Текст книги "Связи"

Глава 2

Скандал разражается в самом конце второй недели отсутствия Грэхама в Лондоне: в прессе уже вовсю ходят сплетни о причинах поспешного ухода Найта с бранча принцессы. А так же о том, почему мисс Найт теперь появляется на публике либо одна, либо в компании герцога Шенбрунна – наследника той самой династии, от чьего титула они с женихом отказались.

Все это время – две недели – Джулс провела, стажируясь под супервизией Ричарда, поддерживая в прессе интерес к их с Грэхамом сложным отношениям, наполняя будни всем, чем угодно, кроме мыслей о том, что делать дальше. И это было самым сложным – не разбирать по крупицам все произошедшее, не анализировать себя и свои поступки, не пытаться понять, почему брат сбежал в чертову Африку. Хотя, последнее было более-менее понятно: Джулия была уверена, что Грэхам осуждал себя за то, что он чуть не сделал с ней, особенно, если в его эмоциональном всплеске было замешано что—то извне.

И то, что брат сбежал не в первую попавшуюся страну, а к определенному человеку, многое говорило о его состоянии: Джулс как никто другой знала о нежелании Грэхама посвящать посторонних в свои проблемы. Уж если он решился поехать к Гэбриэлу – значит ему действительно плохо.

С того вечера она больше не чувствовала присутствия Астарота, хотя кошмары никуда не делись, а стали только сильнее. Несмотря на то, что Ричард с пониманием относился к ее состоянию и успокаивал ее каждую ночь, Джулс все равно вернулась домой уже спустя пару дней.

Остаться у Шенбрунна было заманчиво, но определенно неправильно и не справедливо по отношению ко всем – жить под одной крышей с человеком, о встрече с которым она грезила столько лет, оказалось немного неловко. Особенно сейчас, учитывая всю ситуацию, с псевдо—романом, с попыткой изнасилования, с титулом и Высшим демоном, которому они перешли дорогу. И учитывая, что определиться со своими чувствами к брату ей так и не удалось. Вернее, она решила не думать об этом: проблем и дел было достаточно и без глупых вопросов «не перерос ли псевдо—роман в нелепое влечение?»

Иногда она даже жалела, что не может поговорить о своих переживаниях с Ричардом: он по—прежнему не знал правды о романе с Грэхамом, и Джулс, хоть и порывалась сказать ему, не могла найти слов.

За эти две недели они провели вместе так много времени и обсудили так многое, что Джулс все чаще ловила себя на немного восхищенной и неуверенной влюбленности. Вернее, ловила бы, если бы не ситуация, в которой они все оказались.

Джулия трясет головой, взъерошивая волосы, и все—таки тепло улыбается, отвечая Ричарду на смс: «Уже выхожу, захватить кофе?» – сегодня ее первый самостоятельный сеанс, и ей совсем не хочется опаздывать, хотя еще утром она вообще не была уверена, что готова.

Как она вообще может проводить сеансы, если у нее столько нерешенных вопросов? Хотя, разумеется, вряд ли первый же пациент придет к ней с вопросом: «Что делать, если ты перешла дорогу одному из Высших демонов, твой брат пытался тебя изнасиловать, и ты испытываешь смешанные эмоции по этому поводу, а еще ты чуть не влюбилась в своего родственника, который думает, что ты невеста своего брата?»

Звонок в дверь раздается, когда она уже надевает пальто, и девушка хмурится, на секунду чувствуя тот самый леденящий страх, а потом все же заставляет себя подойти и открыть дверь. Что бы там ни было, если поддаваться этой истерии, то можно сойти с ума на самом деле.

И в следующую секунду она жалеет, что не послушалась своего предчувствия, и не оставила дверь запертой – на час, на два, навсегда, написав Ричарду, что она не сможет прийти, и притворившись, что дома никого нет.

– Замечательно, я знала, что ты будешь здесь. Можешь снимать пальто, потому что ты никуда не пойдешь, пока не объяснишь мне, что происходит.

Голос у Селии подрагивает, словно та изо всех сил сдерживается, чтобы не закричать, и Джулия на секунду прикрывает глаза, задерживая дыхание – как же ей хочется, чтобы Грэхам был здесь! Ему такие разговоры наверняка удаются лучше, чем ей. Она отсчитывает несколько ударов сердца, а потом делает шаг назад, пропуская гостью в квартиру, и обреченно думает о том, что это все равно произошло бы рано или поздно, учитывая, какую шумиху они с братом подняли в прессе. Грэхам, как же не вовремя! Сейчас девушка забывает и о той попытке изнасилования, и об Астароте, и о последствиях, о которых он говорил, сейчас все это неважно, потому что она снова чувствует себя пятнадцатилетней девчонкой.

– Мам. Проходи. Я все тебе расскажу, только не нервничай.

Селия проходит в прихожую, поправляя прическу и всем своим видом демонстрируя готовность театрально потерять сознание от переизбытка эмоций. Иногда Джулии кажется, что Грэхам приобрел свою яркую, но тщательно скрываемую эмоциональность от матери.

Девушка стягивает пальто и делает матери приглашающий жест в кухню, проходя следом за ней и невольно вспоминая тот вечер, когда Грэхам прижимал ее щекой к столешнице, горячо выдыхая на ухо. У нее краснеют щеки, потому что, черт возьми, если она и сможет рассказать что—то матери, то уж точно не все. Что вообще она может ей рассказать?

Джулс знает, что брат не раскрыл их легенду даже перед Гэбриэлом, но и она сама не рассказала Ричарду, хотя могла бы, и это облегчило бы ту неловкость, которая иногда проскальзывала у них в общении.

И сейчас, стоя перед выбором, что говорить матери, Джулия понимает, что никакого выбора на самом деле нет: этот фальшивый роман должен продолжаться. Она не уверена, почему, но твердо знает, что это единственное решение, словно что—то нашептывает ей это на ухо, и она трясет головой, отгоняя мысли об Астароте. Сколько можно позволять ему, даже в воспоминаниях, влиять на ее жизнь?

– Ну? Где твой брат? Уже бросил тебя и нашел себе кого-то другого?

У матери раздраженный голос, и Джулия выныривает из своих мыслей, вздрагивая, а потом смотрит на нее возмущенно и смущенно одновременно – как говорить об этом с Селией она понятия не имеет.

– Мам, перестань. Грэхам… в командировке, ты же знаешь, что он всегда в разъездах. Я сделаю тебе чай и все расскажу.

Девушка заваривает чай, добавляя туда побольше мяты, и присаживается на диван, дожидаясь, пока мама устроится в противоположном углу. У Селии чуть подрагивают пальцы, когда она берет кружку из рук дочери, и Джулия переводит дыхание – ладно, она просто расскажет матери то же самое, что они говорят всем остальным.

Они с матерью никогда не были особо близки, хотя Джулс только шесть лет назад уехала из родительского дома, и сейчас она чувствует себя едва ли не предательницей за все то, через что заставила пройти мать.

– Это правда?

У Селии дрожащий голос – не то от злости, не то от чего—то еще, и Джулия кивает, тут же начиная тараторить. Верный признак того, что она нервничает куда сильнее, чем показывает.

– Мам, пожалуйста. Это просто произошло. Мы едва не получили титул, представляешь? Ты знала, что мы родственники Шенбруннов? Отец Грэхама чей—то сын, или племянник, или сват, я толком не разбиралась, а поскольку я сестра…

– Вот именно, сестра!

Мать смотрит на нее, сжимая тонкими пальцами кружку, и Джулс закусывает губу – она отлично знала, на что шла, знала реакцию матери, когда та узнает обо всем, но это не делает ситуацию менее тяжелой.

– Вы – мои дети, оба, и каково мне было узнать из новостей, что вы… это же позор.

У Джулии на глаза наворачиваются слезы, и она отводит взгляд – да, это еще сложнее, чем рассказывать об их «отношениях» миру, Шенбруннам, кому угодно. Интересно, что думает отец Грэхама по этому поводу?

Хотя, они вряд ли узнают об этом: Натан и Грэхам не общаются уже очень давно, и Джулс не знает, что именно между ними произошло, потому что брат никогда не говорил об этом, но явно что-то очень нехорошее.

И у Грэхама, и у Ричарда тема отца – слишком болезненная, и Джулия отмечает это краем сознания, чувствуя, что что-то не сходится, как паззл с пропавшим кусочком. Отец Грэхама никогда не был, и даже не пытался казаться хорошим человеком, в отличие от Генри, и, тем не менее, наверняка они оба имели какие-то причины, чтобы так испортить отношения со своими детьми.

Она все еще молчит, пытаясь заставить слезы затечь обратно в глаза – не так—то просто это сделать, и мать продолжает, качая головой и глядя на нее, строго и словно разочаровано.

– Я хочу поговорить с твоим братом. Когда он вернется?

– Завтра. Он должен вернуться завтра.

У Джулс подрагивает голос, и она вздрагивает всем телом, когда телефон, лежащий на столе, вибрирует – черт, она же совсем забыла о Ричарде и о приеме! Впрочем, у нее была уважительная причина – появление матери оказалось куда более неожиданным, чем все, что происходило с ней до этого, как бы нелепо это ни звучало.

– Ты, кажется, куда-то собиралась. Не буду тебя задерживать, надеюсь, мои дети не против того, что я останусь здесь.

Последнее предложение звучит утвердительно и язвительно, и Джулия только кивает, вставая и подхватывая со стола телефон, а потом медлит в прихожей, глядя на застывшую на диване мать – как оставлять ее здесь одну?

– Когда твой брат вернется, я хочу, чтобы вы оба рассказали мне всю правду, ты поняла?

Джулс кивает, выскальзывая за дверь, и несколько раз медленно вдыхает и выдыхает, прежде чем ответить на звонок Ричарда – так, она не собирается рыдать, ведь правда?

– Извини. Кажется, мне самой сейчас будет нужен психотерапевт.

Она звучит чуть печальнее, чем собиралась, и соглашается на предложение Ричарда приехать к нему прямо сейчас – приемы можно и перенести, а ей на самом деле необходимо поговорить. Не с кем-то, а именно с ним, пусть даже Шенбрунн и не знает всей правды об их с братом отношениях.

По дороге она набирает смс Грэхаму, стараясь, чтобы в сообщение не прорывалась паника и желание забиться куда-то в норку, и сообщает ему, что приехала мать, и она очень недовольна. Джулс все же сдерживается, чтобы не написать ему «пожалуйста, приезжай скорее» – это глупо, учитывая, что он итак уже купил билеты на завтра. И, учитывая, что она все еще не знает, как именно веси себя с ним.

У Ричарда в кабинете как всегда прохладно и светло, и Джулия обнимает его на пороге, жмурясь и чувствуя, как к глазам опять подкатывают слезы – ничто не выбивало ее из колеи все это время, а вот появление матери – выбило, да еще как.

Ричард гладит ее по волосам, успокаивающе и медленно, пока Джулс рассказывает ему о том, что произошло. Наверняка без полной картины ему сложно будет понять ее реакцию, но он понимает, и они сидят на белоснежной кушетке, потягивая мятный чай. Джулс ловит себя на мысли, что ее жизнь превратилась в какую—то мыльную оперу.

– Я не знаю, что говорить ей. Она никогда не поймет. К тому же, Астарот говорил, что будут последствия, и я не хочу вмешивать ее в это.

Ричард смотрит на девушку, коротко сжимая ее ладонь, и качает головой, двигаясь ближе, так, что она чувствует запах его парфюма – привычный и знакомый.

– Думаешь, он что—то предпримет?

Джулия только пожимает плечами – до Рождества осталось чуть больше месяца, и с каждым днем она чувствует, что ей становится все страшнее – что может придумать высший демон, чтобы отомстить им? Как они вообще могут быть уверены, что он уже не сделал что—то, чего они пока еще не ощутили?

– Я не знаю. Я переживаю за Грэхама, и теперь еще и за мать. И за тебя.

Она ловит его взгляд и закусывает губу – Ричард, волей-неволей, тоже причастен ко всему происходящему и, может быть, он был бы в большей безопасности, если бы она не общалась с ним так тесно. Что если Астарот как-то навредит ему?

– Не думаю, что он может мне навредить.

Ричард как будто читает ее мысли, и Джулс чуть хмурится – тревога, чуть улегшаяся за последнее время, снова поднимается изнутри, и девушке кажется, что она упускает что-то очень важное.

– Я могу справиться с куда большим, чем кажется.

Они разговаривают, пока за окном не начинает темнеть, и Джулс поглядывает на часы – ей очень не хочется уходить, но и оставлять мать одну та надолго почему-то кажется неправильным. Завтра должен приехать Грэхам, они поговорят, и все встанет на свои места, хоть на сотую часть, но пока ей лучше не расслабляться.

– Спасибо за все, Ричард. Я не знаю, как справилась бы без тебя.

У него теплые пальцы и уверенные, приятные прикосновения, и девушка позволяет себе ненадолго ни о чем не беспокоиться, просто потому, что Ричард обнимает ее, скользя ладонями по ее спине. И она снова ловит себя на мысли, что все было бы куда проще, если бы она не чувствовала к нему этой нелепой влюбленности.

Они прощаются, и девушка вызывает такси – Ричарду нужно еще поработать над статьями, а вот ей пора проверить, как там мать – ее появление до сих пор не укладывается в голове. Да, это должно было произойти рано или поздно и, признаться, девушка думала, что Селия появится гораздо раньше, но вот именно сейчас, когда все слишком запутанно и неясно – сейчас не лучшее время для объяснений с матерью.

Девушка изо всех сил гонит от себя мысль, что мама появилась в городе не случайно – нельзя позволять страху, который напустил Астарот, завладеть всей жизнью, иначе это будет уже не жизнь, а существование – а этого она точно не допустит. Она приехала к брату потому, что знала, что с ним у нее не будет нехватки в эмоциях и интересных событиях, и даже из—за появления в их жизни демона из преисподней, она не собирается отказываться от нее.

Джулия решает купить в магазине вина и несколько закусок – если Селия захочет поговорить об их с Грэхамом неподобающих инцестных отношениях, то лучше они сделают это под бутылку Пино нуара. Джулс автоматически прокручивает на пальце помолвочное кольцо, ловя себя на чуть тревожной мысли, что Грэхам так и не ответил на ее смс – это же Африка, связь там пропадает чаще, чем в самом отдаленном уголке Лондона. Нет причин переживать, ведь так? Почему—то она твердо уверена в том, что если Грэхам и будет в безопасности где—то, так это рядом с Гэбриэлом – Асарлай внушает доверие.

Но всю дорогу до дома ее не оставляет нервозное состояние, словно предчувствие – холодящее и тянущее, не дающее сосредоточиться ни на чем, кроме ощущения липкого холодного страха. На миг ей кажется, что под ногами не привычная лондонская слякоть, а острый, крошащийся лед, и девушка вздрагивает, едва не роняя бутылку – красное на белом смотрелось бы просто восхитительно – мелькает неуместная отстраненная мысль.

Джулс наконец берет себя в руки и поднимается в квартиру, отпирая дверь своим ключом и замирая в прихожей, когда слышит приглушенные голоса – у Селии гости? Но кто?

На миг у девушки мелькает самая сумасшедшая мысль, что вернулся отец Грэхама, что Селия рассказала ему, и он решил… что? Но поверить в это куда сложнее, чем во что угодно другое.

Мать выглядывает в прихожую, глядя на Джулию чуть неодобрительно и поджимая губы – похоже, она ни на толику не стала благосклоннее ко всему происходящему – и кивает в сторону кухни.

– Ты могла бы предупредить меня, что ждешь гостя, и не заставлять его дожидаться тебя. Брат на тебя плохо влияет, как я посмотрю.

Джулс смотрит на мать недоумевающе и растеряно, и застывает на месте, задерживая дыхание, когда видит вышедшего из кухни мужчину – похоже, предчувствие было совсем не ложным.

– Астар.

– Добрый вечер, Джулс. Твоя мама замечательно составила компанию.

Джулия закусывает губу, отставляя бутылку вина на тумбочку и разуваясь, пытаясь придумать хоть что-то, чтобы заставить мать уйти – она не может подвергать опасности еще и ее! Хотя, если бы Астарот хотел причинить ей вред, наверное, он уже сделал бы это…. И все равно – какие бы ни были мотивы Астар – он явно не пришел только для того, чтобы выпить чай и поболтать с ее матерью.

– Я думала, ты больше не появишься.

У нее напряженный, чуть севший голос, и она проходит на кухню, чувствуя между лопаток не слишком довольный взгляд матери – ничего, с Селией она разберется потом, сейчас главное придумать, как избавиться от Астарота. Да, как избавиться от Высшего демона?

Она помнит о каких—то кругах, или о меди, а еще о том, что у него есть своя печать, но вот как это работает все вместе? Похоже, стоило изучать не Википедию, а серьезные научные труды, возможно тогда, она чувствовала бы себя увереннее, столкнувшись с ним в очередной раз.

– О, после той милой беседы с Грэхамом я просто не мог не вернуться! Твой брат оказался очень… деловым человеком.

Джулс вздрагивает, когда Астар упоминает Грэхама, и не может не вспоминать тот вечер, и руки брата на своем теле, и чувство сковывающего холода – если раньше она сомневалась, было ли это влиянием Астара, то теперь сомнений не осталось. Но что он имеет в виду? После какой беседы? Что, черт возьми, она упускает?!

– Я накрою на стол, раз моя дочь не слишком воспитано ведет себя с гостями.

Селия смотрит на нее неодобрительно, качая головой, и выходит в зал, гремя тарелками, а Джулс делает пару шагов к Астароту, чувствуя, как внутри нее закипает злость. Ладно она, но как он смеет приходить к ее матери?

– Я хочу, чтобы ты ушел, ясно? Не знаю, чего ты хочешь, но ты уже заполучил душу Генри, какого черта тебе еще надо?

Он смотрит на нее, улыбаясь уголками губ, так что у девушки сердце сбивается с ритма от неприятного предчувствия, и касается ее щеки кончиками пальцев – обманчиво-нежно.

– Передай брату, что я выполню свою финальную часть соглашения на Рождество. И тогда придет его черед платить.

Джулия смотрит на него, не в силах отвести взгляд, потому что на долю секунды ей кажется, что она видит корону на его голове и перевернутую книгу в его пальцах, но видение рассеивается, и когда она приходит в себя, Астар уже идет прощаться с Селией.

У девушки колотится сердце, неровными, сбивчивыми ударами, а его слова отдаются в ушах, но она не может соотнести их с реальностью. Грэхам не стал бы… или стал?

Она вспоминает, как смотрела на брата через зал, и как сильно ей хотелось остаться, и если бы она тогда не сбежала…

– Что это было, ты мне объяснишь?

Селия смотрит на нее с порога, и Джулс трясет головой, стараясь сдержать слезы – у нее никогда особо это не получалось, и точно не получится сейчас, когда эмоции, кажется, достигли своего пика, а усталость и осознание того, что произошло, накатывают волнами.

– Прости мам, мы поговорим завтра.

Она поднимается в свою комнату практически бегом и запирает дверь, сползая по ней спиной, и наконец позволяет себе разрыдаться, запустив пальцы в растрепанные волосы.

Вот почему Найт уехал, черт, неужели он… как он вообще мог сделать подобное? Девушка захлебывается рыданиями, вспоминая все события последних месяцев, и прячет лицо в подтянутых к себе коленях – ей отчаянно хочется проснуться в середине лета, и чтобы все произошедшее оказалось просто кошмаром.

Если еще пару недель назад она думала, что все будет хорошо, что это только игра, пусть даже опасная и пугающая, но теперь, когда Джулс пытается произнести хотя бы мысленно то, на что намекнул ей Астарот, у нее замирает сердце.

Ее брат продал душу, и она понятия не имеет, что с этим делать.

Похоже, некоторые титулы вполне могу носить статус «проклятых».

Глава 3

Человеческие эмоции в этом весселе оказываются сильнее, чем он мог предположить – вероятно, парень все еще пытается бороться, он был сильным, тот, в чьем теле Астарот сейчас находится. Тело слушается его безупречно, как и всегда, повинуясь едва мелькнувшим мыслям, делая то, на что тела людей не способны.

Ему нравится находиться на Земле – даже демонам хочется вырваться из пустоты и агонии Ада хоть на короткий отрезок времени. Что значит год, десять и весь человеческий век, по сравнению с бесконечностью?

В человеческом мире время течет по—другому, куда быстрее, и мир наполнен ощущениями и желаниями. Астарот какое—то время купается в них, позволяя себе питаться энергией людей: мелочных, жадных до денег и вечной молодости, так легко меняющих единственное, что есть ценного в них, на сиюминутные удовольствия.

Он ходит по земле, прогуливаясь, оставляя после себя хаос и агонию, и чувствует, улавливает на тонком, незримом уровне, что он здесь не один. Астарот знает, что он мог бы найти Баэля, если бы захотел: Земля слишком мала, чтобы такие как они могли играть здесь в прятки. Но он не ищет, позволяя событиям идти своим чередом, решает не делать того, о чем он потом может пожалеть, хоть такие эмоции и неведомы демонам.

Баэль – тот единственный, кого он отчетливо помнит до Падения, тот, кого он так отчаянно жаждет в Аду. Тот, к кому он испытывает столько, сколько Падший не может ощущать. Завораживающее исключение из правил.

Со временем играть с людьми наскучивает – они слишком похожи, слишком одинаковы в своих желаниях, и Астарот чувствует толику брезгливости. Возможно, стоит оставить весселя и вернуться в тронный зал? Его легионы послушно ждут повелений, и место по правую руку Владыки пустует.

Так же, как и по левую – присутствие Баэля поблизости все еще отдается чуть болезненной тягой, желаниями, которые он подавляет в себе, и отчасти поэтому Астарот решает сбежать обратно, туда, где он и должен быть. Туда, где весь вихрь эмоций и желаний исчезнет, просто потому, что в Аду нет ничего, кроме жажды, и голода, и пыток, и льда.

Призыв доносится до него, когда он окончательно решает вернуться, когда покидает вессель, и Астарот медлит, отзываясь – в последний раз. Он смотрит на статного, высокого мужчину, застывшего перед ним с печатью, пульсирующей силой, выгравированной на кольце. Демон чуть улыбается – подготовился, уже неплохо.

Он знает об этом мужчине все еще до того, как тот открывает рот – ему известно прошлое и будущее, стоит распахнуть сознание этому безграничному вихрю времени. Астарот скользит по губам раздвоенным языком – в более привычной форме ему хорошо, и тень страха в глазах мужчины делает ситуацию еще приятнее.

– Милорд Шенбрунн.

– Астарот.

Мужчина произносит его имя уверенно и твердо, и смотрит прямо, держа подбородок высоко поднятым, а губы – плотно сжатыми. Настоящий аристократ, возможно, один из последних в своем роду. Многие именитые семьи сейчас вырождаются, как и все человечество в целом – наблюдать за этим оказывается не так весело, как могло бы. Люди, похоже, больше не способны на поступки, которые могли затронуть даже Высших.

– Чего желает милорд? Узнать тайны будущего или получить способность обращать в золото все, к чему прикоснется?

Астарот ухмыляется, разглядывая мужчину, и обходит его по кругу – печать на полу, ключ Соломона на груди. О, он действительно знает, что делает – демоны лишены восхищения, как и любых других эмоций, но здесь, на Земле, Астар чувствует их отголоски.

– Нет. Милорд желает обменять свою душу на несколько простых вещей, Астарот.

Эта сделка оказывается последней перед тем, как он отправляется в Ад, и время снова замедляется, сжимаясь и растягиваясь, и тридцать лет длятся как бесконечность.

Он возвращается на Землю к смерти герцога, как тот и желал, и наблюдает, как парочка – брат с сестрой – пытаются так явно и так нелепо получить этот свой титул. Который, они бы получили в любом случае – как последнее желание Генри. Титул для всех его наследников, что бы ни случилось.

Но все идет не по плану, и брат с сестрой отказываются от титула – так просто и так глупо, лишая себя того, ради чего они разыгрывали весь этот спектакль, и лишая Астарота души Генри. Души, которая была весьма ценна.

Он учел все, кроме вмешательства одного шамана из Африки, и кроме того, что в той девушке, которую он поймал на лестнице, так сильно окажется чувство сопереживания – и, лишившись одной души, он решает получить другую в качестве компенсации.

Он мог бы получить их всех: каждого, кто так или иначе участвовал в прощании с Генри, но это не то, чего ему хочется. Раз уж он остался на Земле, то вполне может поиграть – наследники таких династий всегда оказываются интересными подопытными, вспомнить хотя бы шестнадцатый век, когда они с Баэлем….

Баэль снова вторгается в его мысли, и Астар замирает, задумывается, стоит ли продолжать, или, возможно – только возможно – позволить себе то, от чего он бежит так долго.

Но события развиваются, и играть с Найтом оказывается неплохим отвлечением, потому что тот сперва отчаянно сопротивляется, а потом так же сильно поддается, и Астарот заключает с ним сделку просто потому, что ему интересно посмотреть, что сделает тот шаман, и эта девушка, и его отец. Все они любят Найта, каждый по-своему, даже Натан, которого так сильно ненавидит Грэхам, что не может почувствовать ни толики любви за этими нелепыми человеческими эмоциями. И Астар знает, как разрешится вся эта ситуация с душой, и сделкой, и с титулом, знает больше, чем все они вместе взятые, больше, чем возможно представить.

Он играет с ними просто потому, что не может признаться себе в том, как близко сейчас он находится к Баэлю, что он чувствует его присутствие всем своим существом, и знает, что Баэль чувствует его точно так же. Сколько тысяч лет должно пройти, чтобы они наконец встретились лицом к лицу в человеческой форме?

Астарот слышит зов, когда приходит в гости к той девушке, Джулии, которая смотрит на него напряженно и с отчаянной решимостью. Она очень напоминает ему Генри в какие—то моменты жизни, и ему невыносимо смешно. Они все так отчаянно пытаются спасти себя, так испуганно и решительно борются за то, что считают своим и, при этом, любой из них готов пожертвовать чем угодно ради друг друга. Они не знают этого, но чувствуют где—то внутри то, насколько сильны в них родственные связи и насколько глубоко они уходят корнями в самое их существо.

Астар уходит, решает дать им право выбирать, знает, к чему приведет каждый их выбор, все миллионы тысяч вариантов того, куда они могут прийти со своими решениями, и делает свой выбор, тот, который он должен был сделать много веков назад. Он открывается зову, и прикрывает глаза, чувствуя рядом присутствие того, кого жаждал тысячи лет.

– Баэль.

Имя звучит правильно и привычно, и Астарот открывает глаза, чуть улыбаясь, и позволяет этим людям самим творить свою судьбу, не вмешиваясь – пока. Давая им несколько глотков свежего воздуха, чтобы они почувствовали, каково это – жить на самом деле. А то, что произойдет потом, будет только финальным аккордом.

– Астарот. Все играешь с людьми?

Напряжение в голосе демона он ощущает всей кожей, и смеется, запрокидывая голову, и наконец касается ладони весселя Баэля, ощущая под пальцами живой пульс и кипящую внутри энергию, темную и обжигающую.

Он жаждал этого момента многие века, и все люди, все их судьбы и чувства, решения и поступки, все души, которые он мог получить и еще получить – не стоят ничего, когда он наконец позволяет себе увидеть своего брата.