, или вечерами пятницы, а еще – иногда во время сеансов, но понятие «скучно» и «Высший демон» никак не укладываются в голове в одно целое.

– У тебя есть целый мир, как ты можешь скучать?

Джулс спрашивает еще до того, как успевает подумать, потому что ей слишком интересно, и она разглядывает Астарота немного напряженно: есть ли границы дозволенного в разговоре с Высшими демонами? Не перегнет ли она палку своим любопытством? Что можно говорить, а что нельзя?

Девушка встает, отходя к холодильнику – выбор алкоголя у нее не настолько велик, как у Грэхама, но она может похвастаться неплохим виски и бутылочкой шартреза, припрятанной для особого случая. А чем визит Астарота – не особенный случай?

– Когда ты живешь вечно и видишь миллионы миров, то рано или поздно тебе становится скучно, это неизбежно.

Девушке кажется, что в его голосе сквозит неподдельная грусть, но Джулс заставляет себя не оборачиваться, сосредоточившись на том, чтобы разлить искрящийся зеленый напиток по бокалам. У нее чуть подрагивают пальцы, и пара капель проливается на них, и девушка торопливо облизывает их, тут же смущаясь своего жеста. Глупо, но облизывать пальцы при ком—то, даже если этот кто-то не человек, кажется ей совершенно неуместным.

– Надеюсь, ты пьешь такое.

Она протягивает Астароту бокал, и ловит его взгляд, замирая, пойманная моментом: у Астара в глазах отражается изумрудная жидкость, переливаясь, искрясь в радужке, и его глаза сейчас похожи на кошачьи, или на змеиные – пугающие и чарующие одновременно. Интересно, так выглядит взгляд того, кто видел Вселенную?

Джулс трясет головой, запуская пальцы в волосы и чуть тянет, чтобы отогнать наваждение, а Астарот, тем временем, чуть улыбается – самыми краями губ, и скользит по ним кончиком раздвоенного языка. Совсем не человеческого языка.

– Шартрез… сколько веков его рецепт хранится в тайне, да и технология приготовления не меняется. Символично, что ты налила мне его, учитывая, что я был тем, кто дал монахам его рецепт.

Он делает паузу, отпивая пару глотков – девушка следует его примеру – и продолжает, отвечая на ее немой вопрос.

– Свободное знание, помнишь?

Шартрез приятно обжигает горло, и Джулс жмурится, чувствуя, что ей становится немного спокойнее – то ли из-за алкоголя, то ли из—за того, что Астарот и впрямь не делает никаких попыток навредить ей. Девушка подходит к окну, разглядывая вид – совсем не такой красивый, как из панорамных окон пентхауса Грэхама, и вздрагивает всем телом, когда Астарот оказывается в шаге от нее, слишком близко, чтобы это не ощущалось пугающе.

– Зачем ты пришел?

Она наконец-то задает этот вопрос, сжимая пальцами бокал, пока не перестает чувствовать подушечки, и закусывает губу: они нарушили его планы тогда, с душой герцога, и им пришлось заплатить за это. И теперь девушка отчаянно старается не думать о том, что и Ричард, и Гэбриэл, и она сама – все ищут пути, чтобы обойти сделку Грэхама. На случай, если Астарот все же читает ее мысли. Ей бы хотелось просить его, умолять, чтобы он оставил Грэхаму душу и расторг контракт, но она прекрасно знает, что это бесполезно. Астарот может казаться очаровательным и быть безупречным джентльменом, но это не отменяет того факта, что он демон, а творить добро – совсем не в их натуре. По крайней мере, это то, что пишут все известные ей книги.

– Я уже сказал: мне скучно. Хочешь узнать что-нибудь? Что угодно. Я торжественно клянусь, что не возьму за это платы и отвечу тебе правду. Дам свободное знание.

Джулс смотрит на него, хмурясь, и качает головой: она хочет узнать очень много вещей. Как обойти сделку? Что произошло между Генри и Ричардом? А между Грэхамом и Натаном? Как умер ее отец?

Но вместо этого она только продолжает хмуриться, сжимая бокал – ей почему-то кажется, что он уже предусмотрел вопросы, и правда в понимании демона может быть подана совсем не так, как в понимании людей.

– Ты когда-нибудь любил? Ты знаешь, что такое любовь?

Она спрашивает наобум, разглядывая его с расстояния всего в один шаг, и ей на секунду кажется, что у него в глазах мелькает что—то, отдаленно напоминающее человеческие эмоции. Это странно, еще более странно, чем вообще сам факт того, что она разговаривает с Высшим демоном, и Джулс продолжает смотреть на него, не отводя взгляд.

– Ты могла бы узнать, как спасти своего брата, а вместо этого ты хочешь узнать, любил ли я.

Астарот смотрит на нее, приподняв бровь и допивая до дна свой бокал, и девушка пожимает плечами, подбирая слова.

– Если мы и спасем Грэхама от Ада, то я хочу, чтобы мы сделали это сами. Иначе будут те или иные последствия, я уверена.

Она твердо верит в то, что говорит, но ей невыносимо думать о том, что душа ее брата может навсегда оказаться в Аду, он не заслужил этого. Никто такого не заслужил.

– Да, любил. В каком-то смысле я люблю до сих пор, хотя понятие «любовь» было утеряно для меня давно, еще с Падения, а до него любовь была иная – всеобъемлющая, чистая, без желаний, обнаженное, невыносимое чувство. Как будто все твои нервные окончания оголены, и ты чувствуешь всем своим существом, ты любишь всем существом, и любовь ослепляет тебя, настолько, что ты не можешь не любить, даже если бы хотел.

Джулс пытается представить то, что он говорит, и ей кажется, что она понимает – всего на долю секунды, и ей становится страшно – разве можно испытывать такое? Как не сойти с ума?

– А потом ты Пал?

Астарот кивает и протягивает руку, касаясь щеки девушки, а потом наклоняется, и Джулс замирает, испуганная, не зная, чего ожидать – и она точно не ожидает того, что он поцелует ее, медленно, осторожно, даже нежно, скользя между губ раздвоенным языком.

У его губ вкус шартреза и крови, и девушка закрывает глаза, чувствуя, как разум наполняется образами: сияние, белоснежное и ослепляющее, вспышки боли, невыносимой и оглушающей. А потом ничего, пустота, которую заполняет холод и что-то темное, желания, которые невозможно описать человеческими словами, агония и снова боль – и во всем этом – удовольствие, смешанное со скукой.

Джулс видит мужчину, вернее, существо, сидящее на троне, на одном из трех, по левую руку, и чувствует как тот, через чьи глаза она смотрит, любуется им, восхищается – даже не осознавая этого. Она чувствует прикосновения чужих губ – здесь, в реальности, и одновременно – там, во льду и холоде, и вспышки радости – темной и холодной, когда то самое существо оказывается рядом, в человеческом облике, на земле.

Джулс распахивает глаза, когда Астарот отстраняется, и моргает, касаясь пальцами губ и глядя на него совершенно ошеломленно и растерянно. Вот, значит, каково это…

– Кто он?

У нее дрожит голос, а на глаза наворачиваются слезы, и Астарот чуть улыбается – слишком печально и мрачно, а потом отставляет пустой бокал на стол.

– Приятно было увидеть тебя, Джулс. Уверен, впереди нас ждет еще много встреч.

Он исчезает так же быстро, как и появился, и Джулс сползает на пол возле окна, подтягивая к себе бутылку шартреза и не замечая, что у нее по щекам текут слезы. Она ненавидит Астарота всей душой, вернее, должна ненавидеть – за то, что он сделал с ними всеми, за то, что он сделал с Грэхамом, но она не может заставить себя почувствовать ненависть к существу, которое умеет любить. Возможно – только возможно – в этом и будет ответ, ключ к решению их проблем. Возможно, именно любовь станет решающим фактором: Джулс не знает, чья, и к кому, не знает, верны ли ее предчувствия.

Но она искренне надеется, что это так.

Глава 7

– Можешь поверить, что мы снова в Вене?

Джулс сжимает ладонь брата, когда они выходят из автомобиля у главных ворот поместья Шенбруннов, и застывает, запрокинув голову. Снег падает огромными белоснежными хлопьями, поблескивая в свете десятков фонарей, и все происходящее кажется слишком сюрреалистичным. В прошлый раз они столкнулись с Высшим демоном, отказались от титула и приобрели новых знакомых, и в прошлый раз воздух пах пряными травами, ягодами и влагой, а сейчас они выдыхают облачка пара и разглядывают снег.

– Могу, но не уверен, что хочу.

Найт хмыкает, поднося ладонь сестры к губам и коротко прикасаясь к ней, а потом смотрит на светящиеся окна поместья. Он не хочет идти туда, даже несмотря на то, что они шли к этому моменту так долго, и ради него он продал душу. Гэбриэл, Джулс и даже Ричард все еще ищут лазейки в контракте, и в это Грэхаму верится куда сложнее: в то, что они делают это ради него. Он никогда не отличался особой верой в людей, даже в близких: после того, как собственный отец называет тебя полным ничтожеством, способным только подставлять задницу под богатых спонсоров, волей—неволей перестаешь верить людям. Но то, что происходит сейчас, ставит его в тупик: если стремление Джулии помочь он еще мог бы понять, и то, не после того, что он сделал, то мотивы Гэбриэла и Ричарда остаются для него полной загадкой.

«Они тебя по-своему любят» – смеется Джулс как—то утром, после очередного разговора в скайп-конференции, где Ричард рассказывает о том, что обнаружил в Ватикане, а Гейб – о своих находках на острове Пасхи.

Грэхам только качает головой, хмыкая и отшучиваясь, и не отвечает ей, что Ричард делает это точно не только ради него – это даже забавно, наблюдать за тем, как слепо сестра не замечает отношения к ней Шенбрунна. Если бы Найт задумался всерьез, он бы признал, что это у них семейное.

После той ночи и его короткого монолога о чувствах, напряжение между ними спало, перерастя в легкость. Насколько, конечно, это возможно, учитывая все обстоятельства.

Словно это было нужно им обоим, чтобы наконец ощутить правильность происходящего, чтобы забыть, хоть ненадолго, что впереди их ждут не самые хорошие времена, чтобы почувствовать, что они есть друг у друга – во всех смыслах, даже когда все летит к чертям.

– Грэхам? Найт, только не говори мне, что ты уже представляешь себя тем, кто унаследует этот дворец, перед тобой еще как минимум трое.

Джулс смеется, беря брата под руку и прижимаясь к нему, когда они поднимаются по ступенькам к главному входу, и изо всех сил старается не паниковать. Времени остается все меньше: до Рождества всего два дня, и если они не придумают, как разорвать контракт между Найтом и Астаротом… девушка не хочет представлять своего брата в Аду, он этого не заслужил, чтобы там ни говорила на этот счет Церковь.

Проще всего было бы отказаться от титула снова: контракт нарушен, требование не выполнено, но в этот раз старый фокус не сработает. Отказываясь от титула, Грэхам признает, что это его настоящее желание, а формулировки сделок обычно очень точны: «получить желаемое».

Завтра должны вернуться Ричард с Гэбриэлом, и девушке жизненно необходимо верить, что кто—то из них найдет лазейку. Она вспоминает, как Ричард успокаивающе гладил ее по волосам в аэропорту, обещая, что найдет что—то, что поможет им, рассказывая о своем знакомом священнике, который может знать то, что скрыто от мирских глаз в глубинах Папских архивов. Как Гэбриэл говорил, что есть способы, которые можно постичь, только дав себе время подумать наедине с самим собой, и как Грэхам смотрел ему вслед, когда Асарлай всходил по трапу на самолет.

– Джулия, Грэхам, я рада видеть вас обоих. Проходите, ваша комната уже готова, вы наверняка хотите отдохнуть с дороги.

Их встречает Элизабет, все такая же статная и холодно-вежливая, и Джулс не может не думать о том, что должен был сделать Астарот, чтобы вызвать у нее ту вспышку, из—за которой и начался второй виток этого сумасшествия.

Их комната все та же, с большими витражным окнами во двор, уже натопленная и прибранная, и Джулс падает на постель, сбрасывая сапоги и подтягивая к себе колени. Ей не верится, что они вернулись сюда после всего, что произошло.

– В имении кроме нас и Элизабет никого нет, жутковато.

Грэхам фыркает, присаживаясь на край постели, и сжимает лодыжку девушки, рассеяно поглаживая, а потом поводит плечами, бессознательно дотрагиваясь до печати на груди – Джулия уже не первый раз замечает у него этот жест. Ей невыносимо сильно хочется помочь ему, но сейчас она может только ждать известий, и надеяться, что они найдут решение вовремя.

– Нам нужно будет спуститься к ужину, ты как, готова?

Девушка кивает и встает, подходя к зеркалу: у нее синяки под глазами и немного растрепанные волосы, а еще – совершенно загнанный и напряженный взгляд, но к ужину нужно будет выглядеть подобающе. Они справятся.

…Утро начинается со стука в дверь и пульсирующих висков, и Джулс сонно моргает, чувствуя, как Грэхам потягивается позади нее, садясь на постели, а потом слышит скрип и чьи—то шаги.

– Доброе утро. Не буду извиняться, что разбудил, нам надо поговорить.

Джулия подтягивает к груди одеяло и, наконец, открывает глаза, глядя на подошедшего к постели Гейба. А потом оборачивается, замечая растерянно—напряженный взгляд Найта. Это так очевидно, болезненно—явно, то, что ее брат влюбился в Асарлая – еще полгода назад она бы посмеялась над самой формулировкой: Грэхам Найт влюбился, но это именно так.

– Не очень доброе, Гейб. В Африке вставать в такую рань нормально, но в цивилизованном мире – нет.

Грэхам ворчит, хмурясь, и Джулс фыркает, приветливо улыбаясь Гэбриэлу – он нравится ей, хотя бы тем, что, несмотря на все выходки ее брата, он все еще здесь.

Сейчас у Асарлая мрачное, почти ничего не выражающее лицо, и Джулс закусывает губу – неужели, ничего?

– Джулия, ты можешь оставить нас наедине? Пожалуйста.

Она хмурится, глядя на Гэбриэла, и на то, как недоуменно приподнимает бровь Грэхам. Ей не хочется уходить, и она уже собирается возмутиться, но потом сжимает губы, кивая – она верит Асарлаю, несмотря на то, что почти не знает его. Ей хватает того, что ему верит Грэхам – ее брат редко ошибается в людях, хотя бы потому, что сам может притвориться каким угодно.

– Я буду внизу.

Она встает, коротко сжимая плечо брата, и выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь и делая шаг назад, не глядя, и ойкает, врезаясь в кого-то. В прошлый раз она почти так же налетела на Астарота, и сознание услужливо подсовывает ей эти воспоминания.

– Джули, не ушиблась? Все хорошо?

Голос Ричарда выводит ее из замешательства, и она поднимает взгляд, улыбаясь и краснея одновременно. Ричард сжимает ее локоть, легко, чуть удерживая, и смотрит на нее тепло и удивленно, и как—то еще – но сейчас она не может задумываться о чем-то серьезном.

– Ричард, прости, я просто… Гэбриэл вернулся, – она кивает на дверь спальни, – и захотел поговорить с Грэхамом наедине, и я…

Она немного тараторит, потому что это все слишком неловко: она стоит в одной ночной рубашке, растрепанная и сонная, перед Ричардом Шенбрунном – не самое лучшее начало утра, да?

– Мне тоже нужно поговорить с ним. И с тобой.

Ричард серьезнеет, и Джулс смотрит на него широко распахнутыми глазами – когда он становится настолько серьезным и отстраненным, значит, все на самом деле плохо. Это она уже успела выучить.

– Я сейчас умоюсь и спущусь в зал, хорошо?

Ричард кивает, оставляя ее одну, и девушка плетется в ванную, прикрывая за собой дверь. У нее под ложечкой тянет совершенно неприятным предчувствием, словно должно произойти что—то непоправимое, и она изо всех сил пытается сосредоточиться на более приятных вещах. Например, на том, что Ричард вернулся, и на том, что, возможно, если все это когда-то закончится, и закончится хорошо, она смогла бы… Ничего бы она не смогла, потому что стоит Ричарду узнать, что они с братом лгали им все это время – они лишаться не только титула.

Девушка быстро умывается, собирает волосы в хвост и надевает тонкий топ и брюки – нахождение в имении Шенбруннов обязывает следить за внешним видом – а потом все же заставляет себя спуститься. Ни к чему откладывать неизбежное, и лучше узнать сейчас, что выяснил Ричард.

– Грэхам с Гэбриэлом еще не спускались?

Она спрашивает, заходя в зал, и Ричард качает головой, наливая в тонкие фарфоровые чашки ароматный кофе, а потом присаживается на диван, дожидаясь, пока Джулс устроится рядом с ним.

– В Ватикане не слышали о случаях, когда сделку с Высшим демоном удавалось отменить.

Ричард начинает без предисловий, и Джулия закусывает губу, хмурясь и сжимая пальцами чашку, пока фарфор не начинает обжигать кожу.

– Но ведь у нас получилось, летом, душа твоего отца не попала к Астароту.

Она смотрит на Ричарда, зная, что при упоминании о его отце, он чуть поморщится, но это ведь так – у них получилось, совершенно случайно, не думая и не ища способы.

– Вероятно потому, что он позволил вам. Ты сама говорила, что он рассказал тебе о своем плане. Не думала, что он проверял тебя?

Девушка трясет головой, чувствуя как на глаза наворачиваются слезы, и смотрит на Ричарда, изо всех сил стараясь не рыдать – еще не хватало, за завтраком – дурной тон, верно?

– Неужели нет никакого способа? Ричард, он же мой брат, я не могу… я просто не могу ничего не делать, должно быть хоть что—то, хоть какая—то лазейка!

Он вздыхает, касаясь ее руки, и кивает, мрачнея и серьезнея, чуть покачивая головой, когда Джулия смотрит на него с надеждой.

– Есть. Но это самая плохая альтернатива, которую я только могу представить.

Глава 8

Грэхам смотрит на сидящего на краю постели Гейба выжидающе и немного раздраженно, и трясет головой, делая приглашающий жест.

– Так и будешь молчать? Что такого ты не мог сказать при Джулс?

Асарлай ловит его взгляд, смотрит пусто и ничего не выражающе, и Грэхаму впервые за все это время становится страшно – на самую толику – вечность в Аду, хах, не то, как он планировал закончить свою жизнь. Хотя, наверное, даже если бы этой сделки не было, он все равно рано или поздно попал бы в Ад – его жизнь сложно назвать праведной, но поздно – это лучше, чем рано и неизбежно.

– Гейб, если ты собираешься сказать мне, что вариантов нет, то можешь просто это сделать, я не расплачусь, честно.

Он пытается язвить, но получается не слишком хорошо – оказывается, сложно прятаться за сарказмом все время, даже ему, и Гэбриэл хмыкает, двигаясь ближе и касаясь ладонью печати на груди Найта, накрывая ее ладонью.

– Я не могу рассказать тебе то, что я узнал, потому что тогда Он может услышать.

У Гейба негромкий, спокойный голос – даже слишком спокойный, и Грэхам изо всех сил старается не давать себе чувствовать надежду.

– Но ты что-то узнал? Есть шанс?

Гейб кивает, медленно и мрачно, все еще поглаживая шероховатую печать на груди Грэхама – это неплохо отвлекает, надо признать, и закусывает губу, словно подбирая слова.

– Ты мне доверяешь?

Грэхам поднимает на него взгляд, немного недоуменный и растерянный, а потом кивает – если бы он не доверял Асарлаю, он бы не приехал к нему в самом начале, в чертов Чад, и уж точно не сидел бы сейчас с ним, разговаривая о таких вещах. Забавно, как сложно и одновременно просто доверять человеку, которого знаешь совсем недолго. Учитывая практически патологическую неспособность доверять людям – Асарлай одно из самых больших исключений в жизни Найта.

– Да, Гейб, я тебе доверяю.

Гэбриэл смотрит на него несколько секунд, а потом медленно кивает, и тянется к Грэхаму, целует его, уверенно и настойчиво, так, что Найт недоуменно моргает, и отвечает, прижимаясь ближе.

– Если это твой способ, то я даже не буду возражать.

Бормочет Грэхам, когда Гэбриэл вжимает его в постель, нависая, потираясь о него пахом, так, что мысли скачут, а дыхание срывается судорожными хрипами – странно, Грэхам хотел этого так долго, что теперь ему не слишком верится в реальность происходящего.

– Возбуждение затуманивает сознание, и Ему сложнее читать тебя.

Гейб выдыхает ему на ухо, прикусывая мочку, и Грэхам на секунду чувствует разочарование – жаль, если это только необходимость, вызванная нежеланием посвящать Астарота в то, что узнал Асарлай. Впрочем, сейчас, когда Гэбриэл скользит ладонью между их телами, чуть поглаживая пах Найта, сжимая пальцы, и продолжает, хрипло и низко, у Грэхама не остается никаких возражений и сожалений.

– Если бы у нас был выбор, я бы никогда этого не сделал, потому что я не уверен, сработает ли это. Поэтому прости меня. Просто верь мне, хорошо? И цепляйся за эту мысль так сильно, как сможешь.

Грэхам кивает, а потом вздрагивает, замирая и закашливаясь, потому что Гейб прижимает локоть к его горлу, надавливая всем весом, так, что кислорода не хватает, и перед глазами начинают плясать черные точки.

– Верь мне.

Слова слишком неуместные, настолько, что Грэхам рассмеялся бы, если мог. Гейб удерживает взгляд Найта, пока у того не закатываются глаза, и Грэхам ловит себя на последней, ускользающей мысли, что будет неловко умирать с полувозбужденным членом и навалившимся на него сверху Гэбриэлом, а потом все окутывает чернота.

Астарот распахивает глаза, чувствуя резкое тянущее ощущение в теле весселя, и смеется, запрокинув голову, потому что видит это развитие событий, и знает, насколько невозможно найти в Аду одну-единственную душу, как бы сильно не было желание.

– Это будет интересно.

Бормочет он в губы Баэля, и тот только качает головой, позволяя притянуть себя в поцелуй – эта игра рано или поздно закончится, а чем именно – это не столь важно, когда у тебя впереди бесконечность игр.

Результат важен только для людей, которые сейчас отчаянно пытаются найти лазейки и спасти тех, кто им дорог.