Текст книги "Связи"

Эпилог

Торжественный вечер, свечи и канделябры, тосты и поздравления, брат в изящном, темно—синем костюме от Форда, восхитительный Ричард с чуть приподнятыми уголками губ, непринужденно смеющийся Гэбриэл, парирующий замечания Элизабет о его длинных, едва не до плеч, волосах.

Долгожданный титул, к которому они шли больше полугода, из-за которого она приехала в Барселону, в Вену, в Лондон и снова в Вену. Из—за которого она поругалась с матерью, притворялась невестой своего брата, искала способы нарушить заключенный с демоном договор, смотрела, как ее брат умирает и возвращается к жизни.

Поместье, теперь принадлежащее и им тоже, огромное, волшебное, с темными коридорами и мрачными тайнами, место, где Ричард провел свое детство, и место, где она впервые столкнулась с Астаротом.

Люди, сидящие за столом, улыбающиеся и хмурящиеся, держащие спину и опирающиеся о локоть, те, кого она любит и те, кого недолюбливает, люди, ставшие ее семьей и те, отношениям с которыми она не может подобрать определение. Люди, которые были с ней все эти полгода, и которые появлялись только время от времени. Люди, которые сейчас смотрят на них с братом, поднимая бокалы.

– Мы сделали это. Грэхам, мы действительно это сделали, и никому из нас не пришлось попадать в Ад. Никто не умер, никто не заложил душу. Это наш хэппи-энд.

Джулия привстает на цыпочки, чтобы прошептать это на ухо брату, потому что даже на десятисантиметровых каблуках она все равно чуть ниже него, и он приобнимает ее, скользя теплой ладонью по ее спине. Она, разумеется, преувеличивает – это их момент, но вряд ли это конец. Возвращение из Ада не может пройти за пару дней, безболезненно и без последствий – в этом она полностью солидарна с Гэбриэлом. Но они ведь справятся, раз самое страшное и самое желанное уже позади – и в их руках.

Свет гаснет резко, словно в один момент пропадает зрение, и Джулс невольно прижимается к брату, вздрагивая, чувствуя, как он в ответ сжимает ее ладонь.

– Дамы и господа, прошу Вас, не переживайте, это не первый раз, когда в поместье выбивает пробки. Может, на этот раз мэрия все-таки даст нам выделенную линию электропередач.

Голос Элизабет звучит уверенно и спокойно, и Джулс не может не улыбнуться – мать Ричарда потрясающая женщина, у нее стоит поучиться выдержке и реакции. Но если бы Элизабет знала, во что они все впутались, то вряд ли бы реагировала с таким же спокойствием.

– Думаешь, это он?

Девушке не нужно уточнять, о ком идет речь, потому что она почти физически ощущает, как хмурится Грэхам, наклоняясь к ней, чтобы ответить. Темнота все еще слишком густая, чтобы разглядеть хоть что-то, и даже голоса сидящих за столом кажутся далеким гулом.

– Уверен. Мы слишком наивно полагали, что сможем его обмануть.

– И ты абсолютно прав, Грэхам.

Голос звучит совсем рядом с ними, тихий, низкий, знакомый, и Джулия вздрагивает всем телом, тихо вскрикивая от испуга, прижимаясь к брату сильнее, и отчаянно пытаясь разглядеть хоть что—то, чтобы не чувствовать себя слепой. Она чувствует, как каменеет Грэхам при звуках этого голоса, и как голоса присутствующих приглушаются еще сильнее, словно кто-то выключает громкость, словно они остаются один на один с этим… с ним.

– Астарот.

Грэхам звучит утвердительно, называя его по имени, и тот смеется – хрипло, довольно и негромко, но так, что у Джулс по всему телу появляются мурашки. Она слишком хорошо помнит, на что он способен, слишком хорошо помнит пустые глаза брата в самый первый раз, когда они ощутили воздействие Астарота на себе.

– Ты всерьез думал, что я не почувствую то, как кто-то живой спускается в Ад? Или то, как жизнь покидает твое тело? Сладкие, тягучие, как горячий шоколад ощущения… хочешь попробовать? Или, нет, пусть лучше твоя невеста, она ведь так переживала за тебя, да, Джули?

Астар произносит ее имя так, что у нее замирает сердце – в буквальном смысле, она не слышит его стук, хватая ртом воздух и чувствуя как начинает кружиться голова, вцепляясь в Грэхама и закусывая губу. Это и правда сладко и тягуче – и страшно до паники, потому что это смерть в чистом виде, вернее, то, что Джулия всегда представляла, думая о моменте умирания.

Все прекращается в одно мгновение, и она чувствует легкое, едва ощутимое прикосновение к своей щеке, обжигающее холодом, а потом Грэхам чуть встряхивает ее, сжимая предплечья.

– Джулс? Джулс? Ты в порядке? Астар, если ты хочешь поквитаться со мной за нарушение этой чертовой сделки, так вперед! Джулия здесь вообще не при чем.

У Грэхама злые интонации, и Джулс трясет головой, пытаясь понять, почему ей кажется, что они одни в комнате – или что они вообще – не – в комнате. И почему злость в голосе брата пугает так сильно – на мгновение ей кажется, что если она снова увидит его таким, как в тот вечер, это станет чем-то, что она не сможет забыть и отпустить так же легко.

– О, поверь мне, я знаю, что она не при чем. Она была очень хорошей девочкой и простила тебя за то, что ты едва не изнасиловал ее, собственную сестру, которая была готова ради тебя сделать что угодно, тогда, когда она нуждалась в тебе больше всего. Верно, Джули? Как думаешь, почему это благословенное прощение снизошло на тебя так быстро?

Девушка замирает, распахивая глаза, и пытается не воспринимать, не вслушиваться во вкрадчивые интонации Астарота, но у нее не получается – образы сами возникают перед глазами: Грэхам, прижимающий ее к ледяной столешнице, грубые, резкие прикосновения, ощущение паники… Она жмурится, сжимая запястья Грэхама, сосредотачиваясь на его лихорадочном пульсе, и качает головой, вскидывая подбородок. Она не видит Астара, но может догадываться, где именно он находится.

– Я думаю, что ты пытаешься отомстить нам за то, что мы сорвали тебе сделку. А еще, я думаю, что если бы ты хотел убить нас, то ты уже сделал бы это. Значит, тебе скучно, и ты хочешь поиграть, верно?

Ее собственный пульс колотится где—то в горле, потому что то, что она собирается предложить Высшему демону – невероятно глупо, опасно и неправильно, и если бы у нее было время все осмыслить, она бы не стала… Но сейчас страх за тех, кого она начала считать своей семьей слишком велик, он обжигает, как прикосновения этого существа, как ее сны, в которых она режет кожу об острые кромки льда. Что угодно кажется лучшей альтернативой тому, что Астарот может сделать с ними всеми.

– Ты предлагаешь мне игру?

У него вкрадчивые, мягкие интонации, очаровывающие, совсем как в первый раз, когда он подхватил ее на ступеньках мраморной лестницы, и девушка кивает раньше, чем успевает подумать. Грэхам сильнее сжимает ее предплечье, наклоняясь к самому лицу, но девушка поднимает руку, касаясь пальцем его губ, а потом целует его – быстро и коротко, останавливая возражения.

– Пожалуйста, Грэхам, поверь мне сейчас, пожалуйста.

У него мягкие прохладные губы, и от него едва ощутимо пахнет вином, и Джулия набирает в грудь воздуха, отсчитывая удары сердца, и отвечает, обращаясь в пустоту.

– Я предлагаю тебе обсудить правила, но обещаю со своей стороны, что это не будет скучно.

Ну, давай же, согласись, ты ведь сможешь убить нас в любое время, тебе только стоит щелкнуть пальцами, а то, что я предлагаю тебе – это шанс на хэппи-энд для всех нас, и на небольшое развлечение для тебя, я ведь знаю, что ты затеял все это потому что тебе скучно просто наблюдать, потому что ты хочешь игры, хочешь чувствовать, ну же.

Джулия думает об этом, держит в голове образы, пытается заставить его – Высшего демона – поверить ей, проникнуться ее идеей, понять, что это будет именно то, чего хотят они все. И плевать на последствия. Она должна верить, что все получится.

– Хорошо, Джули. Я согласен поиграть. Но ты ведь не думаешь, что я дам вам фору или выложу на стол все свои карты, верно?

– Я просто хочу обговорить то, что мы получим, если выиграем.

Она не задумывает о том, что значит это «выиграем» и о том, что сама мысль, чтобы обыграть во что-то многотысячелетнее существо, демона, который едва ли не правая рука царя преисподней – крайне крамольна и неправдоподобна. Сейчас ей просто хочется спасти всех – глупо, да?

– И что же ты хочешь, Джули?

Она чувствует, что Астарот знает, о чем она думает, и чувствует, что он ухмыляется – предвкушающе и хитро, и отвечает, не задумываясь.

– Жить. Я хочу жить, Астарот. И чтобы те, кого я люблю, тоже получили эту возможность. Если мы выигрываем, ты оставляешь нас в покое и перестаешь мстить за срыв контрактов, ты просто… уходишь.

В зале все еще слишком тихо, настолько, что Джулия слышит дыхание Грэхама, все еще прижимающего ее к себе. Она знает, что стоит сделать хотя бы шаг назад, и она уже ни за что не поймет, где именно он находится. Темнота густая, словно жива, съедающая зрение и заглушающая звуки. Интересно, что происходит для тех, кто сейчас сидит за столом? Время замедлилось? Или они просто точно так же ищут способы…

– Хорошо.

Астарот отвечает просто и быстро, и Джулия моргает, пытаясь понять… он согласился? Они… получили шанс?

– Только мы не обговорили правила, Джули. Ты полностью права – крайне опрометчиво с твоей стороны считать, что ты сможешь спасти всех. Если летом, на первом балу, открывающем сезон летних балов в Шенбрунне, вы все – те, кого ты любишь, будете живы и по-настоящему счастливы, я признаю, что вы выиграли. И, Джули, поверь мне – не стоит пытаться обмануть меня еще раз.

– Тебе не кажется, что это не совсем честно? Я только что сказала, что одно из условий – это то, что все остаются в живых.

Джулс упрямо смотрит туда, где, по ее мнению, находится Астарот – туда, откуда исходит холодный, обжигающий ветерок, словно сквозняк при минусовой температуре, и слышит, как он тихо смеется.

– А тебе не кажется, что глупо рассчитывать на честность демона? За твою наивность, я, так и быть, дам тебе небольшое преимущество – свое обещание, что я не буду убивать тех, кому ты хочешь сохранить жизнь, с помощью своих сил. Так ведь веселее, верно? Ты так наивно полагаешь, что то, что я могу убить вас щелчком пальцев – ваша главная проблема?

Джулия трясет головой и едва не до крови закусывает губу – нелепо обижаться на демона, и да, глупо с ее стороны считать, что он будет честен. Но это лучшее из того, что могло бы ждать их всех сейчас в качестве расплаты.

– Хорошо. Я согласна. Но мне нужны гарантии, что ты выполнишь свою часть уговора.

Она вскрикивает, едва договорив, потому что ее запястья касается что—то обжигающее, и тут же она слышит обеспокоенный голос Грэхама, спрашивающий у нее, что происходит. Кожа на запястьях расходится, словно под тонким скальпелем, и на ней появляется печать – она не видит ее, но чувствует каждую черточку.

– На мне точно такая же. И, поверь мне, слово демона, закрепленное печатями с обеих сторон, нарушить нельзя, даже несмотря на то, что демоны лгут. Удачи, Джулс, потому что время пошло еще три секунды назад.

Ей хочется рассмеяться – поверить на слово тому, кто лжет? Ну да, только она могла оказаться в такой идиотской безвыходной ситуации, но, по крайней мере, она выиграла им какое—то время, чтобы прийти в себя…. Или нет?

Свет загорается резко, в одну секунду, ослепляя, и девушка недоуменно моргает, утыкаясь лицом в плечо брата, чтобы глаза хоть немного привыкли, а потом заставляет себя оглядеть комнату, морщась, когда леву руку обжигает ноющей большую, как при ожоге.

– Это действительно были пробки, теперь все в порядке.

Джулс видит остановившуюся в дверях Элизабет, и встревоженных Ричарда с Гэбриэлом за столом, и остальных гостей, немного недоуменно переглядывающихся. Она переводит взгляд на стоящего рядом брата – только он слышал их разговор с Астаротом, и девушке очень хочется, чтобы Грэхам сказал, что она поступила правильно, заключив не сделку, но договор.

– Это было самое глупое решение в твоей жизни.

У него непривычно серьезный, напряженный голос, и Джулс закусывает губу, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы – он абсолютно прав. Но Грэхам сжимает ее ладонь, поднося к губам и касаясь кровоточащей печати на запястье сестры поцелуем.

– Но ты знаешь, как я обожаю игры.

Он мрачно улыбается, и Джулия не может не улыбнуться в ответ сквозь слезы – сейчас, в эту самую секунду, ей кажется, что они справятся с чем угодно.

Продолжение следует…

© Ю. Грин, 2015.