Текст книги "Связи"

Глава 7

Надо отдать должное мистеру Шенбрунну – он ни о чем не спрашивает, просто диктует адрес, и Джулия называет его таксисту, устраиваясь на заднем сидении – кожа покрывается мурашками от холода, и ее немного потряхивает, но ей сейчас не до этого.

Ее собственные слова назойливо крутятся в голове, не давая забыть о них – она бы на самом деле сказала «да», если бы Грэхам предложил ей переспать? Вот так просто? Никаких моральных дилемм? Учитывая, что у нее и романов—то почти не было до этого момента? Да и этот происходит, или происходил, только на публику.

Даже думать об этом странно и неловко, тем более вот так, без обиняков и каких—то увиливаний. Но у нее нет однозначных ответов на эти вопросы.

Наверное, это что—то говорит о ней, раз после того, что сейчас произошло, она не ненавидит Найта и не думает о том, как бы сделать так, чтобы он больше не подходил к ней.

Предупреждение Астара отдается эхом в ушах, а прикосновения Грэхама все еще ощущаются на теле, и девушка стучит в дверь Ричарда, обнимая его на пороге – просто не может сдержаться. Он сейчас ощущается самым безопасным местом в мире. Если только Астарот не добрался и до него….

Джулия отстраняется и разглядывает Шенбрунна несколько мгновений, а потом переводит дыхание – он теплый и сосредоточенный, такой, как всегда, и она проходит в прихожую, чуть ежась.

– Ты в порядке?

Ричард гладит ее по спине и кивает на душ.

– Можешь пойти согреться, ты вся дрожишь. А потом, если захочешь, расскажешь, что произошло, договорились? Хочешь, чтобы я позвонил Грэхаму?

Джулия трясет головой, выглядя, должно быть, слишком напугано, чтобы Ричард стал развивать эту тему. Он показывает ей, где находится ванна, принося полотенце и белоснежный мягкий халат.

– Он будет тебе великоват, но другого у меня нет.

Девушка благодарно кивает, прикрывая за собой дверь, и стягивает платье, забираясь под теплые струи душа и прикрывая глаза. Ей очень хочется, чтобы сегодняшний день оказался сном, и ничего этого не происходило.

Да, она не винит брата в том, что он сорвался, но, с другой стороны, он должен был быть тем, на кого она могла рассчитывать, своеобразным якорем. А то, что он говорил ей, было куда обиднее и больнее всего, что он делал, даже если предположить, что это были не его слова.

У нее на запястьях уже проявляется россыпь синяков, и она трет кожу, чувствуя как болезненно пульсируют эти следы – как напоминание того, что чуть не произошло.

«Мы все больные».

Думает девушка, кутаясь в белоснежный банный халат, и ловит свое отражение в зеркале – собранные в хвост волосы, огромные глаза и чуть подрагивающие губы – как психолог она вполне может сказать, что у нее все еще состояние шока, и уж Ричарду это будет яснее ясного.

Она трясет головой и трет виски: о том, почему вспышка агрессии Грэхама напугала ее меньше, чем должна бы, и о том, откуда берутся эти мысли в ее голове, она подумает позже, сейчас важнее решить вопрос, что рассказывать Ричарду. И, если правду, то как он ее воспримет?

Джулия выходит из ванной, жмурясь, когда чувствует запах мятного чая, и благодарно кивает Ричарду, устраиваясь на кожаном диване и только сейчас замечая, насколько белоснежна квартира Шенбрунна.

– Вау.

Она улыбается, оглядываясь по сторонам – ей будет сложно найти что—то яркое в этой белизне, кроме, конечно, самого хозяина квартиры.

– Вау?

Переспрашивает он, улыбаясь, и присаживается рядом с ней, протягивая ей плитку шоколада – молочный, такой, как она любит. Девушка благодарно смотрит на него, подтягивая к себе колени – не слишком—то она следует этикету. Но она уже сидит в халате на диване Шенбрунна, так что, похоже, условности здесь лишние.

– У тебя очень красивая квартира. Стерильная.

Она разглядывает интерьер, пытаясь понять, как Ричард еще не сошел с ума, живя в абсолютной, невероятной белизне – хотя, надо признать, что его можно понять – квартира просто невероятная. Ричард молчит, и Джулия осторожно касается его ладони, привлекая внимание, и произносит негромко, закусывая губу.

– Спасибо. За все.

Он кивает, приобнимая ее за плечи, и девушка утыкается носом ему в ключицы, вдыхая едва уловимый аромат парфюма, приятный и свежий, и отстраняется, собираясь с духом, чтобы рассказать ему. С чего начать?

– Ты не обязана рассказывать мне, если не хочешь.

Он словно читает ее мысли, и девушка грустно улыбается: если Астарот смог вот так подобраться к Грэхаму, то, кто знает, не сможет ли он сделать то же самое с Ричардом.

– Ты никогда не настаивал, чтобы я рассказала, почему мы отказались от титула, хотя это было тем самым, что привело нас в Вену.

Ричард смотрит на нее, кивая и устраиваясь удобнее, и девушка рассказывает ему все, умалчивая только о том, что они с Грэхамом не встречаются на самом деле. Ей стыдно за то, что она не может рассказать ему всю правду, но речь идет о его семье. Ей слишком сильно не хочется увидеть в его глазах разочарование, после всего того, что он сделал для нее.

Она говорит и говорит, глядя в окно и избегая встречаться взглядом с Ричардом, рассказывает ему об Астаре, о том, что она видела, о его отце, о том, что, кажется, им не удалось спасти его от Ада, и о том, что сделал Грэхам этим вечером.

Когда Джулия, наконец, заканчивает, у Ричарда мрачное и внимательное выражение лица, и девушка встает, подходя к окну, просто потому, что не может усидеть на месте. Ей не верится, что она рассказала ему, и ей страшно до паники, что он ей не поверит. Вряд ли она сама поверила бы во что-то подобное, если бы сама не была свидетелем и непосредственным участником.

– Ричард?

Джулия оборачивается к нему, разглядывая, чувствуя отчаянную нужду в том, чтобы он сказал хоть что—то, а не смотрел на нее вот так – внимательно и молча.

Ричард встает, подходя к ней, и сжимает ладонями ее лицо, осторожно, заставляя ее приподнять подбородок и встретиться с ним взглядом.

– Я тебе верю. Звучит, как бред сумасшедшего, но я знаю, что ты не стала бы мне лгать. Но в одном Астарот был прав, вы зря запустили эту цепочку событий, мой отец попал бы в Ад в любом случае – там ему самое место.

Джулия сглатывает, облизывая губы, и кивает, не спрашивая ни о чем – если Ричард дал ей время, то она уж тем более не будет манипулировать им и вынуждать рассказать какие—то свои тайны.

– Когда ты решишь, что готова поговорить с Грэхамом, я могу поехать с тобой.

Девушка трясет головой, жмурясь, и чуть улыбается.

– Нет, спасибо, Ричард, но я должна сама.

Он кивает, не выглядя при этом очень довольным, и Джулия может его понять. Со стороны это звучит еще хуже, чем на самом деле, и вряд ли влияние Астара как—то оправдывает Найта в глазах Ричарда.

– Ты простишь его за то, что он сделал?

У Ричарда негромкий, но очень напряженный голос, словно этот вопрос значит для него что-то большее, словно относится к чему—то слишком личному, к тому, что Джулия еще не знает о нем, и вряд ли когда—то узнает. Уж что—что, а заглянуть за идеальную маску Ричарда возможно только тогда, когда он это позволяет.

– Да. Если быть до конца откровенной – уже простила. Может быть, это не совсем то, что…

Он качает головой, словно уходя в себя на какое—то время, и девушка касается его щеки, осторожно и медленно, привлекая внимание.

– Ричард?

Он смотрит на нее, осторожно притягивая ее к себе и касаясь губами влажной после душа макушки, и Джулия выдыхает, чувствуя, как напряжение постепенно отпускает ее. Да, впереди еще много вопросов, на которые нужно найти ответы, и много того, с чем им предстоит разобраться, но сейчас она позволяет себе на несколько минут почувствовать себя нормальной.

– Я не знаю, как остановить эту цепочку событий, чтобы все не разрушилось, как карточный домик.

Выдыхает она, чувствуя легкую вспышку беспокойства, когда мысли возвращаются к брату, и Ричард, поглаживает ее по спине, отвечая негромко.

– Мы обязательно придумаем, Джули. Я помогу тебе, я обещаю.

И ей не остается ничего другого, кроме как поверить его словам и постараться хоть на этот вечер выбросить из головы дурные мысли и предчувствия. Завтра будет новый день, и завтра придется решать дилеммы и проблемы, но утро, как бы банально это ни звучало, мудренее вечера.

Глава 8

Когда Джулия выскальзывает за дверь, Грэхам смотрит ей вслед несколько секунд, а потом сползает по стене, придерживаясь за стоящий рядом стол. В голове шумит так сильно, так назойливо, что он почти не может контролировать себя – и не только из-за алкоголя.

«Если бы ты попросил, я бы осталась».

Слова сестры вертятся в голове, отдаваясь эхом в ушах, отзываясь во всем теле тянущей, почти невыносимой болью, и Грэхам запускает пальцы в волосы, жмурясь и подтягивая к себе колени.

Это было именно то, что сказал ему Гэбриэл два дня назад, и это вдвойне больнее – почему, черт возьми, почему он все портит вот так? И неужели она действительно имела это в виду, а не просто сказала, чтобы успокоить его?

Грэхам тянется к телефону, чтобы набрать номер сестры, но замирает, в итоге откладывая телефон в сторону – что он может сказать ей после того, что сделал? Вряд ли простого «извини» будет достаточно. Найт отлично помнит, как Джулс смотрела на него, когда он прижимал ее столу, скользя пальцами по бедрам.

Сначала Гэбриэл, теперь Джулс – это становится раздражающей закономерностью. Нет, он и раньше отгораживался от всех возможных эмоциональных контактов и привязанностей, но не так… радикально. Он не хочет чувствовать зависимость от кого—то, не хочет ни в ком нуждаться, и даже сама мысль о том, что уже поздно, что Джулия уже стала тем человеком, который ему нужен – пугает до невозможности. Как и то, что он, возможно, уже не сможет исправить последствия случившегося между ними.

Он трет глаза и чуть тянет себя за волосы: он не может понять, что заставило его отреагировать вот так, и это пугает. С чего началась эта цепочка событий? Да, статья в газете была несколько несвоевременной, но Найт доверяет сестре и отлично знает, что она бы не сделала ничего, что могло бы скомпрометировать их план. И неожиданная холодность со стороны герцогини тоже весьма необъяснима – еще пару дней назад она была учтивой и радушной, и даже приглашала их с Джулс посетить Шенбрунн на Рождество. Почему же сейчас все пошло кувырком?

Грэхам запрокидывает голову, закусывая губу, и вспоминает, собирая детали сегодняшнего дня по крупице – он пошел в бар, много пил, кажется, разговаривал с кем-то…

– Черт. Астар…?

Имя срывается с губ само, и Найт вспоминает, что Джулс говорила о нем, о мужчине, которого встретила на балу, и о том, что все началось именно из—за него. Астар… то есть Астарот? То есть, те видения, которые показывал ему Гэбриэл…

– Да-да, это правда. Я уже думал, ты никогда меня не позовешь.

Грэхам моргает, разглядывая присевшего перед ним на корточки мужчину, и невольно трясет головой, пытаясь отогнать наваждение – много же он выпил днем, если ему мерещится такое.

– Опережая твои вопросы: нет, я не галлюцинация, да, я демон, нет, я просто хочу помочь тебе.

Найт встает, придерживаясь за стол, и проходит в зал, присаживаясь на диван и делая гостю приглашающий жест. Ладно, о вопросах «как это возможно» он подумает чуть позже. Должно быть, уровень алкоголя в его крови все еще достаточно высок, раз он не воспринимает происходящее слишком серьезно.

– Какого… Какого, твою мать, черта? Серьезно, ты и есть Астарот? Джулс говорила, что все началось, когда появился ты.

Астар качает головой, присаживаясь на другой конец дивана, и облизывает губы раздвоенным языком. «Выглядит эффектно и убедительно», – думает Грэхам, невольно посмеиваясь. Ладно—ладно, даже несмотря на алкоголь, и смесь из вины и страха, он все равно не может не обращать внимания… на такое.

– Нет, Найт, все началось, когда вы с сестрой отказались от титула, но это уже неважно. Я хочу помочь тебе.

Грэхам смотрит на него скептически и чувствует, что начинает трезветь, словно алкоголь выходит из него грамм за граммом, испаряясь через поры.

– Так-то лучше. Трезвые люди охотнее идут на контакт под воздействием своих эмоций.

Астарот говорит это, словно читая лекцию, и Грэхам приподнимает бровь, чувствуя как отпускает головная боль и головокружение. Ощущения приятные, в отличие от того, что говорит Астар.

– Я не собираюсь заключать с тобой контракт, Астар.

Грэхам говорит это вполне уверенно, но все же ловит себя на вспышке сомнения. Почему бы не выслушать его, от этого ведь никому не будет хуже? Именно так Грэхам ведет бизнес – сначала ты выслушиваешь предложение, а потом решаешь, подходят тебе условия или нет. И то, что Астарот – не из этого мира, не делает правила игры другими.

Даже сейчас, когда алкоголь больше не затуманивает рассудок, Грэхам находит это крайне легким – поверить в реальность происходящего, и это кажется странным. С его—то скептическим складом ума он, как минимум, должен был потребовать у сидящего напротив мужчины доказательства.

– Я расскажу, что могу сделать для тебя и для Джулии, и ты сам решишь, стоит ли оно того.

У Астарота вкрадчивый голос, и Грэхам кивает, ловя себя на мысли, что сидящий напротив мужчина слышит все, о чем он думает – но вот поверить в телепатию оказывается сложнее. Он устраивается удобнее, готовясь слушать, и неожиданно чувствует легкий холод, словно сквозняк – как те, на которые жаловалась Джулс в имении. Джулс ощущала его присутствие уже тогда?

– Я могу обеспечить Вам титул не позднее Рождества. Титул, наследство, то, чего ты хотел изначально. И то, что принесет тебе феноменальную славу, Найт. Ты напрасно думаешь, что известен сейчас, это – ничто, по сравнению с тем, кем ты станешь.

У Астара гипнотизирующий голос, и образы возникают у Найта перед глазами: все, чего он хотел, все, чего добивался – титул, слава, настолько масштабная, что даже отцу придется признать, что у Грэхама получилось сделать все это самому. Ткнуть отца носом в то, что он все—таки смог, едва ли не важнее всего остального. Впрочем, если у него будет все то, что описывает Астар, то ему не придется больше думать об отце. Но помимо отца есть еще Джулс….

– А ты сможешь сделать так, чтобы сестра простила меня?

Астарот смотрит на него долгим, изучающим взглядом, и Грэхам изо всех сил старается не показывать то, насколько ему неуютно.

– Да, Грэхам, я сделаю так, чтобы она простила тебя.

Найт выдыхает, а потом закусывает губу, хмурясь – он знает, вернее, предполагает, что произойдет дальше, если он согласится.

– И если я скажу да, моя душа будет принадлежать тебе?

У Астара тихий и очень приятный смех, словно звонкие льдинки, но с легкой хрипотцой. Найт невольно заслушивается, возвращаясь в реальность, когда демон отвечает.

– Не совсем. Ты подписываешь контракт сейчас, но твою душу я смогу получить только после твоей смерти, что, как мы оба надеемся, произойдет еще очень не скоро. Да и в этом случае бывают форс—мажоры – в одном из них ты уже успел принять участие.

– Я согласен.

Слова слетают с его губ раньше, чем Найт успевает себя остановить, потому что глубоко внутри он уже знает ответ. Знает, что не сможет отказаться, словно какой-то шепот звучит в его голове, рисуя все эти завораживающие картины. И, если бы он даже смог устоять перед соблазном и отказаться, он согласился бы только ради прощения Джулс.

То, как он поступил с ней – отвратительно, и контракт кажется ему единственным способом. Он хочет попробовать стать тем братом, женихом – неважно кем, которого она заслуживает.

– Я знал, что ты поступишь правильно.

Астарот протягивает руку, касаясь груди Грэхама, и тот вздрагивает, чувствуя сковывающий, обжигающий холод, охватывающий его целиком. Перед глазами проносятся образы вечных льдов, осколков льда, перепачканных кровью, ледяных просторов, наполненных криками…. А потом все исчезает, и Астар тоже исчезает, только в середине груди продолжает пульсировать холод, чуть выше солнечного сплетения.

Грэхам скользит пальцами по рубашке, пытаясь понять, что произошло, и морщится, когда место прикосновения отдается болью. Расстегнуть рубашку оказывается делом нескольких секунд, и Найт разглядывает ожог, красующийся между ребер – мерцающий, обжигающий, похожий на пентаграмму, или печать, с вырезанным тоненькими шрамами именем – Астарот. Словно клеймо.

Грэхам резко встает, чтобы рассмотреть узор перед зеркалом, но в отражении кожа гладкая и ровная, и он трясет головой, опуская взгляд – нет, ожог на месте.

Найта начинает потряхивать – мелко и лихорадочно, словно в ознобе.

Ему на ум приходит только один человек, которому он доверяет настолько, чтобы приехать после всего произошедшего.

Он собирается словно в бреду, подхватывая с тумбочки сумку с паспортом и кредитками, и уже через час покупает билет туда, где, как он узнал, находится сейчас миссия Красного Креста. И единственный человек, который может ему помочь.

***

– Гэбриэл, к Вам приехали.

Асарлай недоуменно приподнимает бровь, разглядывая заглянувшего в его палатку стажера, и встает, потягиваясь, чтобы размять затекшие мышцы. Кто мог приехать к нему в такое время? Откуда? Вряд ли кто—то из его знакомых, может быть, Эрику не сидится дома, и он решил досрочно прервать двухнедельные каникулы?

– Пусть заходят.

Парень кивает, выскальзывая из палатки, и Гэбриэл встает, натягивая футболку – мало ли, кто это может быть. Но гость оказывается во всех смыслах этого слова неожиданным.

– Грэхам?

Найт выглядит так, словно не спал пару дней, его мелко потряхивает как в лихорадке, и Гейб делает шаг к нему, даже не пытаясь язвить о внезапном визите. Произошло что—то достаточно серьезное, и несмотря на то, как закончилась их прошлая встреча, Гейб все равно хочет ему помочь.

– Что случилось?

Грэхам молча расстегивает рубашку, даже не сомневаясь, что Асарлай увидит, хотя ни одно из зеркал не отражает этого ожога, и демонстрирует ему печать, которая все такая же ледяная на ощупь, хотя прошло уже больше двенадцати часов.

– Кажется, я совершил ужасную ошибку, Гейб.

У него обреченный голос, и Гэбриэл просто подходит ближе, не раздумывая и не спрашивая ни о чем, и наклоняется к Грэхаму, целуя его – мягко и уверенно, скользя языком по обветренным пересохшим губам и выдыхая, когда Найт отвечает на поцелуй.

– В этом ты прав.

Произносит Гейб, когда поцелуй заканчивается, и Найт смотрит на него, запрокидывая голову, и старается скрыть напряжение и страх за привычным сарказмом, приподнимая бровь и посмеиваясь.

– Это был момент, где ты говоришь, что все будет хорошо, тебя что, утешать не учили?

Гэбриэл фыркает и целует Найта еще раз, глубже и увереннее, так, что у них обоих сбивается дыхание, и произносит в его губы, скользя ладонями по напряженной спине успокаивающим движением.

– Ты совершил ужасную ошибку, Грэхам, это правда. Но я помогу тебе ее исправить, обещаю.

Пустыня ночью полна звуков и движений, неясных теней и вполне осязаемых хищников, но, по сути, она мало чем отличается от мегаполиса, наполненного огнями, машинами, людьми и хищниками в обличье людей. И Найт никогда бы не подумал, что предпочтет мегаполису – пустыню, и привычному одиночеству – чью-то компанию и слова утешения.

Но сейчас, когда Гэбриэл успокаивающе гладит его по спине, Грэхаму впервые не хочется отталкивать от себя человека, прикрываться маской, и где-то в глубине души он знает, что ему не нужно было заключать сделку, чтобы сестра простила его.

В Лондоне Джулия спит, свернувшись под одеялом на постели Ричарда, пока тот читает книгу в кресле, а в пустыне посреди Чада Грэхам ловит себя на мысли, что пусть он и продал душу, но приобрел кое-что, пожалуй, не менее важное.

Часть 3

Глава 1

Утро в пустыне начинается рано, куда раньше, чем в Лондоне или любом другом городе, где Грэхам бывал, и он сонно жмурится, потягиваясь и вставая с койки. Палатка застегнута наглухо, и через плотный брезент не пробивается ни лучика утреннего солнца – впрочем, оно только восходит, и в воздухе царит сумеречно-розоватая дымка.

Началась уже вторая и последняя неделя пребывания Найта в Чаде с Красным Крестом, и это время пролетело практически незаметно, учитывая, сколько работы они с Гейбом успели переделать, и как часто миссия переезжала с место на место.

И одновременно оно тянулось бесконечно долго, потому что осознание того, что он натворил в Лондоне, не отпускало ни на минуту – болезненное, опустошающее, заставляющее просыпаться от кошмаров каждую ночь, вцепляясь пальцами в покрывало.

Оказывается, бывают вещи похуже, чем заложить душу Высшему демону, по крайней мере то, что он сделал с Джулс тем вечером, преследовало его куда сильнее, чем сделка. Порой он даже ловил себя на мысли, что заслужил этот чертов контракт своим поступком.

Он написал ей на следующий день после своего приезда – бегства – к Гэбриэлу и, несмотря на его опасения и страхи, она ответила ему – в своей обычной, заботливой и непринужденной манере. И Грэхам до сих пор не может с уверенностью сказать, приложил ли к этому руку Астарот, или она на самом деле простила его. Как узнать это наверняка?

Он не рассказывал ей о сделке – как-то сложно сделать это по смс: «Сестренка, знаешь, после того, как я едва не изнасиловал тебя на своей кухне, я продал душу демону в обмен на титул и твое прощение». Нет, определенно, это не то, что нужно сообщать в переписке.

Тем не менее, она писала ему почти каждый день, спрашивая, как у него дела, тепло и абсолютно так же, как раньше, подшучивая и интересуясь, успел ли он поприставать к Асарлаю. Грэхам скорее утопился бы в зыбучих песках, чем признался даже себе, насколько болезненным теплом отзывались эти сообщения, и как сложно было отвечать в том же тоне, и не писать о том, о чем ему хотелось бы поговорить на самом деле.

Забавно, насколько происходящее внутри него отвлекало от мыслей о том, что он может провести вечность в Аду. Сейчас—то он здесь, на Земле, и сейчас у него в голове полный хаос, от которого сложно спрятаться, даже забравшись в самый центр пустыни.

«Утро, сестренка. Лови обещанный восход солнца».

Он пишет Джулс, фотографируя небосвод, и оглядывается, потягиваясь – ему каким-то образом удалось не загореть, как остальные члены миссии, в основном потому, что он все время ходил в рубашке, либо в одном из свитеров Гейба. Асарлай словно услышав его мысли, подходит к нему, улыбаясь и протягивая бутылку воды.

– Как она?

У Асарлая мягкие интонации и теплые прикосновения, и Грэхам благодарно кивает, делая несколько больших глотков из бутылки, а потом пожимает плечами.

– В порядке. До сих пор не спрашивает, какого черта я торчу здесь так долго, и делает инсинуации о нас с тобой.

Грэхам хмыкает, уже привычно запрокидывая голову, чтобы поймать взгляд Гейба – интересно, тот все-таки эмоциональное бревно или удачно его изображает? Все эти две недели, после их поцелуя в палатке Гэбриэл держит его на расстоянии, словно ничего не произошло, и словно он сам не говорил ему какое-то время назад, что хочет Найта. Это невероятно раздражает – все попытки Грэхама добиться от Асарлая хоть какой-то реакции заканчиваются ничем. Максимум, тот сидит с ним какое-то время, когда Найт просыпается от кошмаров, и Грэхаму отчаянно хочется пробиться через эту неожиданную стену и увидеть, есть ли у Асарлая какие-то эмоции, которые он не считает нужным демонстрировать.

Забавно, обычно это он был тем человеком, к которому пытались пробиться, и сейчас до невозможности странно и нелепо ощущать себя по другую сторону.

Хотя, может Асарлай просто решил, что человек, продавший душу, не интересует его в этом плане. Или он на самом деле верит в их роман с Джулс?

Хотя Грэхам сам уже ни в чем уже не уверен. Он знает только, что как бы там ни было, он любит сестру – и неважно, в каком именно ключе.

Он не рассказывал Асарлаю всей правды, но ему казалось, что тот и сам понял, что их с сестрой роман – это способ заполучить титул, и ничего больше. Хотя, может быть, Грэхам ошибался, и Гейб верит в то, что Найта с Джулс связывает больше, чем родственные узы и совместная афера. Говорить с ним об этом напрямую Грэхаму хочется меньше всего – во—первых, Асарлай близкий друг Шенбруннов, а во—вторых, его совсем не прельщает вероятность увидеть в глазах Гейба разочарование. А может, Найт просто не привык к такой откровенности, что больше похоже на правду.

– Мне нужно будет увидеть ее, когда мы вернемся. Я смогу почувствовать, влиял ли на нее Астарот. Его прикосновение ни с чем не спутаешь.

Грэхам кивает, чуть хмурясь, и трет виски – он бросил свою компанию, не подписанные контракты, незаконченные переговоры со спонсорами и подрядчиками. И он отлично знает, что значит исчезнуть на две недели в этом бизнесе. Ему повезет, если его империя не развалится к моменту его возвращения.

Но, тем не менее, Найту кажется, что оно того стоило – за эти две недели он успел о многом подумать, а еще перечитать чертову уйму манускриптов, пообщаться с шаманами в пустыне… Незабываемый и сумасшедший опыт. И почти убедиться том, что он не придумал себе сделку с Астаротом.

Гейб пытался найти способ обойти сделку так упорно, словно ему действительно была небезразлична судьба Грэхама, и это тоже сводило с ума: Найт не привык чувствовать благодарность и замешательство. Если ему настолько не все равно, то почему каждый раз, когда Грэхам пытался затащить его в постель, Асарлай ненавязчиво, но твердо, уходил от темы.

– Найт.

Найт поднимает взгляд на стоящего напротив мужчину, и тот наклоняется к нему чуть ниже, ловя взгляд и глядя внимательно и серьезно.

– Рано или поздно тебе придется рассказать ей о сделке.

Грэхам кивает, закатывает глаза и хмурится – как будто он сам этого не знает – и натягивает солнечные очки, указывая Асарлаю на машины.

– Пора собираться, верно?

– Верно. Найт? В Лондоне я не смогу быть рядом с тобой все время, так что постарайся не натворить глупостей в духе: я вызову какого-нибудь первого попавшегося демона и попробую узнать у него, как отменить контракт.

Грэхам трясет головой, хмурясь еще сильнее, и смотрит на Гэбриэла возмущенно и с толикой злости, чувствуя, как печать на коже отдается во всем теле обжигающим льдом. Он думал, что со временем она перестанет ощущаться вот так, но, видимо, нет.

– Я не собираюсь никого призывать, Гейб. Но если Астарот сам придет ко мне, то я поговорю с ним. Контракты – это то, с чем я постоянно имею дело, и в чем неплохо разбираюсь.

Он упрямо смотрит на Асарлая, и тот только качает головой – переубеждать Найта нет смысла, судя по всему, хотя порой Гэбриэлу отчаянно хочется попробовать.

Сборы в лагере проходят суетливо, и Грэхам наблюдает за снующими по лагерю людьми, задумываясь о том, что еще пару месяцев назад, он и подумать не мог, что окажется в Чаде. Да еще и с подписанным контрактом на собственную душу, со смешанными чувствами к сестре, и с влечением к человеку, который выглядит совершенно в нем не заинтересованным.

К Ливийскому аэропорту они добираются только под вечер, и, поскольку следующего рейса не приходится ждать до шести утра, все члены миссии размещаются в отеле – невиданная роскошь по сравнению с теми условиями, в которых они провели всю миссию.

Грэхам только закатывает глаза, когда они с Гейбом заходят в двухкомнатный номер – финансы миссии не позволяют отдельный номер для каждого из участников, к тому же, Грэхама тут и вовсе не должно было быть. Он оглядывает небольшой и не самый чистый номер и морщит нос, ловя чуть насмешливый взгляд Гейба.

– Когда все это закончится, я просто обязан построить здесь отель. Ну, может не именно здесь, но где-то в отдаленной части Африки, точно – экстремальный туризм набирает обороты. Идеальное вложение.

Гэбриэл фыркает, стягивая с себя футболку прямо в гостиной, и проходит к окну, распахивая его настежь. Правда, вряд ли так будет намного прохладнее, учитывая жару на улице.

– Ты можешь думать о чем-то, кроме бизнеса, Найт? В твоей ситуации есть вещи поважнее.

Грэхам смотрит на него: идеальная, загорелая кожа, с перекатывающимися под ней мышцами, шрамы и четкие линии татуировок, длинные ноги и подтянутый живот. Гэбриэл как будто сошел с картинки или с фантазии, и Найту хочется стать ее частью. Почувствовать, что он все еще здесь, в раскаленной солнцем Африке, а не в ледяной пустыне. Хочется настолько отчаянно, что он делает шаг к Гейбу, привставая на носочки, и скользит ладонями по его плечам, чувствуя шероховатости шрамов и ровный пульс, и ведет губами по шее мужчины, выдыхая, чувствуя, как его начинает колотить от сдерживаемого желания.

– Найт. Не стоит.

У Гэбриэла спокойный голос и отсутствующее выражение лица, и Грэхам трясет головой, останавливаясь, все еще прижимаясь всем телом к Асарлаю, и смотрит на него упрямо и хмуро.

– Какого черта, Гейб? Ты сам сказал мне, тогда, в Шанхае, что остался бы, если бы я попросил. Так вот, я прошу. И да, тогда я хотел именно тебя, а не просто вернуть долг.

У него подрагивает голос – от злости, и раздражения, и смущения – обычно Грэхам не говорит настолько прямо о том, что чувствует, и сейчас это кажется слишком непривычным – быть открытым перед кем-то.

– В тот раз ты ответил мне совершенно другое, Грэхам. И тот ответ был единственно правильным. У тебя невеста и, я думаю, что тебе стоит сосредоточиться на том, чтобы она простила тебя. Не нужно причинять ей боль еще и тем, что ты переспишь со мной, мы оба знаем, что одноразовый секс того не стоит.

– Джулс не… – Грэхам осекается на середине слова, а потом качает головой, рывком отстраняясь от Асарлая – он и сам не знает, почему не может сказать Гейбу правду о них с сестрой.

Словно что-то удерживает его все это время. В любом случае, Гэбриэл уже сказал, что это могло бы значить для него – одноразовый секс. Это даже забавно – оказаться тем, кто слышит это, а не тем, кто говорит.

– Неважно. Сладких снов, Асарлай.

Печать на груди жжет холодом, и Грэхам ежится, слыша в голове чужие мысли: «ты можешь заставить его захотеть тебя, теперь тебе стоит только попросить». Найт трясет головой, возвращаясь в свою спальню и прикрывая за собой дверь, а потом сползает по ней на пол, утыкаясь лбом в колени.

Для того, кто еще несколько месяцев назад даже не задумывался об отношениях, чувствах и прочей ерунде, и был образцом отсутствия нежелательных эмоций – сейчас он сплошной эмоциональный хаос. И это совсем не то состояние, в котором ему хочется быть.