Текст книги "Время библиоскопов. Современность в зеркале книжной культуры"

Когда эксперименты описаны и объяснения экспериментаторов выслушаны, возникает следующий вопрос: почему же то, что раньше расценивалось как вандализм, ныне становится легитимной творческой практикой? Перепроизводство полиграфической продукции, развитие информационных технологий, виртуализация культуры, увеличение числа текстовых носителей и расширение их функционала – всё это уничтожило образ Книги как сверхвещи и суперценности, дискредитировало представления о её уникальности и незаменимости. Утрачивается и значимость отдельно взятой, конкретной книги, потому что в ридере и других электронных устройствах для чтения все тексты выглядят одинаково. Букридер воплощает образ единой универсальной «книги книг», «мировой библиотеки», поскольку в него можно закачать множество самых разных текстов.

Книги не перестали быть зеркалами эпохи, но у этих зеркал началось отслоение амальгамы. Архетип Книги деформируется, мутирует, дробится на множество производных объектов. Вторичные книгоподобные сущности заполняют и заполняют культурное пространство. Похоже на размножение раковых клеток, болезненные новообразования в культуре – онкологос.

Теряя индивидуальность и заменяясь виртуальными квазианалогами, книга становится основой для создания других предметов. И это вполне закономерно. Логика дизайнеров исходит из реально сложившихся социокультурных обстоятельств. Пост-одичание – это победа технологии над онтологией. Современности не важны никакие первоосновы – значимы лишь новые культурные формы.

Оплот классического искусства – традиции, опора постиндустриального искусства – тенденции. Следование веяниям времени, социальным заказам, изменчивым модным образцам. Установка на совершенствование индивидуального мастерства сменяется установкой на изобретение всё новых и новых техник. Книга сама по себе уже как бы «несовременна», «скучна», «неинтересна». Только чтения уже вроде недостаточно – хочется резать, рвать, разрисовывать. И тех, кого прежде презрительно называли библиоферами и библиокластами, нынче стали почётно именовать бук-карверами.

Библиофер (лат. versus – против) – человек, использующий книги не по назначению.

Библиокласт (греч. klastein – ругать) – человек, одержимый стремлением портить или уничтожать книги.

При этом едва ли не более, чем конечный результат, оказывается значим сам процесс. А ещё – представление об этом процессе его участников (художников, дизайнеров, инженеров) и фиксаторов (журналистов, искусствоведов, арт-критиков). Арт-объектом становится и альтербук (видоизменённая книга), и бук-карвинг (процедура её создания). «Общество традиций» ценило апогей творческой деятельности, итоговую завершённость культурных форм. В «обществе тенденций» становятся самоценны прелюдия творчества и отдельные его процедуры.

Именно поэтому мастера букарта всячески акцентируют сложность, трудоёмкость, энергозатратность своей работы, а зрители восхищаются прежде всего изощрённостью форм, кропотливой проработкой деталей, нередко даже виртуозностью исполнения. Постэстетика тесно связана с технологией. Состаривание (дистресс), тиснение (эмбоссинг), бумагокручение (квиллинг), резьба по бумаге (карвинг) – весь этот терминологический жонгляж напоминает набор программных приложений для ПК.

Технологии бук-карвинга – «культурный софт» для репродуцирования и переработки традиционных предметов. Здесь глубина замещается сложностью, замысел подменяется замысловатостью. И в этом заключается парадоксальная архаичность новейших арт-объектов: своей монументальностью они живо напоминают египетские пирамиды и другие масштабные сооружения Древнего мира, но начисто лишены сакральности. Вообразите общественные уборные в виде храмовых комплексов: странно и нелепо.

«Обществу тенденций», в отличие от «общества традиций», чужды стратегии архивации – оно способно лишь к бесконечным трансформациям вещей. Зачем просто хранить, когда интереснее бесконечно переделывать? Всё дальше от первообразов и эталонов. Грань между вандализмом и творчеством истончается, размывается, стирается. Творческий оксюморон – создание путём уничтожения. Но кого волнует мораль, когда так много способов и соблазнов для самовыражения? В арт-проектах по «преобразованию» книг участвуют уже не только дизайнеры, но и многочисленные волонтёры, городские библиотеки и даже Армия спасения.

Шахты истощаются; города разрушаются; царства исчезают с лица земли, и человек рыдает от бессильного гнева, зная, что тело его не вечно… Но вот маленькое тело мысли, которое лежит передо мною в виде книги, существует тысячи лет; и с тех пор как изобретено книгопечатание, ничто на свете, кроме разве всемирного стихийного бедствия, не может его уничтожить.

Чарлз Лэм

«Мои книги», 1823

Считать «ожившей» книгу, подвергнутую бук-карвингу, всё равно что считать мумию воскрешённым человеком или чучело – ожившим животным. Бук-карверы не чудотворцы и не волшебники, а скорее бальзамировщики и таксидермисты.

И дело вовсе не в том, что портят или уничтожают какие-то конкретные (старинные, редкие, дорогие) книги. И не в том, сколько именно книг идёт на творческую переработку. Тревожно, что сама эта практика получает общественное признание, становится легитимной.

Стоит взглянуть ещё глубже – и обнаруживается другой важный момент: в сочетании с объектами живой природы (деревьями, травой, цветами) книга смотрится ещё более неживой, возможно даже «совсем мёртвой». В естественной среде (лес, луг, берег реки) книги выглядят как забытая макулатура, куча гниющей бумаги. Тонны томов, перепачканных землёй, покоробившихся от влаги, громоздятся под открытым небом – ах, как это концептуально! Кам бэк ту нейча! Вдохновенные творцы глубокомысленно наблюдают, как чужой интеллектуальный труд превращается в гумус и как их собственные творения прорастают мхом, покрываются грибами, тратятся насекомыми, разбухают от дождя и снега. Как в романе «Бумажный дом».

За громким лозунгом «Дадим книгам вторую жизнь!» слышен недовольный ропот Культуры. И в большинстве концепций «переосмысления» книг скрыто самооправдание авторов. Мол, «не подумайте ничего плохого, я не просто так испортил книгу, а…» – дальше следуют разъяснения и аргументы. Между строк угадывается подспудный комплекс вины перед Книгой.

То же внутреннее, подспудное ощущение неправильности – и на уровне бытового сознания, в стереотипах нашего поведения. Вы бы купили своему ребёнку конструктор с «детальками» из настоящих книг? Или, может, пусть малыши рвут и кромсают книжки, упражняясь в развитии мелкой моторики?

Развитие и оттачивание разнообразных творческих техник, связанных с переосмыслением образа Книги и её преобразованием в другие предметы, – знаковое для сегодняшней культуры и значимое для понимания современности. Несмотря на утрату сакральности, книга остаётся культовой вещью и по-прежнему будоражит творческие умы, является притягательным эстетическим объектом. Обретая статус модных креативных практик, механические манипуляции с книгами создают убедительную иллюзию того, что современное общество по-прежнему читающее и литературоцентричное. Человечество не может (пока) выбросить книги, но пытается как-то «приспособить» их к утилитарным нуждам, насущным потребностям. При этом оно то беззаботно ликует, то хитро подмигивает, то раздувается от самодовольства, но в каждом случае – как-то оправдываясь и стыдливо опуская взгляд пред зеркалом Культуры.

Глава 5. Смотреть нельзя читать. Литератора как зрелище

– Ого! да в какие вы тонкости заходите, да вы, батюшка, не просто каллиграф, вы артист, а?

Ф. М. Достоевский «Идиот»

…Пусть эта книга, чёрт бы её побрал, предстанет перед публикой в возможно более наглядном ракурсе. В таком, чтоб содержание дошло до каждой домохозяйки.

Умберто Эко «Нулевой номер»

Литература, как известно, предмет умо-зрительный. Именно так – через дефис. Идеи, мысли, образы в виде букв, слов, фраз. На бумаге, экране и… сейчас уже где угодно. Визуализация культурных форм – яркая примета современности. Картинки становятся всё важнее, убедительнее, а зачастую и понятнее слов. Речь «овнешняется» и «схватывается» в материальных формах. Прежде библиоскопия – разглядывание вместо чтения – была маргинальной и по большей части осуждаемой практикой, нынче она стала доминирующей стратегией и утратила негативную оценку.

В этой главе разговор пойдёт о книгах, ставших «картинками»: нарисованных, сфотографированных, снятых на видеокамеру, перенесённых на стены и… Но обо всём по порядку. Главное – попытаться понять: способствует ли это повышению культурного статуса литературы и популяризации чтения?

Механизм для наглядной демонстрации движений глазных мышц (из трактата Г. Гельмгольца по оптической физиологии)

Самый простой современный способ «освоить» книгу, не читая её, – фотографирование. На пике моды букшелфи (англ. bookshelfie = book – книга + shelf – полка) – снимки книжных полок. Такие изображения служат заставками для мобильных телефонов, становится «обоями» для экранов ПК, размещаются в соцсетях как аватары (юзерпики).

Есть также специально организуемые и даже «именные» фотопроекты. Например, накануне юбилея Захара Прилепина был объявлен конкурс фотографии «Я читаю Захара Прилепина»: сделать оригинальный снимок книги или цитаты писателя и разместить на конкурсной интернет-странице.

Наконец, в 2015 году стартовала масштабная акция «Что я прочту в следующий раз» Европейской международной федерации книготорговцев (EIBF). Надо сфотографироваться с какой-нибудь книгой и выложить снимок в соцсети с хэштегом #mynextread и краткими комментариями прочитанного. По замыслу организаторов, акция должна «содействовать доступу, выбору и устойчивости спроса в рамках мировой книжной торговли». Что ж, серьёзный замах.

Появляются также всё новые и новые дизайнерские концепции, даже целые «философские учения» правильной организации книжных полок. Тома советуют подбирать по цвету корешков или сочетаемости материалов обложек, ставить наклонно или раскрывать на определённых страницах, выстраивать лесенкой или выкладывать в виде геометрических фигур. И просто приклеивать к стенам – для эффекта парения в воздухе. Тематические сайты и профильные издания дают массу ценных рекомендаций. Например, на сайте «Музей дизайна» читаем следующее.

Горизонтальная укладка книг создаёт современный вид и добавляет разнообразие.

Если монохроматический дизайн – ваше предпочтение, попытайтесь покрыть свои книги в одинаковые обложки.

Применение книги в качестве подставки для сувенира – необычный штрих, подчёркивающий индивидуальный стиль помещения.

Прекрасный способ произвести ещё большее впечатление – использование страничек в качестве обоев.

Последний совет вам ничего не напоминает? Если да – обратитесь ещё раз к предыдущей главе, если нет – идём дальше и любуемся проектом «Illuminated Books». Южнокорейский художник Айран Канг создаёт светящиеся фотокопии книг из разных стран. Сначала изготавливает копию из резины, затем встраивает светодиоды – и книжка начинает мигать весёлыми разноцветными огоньками. Варьирование цветов и интенсивности освещения создаёт, по уверениям очевидцев, чарующий сказочный эффект. Прелестно, не правда ли?

Если на полке есть только две книги, то они стоят в неловкой позе, как борцы на ринге. Три книги на полке напоминают о баскетболе, когда двое защитников зажимают атакующего игрока. Если книг ещё больше, то они похожи на школьников, играющих в чехарду на школьном дворе. Но чаще всего полка, не до конца заполненная книгами, – это пригородный поезд, где пассажиры опираются друг на друга и балансируют в шатких позах, хотя им мешает ускорение движения.

Генри Петроски

«Книга на книжной полке», 1999

Здесь всё та же самая постэстетика: копия ценнее оригинала, вторичное важнее первичного, производное статуснее первообразного.

Книжки нынче не только фотографируют, но и рисуют. Вообще книга и чтение всегда были привлекательными объектами для художников, популярными сюжетами живописи. Читающих людей любили изображать Перуджини, Хамза, Уэбстер, Коро, Ренуар, Мане, Матисс и многие-многие другие. Натюрморты, портреты, жанровые сцены – ко многим можно добавить «библио-». Однако современность явила новые образы и способы художественного осмысления Книги и Читателя: эклектика, ирония, подтекст, игра в тождества.

Так, британский художник Джонатан Уолстенхолм рисует «очеловеченные» книги. Весь цикл акварелей – как своеобразное приключение: как книга читает другие книги, дерётся с ними, играет в домино, переживает творческие муки, пишет и иллюстрирует саму себя, а умирая превращается в осенние листья…

Д. Уолстенхолм «Два старых тома»

Д. Уолстенхолм. «Тайная жизнь писателя-криминалиста»

Причём обратим внимание на несколько любопытных моментов. Во-первых, здесь, как и в современном книжном дизайне (гл. 2), эксплуатируется идея искусственного «оживления» книги – достаточно изобразить её с ручками-ножками. Во-вторых, книжки Уолстенхолма все как одна потёртые, истрёпанные, ветхие. Они явно уже прожили одну долгую-предолгую жизнь и теперь проживают вторую – новую и, главное, лучшую. Более «живую». В-третьих, есть знаковая деталь: на одном из рисунков воспроизводится техника бук-карвинга (гл. 4-). Узнали?

Для самого художника и в отдельно взятом творческом процессе всё это просто забавная придумка и сюжетная игра, но в общекультурном контексте это очередное свидетельство того, что Книга уже никакая не святыня, а просто вещь. Точнее даже вещица, пусть и человекоподобная. Притом такая, которая нуждается в «обновляющих» и «улучшающих» действиях, – культурном «апгрейде».

То же самое – в отношении классической литературы. Скажем, в рамках просветительского проекта «Arzamas» (2015) предлагалось «поучаствовать в определении эталона мужской литературной красоты»: выбрать пять писательских портретов и разместить в соцсетях. Российский художник Лёша Фрей выпустил серию рисунков, в которой соединил портреты Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого с образцами модной одежды. Классики превратились в фотомоделей. Из авторского комментария: «Я хотел стимулировать интерес к чтению у молодого поколения, показать, что классика – это must have и произведения актуальны и в современной России». Заметим: именно must have. Не must read. Чтение вторично – важно созерцание и обладание.

Визуализация изящной словесности возможна не только в статике и на плоскости, но также в движении и объёме. Уже понятно, что далее речь пойдёт о кино.

Примерно с начала 2000-х Россию захватила мода на новейшие экранизации литературной классики. Одну из первых – сериал «Идиот» (2003) – зрители приняли на ура: кинорейтинг был более 25 % по стране. А уж как ликовали издатели: продажи романа выросли в четыре раза! И дальше пошло-поехало – примерно в год по картине: «Мастер и Маргарита», «Преступление и наказание», «Доктор Живаго», «Герой нашего времени», «В круге первом», «Обитаемый остров», «Братья Карамазовы», «Господа Головлёвы», «Солнечныйудар», «Тихий Дон»…

Однако всё же перенесение литературы на киноэкран имеет давнюю традицию, и нынешние формы не отличаются принципиальной оригинальностью. Разве что в последнее время появились «литературные» мультики и анимированные лекции – в основном по произведениям школьной программы, например, «Мёртвым душам» и «Войне и миру» (проект телеведущей Тины Канделаки «Умная школа).

Но вот в 2011 году Россия вступила в новую эпоху – буктрейлерскую: издательство «Азбука» выпустило первый профессиональный видеоролик к роману Алексея Маврина «Псоглавцы». Видео представили публике с большой помпой: торжественными анонсами, зубодробительной рекламой, множеством репостов в соцсетях.

Буктрейлер действительно становится заметным атрибутом издательской индустрии и значимым явлением книжной культуры, поэтому стоит поговорить о нём подробнее. В общем смысле под буктрейлером понимается видеокомпозиция из экранизированных эпизодов литературного произведения. Но в реальной практике это понятие применяется не только к специально срежиссированной игровой постановке по сюжету книги, но и к видео-инсталляции с музыкальным сопровождением, и к набору слайдов простенькой компьютерной презентации. Буктрейлером именуют как ролик о конкретном произведении (например, новом романе известного автора), так и клип о книгах вообще (например, социальная реклама чтения).

В настоящий момент нет ни общепринятых требований, ни каких-либо критериев оптимальной продолжительности буктрейлера. Специальный англоязычный блог booktrailermanual.com указывает как оптимальную продолжительность 60-90 секунд. Российские ролики в среднем укладываются в интервал от 1 до 3 минут.

По способу визуального воплощения текста можно выделить три разновидности буктрейлеров: игровые (минифильм по книге); неигровые (набор слайдов с цитатами, иллюстрациями, книжными разворотами, тематическими рисунками, фотографиями и т. п.); анимационные (мультфильм по книге).

Но куда любопытнее классифицировать буктрейлеры по содержанию. Так, встречаются ролики повествовательные (представляют эпическую сторону, основу сюжета); атмосферные (передают настроения книги и ожидаемые читательские эмоции); концептуальные (транслируют ключевые идеи, общие смыслы текста). Конечно, всё это очень условно и отнюдь не универсально. Например, неигровой трейлер может содержать элементы анимации, может быть одновременно «повествовательным» и «атмосферным».

История буктрейлеров началась ещё в 2002 году – с выхода ролика к остросюжетному роману Кристин Фихан «Тёмная симфония». Но широкую популярность эта практика получила с 2005 года благодаря развитию видеосервисов и социальных сетей. У нас этому более всего способствовали «YouTube» и «Вконтакте». Значимую роль сыграло также появление букридеров и прочих техустройств для чтения оцифрованных текстов. Здесь работает механизм прямой связи: посмотрел видео → заинтересовался книгой → заказал электронную версию → моментально получил текст на персональный носитель.

В России созданием буктрейлеров целенаправленно занимаются в основном крупные издательства («Азбука-Аттикус», «ЭКСМО», ACT, «РИПОЛ классик» и др.), но пионером, вероятно, выступает «Вагриус», ещё давным-давно сделавший 15-секундный трейлер к роману Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота».

За прошедшее десятилетие буктрейлерство превратилось в самостоятельную и динамичную отрасль книжной культуры, эволюционируя от прикладной пиар-технологии к медиатворчеству. Появляется всё больше профессиональных роликов, в которых мастерство граничит с искусством. Одновременно развивается и любительское видеотворчество, которое во многом стимулируется библиотеками. Проводятся уже не только областные, но и общероссийские конкурсы: «VideoBooks», «Роман с библиотекарем», «Всероссийский конкурс-парад буктрейлеров»…

Спецпремии за достижения в создании буктрейлеров: «Moby Awards» (вручается американским издательством «Melville House Publishing»); «Book Video» (учреждена лондонским книжным магазином «Foyles»); «Trailee» (вручается американским изданием для детских библиотекарей «School Library Journal»).

Всё это абсолютно в духе времени: появление цифровой видеокамеры сделало качественную съёмку несложной и общедоступной, точно так же появление смартфонов породило моду на букшелфи. Способны ли такие практики повысить интерес к чтению? Возможно. Способны ли они повысить качество чтения? Сомнительно.

Облекаясь в медиаформу, литературное творчество выходит в сопредельные и смежные области. На буктрейлер можно посмотреть глазами искусствоведа, культуролога, экономиста. Для первого это визуализация словесности, для второго – способ публичной презентации текста, для третьего – инструмент книгоиздательского маркетинга. Выходит, буктрейлер имеет прямое отношение к литературе, но не является предметом литературоведения.

С одной стороны, трейлер частично воплотил мечту режиссёра Сергея Эйзенштейна о трёхмерной «книге-шаре», в которой возможно «единовременное и взаимное проникновение» отдельных фрагментов. Текст в видеоформате становится поликодовым – состоящим из словесных, зрительных и мелодических элементов. Это и придаёт произведению «шарообразность», расширяя возможности его восприятия (непрофессиональным читателем) и пространство интерпретации (читателем-специалистом).

С другой стороны, содержание книги не равно механической сумме идей, система образов не тождественна совокупности художественных деталей. Однако создатели буктрейлеров часто используют именно такой подход – репродуцирование разрозненных фрагментов текста, фрагментарное воспроизведение отдельных образов. Превращаясь в клип, текст «демонтируется», утрачивает целостность. Аналогично при компьютерном переводе текстовых программ иногда возникает т. н. «код абракадабры» – хаотический набор графических знаков. Визуальное перевоплощение оборачивается текстовым развоплощением. Но такова клиповая основа всей современной культуры: мозаичность, дробность, дискретность.

В качестве иллюстрации приведём анимационный ролик к роману Германа Садулаева «Таблетка». В течение 1 минуты 24 секунд демонстрируется следующее: офисный клерк за компьютером → панорама мегаполиса → в одном из домов выделяется светящееся окно → в окне виден человек, смотрящий телевизор в тёмной комнате → в той же комнате человек спит и видит сон о всадниках с луками → экран штабелируется ломтиками картофеля-фри, поверх которых ложится обложка книги → снова тот же клерк в офисе… Далее всё то же самое повторяется на высокой скорости: человеческая фигурка несколько раз быстро проползает на четвереньках по «картофельному» слайду и утыкается в горку таблеток → картофельные ломтики замещаются таблетками → таблетки заполняют весь экран → снова вид книжной обложки → явление дьяволоподобной фигуры в костюме с галстуком… В какой-то момент изображаемое становится «кодом абракадабры», превращаясь в мешанину образов и знаков.

О. Редон «Глаз и шар» (1898)

Вообще, конечно, пересказывать буктрейлер – всё равно что пересказывать анекдот: получается не ахти. Но кое-что понять всё же можно. Итак, что мы видим? Общее содержание книги подаётся с помощью незамысловатых, но легко узнаваемых символов: компьютер, телевизор, мегаполис, фаст-фуд, схематичная человеческая фигура. И таблетка как ключевой образ романа. Но общий информационный посыл понятен, а большего-то и не требуется, главное – зацепить внимание потенциального читателя и побудить к повторному просмотру.

Тематическая картинка и есть тот крючок, на который ловится носитель клипового сознания. Поэтому «развоплощение» текста корректнее считать не отрицательным свойством, а объективной особенностью буктрейлера. Он полностью соответствует формату эпохи и в целом удовлетворяет запросы аудитории.

Однако есть другой, более скрытый и неоднозначный момент. В любом, даже мастерски сделанном видеоролике есть элемент насилия над читательским воображением. Почему? Если буктрейлер появляется до выхода книги, то представляет собой типичный симулякр – вторичный продукт в отсутствие первичного, копию без оригинала. Причём копия приблизительна, неточна и непропорциональна. Читатель оказывается в положении футбольного арбитра, вынужденного судить не сам матч, а телетрансляцию отдельных моментов игры с применением операторских спецэффектов.

Ф. Гойя «Полёт фантазии» (1799)

Кроме того, просмотр, предваряющий чтение, заставляет воображать обстановку, атмосферу, героев повествования такими, какими их увидели создатели трейлера. Чем эстетически ярче и технически сложнее ролик – тем активнее он отбирает пищу у фантазии и превращается в самодовлеющую сущность. Картинка забивает слово, текст заслоняется зрелищем.