Текст книги "Раздолбай"

– Придержи-ка язык, – вступается Рома.

– А то что? Снова меня толкнешь?

– Самара, давай просто тут уберемся… – начинает Зара, но Ремизова с вызовом толкает швабру и та с грохотом падает на пол.

– Знаешь, что? Убирайтесь сами. Мы в свое время много чего делали для школы и, между прочим, за этим придурком еще убирали, – она подхватывает рюкзак.

Лисову бы сейчас выступить в собственную защиту, но отвечать-то нечего. Бегая по коридорам или устраивая драки, он частенько сшибал предметы, сам того не замечая. Бил горшки с цветами, разливал ведра с мыльной водой. Однажды чуть не снес дверь с петель, а как-то раз оконная ручка осталась у него в руке, когда он слишком сильно ее дернул. Директор только и успевала делать ему выговоры и вызывать в школу маму, а трудовик потом потел вместе с Ромой над починкой дверей и окон. Только сейчас Лисов понял, что все это время за ним убирали.

– Если вы сейчас уйдете, я поставлю вам энки в табеле посещаемости, – говорит Зара.

– Ну, ты-то явно тут убираться не собиралась, – хмыкает кто-то из девчонок. – Вон как вырядилась. Думала за наш счет выехать, принцесса?

– Засунь себе свои попытки захватить власть куда подальше, – заключает Самара. – Вы как хотите, а я сваливаю.

Едва она переступает порог, как остальные уходят следом. В кабинете остаются только Рома, Яна, Зара и Дархан.

– Вот и убрались перед каникулами, – бормочет староста, вздыхает и расстегивает пуговицы сначала на одном рукаве рубашки, потом на другом.

– Ты чего делаешь? – спрашивает Рома.

– Готовлюсь убираться…

Оглядев класс, Лисов предлагает:

– Давай так: ты говоришь мне, что и где убирать, а я это сделаю. Не пачкай одежду.

– Эй, ты чего это с ней такой добренький? – возмущается Яна.

– Она сегодня на свидание собралась, – Рома подмигивает Заре. – Давай поможем человеку. Она и так многое для класса делает.

– Ой, ну спасибо. Честно. Мне очень приятно. – Зара смачивает тряпку в ведре, отжимает и протягивает Лисову. – На шкафах много пыли. Обычно я раз в неделю протираю пыль, но до верхушек не дотягиваюсь.

– Понял-принял.

Взяв тряпку, он широким шагом подходит к шкафам и, вдохнув, резко чихает, едва успев отвернуться.

– А тут и вправду много пыли, – покашливая, говорит он.

– Тогда на мне парты и стулья, – заявляет Яна.

– А я помою окна и подоконники.

Все замолкают и оборачиваются на Дархана. Он невозмутимо переставляет горшки с цветами на парты напротив окон. Заметив, что все замерли, он хмыкает:

– Что? Я умею говорить.

– А ты чего не ушел как другие? – интересуется Рома.

Кусаинов пожимает плечами и поворачивается спиной. Он быстро и аккуратно протирает поверхности. Переглянувшись втроем, ребята тоже пожимают плечами, и каждый принимается за свое: Рома вытирает пыль с верхов от шкафа к шкафу, Яна моет парты и проверяет стулья, а Дархан, уже стоя на подоконнике, оттирает оконные рамы, пока не открывая окна.

Лисов замечает выцветшие носки Кусаинова. Они настолько изношены, что сильно просвечивают, натягиваясь на пятках и пальцах. Кроссовки изношены так сильно, что посерели от въевшейся грязи, но при этом покрыты самыми разными заплатками, больше похожими на стикеры: на одном месте дыру прикрывает улыбающаяся клубника, на другом – веселый киви. На мыске кроссовки виднеется персонаж из старого мультика.

В класс заходит Светлана Александровна.

– А где остальные ребята? – спрашивает она.

– Ну… – Зара переглядывается с Ромой: – Я попросила их купить ватман, фломастеры и… некоторые украшения. Да. Хочу подготовить наш кабинет к празднику.

– Отличная идея. – Учительница вымученно улыбается. Рома разглядывает на ее лбу морщинки, появившиеся от постоянного напряжения. – Простите, ребята. Я должна быть с вами, но сегодня родительское собрание. Нужно подготовиться. Зара, закрой кабинет и сдай ключи на вахту, когда закончите.

– Хорошо, – кивает Сухудян, и они провожают учительницу взглядами. – Бедная Светлана Александровна. Боюсь представить, как сильно ее нагружают.

– К слову, об учебе. Никогда не понимал, почему ты так усердно учишься.

Яна сгребает куски жвачки и выбрасывает их. Выпрямляется и вытирает лоб тыльной стороной руки. Рома садится на парту и приобнимает ее за плечо. Она с довольной улыбкой садится рядом и прижимается к плечу Ромы.

– Мне нужны золотая медаль, аттестат с отличием и отзывы учителей. Все это поможет при будущем трудоустройстве, – отвечает Зара.

– Ты это для папы делаешь или для себя?

– Для себя, конечно, – хмурится она. – Я, может, и папина дочка, но голова у меня на плечах своя… а вы ребята что, встречаетесь?

– Ага, – хвастливо говорит Яна, и Рома несколько раз кивает.

– Мои поздравления.

– Наболтались? – прерывает беседу Дархан. – Мне надо открыть окна. Идите, если не хотите, чтоб вас продуло.

– А ты сам не заболеешь? – спрашивает Лисов.

Кусаинов пожимает плечами.

– Давайте выйдем ненадолго, – Сухудян оглядывает присутствующих и добавляет: – Спасибо, что остались и помогли. Если бы не вы, я бы попала в очень неприятную ситуацию.

– Ой, да я даже не заметила, как стало чисто!

– Можешь на меня рассчитывать. Все же ты мой репетитор… – Рома ухмыляется, глядя на вспыхнувшие щеки Яны, – и друг. Я друзей в беде не бросаю.

В очередной будний день к Роме приходит Михаил Сергеевич со старомодным портфелем. Если смотреть на учителя издалека и щурясь, а также представить, что он вдруг взял в руку курительную трубку, то он напоминает Шерлока Холмса из советской экранизации. Магия рушится, когда Михаил Сергеевич снимает шапку, оголяя почти лысую голову.

– Итак, Лисов, покажи мне, чему ты успел научиться, – предлагает учитель.

Рома лениво раскрывает перед ним тетради. В прошлый раз, переписывая из решебников ответы задач, он не схалтурил только по физике. Едва он смотрел на пример, как в голове один за другим рождались решения. Тогда Лисов отложил выполнение завтрашних уроков напоследок и не без удовольствия просидел над задачами по физике до рассвета.

Листая тетрадь, учитель изредка кивает, проговаривая вслух «хм», «интересно» и «надо же». Он берет ручку и что-то выводит. Рома со скучающим видом наблюдает за движениями его сухой руки, подперев щеку кулаком.

– А эту задачку решишь? – Михаил Сергеевич двигает к нему тетрадь. – Если не будет перед глазами примеров или учебников?

Лисов рассматривает аккуратный почерк учителя. Сначала ему хочется поломаться, но любопытство и вызов берут верх. Он прикидывает в уме варианты, подбирает лучший и вскоре приписывает к заданному примеру решение; затем откладывает ручку и возвращает тетрадь учителю.

– Так я и думал. – Михаил Сергеевич захлопывает тетрадь.

От неожиданности Рому пробирает дрожь. Он выпрямляется. Учитель похлопывает ладонью по обложке и качает головой.

– Что? – выпаливает Лисов. – Что-то не так?

– Талант, – улыбается Михаил Сергеевич. – Ты утрешь нос любому отличнику в параллели десятых классов. Не хочешь принять участие в олимпиаде в следующем году или порешать какие-нибудь более сложные задачи? Я могу подготовить тебя к ЕГЭ по физике.

Рома шумно выдыхает и откидывается на спинку стула, вытягивая руки по столу.

– Че вы меня так пугаете, Михал Сергеич? Чуть сердце в груди не отвалилось.

– Виноват, – учитель разводит руками, но не перестает улыбаться.

– Ну… можно попробовать. Только вот я девять лет нигде не участвовал и оценки у меня плохие.

– Ты можешь это изменить. Конечно, золотую медаль ты уже не получишь, но сейчас самое время заявить миру о себе. Университеты любят юные дарования, а ты, похоже, как раз такой. Только почему-то скрывал свои способности многие годы.

– Наверное, мне просто не хватало храбрости признаться в этом окружающим. И себе…

Зима

15. Демьян

Слова Светланы Александровны как навязчивая мантра: сколько Демьян ни старается, не может выкинуть их из головы.

Взгляд все чаще возвращается к Ухтабовой. Изменения в ее внешности настолько очевидны, что Храмову порой хочется протереть глаза. Пока рядом была Самара, он видел только ее.

Неля поворачивается. Вздрогнув, Демьян отводит взгляд в парту.

Стоит Ухтабовой отвернуться, как он снова смотрит на нее, подперев подбородок ладонью. На перемене Неля подходит к нему:

– Ты чего пялишься?

– Да так просто… – Демьян закидывает сумку на плечо и хочет выйти, но Ухтабова преграждает ему путь.

– То, что ты меня разок проводил до дома, не значит, что тебе можно пялиться на меня. Я, конечно, красивая, но… – Храмов невольно прыскает, когда она заправляет прядь волос за ухо. – Чего смеешься?

– Красивая? Ты? – Он поводит бровью. – Ты себя в зеркале видела?

Неля поджимает губы. Ее бледные веснушчатые щеки стремительно розовеют. Бах, и Демьян сгибается пополам, прикрывая руками солнечное сплетение.

– Я думала, что ты изменился, а ты все такой же болван! – Ухтабова разворачивается и вылетает из класса.

Пересечься с Самарой становится нереально. Ее страница Вконтакте пестреет расписаниями волейбольного кружка, дополнительных соревнований и разнообразной музыки для спорта. Когда Ремизова занимается любимым делом, то отдается ему без остатка. Иногда Демьян спускается в спортзал и наблюдает за тем, как она играет. Когда волейбольный мяч хрустит в ее руках, Храмов хочет быть на его месте. Вот бы она любила его с такой же отдачей, с какой уничтожает соперников за сеткой.

Однажды, устав от недомолвок и игнорирования, Демьян ловит Самару за локоть.

– Давай поговорим.

– У меня нет на это времени. – Она трясет рукой, но Храмов ее не отпускает.

Мимо проходят волейболистки.

Кто-то из них интересуется:

– Самар, все нормально?

– Да, я вас скоро догоню. Идите. – По-настоящему улыбнувшись им, Ремизова поворачивается к Демьяну с холодным безразличием на лице. – Ты вроде что-то там собирался сказать?

– Что значит – у тебя нет времени? На нас?

– Да каких «нас», Демьян? – смеется Самара. – Давно уже нет никаких «нас»! Егор умер, я занята, а ты все ноешь о каких-то «нас». Оставь меня в покое, ладно? Я не хочу разгребать твое дерьмо, мне своего хватает.

– Что?..

– Послушай, – смягчается Ремизова, освобождая локоть, – пора бы тебе признать, что между нами нет никакой химии. Да, была когда-то искра, первая любовь и все такое, но я не могу вечно топтаться на месте. Понимаешь?

Демьян качает головой. Самара терпеливо, как маленькому ребенку, поясняет:

– Настало время для меня двигаться вперед. Через два года школа закончится, и нужно думать о будущем. У вас с Егором полные семьи и особо никогда никаких проблем не возникало, а мне надо самой себя обеспечивать. Я хочу преуспеть в спорте и сделать карьеру. Отношения – не то, что мне сейчас нужно. Теперь понял?

Храмов сжимает кулак, силясь сдержать наплыв грубых слов.

– Поэтому ты изменила мне, хотя мы еще не расстались?

– Что за бред ты несешь?

– В прошлый раз, когда я звонил, ты спалилась. Я видел, как кто-то лапал тебя.

– Подумаешь, – фыркает Самара. – Ладно, не буду смягчать удар, скажу прямо. Меня достало твое нытье, сопли и неспособность решать проблемы самостоятельно. Я не самая правильная девушка, признаю́, но я лучше буду спать с кем-то, кто может найти себе занятие, чем с тобой. Ты даже успокоительное без напоминания не принимаешь.

– Значит, ты меня все это время просто терпела. Так, что ли?

– Господи, какой же ты душный. Иди проветрись. – Ремизова толкает его в плечо и идет к выходу из спортзала. В проеме она оборачивается и с обворожительной улыбкой добавляет: – Передай от меня привет Даниилу. С ним было классно, он ради меня даже в увольнение ходил. И да, между мной и тобой все кончено.

Она уходит. Демьян опускается на колени. Он позволял брату обманывать себя, когда на вопрос про духи, как у Самары, тот отвечал: «У моей девушки такие же, это ж популярный запах». Все это время они были вместе. Когда ей нездоровилось и они разговаривали по телефону, Храмов говорил ей нежности, наблюдая, как брат куда-то собирается. Каждый чертов раз, когда они прекращали говорить, Даниил уже поднимался к ней домой. Вот почему от подушки и одеяла брата пахло Самарой. Вот почему брат никогда не оставался дома, когда она должна была прийти в гости. Картина сложилась, а вместе с ней из сердца вырвали последнюю трепыхающуюся надежду на счастье.

Когда Егор был жив, они с Демьяном поднимались на крыши. Вид сверху успокаивал, проблемы на его фоне казались уже не такими большими, а еще он напоминал, что люди – всего лишь букашки. Даже воздух казался чище. Наблюдать за закатами и городом, погружающимся в сумерки, было интересно.

Сквозь серый сгусток зимнего неба не видно солнца. Свесив ноги, Храмов держится за край крыши и смотрит вниз. Всего семь этажей до асфальта.

В прошлый раз они пришли сюда ранней весной, шмыгая носами из-за прохладного ветра. На Демьяне был продуваемый вишневый бомбер с белыми рукавами. На Егоре – брендовое пальто, название которого Храмов все время забывал. Демьян рос в верующей семье, где сначала кормили отца, потом старшего брата, а оставшееся доставалось им с матерью. Егор был единственным, а еще поздним и желанным ребенком. Демьяну во многом отказывали, а Егору покупали все, на что тот только посмотрел. Полосков покупал Храмову сладости в столовой, а тот объяснял ему значение матерных слов. Они пробовали курить, но заблевали чужой подъезд после первой затяжки и сбежали, хохоча как безумные.

– А куда делись твои часы? – Демьян заметил красный след на запястье Полоскова.

– А, это, – тот оттянул рукав вниз, – надоели они мне. Разбил.

– Чего вдруг?

– Просто…

Егор болтал ногами в воздухе, поглядывая вниз. Он и раньше бывал задумчивым, но в тот день молчал дольше обычного.

– Дёмыч.

– М-м?

– Тебе когда-нибудь хотелось родиться в другом месте, времени или в другой семье?

– Да не особо. А что?

Полосков покачал головой и отмахнулся, мол, забудь. Чем сильнее он вытягивал шею, вглядываясь в пропасть под ними, тем отчетливее проступали на коже под затылком тонкие красные линии. Будто его, как холст, неровно разрисовали красными карандашами.

– А побывать в чужой шкуре? – продолжил Егор.

– Типа как в «Принце и нищем»?

– Что-то вроде того.

Демьян ухмыльнулся и закинул голову, вглядываясь в темнеющее небо.

– Конечно, хотелось. Каждый раз, когда вижу тебя, думаю: вот бы быть единственным ребенком в семье, которого любят и у которого нет ненавистного старшего братца.

Он говорил это с иронией, желая вызвать у друга улыбку, но тот слушал, изредка кивая.

– А я бы лучше оказался в семье с ненавистным братцем, – пробормотал Егор.

Когда они спустились, он уже повеселел и сказал Демьяну не обращать внимания. Почему-то именно сейчас, сидя на крыше, Храмов вспоминает его слова пугающе отчетливо. Что это были за следы на шее Егора? Куда делись его дорогие часы? Чем больше Демьян задает вопросов, тем сильнее перегружает мозг, и тот выключается, как телевизор, оставляя темный бездумный след.

Храмов ложится на спину, раскидывает руки в стороны. Наверху одна за другой зажигаются звезды. Они ведь светят всегда, просто люди из-за ограниченности своего мирка вспоминают о них только ночью.

Как только родители узнали о смерти Егора, мать велела Демьяну сходить с ней в церковь. Там они ставили свечки, молились и крестились. После Храмова сдавило от тоски: ребра ломило, горло саднило, голова шла кругом. Может, виноват запах ладана, но об этом он тогда не подумал.

– Вы были хорошими друзьями с тем мальчиком, но с этого момента я хочу, чтобы ты о нем забыл, – сказала мать. – Он грешник. Самоубийца.

Будучи послушным мальчиком, Демьян кивнул, лишь бы отделаться от ее назойливых речей, а по ночам беззвучно плакал, утирая слезы. Нельзя забыть человека по щелчку пальцев. Демьян надеялся, что однажды они с Егором вместе получат дипломы и первые зарплаты; когда Самара еще не порвала с ним, мечтал, что именно Полосков будет свидетелем на его свадьбе. А теперь ни его, ни Ремизовой, ни мечтаний не осталось.

Демьян идет в магазин с пакетами в карманах. Если купит новый, мать устроит скандал, поэтому он пользуется старыми, пока те не порвутся. В наушниках играет случайная радиоволна, подгоняя к барабанным перепонкам попсу. Храмов, не вслушиваясь в слова, набирает продукты по списку. В какой-то момент он обнаруживает себя перед стеллажом с алкоголем. Рука вытянута, палец касается крышки бутылки с водкой.

Тряхнув головой, Демьян не глядя отходит назад и врезается в кого-то. Они одновременно оборачиваются друг к другу.

– Лисов?

– Храмов!

Немая игра в гляделки надоедает Роме, и тот отходит в сторону.

– Привет, – бросает Демьян, собираясь уйти к кассе.

– Ты чего у алкашки забыл?

– Тебя искал.

– Че, правда?

– Конечно нет. Отстань от меня, Лисов. Я не в настроении.

– У тебя для меня всегда не было настроения, – пожимает плечами Рома, поворачивается и берет с полки пачку бубликов.

– Это еще что значит? Я с тобой толком не общался.

– Потому что тебе не разрешили, да?

Далекие воспоминания всплывают мыльными пузырьками и тут же лопаются. Но слова матери он помнит отчетливо: «Больше никогда не приводи этого мальчика к нам домой!»

– Это когда было-то? – хмыкает Храмов.

– В четвертом классе.

– И ты до сих пор это помнишь?

Лисов кладет продукты в корзину.

– Я думал, что мы с тобой будем друзьями. Но вместо этого ты притворялся, что меня не существует.

– И что, твои детские обидки должны меня тронуть?

– Да нет, – Рома пожимает плечами. – Просто говорю, что у всего есть последствия. И своими гнусными обвинениями ты только все усугубил.

Демьян отмахивается, и Лисов наконец уходит. Храмов бродит по магазину, растягивая время. Гуляя между стеллажами, Демьян натыкается на зеркальную поверхность. Волосы отросли до плеч и мешают, задевая шею. Иногда они вылезают из-под шапки и щекочут скулы при ходьбе. Если бы Самара его не бросила, она бы его постригла…

Храмов замирает, пораженный догадкой. После того как в детстве он послушался маму и старательно игнорировал Лисова, однажды он проснулся за партой, а его светлые вихры завитками лежали на парте. Демьян ничего не почувствовал и очнулся только после того, как шалость уже совершили. Кроме него в классе никого не было, и было непонятно, кто так подло поступил с его волосами. Рядом лежали ножницы, и, увидев в них свое отражение, Демьян расплакался от страха. Дома мать наказала его ремнем и криками.

16. Светлана

Ее будит резкий звонок. С трудом разлепив веки, Светлана нащупывает телефон и прикладывает к уху.

– Алло? – сонно сипит она, откидываясь обратно на подушку.

– Лимонова Светлана Александровна? – спрашивает незнакомец.

– Да…

– Мы задержали вашего ученика. Заберите его из участка, номер родителей он не дает. – Полицейский называет адрес и кладет трубку.

Светлана щурясь вглядывается в экран телефона. Третий час ночи. Какой еще ученик? Наверняка кто-то решил ее разыграть. Она поворачивается на бок и пытается заснуть. Мысли не дают покоя, прогоняя сон. Светлана резко садится на кровати.

– Мой ученик в полиции? Почему позвонили мне? Что…

Она выбирается из кровати и бегает по квартире, бормоча бесчисленные вопросы. Наскоро одевшись, освежает рот ополаскивателем и выскакивает на улицу. Холод впивается в лицо. Снег, летящий с ветром, морозит по-домашнему теплую кожу. Светлана бежит, то и дело проваливаясь в сугробы. Вчера их не было, а сегодня дворники еще не вышли на работу. Проклиная все на свете, она добирается до участка.

– Я пришла за учеником.

– Пройдите дальше, – дежурный не глядя машет рукой в сторону.

Светлана, подготовившая гневную речь, забывает ее, как только видит виновника. В глубине за решетками на плоской скрипучей кровати сидит Кусаинов.

– За… за что вы его? Я знаю этого мальчика, и он не хулиган…

– Во-первых, он болтается на улице в неположенное для несовершеннолетнего время, – перечисляет полицейский, загибая пальцы, – во-вторых, курит.

– А почему вы позвонили только сейчас?

– Он отказывался говорить, с кем нам связаться. Пришлось помариновать в клетке, чтобы стал разговорчивее. Распишитесь вот тут, а дальше делайте с ним что хотите.

Светлана дрожащей рукой подписывает документ. Двери со скрипом отворяются. Дархан выходит, хмуро глядя на учительницу, и гордо направляется к выходу.

– Кусаинов, подожди! – Она догоняет его на улице. – Почему ты гуляешь в такое время? Ты ведь должен быть дома.

Он не отвечает и ускоряется. Светлана семенит следом, не поспевая за его широкими шагами.

– Дархан, поговори со мной, – просит она чуть мягче, когда они останавливаются на перекрестке. – Я тебе не враг. Ты можешь мне доверять.

– Я никому не доверяю, – отвечает Кусаинов, – и вам в том числе. Спасибо, конечно, что вытащили, но дальше я сам.

Снегопад усиливается, видимость на дороге ухудшается. Светлана ловит Дархана за рукав куртки. Ткань на локте с треском надрывается, оголяя наполнитель.

– Подожди. Куда ты пойдешь?

– Куда-нибудь. Вас это не касается. – Кусаинов стряхивает ее руку и переходит дорогу под писк светофора.

Светлана сжимает замерзшими пальцами темно-синий обрывок ткани.

Дома она зачем-то разглаживает лоскут и убирает его в кошелек. Массируя виски, Светлана пьет вторую чашку кофе за утро и листает в воспоминаниях заметки по ученикам. Большинству в классе нечего бояться: они сдадут экзамены, закончат школу и поступят в университет или пойдут работать. Но проблемные ребята никак не покидают ее мысли. Лисов, вынужденный из-за гнева общества обучаться дома, немногословный Кусаинов в обносках, Храмов, тяжело переживающий смерть друга, и Ухтабова, сильно потерявшая в весе. Ее состояние сильно беспокоит Светлану.

Поэтому она караулит ученицу у турникетов. Как только та появляется, Светлана провожает ее в медпункт. Уже несколько месяцев они с врачом сражаются с болезнью девочки, но витаминные капельницы и попытки ее разговорить лишь усугубляют положение.

– Нелечка, неужели тебе самой не надоело морить себя голодом? – не выдерживает врач.

Без школьного психолога и участия родителей они мало что могут сделать. Неужели им все-таки придется принудительно госпитализировать Ухтабову в психиатрическую лечебницу, если ничего не поможет?..

– Такой я себе нравлюсь, – отвечает Неля.

– Как же такое может нравиться? Кожа да кости! – всплескивает руками врач.

– Зато я не толстая.

– Неля, ты хорошо себя чувствуешь? – мягко вмешивается Светлана. – Ничего не болит?

Та равнодушно пожимает плечами. Ее глаза похожи на зеленые огоньки, в которых потух свет и они превратились в блеклое болото.

– А с циклом у тебя все нормально?

– Я счастлива, что они кончились.

– Что значит «кончились»?

– Их больше нет, и мне не надо таскать с собой прокладки.

Светлана обеспокоенно смотрит на врача, а та одними губами говорит: «Дело дрянь!»

– Звонок, – сообщает Неля, – я пойду.

– Я тебя провожу. – Светлана кивает врачу, и они с ученицей выходят в коридор. По лестнице поднимаются в тишине, пока она подбирает слова, чтобы не обидеть Ухтабову. – Неля, ты говорила с родителями об этом?

– Нет. Зачем?

– Ну… неужели они не замечают изменений?

– Им нравится, что я больше не жирная. У меня не висят щеки. Я красавица. – Она гордо улыбается.

Светлану пробивает дрожь. Вместо милого веснушчатого личика Нели она видит страшный череп. Если она ничего не сделает, то у Ухтабову ждет смерть.

Учеба с отличием, педагогическая практика и другие достижения в университете не принесли Светлане успеха в реальной жизни. Она погрязла в документах, отчетности, едва успевала проверять тетради и следить за своим классом. Уставшая, она падала в кровать далеко за полночь и либо сразу же засыпала, либо мучилась бессонницей, задавая себе вопросы, на которые не могла найти ответы.

Проверив ящик для анонимных писем, Светлана вздыхает. Может, ученикам и понравился первый классный час, но она провела с ними слишком мало времени. Трудно завоевать авторитет тех, кто из года в год ходит в одну и ту же школу и уже привык общаться с постоянными учителями. Ее, как и Дархана, вытеснили за пределы социального круга. Но в отличие от Кусаинова, она горела желанием помочь детям. И пусть для обсуждения выбрана деликатная тема, она лучше рискнет и раскроет ученикам глаза, чем последствия равнодушия станут необратимыми.

– Валерия Николаевна, вы пришли. – Светлана с улыбкой подходит к учительнице физкультуры. – Вас точно не смущает выбранная тема?

– Абсолютно. Более того, я знаю, о чем буду говорить. И вы молодец, Светлана Александровна, что помогаете нам говорить с детьми.

– Классный час начинается, – Зара выглядывает в коридор и зовет одноклассников.

Ребята лениво рассаживаются по местам. В этот раз визит Лисова уже никого не удивляет. Они с Яной сидят за последней партой и о чем-то болтают, держась за руки под столешницей. Светлана делает вид, что не замечает, с трудом скрывая улыбку.

– Итак, сегодняшняя тема – «Игнорирование очевидного». – Она выводит слова на доске. – Кто-нибудь хочет высказаться?

Ученики с недоумением переглядываются. Даже умница Зара молчит, хотя всегда в числе первых поднимает руку. Слишком размытая формулировка? Возможно, но если бы она написала «расстройство пищевого поведения», то подставила бы Нелю под удар. К деликатным темам нужно подходить с осторожностью. Раз оступишься, и тебя разорвет, как на мине.

– И что это за тема такая? – наконец высказывается кто-то недовольно. – Ничего же непонятно!

– Вспомните случаи из жизни, когда вас что-то сильно беспокоило, но никто этого не замечал, – начинает Светлана. – Например, вы получили плохую оценку и это вас расстроило, но кто-то, возможно, ваши родственники или родители обесценивали проблему высказываниями в духе: «Не переживай, все равно для поступления оценки не нужны».

– О да, знакомая тема, – соглашается половина класса. Ребята кивают и поддакивают друг другу.

– Или, например, вы очень хотели получить что-то в подарок, но вас не слушали или не услышали и на ваше недовольство говорят: «Дареному коню в зубы не смотрят».

– Да постоянно!

По классу проходит гул из недовольства вперемешку с саркастичными смешками.

– То, что для вас важно, имеет значение, – вступает в разговор Валерия Николаевна. – Даже если вы сломали ноготь и плачете из-за этого. Возможно, проблема куда глубже, но именно ноготь довел вас до той черты, когда слезы больше нельзя сдерживать. Все наши установки идут из семей. Именно у родителей, бабушек, дедушек, братьев и сестер мы перенимаем привычки и взгляды на жизнь перед тем, как сформируем собственные. Но бывает и так, что наши мировоззрение и мысли обесценивают. С этим вы можете столкнуться не только дома, но и в школе, и среди друзей…

Лица учеников хмурые, подавленные и грустные. Даже болтуны Лисов и Соболева молчат.

– И что делать в такой ситуации? – Самара подпирает голову кулаком. – Все всех обесценивают. Дальше-то что?

– Не быть равнодушными, – отвечает Светлана.

Ремизова всегда ведет себя надменно. Сколько она ни наблюдала за ней, ни разу не заметила искренности по отношению к другим. Единственная любовь Самары – это волейбол. Только в спортзале у нее горят глаза, а также тогда, когда она крутит ушибленные мячом запястья перед парнями и с гордостью рассказывает им об очередной победе.

– Легко сказать, – Ремизова передергивает плечами. – Лучше приведите реальный пример, на который стоит ориентироваться, а то ваши «дареные кони» и советы «не переживать» бесят.

Светлана переглядывается с Валерией Николаевной и кивает. Та переходит в наступление:

– Когда я училась в вузе, мне постоянно не хватало еды. Приходилось голодать, лишая себя ужина или завтрака, чтобы потом было что поесть. Напряженное обучение отвлекало, и постепенно я научила себя есть дважды в день. Для меня это стало нормой. Однажды кто-то из парней сказал, что на мне хорошо сидят джинсы. После комплимента я начала есть раз в день, заполняя пустой желудок на завтрак и ужин водой. Шло время, я потеряла аппетит, постоянно уставала и пропускала пары, чтобы не вставать с кровати. У меня стали выпадать волосы, сильный ветер едва не сшибал с ног. Если бы в какой-то момент меня не поддержали друзья и не помогли вернуть себе здоровье, я бы погибла.

В классе висит напряженная тишина. Первым на Нелю смотрит Демьян. Один за другим ученики поворачивают головы в ее сторону. Она же спит за партой, вытянув руки. Одежда, скрывающая ноги, руки и шею, свисает на ней бесформенным балахоном.

– Она же все прослушала, – громко шепчет Яна. – Светлана Александровна, может, разбудить ее?

– Не надо. Этот классный час был для вас. – Светлана понижает голос: – Неля нуждается в вашей поддержке и помощи. Пожалуйста, не оставляйте ее одну. Дайте ей почувствовать, что вы не просто люди, которых она вынуждена видеть каждый будний день. Покажите свою человечность.

– И как нам это сделать? Вдруг мы ей навредим? – грубовато интересуется Демьян.

– Не оставляйте ее одну. Занимайте разговорами. Помогите отвлечься от мыслей о семье. Мы, учителя, не всегда можем полностью понять вашу ситуацию, но вы – поддержка и опора друг для друга. Не закрывайте глаза на беду другого человека. Это поможет вам в будущем, – напутствует Светлана. – Не игнорируйте чужую проблему, потому что однажды вам самим может понадобиться помощь.

В кабинете Светлана остается одна. Ученики, попрощавшись, уходят, а она никак не наберется сил, чтобы встать. Хорошо хоть коллегу поблагодарить за участие не забыла, как и за то, что та рассказала личную историю. Делиться сокровенным, особенно с учениками, тяжело: одни не поймут, а другие при каждом удобном случае будут тыкать сказанными тобой же фактами.

– Трудный день, Светлана Александровна?

Она вскакивает со стула и замирает в нелепой позе.

– Сидите-сидите. Со старшеклассниками всегда так, – Людмила Михайловна садится за первую парту с усталой, но одобряющей улыбкой. – Они полны энергии, в отличие от нас, стариков.

– Почему вы так говорите? – Светлана начинает прибираться на рабочем столе, не зная, куда пристроить беспокойные руки. – В вас тоже полно энергии.

– Это видимость, – отмахивается директор. – Я уже давно существую по инерции.

Выложив стопку тетрадей, Светлана сцепляет руки в замок и переводит взгляд на Людмилу Михайловну. На языке ни единого слова для поддержания беседы. Сегодняшний день такой долгий… кажется, он никогда не кончится.

– Коллеги нашли видео с вами на Ютьюбе, прислали в чат. Должна сказать, что у вас хорошая хватка.

– Что? – Светлана растерянно моргает. – Какое видео?..

– То, где вы лопнули пакет о доску, чтобы Лисов и Храмов перестали ругаться. Ну и чтобы привлечь внимание остальных.

Щеки стремительно краснеют. Вместо того чтобы промолчать, как велит здравый смысл, Светлана тихо спрашивает: