Текст книги "Заяц на взлетной полосе"

Мия

Дом у колдуньи был почти такой же, как у собакиного дедушки. Только внутри было очень много всего: столов, стульев, полок, как в мебельном магазине. Всюду нужно было протискиваться. «Наверное, потому она и тощая, как карандаш», – подумала Мия, глядя, как Бренда легко проскользнула между диванным подлокотником и столом.

Подоконники, заставленные цветочными горшками, напоминали карликовые джунгли, в которых прятались рамки с фотографиями, статуэтки собачек – никаких стеклянных пузырьков с зельями. Мия вздохнула и села на край голубого дивана, сложив руки на коленях. Она не знала, как правильно вести себя в гостях у колдуний, но на всякий случай решила начать с вежливости.

Колдунья принесла чайные чашки на красивом подносе. За подносом из кухни приплыл чайник с крышкой, похожей на шапочку с помпоном. А потом пожаловали пироги. Мия никогда не ела колдовских пирогов. И в этот раз ей тоже вряд ли удастся попробовать, потому что мамины руки тут же взвились и замахали, как бы отгоняя кусок пирога от Мии:

– Простите, Бренда, Мии нельзя тесто. У нее аллергия.

– О! Конечно! – Колдунья вернула кусок на белое блюдо с толстыми волнистыми краями. – Но я могу наковырять ей начинки. Здесь шпинат, а тут обыкновенные кисло-сладкие яблоки без корицы.

– Ты хочешь немного шпината и яблок? – Саша наклонилась к Мии.

– Я подумаю.

Мия сложила руки на груди и прикрыла глаза. Она и правда размышляла, что будет, если отведать колдовского пирога. А случиться могло что угодно.

«Наверное, все зелья она прячет на кухне в шкафчике!» – осенило Мию.

Взрослых так и тянет обсуждать непонятное и скучное, вроде погоды или почему колени хрустят. Вот и мама зачем-то рассказывала колдунье про Миин детский сад, какое там «неудачное» меню. Нет бы прямо спросила колдунью: «Как ты колдуешь: машешь волшебной палочкой или катаешь яблочко по тарелочке?»

– Я живу в этом доме довольно давно, – сказала колдунья и бесшумно отхлебнула чай. – Но раньше я жила в другом городе, в старом доме с очень толстыми стенами, из окна была видна площадь. Вы представляете, тот дом был желтого цвета, но не приятного ванильного оттенка, а какой-то безнадежно-желтый.

– Безнадежно? – переспросила Саша.

– Да. Так вот, я работала в социальной службе и каждый день, когда возвращалась с работы и подходила к своему желтому дому, чувствовала, что вот сейчас отопру дверь и он меня засосет. А потом переехала в кремовый.

– В дом из крема? – ахнула Мия.

– Ну, почти, – улыбнулась Бренда. – Обожаю этот цвет! И ванильный крем тоже. В кремовом доме у меня была чудная квартирка, и там не надо было специально наводить чистоту и уют – само получалось. Я мыла пол с солью и эфирными маслами. Потом казалось, что дом парит в воздухе. Напомните, я расскажу потом, как мыть пол с солью.

Но Мии не давал покоя прежний – безнадежно-желтый – дом, который засасывает колдуний!

– А тот дом, который у вас был зараньше, – засасывательный, – он не летал?

– Не «зараньше», а «раньше», – улыбнулась Саша. – Да, бывают такие места, где совершенно невозможно жить.

– В этой жизни мне то и дело снится тот дом, и каждый раз я просыпаюсь в холодном поту, с ощущением, что меня едва не засосала прошлая жизнь. Лучше бы счастливый кремовый снился, – вздохнула Бренда и налила гостям еще чаю.

Мия вцепилась в Сашину руку. Нет ничего интереснее на свете, чем ужасы! Но вместо вопроса про дом Мия спросила:

– А сколько всего у вас зелий? Много? Вы их сами пьете иногда?

Саша подавилась крошкой от пирога и закашлялась, а колдунья замерла на секунду:

– Зелий много. Пью, конечно. А что с ними еще делать? Любоваться, что ли?

– Извините, – откашлялась Саша.

– Ну что вы! – улыбнулась колдунья.

Они сидели, мило беседуя, попивая чай из тонкостенных чашек с колокольчиками. Мия осторожно положила на язык кусочек желтого яблока из пирога. Оказалось вкусно. Она уже заготовила просьбу подарить ей какую-нибудь не очень нужную волшебную палочку, ведь не может быть, чтобы у колдуньи была только одна. Никто не следил за временем. Однако оно продолжало идти в фарфоровых часах с лошадкой, стоявших на полке. Бренда отлучилась на кухню – заварить китайский чай, который берегла для особых случаев. Ей очень не хотелось отпускать гостей. Вся эта затея с приглашением, казавшаяся вначале странной и неуместной, обернулась безмятежной радостью.

Чай был припрятан в самой глубине настенного шкафчика. Бренда встала на цыпочки, открыла дверцу, раздвинула баночки со специями. Еще чуть-чуть, и цепкие пальцы ухватят жестянку.

Падая, она смахнула пластиковую мельничку с черным перцем, кориандр в бумажном пакете, ванильный экстракт. Крышка была не прикручена, и коричневая жидкость растеклась по Брендиному морщинистому лицу, затекла за воротник белой рубашки. На кухне сумасшедше пахло пирожными.

«Вот, оказывается, где она хранила зелье! Так я и знала!» Мия вжалась в щель между кухонным шкафом и холодильником. Пока суетились врачи, ее никто не замечал. Она уткнулась в кухонное полотенце, потому что от запаха кружилась голова. «Зачем ты выпила так много своего зелья?» – сокрушалась Мия, глядя, как колдунью укладывают на носилки.

– Вот ты где! – Саша попыталась вытянуть Мию из убежища. – Господи! Вылезай уже!

Они шли по двору Бренды к дому собакиного дедушки, и у самой калитки Мию вырвало. Из-под садового пластикового кресла вылез свалявшийся пес и смотрел, как два высоких парня в синих рубахах задвинули больничную каталку в карету скорой помощи. Смотрел и ничего не видел.

Роберт

Прежде чем подойти к нему и сказать, что приглашения в дом не будет, Роберт долго мыл руки в туалете, потом неторопливо переодевался в подсобке, приглаживал волосы, тщательно развешивал рабочую рубашку и куртку, чистил туфли. Он точно знал, что сегодня откажет Полу в визите. Но перед тем, как возникло это решение, напала тревога – Роберт хватался за одно, за другое, ронял инструменты, обрезал не те ветки. И сердце щемило снова и снова. Пришлось сесть на скамейку в маленькой оранжерее, положить под язык сердечную таблетку из казенной аптечки и помолиться. Он торопливо подбирал слова, сбивался, покрывался испариной. Выходила сумятица, однако не было сомнений, что даже после такой молитвы придет решение. Произнеся вслух «амен», Роберт подумал, что сегодня скажет «нет». Имеет полное право, как хозяин дома.

Несколько раз хотелось остановиться, повиниться за свои страхи и недоверие. Молитва – вот первое, что он должен был сделать, а не метаться с секатором и граблями вокруг гостиницы.

Пол сидел на диванчике в холле, опустив голову и сцепив руки в замок.

– Добрый вечер. – Роберт кашлянул.

– Добрый вечер, Роберт! – Пол поднялся и, как прежде, протянул руку ладонью вверх. – Вы уже сказали жене, что я здесь?

– Понимаете, тут такое дело… – Роберт едва тронул его руку.

– Я очень скучаю по дочери! Чувствую себя как шпион. Паршиво, если честно.

– Знаете, не люблю я наводить туман, – сказал Роберт. – Если начистоту, не могу вот так запросто привести вас в дом. Оно понятно, история такая, что с ходу и не разберешь, а я вообще вроде посторонний человек, вот и не хочу наделать беды.

– Какой беды?

Пол смотрел Роберту в глаза не мигая.

– Не знаю, что и сказать.

Бог так управил, что этот парень останется здесь. По крайней мере, сегодня. Она сама сбежала от него. Сама. Начни он шуметь, скандалить, обвинять Роберта, было бы проще, но Пол снова протянул руку, на этот раз ребром:

– До свидания.

Роберт замешкался и не успел ответить на рукопожатие. Рука резко опустилась, тонкие длинные пальцы сжались в кулак.

– Спасибо за заботу о моей семье! Жаль, не удалось все доходчиво объяснить. Я оставлю свой номер телефона. И попрошу только об одном: присмотрите за малышкой. Если что, звоните в любое время. Если наступит кризис, я должен быть рядом, чтобы объяснить все врачам. Сейчас вы думаете, что спасаете бедную, беззащитную и красивую женщину, но я-то знаю правду, и выдержки мне не занимать. Будьте здоровы.

Пол оттеснил Роберта и пошел к лифту.

Бо

«И все же это большая удача, когда тебе попадается разумный хозяин». Много раз эта мысль приходила в собачью голову, потом забывалась и объявлялась вновь. Бо шел рядом с Робертом, стараясь не снижать темпа, не плестись и не подволакивать левую заднюю. Они шли домой молча и решительно. Слащавый тип остался в гостинице. И это правильно.

Больше всего Бо волновало, как там Хэл. Бедняга ввязался в историю. Интересно, что он будет делать, когда попадется? Да наверняка уже попался, старая муфта. Бо усмехнулся. Нет, это надо же – старая муфта.

Роберт что-то бормотал под нос и время от времени рубил правой рукой воздух. А что? Начнешь тут руками размахивать, когда такое творится. Как в кино, ей-богу!

Бо вдруг представил, как слащавый тип крадется за ними, чтобы выведать, где живет Роберт, проникнуть в дом и забрать маленькую девочку. Молодую женщину он тоже, конечно, прихватит. Кудрявые кусты у дороги образовывали плотную живую изгородь, на одном висела детская панама в цветочек. Наверное, вылетела из открытого окна машины и зацепилась за колючие ветки. Бо принюхался. За такими кустами легко спрятаться. Вот сейчас они с Робертом повернут направо, а там и до дома рукой подать. Никаких посторонних запахов в воздухе не появилось – все как обычно. Просто разыгралось воображение.

– Добрый вечер, Роберт!

Бо поднял глаза. Перед хозяином стоял розовощекий коротыш в синем рабочем комбинезоне.

– Добрый! Как дела, Панчик? – Роберт улыбался.

– Помаленьку.

Этот Панчик жил как раз на въезде в поселок. И звали его совсем не Панчик, а нормальным человеческим именем, которого никто не знал. Во всяком случае, хозяин всегда называл его только Панчик. Бо ужасно хотелось знать почему. Если бы его называли Пончик, было бы понятно – румяный, круглый. Но Панчик? Бред какой-то.

– Мы вот с работы идем. Как твои розы?

– Занял второе место на выставке. Знаешь, чуть было не хватанул сердечный приступ. Мою «Адилию» не признали.

– Как не признали? – удивился Роберт.

– Говорят, нижние лепестки не так лежат.

«Тьфу! Нашел из-за чего переживать!» – Бо поскреб лапой гравий на обочине.

– Вот ведь, – покачал головой Роберт.

– Пошли! – Панчик схватил его за рукав. – Ты должен посмотреть!

«Этого еще не хватало!» – Бо заворчал вслед хозяину.

Он остался где был, потому что розы не казались Бо достойным объектом внимания. Оглядевшись, он зевнул и лег, устроив косматую морду на передних лапах.

Роберт вернулся быстро. Он нес букет из свежесрезанных роз кремового цвета.

«Хорошо, что не красные», – Бо вздохнул с облегчением.

Леон

Апартаменты оказались неплохими: чисто, приличная мебель, свежие цветы в вазе, в окно виден цветущий куст. Хозяин – вертлявый живчик – протянул сухую, крепкую ладонь:

– Франсиско.

– Леон.

– Очень приятно. Можете пользоваться озоном.

– Чем?

– Ну, озонировать воздух. Недавно установили. Отличная штука – моет воздух в доме. Становится как после дождя. Знаете, такой воздух, когда бродите по лугам и вдруг – ливень, а потом дышится прямо до пупка. – Франсиско улыбнулся, показав аккуратные пеньки.

– Это хорошо. Спасибо!

В комнате и правда было душновато.

– Я люблю чистый воздух! – Франсиско что-то покрутил на корпусе белой коробочки, прикрепленной к стене у окна.

– Да, конечно. – Леон достал паспорт.

Франсиско быстро сфотографировал нужные страницы. Его рубашка с фламинго слегка увлажнилась на спине, седые кудрявые волосы, аккуратно зачесанные назад, приторно пахли.

– И еще! Портрет моей матери!

– Портрет? – переспросил Леон и огляделся.

– Да, в гостиной висит портрет моей матери. Вы не против?

– Нет, конечно.

Хозяин засеменил в гостиную. Он был похож на кузнечика, обутого в белые, чересчур громоздкие кроссовки.

– Вот! – Он указал на большой портрет в деревянной раме: грузная женщина восседала на бархатном стуле. С одутловатого лица смотрели черные пронзительные глаза Франсиско.

– Нет, портрет меня не смущает, – пожал плечами Леон.

– Прекрасно! А то предыдущие жильцы просили снять. У них, видите ли, ребенок боялся. Боялся мою маму!

Франсиско хохотнул, выскочил в прихожую, споткнувшись о рюкзак Леона, подцепил указательным пальцем связку ключей со столика и был таков.

– Франсиско! – Леон окликнул хозяина, когда тот почти уже скрылся в подъезде.

– Да?

– А как звали маму?

– Летиция.

– Спасибо!

Эхо погасло. Клацнул замок. Леон достал зайца из рюкзака и пошел в спальню. Кровать вполне приличная, чистое белье и красивые прикроватные лампы – у этого кузнечика хороший вкус. Леон упал на стеганое покрывало, а заяц откатился к изголовью.

После ухода Франсиско воцарилась тишина. Все шорохи, скрипы и вздохи дом приберег на потом, а пока сам прислушивался к постояльцу.

Леон знал, что завтра отправится по адресу Бренды Мули, а сегодня надо бы еще раз проверить ее досье, но глаза сами закрылись. Уже в полусне он повернулся на бок, подтянул колени к груди и накинул на себя покрывало. Дом вздохнул, деликатно чихнул кухонный кран, и скрипнула дверца платяного шкафа, открыв на обозрение темное его нутро с одиноким полосатым галстуком на перекладине. Колонна муравьев брела к засохшему пятнышку сгущенки на кухонной столешнице. День еще был в разгаре.

Вечером Леон прошелся по апартаментам, остановился у портрета мамы Франсиско и, сняв легкое покрывало с кресла-качалки, завесил Летицию: «Сидите тихо, мадам!»

Роберт

«Старый дурень с розами», – пробормотал Роберт. Он подошел к своему дому и остановился у калитки.

Вики любила цветы. Он исправно дарил ей букеты на день рождения, день памяти мамы и день их помолвки. На день рождения – гортензии, на мамин день – каллы, а помолвку отмечали бордовыми розами. И обязательно открытки. Роберт покупал в киоске в аэропорту красивые музыкальные открытки и подписывал в технической подсобке, расчистив краешек стола. Из кармана его рабочего комбинезона всегда торчал карандаш. «Дорогая Вики! От всего сердца поздравляю тебя…» – а дальше подходящие к случаю слова.

Вики осторожно брала из его рук букет, подносила к лицу и улыбалась. Потом вслух читала открытку, целовала Роберта в щеку и шла наполнять вазу. Лучше всего цветы смотрелись в простой стеклянной вазе с волнистыми краями. Она и сейчас стоит на комоде.

Роберт толкнул калитку. Он шел и не слышал, как шуршал гравий под ногами, так сильно шумело в ушах, покалывало сердце и правую ладонь. «Просто поставлю цветы в вазу и скажу, что в доме нужны живые цветы. Ничего плохого в этом нет».

Дверь в дом была не заперта. На кухне шумела вода. Роберт услышал голос Саши:

– Не вертись. Давай-ка я тебя отмою! Испугалась?

– У меня в ушах вода! Пусти меня!

Бо протиснулся в прихожую вслед за хозяином и сразу поплелся к лестнице на второй этаж.

– Стой! – окликнул его Роберт. – Куда с грязными лапами?

Бо обернулся и, поджав хвост, вернулся к двери. Ему явно не хотелось ждать, когда кто-нибудь сподобится вытереть ему лапы влажной тряпкой, но правила есть правила.

– Роберт? Это вы? – Саша выглянула из кухни.

– Да, я. – Роберт потоптался у двери. – Вот, принес в дом цветы. У меня сосед помешан на розах, иной раз и мне перепадает просто так. Как вы тут?

Саша комкала в руках клочок бумажного полотенца.

– Красивый букет. А вашу соседку увезла скорая. Мы были в гостях, пили чай. Потом она упала на кухне.

– Упала? А что случилось-то?

Шипы кололись, и хотелось быстрее пристроить цветы в вазу. Роберт засуетился, будто именно это сейчас было самым главным.

– Я не знаю. Похоже на инсульт. Мне очень жаль. Давайте букет, я поставлю в воду.

– Да-да. Там на комоде ваза.

Саша пошла в гостиную.

– Нашла. Вы можете позвонить в больницу и справиться, как она. И собака ведь где-то бродит. Жалко.

– Бенджи.

Роберт зашел на кухню. Мия молча сидела на стуле, обхватив руками коленки.

– Привет, принцесса.

– Колдунья выпила не то зелье и умерла, – буркнула Мия.

Из крана капала вода. Роберт повернул смеситель, чтобы капли бесшумно сползали по краю раковины, – надо поменять прокладку.

– Дайте-ка я наберу. – Саша протянула пыльную вазу.

– Конечно.

Он давно держался на честном слове, а тут будто выбили еще одну подпорку, и мир того и гляди рухнет, расплющив его, как муравья. Однажды, это было вскоре после свадьбы, они с Вики лежали обнявшись, и Роберт вдруг заплакал, уткнулся ей в плечо и сказал: «Подумал, если что случится, я без тебя не смогу». – «А что случится? – засмеялась Вики. – До родов еще далеко. Врач говорит, у меня все хорошо». Она гладила его по затылку и часто дышала. «Прости. Это я так». – «Ты без меня сможешь. Все без всех смогут. Не бойся».

После похорон Бренда носила ему кастрюльки, укутанные толстыми полотенцами, и кормила, когда он приходил с работы. В кастрюльках чаще всего была стручковая фасоль и куриные тефтельки под сливочным соусом – то, что любил ее покойный муж. «Не сердись уж. Потерпи меня еще чуток», – посмеивалась она, выкладывая на тарелку с голубым ободком свое угощение. «Вот, новые зубы наконец разносила, – добавляла она, широко улыбаясь. – Тебе если нужны, скажи. У меня есть врач знакомый». Роберт послушно ел, пил чай и уходил на второй этаж, а Бренда собирала посуду и возвращалась к себе. Потом она перестала ходить, а он сам уже варил супы и делал жаркое, раз в неделю развешивал позади дома тяжелую простыню и пододеяльник с наволочкой, позже покрасил забор и спилил сухие ветки у яблони. Так и смог без нее.

Роберт прошелся по кухне. Прикидывал, как и что сказать, о чем промолчать. Однако мысли сбивались в ком, только подберешь слова, а тут опять Бренда на уме. Вот ведь угораздило ее! Наконец собрался с духом:

– Саша, вы уж извините, я не знал, как правильно. Поступил как поступил.

– Вы о чем?

– Вашего мужа зовут Пол, так? – голос у Роберта стал шелестящим. Саша замерла, на шее вздулась синяя вена. Ее хорошо было видно с близкого расстояния, как и расширенные зрачки.

– Что?

– Не бойтесь. Он нашел меня в гостинице и очень просил о встрече с вами.

– Как нашел? Зачем?

– Не бойтесь. Его здесь нет. Я не пригласил, потому что не знал, нужно ли. – Роберт подошел вплотную. Он только хотел коснуться ее волос, вдруг это было то, что нужно сейчас, чтобы унять ужас.

– Не трогайте меня. – Саша отшатнулась.

– Простите.

– Где мой папа? – Мия сползла со стула, подбежала к Роберту и стала хватать его за локоть. – Где папа? Где папа?

Она подпрыгивала, топала ногами, выкрикивая громче и громче:

– Папа! Мой папа! Хочу к папе!

На полке в шкафу дзынькали чашки. Мия размахнулась и хлопнула ладошкой Роберта по ноге, но тут же отбежала, спрятала обе руки за спину и заплакала:

– Уходи отсюда! Уходи-и-и!

На кухонном столе, загроможденном посудой, стояла любимая ваза Вики. По пыльным стенкам снаружи сползали капли и впитывались в скатерть.

Бо заскулил на своей подстилке.

– Ничего. Все образуется. – Роберт нашел на полке пачку бумажных салфеток, тщательно обтер вазу, потом налил воды в чистый стакан с сушилки и протянул Мии: – На-ка вот.

Саша опустилась на пол, привалилась к дверце кухонного шкафа и закрыла лицо руками:

– Это все безобразно выглядит! Простите нас!

Мия, всхлипывая, глотала воду.

– Я помогу вам, помогу. – Роберт опустился перед ней на колени. – Сейчас чай заварим. Там есть у меня разный: с мятой, с чабрецом. Можно и меду ложечку.

Саша не отнимала ладоней от лица:

– Как же он нас нашел? Ведь понятно было, что найдет, но так быстро и легко! И вы ему не поверили? Не поверили ведь?

– Все хорошо, все хорошо.

– Как? Скажите мне, как люди проживают вместе счастливую жизнь? Расскажите, пожалуйста! Вы же прожили.

За спиной Роберта скрипнули ступени. По лестнице со второго этажа спускался облезлый заяц.

Хэл

– Надо было видеть их глаза! – воскликнул, в который раз, Внутренний Голос.

Хэл поморщился:

– Сколько можно? То не появлялся сто лет, то вдруг на тебе – впечатлился. А какие у них должны быть глаза? А?

Внутренний Голос не отозвался. Скорее всего, надулся и решил игнорировать старого зайца.

Хэл сидел под раскладным креслом и рассказывал Бенджи, как решил не прятаться, а открыто спуститься со второго этажа.

– Просто надоело, – сказал он и глянул на пса.

Тот мелко тряс головой и, блаженно улыбаясь, то и дело повторял:

– Аааа.

Это протяжное стариковское «Аааа» могло означать что угодно. Возможно, просто кряхтение, потому что Бенджи давно ничего не видел и не слышал. И Хэл об этом знал. Но хотелось поговорить, заодно отвлечь Бенджи от переживаний. Хэл уже был в курсе, что произошло с его хозяйкой.

– Ее вылечат, – проявил он необходимое сочувствие. – Там тебе насыпали корма и налили воды. Могу проводить, если что.

– Ааааа, – закивал Бенджи.

– Я попробую твоих сухарей?

Бенджи мелко затрясся, давая понять, что он не против. Во всяком случае, заяц истолковал это именно так.

Неотвратимо надвигался вечер. Мир затих. На небе, как на негативе, погруженном в специальный раствор, проступили звезды и луна. И весь этот мир: люди, собаки, зайцы, дома, самолеты, планеты, звезды, галактики, – все летело куда-то, кружилось и вздрагивало.

– Эй, Бенджи, чувствуешь, как мы летим? Уцепились за планету и летим.

Ответа не последовало. Да он и не нужен был Хэлу. Зачем ответы? Сегодня старый заяц снова останется здесь. Он не пойдет ночевать в свою клумбу. Нет смысла бегать туда-сюда, ведь в любой момент Мия может покинуть дом. А на нее вся надежда.

Хэл поежился от вечерней прохлады, глянул в небо еще раз, прежде чем закрыть глаза и задремать, притеревшись к теплому Бенджи. В небе качался белый воздушный шар. Из тех, которые часто раздают в честь юбилея какой-нибудь закусочной или банка. Шар скользил над двориком Бренды, как привидение. Рано или поздно он растеряет весь летучий газ и шлепнется сморщенной тряпочкой на землю. Или напорется на колючую ветку.

Шар в небе – красиво. Только вот эти латексные пузыри чрезвычайно вредят природе. То ли дело первые аэростаты, которые поднимали стремящихся ввысь смельчаков! Они были наполнены теплым воздухом и мечтой.

Отяжелевшие от дремоты заячьи веки сомкнулись. Хэл чувствовал, как обмякло тело, как весь мир переместился из «снаружи» во «внутрь». Сердце стучало, из ноздрей шел невидимый пар.

Внутри стоял ясный день одна тысяча семьсот восьмидесятого года.

– Нет, Жак! Эта холстина опять не взлетит! – Мужчина средних лет во встрепанном парике стукнул себя кулаком по ляжке.

– Ладно тебе. – Младший брат обошел чан с металлическими опилками. – Водород сделает свое дело.

– Ты понимаешь, что это рядно не годится? – Жозеф поддел носком туфли матерчатый мешок.

– Может, обклеим бумагой? Зальем опилки кислотой, пустим газ по трубкам в шар…

В глазах младшего брата светился азарт. Он будто придумывал новую игру. Жозеф усмехнулся и похлопал его по спине.

К большому матерчатому шару приладили трубки, плеснули в опилки кислоту. Освободившийся водород со свистом вылетел сквозь тканую оболочку шара. Жозеф мог поклясться, что слышал этот свист.

Жак подбадривал его. Время тянулось. Так казалось братьям, которые на самом деле находились в точке, вобравшей в себя пространство. Каждую ночь над ними выстраивались звезды. Каждую ночь во сне кто-то отрывался от земли и устремлялся туда.

Тысяча семьсот восемьдесят третий год отсчитал зиму, подходила к концу весна.

– Теплый воздух, прочная, легкая оболочка, – бормотал Жозеф. – Нам нужен бумажный мешок и теплый воздух!

Жак вздрогнул. Иногда ему казалось, что старший брат по-настоящему одержим. Не иначе им владели какие-то сущности.

Костер! Дым от костра наполнил бумажный шар, и он устремился в небо. Пятого июня тысяча семьсот восемьдесят третьего года жители Анноэ собрались поглазеть на запуск летающего шара. Они стояли, задрав головы, и только гулкое «аааа-ах» сорвалось и устремилось ввысь вместе с огромным раздувшимся мешком, наполненным дымом.

– Монгольфье! Монгольфье! – закричал кто-то из толпы.

«Божечки!» – прошептал заяц, таращившийся на действо из кустов.