Текст книги "Заяц на взлетной полосе"

Бренда Мули

Утро выдалось холодное, как и положено в это время года, но бежалось легко и радостно! По морщинистым стволам вязов скользили белки, из зарослей черемухи вспархивали малиновки. Хорошо было ежиться, выпускать изо рта легкие облачка. Городской парк распростер объятия, и Бренда влетела в них с наслаждением.

Чудесно, когда ты молода, полна сил, влюблена и завтра последний рабочий день, а потом свадьба, переезд. Господи, дух захватывает! Каждый лист на дереве, каждая травинка, каждая капля росы замерла в предвкушении нового дня.

Как хорошо, что сегодня она решила надеть синие замшевые лодочки вместо привычных кроссовок, в которых удобно. Ступни легко отталкивались от хрустящего песка, и казалось, что именно ее тонкие жеребячьи ноги с круглыми коленками вращают земной шар. Осталось доделать кое-какие дела и подписать документы на увольнение. В шкафчике навсегда останется синяя форма социального работника. Нет, почему же останется? Ее, наверное, вынут и утилизируют, потому что срок носки и так уже вышел. Сегодня она еще в форменной куртке, и можно сунуть руку в карман и нащупать гладкие желуди.

– Я выхожу замуж! – сообщила она белке. И засмеялась.

Сдать дела. Сдать документы по мальчику. Все сложилось хорошо, как и должно быть. Новые родители прошли специальные курсы. У них нет своих детей, а значит, всему придется учиться на ходу. Но они справятся. Сегодня ей казалось, что у всех все получится. С мальчиком, конечно, вышло очень странно, он почему-то задержался в приюте, хотя ему сразу назначили опекающую семью. Но там главный опекун утратил дееспособность. Потом опять устройство. Какие-то бесконечные нестыковки. Малыш натерпелся. Зато теперь все прекрасно, и Бренда приложила к этому руку. Она вообще любит тщательность в делах. Это ей понравилось и в новых родителях: они очень тщательно все изучали и готовились. Сразу видно, что решение не спонтанное, а взвешенное.

Когда она держала на руках подкидыша, пыталась представить женщину, которая однажды узнала, что беременна, потом ходила и слушала, что там, внутри. Потом рожала в муках. Бренда точно знала про муки. Ну не с неба же она свалилась. И медицинские курсы за плечами. Все роженицы кричат, стонут, проклинают мужей, врачей, белый свет и даже ломают мебель. А потом повторяют это снова, и снова, и снова. У кого как на роду написано. Бренде на роду не написано было пережить роды. В этой графе стоял прочерк, но она об этом еще не знала, когда осторожно касалась мизинцем нежной щечки чужого ребенка.

Рядом запела птица: «Обнимите-обнимите!» Показались ворота. Сейчас она выпорхнет в калитку, и прошлая жизнь, кстати очень даже хорошая, исчезнет. Будет новый город, новый дом. Она купит разноцветные диванные подушки и навяжет крючком красивых салфеток. Почему-то все думают, что она ничего не умеет. Да, еще обязательно нужно купить парочку фарфоровых зайцев в антикварной лавке. Они совсем недорого стоят. Как же много всего! Как же много! Вот и калитка.

А в следующий миг Бренда упала в туман, который сразу заполз в ноздри, в уши, в рот, заволакивал глаза, она отталкивала его руками, била ногами, но не могла выбраться. В итоге затихла. Поплыла.

– Мадам? Давайте я помогу вам. Осторожно. Не бойтесь.

У этой сестры были прекрасные зеленые глаза. Бренда отродясь не видывала такого изумрудного цвета. И легкий, но заметный пушок над губой.

– Бххх… Ммм…

– Тише, не надо напрягаться. Сейчас вас еще раз осмотрит доктор.

Сестра пригладила ее растрепанные волосы, потом провела рукой по щеке, как будто хотела разгладить и морщины тоже. Мимоходом поправила пластиковую рамку с табличкой, прикрепленную к кровати. Там был указан диагноз – левосторонний ишемический инсульт. Достала из кармана маленькое зеркальце, посмотрелась – новые цветные линзы оказались ужасно неудобными, но надо же что-то делать, чтобы новый доктор видел в ней не белое пятно с усами.

– Ну, кто у нас тут? – Пластиковая штора с треском раздвинулась, и вошел улыбающийся доктор-великан. – Бренда Мули? Прекрасно! Та-ак, а все ведь очень даже хорошо! Пальчиками шевелим?

Он появился здесь, как джинн из бутылки. Сестра вытянулась, подобрав живот, и часто моргала.

– Аделина, – прочитал он на ее бейдже. – Карту.

– Пожалуйста.

– К вам посетитель, мадам, – обратился он к Бренде. – И я склоняюсь к тому, чтобы его пустить.

– Бээ-эх… гэ.

– Та-ак, говорим, – зафиксировал доктор, но не ответил на вопрос, который Бренда задала, четко артикулируя. И всего-то спросила: «Бенджи где?»

Хэл

Рано утром Хэл очнулся, стряхнул росу с ушей и пошевелился, надеясь снова придвинуться поближе к Бенджи. Место рядом пустовало. Еще вчера слепой старикан пыхтел тут – под правым боком. Правда, за последние дни он как будто сделался меньше, стал похож на старую вязаную рукавицу, которую обронили на прогулке. Но он дышал, и что-то внутри дряхлого тельца уверенно тарахтело. Хэл позвал:

– Бенджи!

Вдалеке просигналил автомобиль, чирикнула птица, прошуршала по песку ящерица. Бенджи ушел насовсем, не предупреждая и не прощаясь. Хэл вздохнул. Бо, конечно, расстроится. Даже завоет, наверное, оплакивая друга. Это горевание, без которого невозможно отпустить в вечность дорогое существо.

За долгую жизнь Хэл привык провожать. Он уже не замирал от щемящей сердце тоски, не глотал заячьи слезы, просто отпускал. Протиснувшись в дырку в заборе, Хэл направился к дому Бо. Сегодня могло случиться все что угодно. Например, молодая женщина и маленькая девочка покинут свой приют, снова полетят на самолете, и Хэл с ними. Он уже настроился окончательно и бесповоротно. Зачем откладывать? Он слишком долго выжидал удобный момент, приноравливался, мечтал. Да, его моментально вышвырнут из чемодана еще при входе в терминал, но зачем предсказывать будущее, если можно плыть по течению, лежа на спине. Куда-нибудь да вынесет.

Хэл посмотрел в маленькую, с карманное зеркальце, лужу на садовой дорожке. Наклонился, коснулся мордой холодной воды и сделал глоток. На поверхности плавала седая шерстинка.

Скоро кто-нибудь обязательно выйдет из дома. Например, Роберт и Бо вместе отправятся на работу. Надо как-то скоротать время. Хэлу стало смешно: он коротает время уже несколько веков, а сейчас минуты кажутся ему бесконечными и вязкими, как мед. Он однажды влип в мед всеми четырьмя лапами. «Влип в историю», как сказал тогда Внутренний Голос. Что-то давненько не наведывался.

– Эй! – позвал Хэл.

Он вспомнил, как однажды в аэропорту бастовали диспетчеры. Рейсы отменили. Пассажиры гудели и возмущались, но забастовка была разрешена властями – что тут поделаешь. Хэл тогда прятался в кустах поблизости от терминала, а рядом, на лужайке, сидел мужчина в клетчатой рубашке. Он обнял чемодан и плакал. Хэл видел, как тряслись его плечи.

– Теперь все, – повторял незнакомец. – Теперь все.

– Разнюнился, – послышалось рядом. Внутренний Голос появился внезапно. – Все эти воспоминания не доведут до добра. Склероз тебе в помощь!

Хэл фыркнул:

– Тебя не спросили.

– Сам звал.

– Вот и не надо было тебя звать.

Повисла пауза. Совсем рядом прошлепала жаба. Хэл проводил ее взглядом.

– Слушай, а как ты выглядишь? – спросил он у Внутреннего Голоса.

– Совсем спятил? Я – голос! Как я могу выглядеть?!

Роберт

– Благодарю! Да. Совершенно верно, у нее никого нет. – Роберт старался говорить внятно и только по делу. Когда разговариваешь со страховым агентом, полицейским, медицинской сестрой, не стоит отвлекаться на шуточки. Людям нужна просто информация, а обсудить погоду и подковырнуть тещу они могут и за чаем с приятелями. Что за дурацкая традиция пустых бесед, которая якобы сближает! К чему сближаться с чиновником из мэрии, например?

– Можете навестить вашу соседку, это пойдет ей на пользу, – порекомендовала девушка-администратор. Ее акцент показался Роберту чрезмерным. Все же больничному руководству следовало бы тщательнее подбирать персонал, ведь у пациентов уши в трубочку сворачиваются.

– Да, спасибо! Я непременно заеду.

– Всего доброго! И извините за нечеткую дикцию. Мне вчера поставили брекеты.

Роберт закашлялся. Его дряблые щеки пошли пятнами. «Как же это я? Не угадал. Бедная девочка мучается со скобками на зубах, а я-то уже нагородил огород. Мне, видите ли, не нравится дикция и мешает акцент. Я, как ответственный налогоплательщик, достоин внятного и доброжелательного голоса. Старый идиот!»

– Господи, пока объяснишь, чокнешься. Дед явно глухой, – пробормотала девушка-администратор и улыбнулась, глянув в зеркало на стене напротив. – Жуть! Просто акула.

Роберт присел на краешек дивана. Он хотел, чтобы Саша с Мией скорее спустились в гостиную. Тогда бы снова зафырчала чудо-машина и запахло кофе. Вики варила кофе только в турке. Это теперь в доме появилась модная машина, которую он купил на распродаже в супермаркете. Все надеялся, что Нора появится в родном доме и ей захочется настоящего кофе с пенкой. Ему-то самому ничего не нужно. Роберт потихоньку включил телевизор. Саша усмехнулась, когда увидела, как он смотрел позавчера новости. Оказывается, нынче никто не смотрит новости по телевизору. Зачем, если можно быстро пролистать новостные ленты в телефоне? А Роберту нравился телевизор, Вики вот всегда смотрела. Ее любимая кулинарная передача до сих пор идет, только ведущий новый.

– С нашей чудесной биодобавкой вы почувствуете настоящий вкус жизни! – сообщил мужчина с крепкой шеей. – Оставайтесь здоровыми!

Вид у него был такой, будто сил нет держать в себе тайную формулу этого порошка. Прямо распирает.

Обычно рекламная чушь не задерживала внимания Роберта, но тут вдруг он схватил карандаш, блокнот для записи покупок и нацарапал название биодобавки.

Потом началась интересная передача про вулканы из серии «Живая природа». Роберт уставился в экран.

– Я изучаю вулканы всю жизнь. Это моя сорок седьмая экспедиция, – бодро рассказывал косматый вулканолог. – Я и умру тут, у подножья, но это случится не скоро. Годам к ста двадцати управлюсь со всеми делами, а пока – только вперед!

Роберт вырвал из блокнота страницу с пометкой о биодобавке, скомкал и отнес на кухню – в мусорное ведро. Потом выключил телевизор и еще какое-то время сидел на диване в тишине, прикрыв глаза, пока не подошел Бо и не положил ему на колени тяжелую морду.

– Ничего, ничего. – Роберт погладил его по плоской черепушке. – Я ведь много чего могу сделать, понимаешь? Могу! А что я теряю? Человек, который совершил за всю жизнь триста девяносто два прыжка с парашютом, чего-то да стоит. И не жрал при этом никаких порошков.

Бо вздохнул.

– Роберт, вы будете кофе? – Саша окликнула его с лестницы.

Ну вот и дождался.

– Буду.

– Хорошо, – улыбнулась Саша. – Мне одной как-то неловко, а тут и повод есть кофемашину завести, раз хозяин не откажется.

– Да ради бога! Она на то и куплена.

Роберт засуетился: пошел за Сашей на кухню, достал чашки, смахнул крошки со стола, поправил крышку на мусорном ведре.

– Красивые, – мимоходом заметила Саша.

– Это Вики покупала. Мы ездили в город в кино и зашли в магазинчик со всякой домашней утварью. Ничего не хотели покупать, а тут – набор чашек с блюдцами. Купили. А потом она выбрала вазу, огромную такую, с драконом. И тоже собралась покупать, стала советоваться, подойдет ли в гостиную. А я ничего не понимаю в этих штуках, сказал, что подойдет. Вики все подтрунивала потом, что я, мол, всегда со всем соглашаюсь, и она специально хотела посмотреть, скажу ли я «нет». А мне-то что? Ваза красивая, пусть бы стояла в комнате. На худой конец, можно было бы пихать в нее газеты.

Саша достала из холодильника пакет с молоком:

– Можно?

– Не спрашивайте меня больше про это, ладно? Пейте на здоровье.

– Я в кофе немножко. Не могу без молока. Невкусно.

– Да, Вики тоже всегда с молоком… – Роберт споткнулся на полуслове. – Вот я болван!

– Что?

– Да старый идиот! Надоел уже: Вики то, Вики се.

– Почему идиот? Вы любите свою жену. – Саша подала Роберту чашку свежесваренного кофе. – Это правильно и хорошо – любить человека. Даже если он умер.

– Мы прожили хорошую жизнь.

На кухне стало совсем тихо, и только невесть откуда взявшаяся бабочка билась в стекло в нескольких сантиметрах от распахнутой форточки.

– У меня тоже была кофемашина. Только красная, – сказала Саша. – По имени Мадлен. Шикарно, да? Я купила ее как раз за пару дней до того, как Пол первый раз бросил меня. Выпил кофе с утра и попросил написать список продуктов, чтобы купить вечером по пути с работы. Он тогда переселился ко мне, мы только начали вместе обустраиваться. Было тесно, суетно, но так радостно. Я не нашла карандаш и сказала, что напишу сообщением, пусть не забывает проверять телефон. Он поцеловал меня в нос и убежал. Очень тепло и нежно поцеловал. А я потом отвлеклась на какую-то ерунду вроде мытья посуды, потом вспомнила про список, набрала сообщение, отправила, а оно не ушло. Не ушло! Я сначала не могла понять, что случилось. Подумала, что он попал под машину на перекрестке или его ограбили в подъезде, проломили голову, и он лежит на холодном полу. Весь в крови. Я даже выбежала в подъезд босиком и крикнула: «Пол!» Но снизу поднималась соседка с кроликом на поводке. Знаете, тогда еще довольно редко заводили декоративных кроликов или, там, карликовых свиней. Так вот, она сказала, что в подъезде никто не лежит на холодном полу с пробитой головой, и вообще, все ли со мной в порядке. Она подумала, что я накурилась травы, точно! Я собралась с силами, стала писать и звонить на рабочий номер, потом его матери, потом писать по всем известным адресам – ничего. Совсем! Поздно вечером откликнулась его мать. Она написала, чтобы я перестала засыпать ее дурацкими сообщениями, иначе она примет меры. Я умоляла сказать, что с Полом. Она засмеялась и ответила, что с ее сыном все в порядке и он уехал к двоюродному брату отдохнуть на несколько дней. Я подумала, что просто сплю, ведь так не может быть. Потом приехала единственная из оставшихся на тот момент подруга. Она ненавидела Пола. Я это знала. В общем, она приехала и сказала, чтобы я посмотрела, на месте ли его личные вещи. Да, они были на месте: рубашки, пара ботинок, станок для бритья, белье. «Нет, не эти вещи, – засмеялась подруга. – Этот хлам можешь выкинуть. На месте ли его ноутбук, документы?» Я заглянула в ящик стола. Ничего не было. Сначала подруга жила у меня несколько дней. Потому что я металась по квартире, как сумасшедшая, и выла. Ничего не ела. Потом стало как будто легче, подействовали лекарства, которые удалось выписать у доктора. Я утопила в пруду телефон. У нас там неподалеку был маленький парк и пруд с утками. Завела новый номер. Потом убила Мадлен. Расколотила молотком. Потом приехал Аристарх. Это мой друг детства. У нас и правда нормальная дружба. Он пианист, всегда занят на гастролях, а тут вырвался ко мне. И мы поехали к морю на машине. Я помню, как много плавала. Такая вдруг физическая сила открылась. С каждым днем становилось легче.

Саша перевела дыхание. Кофе остыл.

– Тише, тише. – Роберт погладил ее по плечу.

– А потом он появился.

– Кто?

– Пол. Неожиданно, правда? Он нашел меня. И оказалось, что ему пришлось исчезнуть, чтобы разобраться, люблю ли я его на самом деле. Исчезнуть ради моего блага, потому что не всегда сразу можно понять, настоящее ли у тебя чувство. Он хотел избавить меня от ложных переживаний. Вот такой подвыверт! Еще, незадолго до ухода, он вдруг замолчал на целый день. Я места себе не находила. Потом выяснилось, что он никак не может смириться с моим прошлым натурщицы. Так и сказал: «Твое прошлое натурщицы угнетает меня». Как будто быть натурщицей стыдно. Обычная профессия. Не знаю, что он там вообразил, зачем нужно было распалять себя на пустом месте, но мне пришлось долго убеждать его в напрасности всех этих терзаний. Он просил, чтобы я подробно рассказывала ему о художниках, с которыми работала, пытался найти доказательства моей распущенности. А я растерялась, оправдывалась за то, что посторонние мужчины видели меня без одежды. Бред! Когда я окончательно изнемогла от этих многочасовых разговоров, он сказал: «Я постараюсь простить тебя». Это сейчас я бы спросила, за что. Тогда просто заплакала.

– Саша! Я прошу вас! Я очень прошу выслушать! Не отказывайте мне! – Роберт схватил ее за руку. – У меня есть сбережения. Давайте полетим к морю. Я куплю самые хорошие билеты. Мы можем пожить там какое-то время. Позвольте, прошу вас! Так ведь будет лучше!

Голос его срывался, лицо пошло пятнами.

– Отпустите меня, пожалуйста! – Саша с усилием вырвала руку.

– Я на колени…

– Придите в себя, Роберт! Пожалуйста!

Роберт сник.

– Простите. – Он пригладил волосы. Руки его ходуном ходили.

– А знаете, Пол никогда не явится сюда, – сказала Саша, ставя в мойку грязную чашку. – Он слишком хорош, чтобы устраивать спектакли. Да и полиция уже о нем кое-что знает.

И вышла из кухни.

Леон

Однажды он лежал на ковре в кабинете отца и водил пальцем по цветным загогулинам. Извилина за извилиной, Леон входил по лабиринту в центральный круг, который, будто в воронку, затягивал весь узор. Казалось, что, доведя палец без отрыва до середины, провалишься в другой мир целиком, но палец каждый раз заходил в тупик. Тогда Леон начинал бить кулаками по шерстяной поверхности, и прозрачные пылинки взлетали над его головой. Головоломка никак не решалась. Устав, Леон переползал к краю и, потянув угол ковра, перекатывался со спины на живот до тех пор, пока не оказывался внутри душной трубы. Он зажмуривался, облизывал с губ прилипшие ворсинки и затихал. Потом его находил отец. Разворачивал ковер, брал на руки, мимоходом касался губами лба. А Леон хватал ртом воздух, отфыркивался и жмурился. Если в кабинете первой оказывалась мать, она резко дергала за край ковра и с усилием вытряхивала Леона на пол:

– Встань! Что у тебя с волосами?! Тебе пять лет! Господи, за что мне эти мучения?!

Леону было все равно. Мать обращалась к какому-то «Господи» постоянно. А он, видимо, ничего не отвечал. Это он привел Леона в семью. Это он задал им непосильную работу и отказывался теперь помогать. А что Леон? Леон не помнил «Господи» совсем. Может, это его настоящий папа? Может, он живет где-то и скучает по нему, и жалеет, что расстался со своим маленьким сыном?

Хорошо, что он остановился на полпути и решил проверить, как там Бренда. Вот была бы история, появись он у запертого дома. Нет, во всем нужна аккуратность и последовательность. Теперь он в правильном месте – на парковке у госпиталя. Осталось открыть дверцу машины, дойти до стойки администрации и спросить у сестры, как можно увидеть Бренду Мули, ее доставили вчера с инсультом. Вот и легенда готова: он ее близкий родственник, приехал издалека навестить, а тут такая беда. Леон не сомневался, что все получится. Ему на самом деле казалось, что там, в длинном белом здании со стеклянными переходами из корпуса в корпус, лежит близкий человек. Одно только беспокоило: сможет ли она что-то рассказать ему после приступа. Такие люди теряют речь, а иной раз у них оказывается парализовано тело.

По стеклу машины с наружной стороны полз жук. Леону были хорошо видны и блестящее хитиновое пузо, и жесткие лапки – вся эта тонкая живая механика, обратная сторона жука. «Обратная сторона жука» – хорошее название для чего-нибудь.

Леон аккуратно открыл дверцу. Из соседней машины выгружали инвалидное кресло. Квадратная женщина в белой футболке поддерживала под локоть тщедушную старушонку в цветном платье. Платье трепыхалось на ветру, как будто цепляясь за высохшее тельце, и старушка напоминала тропическую бабочку.

– Мама, Дэвид проводит тебя к доктору! – проорала квадратная женщина, когда Леон проходил мимо.

– Кто? – пискнула старушка.

– Дэвид – мой муж, твой зять.

Удивительно, они совсем не похожи – мать и дочь! Наверное, эта белая «зефирина» – в отца. Мощная спина, ручищи, веснушчатое широкое лицо – все это досталось девочке совершенно несправедливо. Так, наверное, думала женщина-бабочка, когда они выбирали платье для школьного выпускного – тонкая изящная мать и дочь другой породы. Как она устроится во взрослой жизни? Кого полюбит? Не будет ли косолапить, идя к алтарю? А потом все развеялось. Мать приглашали в большой шумный дом, где жарили сосиски во дворе и пускали собак на диван в гостиной. Где ее неуклюжая девочка не держала в хозяйстве фарфоровых чашек и называла мужа глупым именем. Над матерью посмеивались, но заботились.

Леон подошел вплотную к раздвижным дверям центрального входа, и только тогда они среагировали – что-то с фотоэлементом. Такие пустяки всегда цепляли, потому что все, что должно работать, должно работать, а не дышать на ладан. Именно поэтому Леон не выносил капающих кранов, незадвигающихся ящиков стола, западающих кнопок – всех этих признаков халатности и наплевательского отношения к жизни. Ну и рубашки в шкафу должны висеть в определенном порядке, а белые носки – лежать в отдельной ячейке. Надя знает, что попадание цветных в ячейку к белым – это прокол. Мир должен на чем-то держаться. Да, он держится на сортировке носков в том числе. Да и еще раз да!

Разговор с кудрявой и хмурой медсестрой в странных очках, криво сидящих на ее курносом носу, прошел гладко и быстро. Позвали лечащего врача – верзилу с высоким лбом. И всего-то нужно немного подождать в коридоре. Вокруг сновал медицинский персонал. Кушетка, обтянутая синей скрипучей клеенкой, оказалась удобнее, чем выглядела со стороны. Леон сел, вытянул ноги вбок, чтобы не мешать сестрам с тележками. Он едва успел пересчитать ящики в регистратуре через проход, как появилась другая сестра со странными глазами и проводила его в закуток за пластиковой зеленой шторой.

– Бренда, к вам пришли, – сестра наклонилась к встрепанной седой голове на подушке.

– Это я – Леон!