Текст книги "Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства"

Национальные государства возникали в XIX веке тремя различными способами: 1) благодаря революционному обретению самостоятельности колоний; 2) гегемониальным объединением; 3) через эволюционную автономизацию272272
  Схожая, хотя иная по типологии позиция представлена в одной из лучших работ о национализме: Schieder, 1991, 110f. Не следует путать с типологией образования наций: Hroch, 2005, 41–45.


[Закрыть]. Им соответствуют три формы национализма в классификации Джона Брейи: антиколониальный, объединительный и сепаратистский национализм273273
  Breuilly, 1993, гл. 4–7.


[Закрыть].

Революционное обретение самостоятельности

Большинство новых государств календарного XIX века возникли уже в его первой четверти. Они были продуктами переходного времени и родились в конце одного из атлантических революционных циклов274274
  Понятие «революционный цикл» ввел в научный оборот историк из Лейпцига Манфред Коссок. См. подробнее главу X данной книги.


[Закрыть]. Эта первая волна деколонизации была частью трансатлантической цепной реакции, которая началась почти одновременными, но не связанными друг с другом процессами усиления централизующего вмешательства в 1760‑х годах Лондона и Мадрида в дела их американских колоний275275
  Для ориентации: Wood, 2002, 17–30; Rodríguez, Jaime, 1998, 19–35; König, 2006, 103–203; крупномасштабное сравнение: Elliott, 2006.


[Закрыть]. Реакция североамериканцев последовала незамедлительно, испаноамериканцев – с некоторой задержкой. Когда она началась в виде открытого бунта в Рио-де-ла-Плата и Мексике, появились новые предпосылки: пример США, но прежде всего – крах испанской монархии в 1808 году как следствие вторжения Наполеона на Пиренейский полуостров, которое, в свою очередь, было результатом нацеленной с самого начала на военную экспансию Французской революции. Еще более раннее и прямое воздействие революция 1789 года имела на остров Эспаньола. Там в колонии Сан-Доминго уже в 1792 году началась революция свободного цветного населения (gens de couleur) и чернокожих рабов. В результате этой, подлинно антиколониальной и социальной, революции в 1804 году появилась вторая республика в Америке: Гаити276276
  Dubois, 2004а. См. также главу X в данной книге.


[Закрыть]. В 1825 году она была признана Францией, а затем постепенно и большинством других государств. На материке в ходе полицентричного процесса национально-освободительных революций возникли республики Испанской Америки, которые существуют и поныне: Аргентина, Чили, Уругвай, Парагвай, Перу, Боливия, Колумбия, Венесуэла и Мексика. Более крупные образования, которых добивался Симон Боливар, создать не удалось277277
  Хрестоматийное повествование в блестящем исследовании: Lynch, 1986².


[Закрыть]. В результате последующих вторичных расколов возникли Эквадор (1830), Гондурас (1838) и Гватемала (1839). Так появился целый архипелаг новых, исключительно (после интермеццо первой мексиканской империи 1822–1824 годов) республиканских государственных образований, которые во внешней политике претендовали на суверенитет и получили его признание, даже несмотря на отсутствие в течение долгого времени успехов во внутреннем строительстве нации.

В Бразилии все развивалось менее революционно. Здесь креольские элиты не порвали с нелюбимым имперским центром. Португальской династии в 1807 году удалось сбежать от Наполеона в свою главную колонию. После поражения Наполеона регент Дон Жоао (позднее Жуан VI) решил остаться в Бразилии, возвел Бразилию в ранг королевства и с 1816 года правил в качестве короля Португалией, Бразилией и Алгарве (южная провинция Португалии). После возвращения короля в Европу его сын остался принцем-регентом и в 1822 году провозгласил себя императором Педру I в независимой, но мирно отделившейся от метрополии Бразилии. Лишь в 1889 году самая большая по численности населения страна Латинской Америки стала республикой.

Отдельным случаем единственного нового государства в Европе, возникшего из империи, была Греция. Здесь объединились местные силы освобождения (которые действовали также из эмиграции), громкая филэллинская агитация в Великобритании и Германии и, наконец, морская интервенция Великобритании, России и Франции против турок, добившиеся в 1827 году выделения Эллады из состава Османской империи – пока еще в границах, которые охватывали только юг нынешней Греции и Эгейские острова. Если (пренебрегая тонкостями определений) рассматривать османское владычество с XV века как «колониальное», то освобожденная Греция была, как и возникшие одновременно с ней новые государства Латинской Америки, постколониальным образованием. Но ее освобождение стало результатом не полностью автономной, а поддерживаемой великими державами национально-освободительной революции без участия широких масс населения. Греция и оставалась гораздо более зависимой от великих держав, чем новые государства Латинской Америки. Греческое государство было признано международным Лондонским протоколом от февраля 1830 года, лишь после этого став реальностью международного права. Однако внешней оболочке пока еще не соответствовало никакое общественное и культурное содержание: «Теперь существовало греческое государство. Однако греческую нацию еще предстояло создать»278278
  Seton-Watson, 1977, 114.


[Закрыть].

Одновременно с этим, в 1830–1831 годах возникло государство Бельгия, в исторической традиции – Южные Нидерланды. В отличие от Греции, граждане Брюсселя и его окрестностей не могли пожаловаться на столетнее иностранное господство. Начиная с посленаполеоновского объединения королевства в 1815 году, они были недовольны в первую очередь расценивавшейся ими как автократия политикой короля Вильгельма I. У внутринидерландского конфликта отсутствовала и идеологическая составляющая борьбы свободных европейцев против восточной деспотии, которая так способствовала публичности и поддержке в греческом случае. Бельгия в еще большей степени, чем Греция, была детищем революции. Во время волнений, которые Июльская революция 1830 года во Франции вызвала в разных частях Европы, в Брюсселе в августе также вспыхнули беспорядки, первоначально в оперном театре во время представления оперы французского композитора Даниэля Обера «Немая из Портичи». Затем последовали восстания в других городах. Нидерланды ввели войска. Полного отделения от Нидерландов, которое за несколько недель радикализации стало целью революционного движения, удалось достичь без военной интервенции из‑за границы, иначе, чем в греческом случае в отношении Османской империи, хотя царь и прусский король угрожали прийти на помощь своему коллеге Вильгельму, и международный кризис вокруг Бельгии на некоторое время опасно накалился. Но существование Бельгии, как и Греции, зависело от договорной гарантии великих держав279279
  Bitsch, 2004, 79–86; Rich, 1992, 59–61.


[Закрыть]. При этом Великобритания снова сыграла роль главной повивальной бабки.

Намного меньше внимания международной общественности привлекло восстание христианского сербского населения в 1804 году в Белградском пашалыке, где жили около 370 тысяч человек, против местных османских войск – слабо управляемых из Стамбула янычаров, которые установили там режим террора280280
  Jelavich, 1983, Bd. 1, 196f.


[Закрыть]. После долгого и запутанного конфликта султан признал в 1830 году автономию Сербского княжества. Однако Сербия оставалась частью Османской империи. В 1867 году – одновременно со схожими событиями в Канаде – был достигнут момент, когда сербам больше не нужно было опасаться вмешательства их далекого сюзерена во внутренние дела; были выведены последние турецкие войска281281
  Sundhaussen, 2007, 130.


[Закрыть]. В 1878 году на Берлинском конгрессе великих держав Сербию наконец признали независимым государством в международно-правовом смысле. Черногория и долгое время разрываемая между русской и османской сферами влияния Румыния также получили этот статус. Положение Болгарии после сокрушительного поражения султана в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов улучшилось, но она и далее оставалась вассальным княжеством и лишь во время младотурецкой революции 1908–1909 годов в Османской империи получила международное признание как самостоятельное государство во главе с царем282282
  Jelavich Ch., Jelavich B., 1977, 195.


[Закрыть].

Были ли все эти новые политические образования национальными государствами? В этом есть сомнения. Гаити через сто лет после образования своего государства стоит перед лицом «сомнительного прошлого и жалкого настоящего»; строительство политических институтов и социально-экономическое развитие там не состоялось283283
  Bernecker, Geschichte Haitis, 1996, 106.


[Закрыть]. В Южной и Центральной Америке в первые полвека после обретения независимости не было и речи о мирных процессах консолидации. Политическая стабильность была достигнута в большинстве стран лишь в 1870‑х годах, когда во всем мире наступило время централизации и реорганизации государственной власти. Греция сначала находилась под своего рода баварской опекой. Великие державы делегировали туда в качестве монарха из Мюнхена семнадцатилетнего принца Отто, сына короля Людвига I. Затем Греция пережила государственные перевороты (1843, 1862, 1909) и получила стабильные институты только после 1910 года, во время правления либерального премьер-министра Элефтериоса Венизелоса284284
  Clogg, 1992, 73. См. также главу XVII в данной книге.


[Закрыть]. Даже Бельгия не была образцовым примером единого национального государства: там возник конфликт между официальным, обосабливавшимся от Нидерландов государственным национализмом, который закрепил в конституции в качестве официального только французский язык, – и этнически-языковым национализмом у фламандцев. Во «фламандском движении» речь шла о культурном равноправии внутри общего государства и о трансграничном единстве нидерландского языка и культуры285285
  Bitsch, 2004, 119ff.


[Закрыть].

Гегемониальное объединение

Образование государства посредством добровольного объединения союзников – исторически старая модель. Если при этом нет отдельной доминирующей силы, речь идет об укреплении территориальной государственности посредством поликефальной («многоголовой») федерации городов или кантонов. Нидерланды и Швейцария являются примерами такого объединения на принципе равнозначного полицентрализма286286
  О понятии «поликефальной федерации» см.: Rokkan, 2000, 219.


[Закрыть]. Основы объединения в обеих странах были заложены задолго до XIX века. Обе страны сохраняли после 1800 года в соседстве с национальными крупными государствами свой союзный характер, оказавшийся достаточно гибким, чтобы нейтрализовать социальные и религиозные трения. Но если Нидерланды, которые в раннее Новое время воспринимались как диковинка, к 1900 году стали очень похожи на «нормальное» национальное государство, то Швейцария скорее подчеркивала свою особую роль, прежде всего придерживаясь мягкого федеративного устройства с широкими полномочиями кантонов, и развивала далее свою необычную прямую демократию287287
  Blom, Lamberts, 1999, 404; Fisch, 2002, 171.


[Закрыть]. Соединенные Штаты Америки были типологически более сложным случаем. Они возникли в сочетании революционного обретения самостоятельности и поликефальной федерации – шанс, упущенный вождями движения за независимость в Испанской Америке. Новое государство США с самого начала строилось на присоединении новых территорий к союзу. Это детально регламентировал уже Северо-Западный ордонанс 1787 года, основополагающий документ эпохи основания. Подобного государства со встроенным механизмом расширения Европа не знала.

Доминирующие в Европе национально-государственные образования эпохи следовали не поликефальной, а гегемониальной модели, при которой региональное государство-гегемон берет на себя инициативу, применяя военные средства и определяя характер вновь возникшего государства288288
  Иной аналитический подход, в котором отсутствует понятие «гегемония»: Speirs R., Breuilly J. The Concept of National Unification // Idem, 2005, 1–25.


[Закрыть]. Такое гегемониальное объединение сверху отнюдь не было новшеством европейского модерна. Военное государство Цинь, расположенное на периферии китайской государственности, создало в 221 году до н. э. единое китайское государство и положило начало первой династии. Цинь даже обнаруживает некоторое сходство с Пруссией XVIII–XIX веков: довольно жесткая военная система (в Пруссии после 1815 года менее отталкивающая, чем прежде), имевшая в то же время доступ к культуре и технике соседних центральных цивилизаций – Восточного Китая в одном случае, Западной Европы – в другом. Как Пруссия была объединяющим гегемоном в Германии, так в Италии им стало небольшое пограничное Пьемонтско-Сардинское королевство. Оно подходило для этой роли как единственное управляемое местными властями государство Италии – остальная страна находилась под властью Австрии, Испании и Ватикана. И в Пруссии, и в Пьемонтско-Сардинском королевстве решительные «реальные политики», премьер-министры Бисмарк и Кавур, разжигали международные противоречия, чтобы создать возможность для реализации их политики объединения. Итальянцы преуспели первыми: в феврале 1861 года конституировался новый общеитальянский парламент. Уступкой Австрией Венеции в 1866 году и переносом столицы в Рим, который скорее символически был завоеван у папы Пия IX в 1871 году, было закончено внешнее формирование национального государства. Присоединение Рима стало возможным лишь после того, как поражение Наполеона III в битве при Седане лишило папу надежного протектора и французский гарнизон ушел. Обиженный папа Пий IX удалился в Ватикан и угрожал всем католикам отлучением от церкви, если они будут участвовать в национальной политике289289
  Seibt, 2001.


[Закрыть].

При всех выявленных типологических сходствах между процессами объединения Германии и Италии в них были все же и некоторые различия290290
  В целом об Италии: Gall, 1997, 46–56; Beales, Biagini, 2002²; обзор истории вопроса: Banti, 2004, 133–155; подводя итоги новых исследований, в основном культуроведческого толка: Banti, Ginsborg, 2007. О Германии существуют многочисленные публикации, одна из недавних: Lenger, 2003, 315–381.


[Закрыть].

Первое. В Италии этот процесс, хотя и глубоко укорененный в идеях интеллектуалов, организационно был подготовлен хуже, чем в Германии: не было предваряющей объединение фазы интеграции, такой как Таможенный союз и Северо-Германский союз в немецких землях, и вообще внутреннее образование нации, «понимаемое как экономическая, социальная и культурная интеграция коммуникационного пространства», продвинулось в Италии не так далеко, как в Германии291291
  Lenger, 2003, 348.


[Закрыть]. В ментальном смысле, кроме католической веры, тоже не было почти ничего, что бы связало всех итальянцев от Ломбардии до Сицилии; но курс церкви с 1848 года шел вразрез с итальянским национализмом.

Второе. Важнейшая причина отсутствия структурных предпосылок для национального единства состояла в том, что на протяжении столетий в Италии правили внешние силы. Италии требовалось освободиться от иностранных оккупационных режимов, тогда как в Германии было просто вытеснено влияние императора Габсбургов, пусть и ценой – в несколько преувеличенной формулировке – немецко-немецкой гражданской войны292292
  Blackbourn, 2003², 184.


[Закрыть]. Исход этой войны быстро решился чисто военным путем: битва при Садове (Кёниггреце) 3 июля 1866 года стала решающей вехой на «малогерманском» пути образования национального государства. Пруссия была самостоятельной военной силой совсем иного калибра, чем небольшое Пьемонтско-Сардинское королевство. Она смогла продавить объединение Германии на международной арене жестким образом, в то время как Пьемонт был зависим от поддержки коалиций держав, в которых он всегда играл роль более слабого партнера.

Третье. В Италии объединение было проведено сверху Кавуром (в союзе с Францией Наполеона III) также на поле боя, но прежде всего за столом переговоров, при поддержке сильного национального массового движения и при более открытых общественных дебатах, нежели в Германии. До полного преобразования государства снизу в Италии дело, правда, не дошло, и национально-революционное движение, харизматичным предводителем которого был Джузеппе Гарибальди, вполне манипулировало массами. Учредительное национальное собрание созвано не было. Конституция, законы и бюрократический порядок Пьемонтско-Сардинского королевства, которые в значительной мере основывались на системе префектур времен наполеоновской оккупации, были просто перенесены на другое государство. Такая «пьемонтизация» встретила значительное сопротивление. В Германии конституционные вопросы (в широком смысле) оставались в центре политики на протяжении столетий. Уже Священная Римская империя раннего Нового времени, эквивалента которой в Италии не существовало, была не столько принудительным союзом, сколько постоянно выверяемой заново системой компромиссов. То же можно сказать и о Германском союзе, созданном на Венском конгрессе, который представлял собой нечто вроде государственного обрамления формирующейся нации при международных гарантиях. Немецкая конституционная традиция была по своей направленности децентрализованной и федеральной, и даже прусское руководство, сначала, с 1866 года, в Северогерманском союзе и затем, с 1871 года, в Германской империи, должно было принимать это в расчет и учитывать антипрусские настроения на юге Германии. Федеративная государственность для новой империи была «центральным фактом ее существования» (Томас Ниппердей)293293
  Nipperdey, 1992, Bd. 2, 85.


[Закрыть]. В Италии не осталось ничего похожего на постоянный дуализм Пруссии и империи: Пьемонтско-Сардинское королевство Кавура полностью растворилось в едином итальянском государстве. Внутренние социально-экономические различия в развитии были и остаются в Италии центральной проблемой. Между состоятельным севером и нищим югом никогда не было настоящего единства.

Четвертое. В Италии внутреннее сопротивление было более серьезным и продолжалось дольше. Немецкие владетельные князья получали материальные бонусы, а население следовало за ними. В Сицилии же и на юге материка, напротив, на протяжении всех 1860‑х годов бушевала гражданская война, которую вели сельские нижние слои в союзе с некоторыми представителями местной элиты. Официально это именовалось brigantaccio, деятельностью разбойничьих банд. Формы борьбы носили партизанский характер (типична молниеносная конная атака из засады), основными жертвами становились те, кто считался коллаборационистами севера и нового порядка, а жестокость мятежников, как и расправы их противников, напоминали не столько регулярные объединительные войны эпохи, сколько Испанскую войну без правил 1808–1813 годов. Предположительно в «бандитской войне» погибло людей больше, чем во всех других войнах на итальянской земле с 1848 по 1861 год294294
  Leone A. Il brigantaccio postunitario // Viglione, 2001, 365–385.


[Закрыть].

Происходило ли нечто похожее в других частях мира? Существовали ли азиатские основатели империи по типу Бисмарка? Отдаленной параллелью в Азии было уже в 1802 году объединение Вьетнама императором Жиа (Зя) Лонгом, заложившим территориальную основу нынешнего Вьетнама. Жиа Лонг, который правил в географическом центре страны, в Хюэ, удовольствовался тем, что разделил власть с сильными региональными князьями на севере (Ханой) и юге (Сайгон). Это не обязательно было недостатком. Плохо то, что при этом отказались от восстановления сильной центральной бюрократии, которая под китайским влиянием пустила во Вьетнаме глубокие корни. Новое королевство не уделяло внимания и своей армии. Последователи Жиа Лонга не наверстывали эти упущения. Это способствовало слабости Вьетнама, оказавшегося несколькими десятилетиями позднее лицом к лицу с имперской Францией295295
  Owen et al., 2005, 115.


[Закрыть]. Колониальная интервенция, которая началась с захвата французами Сайгона, остановила развитие вьетнамского национального государства более чем на столетие.

Эволюционная автономизация

Наряду с революционным выходом из империи, который не удавался ни разу в XIX веке внутри Европы (если исключить Балканы), а в ХX веке в мирных условиях удался лишь Ирландскому Свободному государству в 1921 году, существует другой путь – постепенное завоевание автономии в сохраняющихся рамках империи или даже мирное отделение. Швеция и Норвегия отменили в 1905 году династическую унию мирно, без внутренних конвульсий и серьезного международного напряжения. Это случилось после трех десятилетий непрерывного, постепенного политического отчуждения и формирования национальной идентичности с обеих сторон. Ни одна авторитетная сила в Швеции не хотела бороться за единство, общественность принимала лишь скромное участие. Это согласованное отделение приняло форму плебисцита о независимости Норвегии, младшего партнера в союзе. Норвежский народ лишил на всенародном референдуме шведского короля норвежской короны, которая была передана датскому принцу296296
  Kirby, 1995, 185–189.


[Закрыть].

Безусловно, важнейшие примеры эволюционной автономизации дает Британская империя. За исключением канадских колоний поселенческие колонии британских эмигрантов образовались после революционной борьбы за независимость в США в 1783 году; в Австралии постепенно после 1788 года; в Капской провинции после 1806‑го; в Новой Зеландии после 1840‑го. У поселенцев, так же как и у правителей империи, было время для осмысления опыта североамериканской борьбы за независимость. Соответственно, до отделения Южной Родезии (позже – Зимбабве) в 1965 году в империи не было никаких возмущений поселенцев британского происхождения. Критическая точка была достигнута во второй половине 1830‑х годов в Канаде (корректнее было бы называть ее до 1867 года Британской Северной Америкой). До этого момента местные олигархии в различных провинциях крепко сидели в седле. Существовали избранные законодательные собрания (assemblies), которые, однако, даже не распоряжались финансами. Главная линия конфликта проходила между местными главными купеческими семьями и губернатором. В двадцатых годах XIX века ассамблеи все более превращались в форумы политиков, выступавших против олигархии и стремившихся к постепенной демократизации политической жизни. Они считали себя прежде всего представителями «самостоятельных землепашцев» (independent cultivators of the soil) и представляли политические принципы, схожие с современной им «Джексоновской демократией» (с 1829 года в США). В 1837 году произошло сразу несколько выступлений с применением силы, целью которых было не освобождение от Британской империи, а свержение господствующих политических сил в отдельных колониях. Спонтанные возмущения не были объединены в единое организованное восстание и жестоко подавлялись.

Правительство в Лондоне могло бы на этом остановиться297297
  Bumsted, 1998, 132–142.


[Закрыть]. Вместо этого оно решило, что в Канаде потенциально может произойти нечто большее, чем поверхностный конфликт, и направило следственную комиссию под руководством лорда Дарема. Хотя Дарем пробыл в Канаде недолго, его «Отчет о делах в Британской Северной Америке» («Report on the Affairs in British North America»), представленный в январе 1839 года, содержал глубокий анализ канадских проблем. Благодаря его рекомендациям доклад стал поворотным пунктом в конституционно-политической истории Британской империи. Отчет Дарема, почти через двадцать лет после успеха движений за независимость Испанской Америки и после доктрины Монро 1822 года, был проникнут убеждением, что дни имперского господства в Америке сочтены – если не противопоставить этому умелое политическое руководство. Вместе с тем Дарем перенес новейший опыт из Индии в Америку, где в конце 1820‑х годов начался период амбициозных реформ. Пути, избранные в Индии и Канаде, были совершенно разными. Однако основная идея, что жизнеспособная империя нуждается в частых реформах, с тех пор всегда присутствовала в истории Британской империи. Лорд Дарем выразил убеждение в том, что британские политические учреждения принципиально больше всего подходят для заокеанских поселенческих колоний и что должна иметься возможность использовать эти учреждения для прогрессирующего самоопределения колониальных подданных. Это стало радикально новым подходом в имперском контексте – всего через семь лет после того, как политическая система в самой британской метрополии стала благодаря Избирательной реформе 1832 года, пусть еще и непоследовательно, но демократически открытой. Конкретно лорд Дарем рекомендовал введение ответственного правительства (responsible government), то есть нижней палаты, созданной по Вестминстерской модели, которая выбирала бы кабинет министров и могла бы также его отозвать298298
  Mansergh, 1982, 34–46.


[Закрыть]. Доклад Дарема является одним из важнейших документов глобальной конституционной истории. Он основал принцип сбалансированности интересов между поселенцами и имперской метрополией в рамках способных к преобразованию демократических учреждений. О власти и разделении обязанностей между выбранным Лондоном губернатором и местными представительными органами нужно было постоянно договариваться заново. Некоторые сферы управления, прежде всего внешнюю и военную политику, метрополия оставляла за собой, а канадские и австралийские законы вступали в силу тогда, когда их одобрял парламент в Лондоне. Но важнее всего то, что возникла конституционно-политическая рамка, которая позволила доминионам (так со временем стали называть колонии с ответственными правительствами) развиться до протонациональных государств.

Этот процесс протекал в Канаде, Австралии и Новой Зеландии в каждом случае особым образом. Для Австралии федеративное объединение нескольких отдельных колоний в единое государство, произошедшее в 1901 году, также стало переломным событием. Только Вестминстерским статутом 1931 года доминионы (за исключением Южной Африки, представлявшей особый случай) были и номинально провозглашены самостоятельными национальными государствами, которые лишь символически – прежде всего признанием британского монарха в качестве суверена – были связаны с прежним колониальным центром. Но на всем протяжении второй половины XIX века эти страны прошли последовательные стадии политической демократизации и социальной интеграции, которые можно было бы описать как связанные между собой внутреннее строительство нации и замедленное внешнее становление национального государства. На этом пути эволюционной автономизации в рамках либеральной империи возникли некоторые институционально наиболее стабильные и в социально-политическом отношении наиболее прогрессивные государства мира. Путь этот, однако, сопровождался лишением прав и социальной изоляцией их аборигенного населения299299
  См. подробнее главы VII и XVII данной книги.


[Закрыть]. Этот процесс формирования национальных государств из бывших колоний был в основном закончен уже перед Первой мировой войной300300
  Образцом здесь может служить прекрасный анализ, предпринятый автором исследования: Voigt, 1988, здесь 170–184.


[Закрыть].

Особенные пути: Япония и США

Не все случаи образования национальных государств в XIX веке можно отнести к одному из этих трех путей. Некоторые из наиболее впечатляющих историй остались единственными в своем роде и не имеют аналогов. Две страны в Азии никогда не являлись частью больших империй и потому могли преобразовать себя так же, как Западная Европа, – самостоятельно и не расходуя силы на антиимперское сопротивление: это Япония и Сиам. Обе страны всегда (в случае с Сиамом с середины XVIII века) оставались внешнеполитически самостоятельными, никогда не являясь европейскими колониями. Могли ли они считаться «новыми национальными государствами» в смысле получения внешнего суверенитета, остается под вопросом. Хотя и той и другой не пришлось бороться против иностранного господства, они проводили реформы под значительным неформальным давлением, которое на них оказывали западные державы, и прежде всего Великобритания, Франция и США. Импульсом к реформам в обоих случаях стало стремление сохранить жизнь собственному обществу и собственной династии в мире, в котором западное вмешательство во внутренние дела незападных государств казалось само собой разумеющимся. К 1900 году Япония была одним из наиболее интегрированных национальных государств мира: с централизованной унитарной системой правления, почти не уступавшей по своей жесткости Франции; с региональными учреждениями, которые были лишь проводниками инструкций центрального правительства; с хорошо функционирующим внутренним рынком и крайне высокой культурной однородностью, так как, кроме коренных айнов на крайнем севере, в Японии не было этнических или языковых меньшинств и религиозных или даже конфессиональных конфликтов, от которых страдали европейские страны в XIX веке. Это компактное однообразие было результатом всеобъемлющего процесса реформ, которые начались в 1868 году и которые называют Реставрацией Мэйдзи или Обновлением Мэйдзи. Это один из самых примечательных случаев нациестроительства во всем XIX веке, в определенном смысле более драматичный, чем развитие Германии.

Однако этот процесс не был связан с территориальным расширением. До 1894 года Япония не выходила за пределы своего архипелага, если не принимать во внимание неудачную морскую экспедицию к китайскому острову Тайвань в 1874 году. До 1854 года Япония вследствие своей самоизоляции с 1630‑х годов практически не проводила «внешней политики» в традиционном смысле. Она поддерживала дипломатические отношения с Кореей, но не с Китаем, и с единственной европейской страной – Нидерландами (присутствие которых в Юго-Восточной и Восточной Азии из всех европейских держав в XVII веке было наиболее заметным). Не из‑за недостатка фактического суверенитета: если бы Япония хотела стать игроком в мире раннего Нового времени, она, без сомнения, была бы, как Китай, признана всеми вплоть до Европы суверенным действующим лицом. Внешнее образование национального государства означает в случае с Японией, что страна после своего «открытия» в начале 1850‑х годов начала постепенно искать место на международной арене. Внутри Японии до Реставрации Мэйдзи в принципе сохранялся порядок, созданный в общих чертах на рубеже XVI–XVII веков военными местными князьями, такими как Хидэёси Тоётоми и прежде всего Токугава Иэясу. Этот порядок закрепился благодаря разумной политике к концу XVII века, став политической системой с самой высокой степенью интеграции, достигнутой в Японии за все время. Территориальный аспект этого порядка нелегко понять и осмыслить, применяя европейские категории. Страна была разделена примерно на двести пятьдесят княжеств-поместий (хан), во главе каждого из которых стояли князья-даймё. Даймё не были полностью самостоятельными территориальными властителями. В принципе они управляли своими областями автономно, но состояли в феодальной зависимости от самой могущественной из княжеских династий, Токугава, которой управлял сёгун. Формальной легитимностью обладал полностью лишенный власти императорский двор в Киото, тогда как сёгун в Эдо (позже – город Токио) был мирской фигурой без сакральных функций и ауры господства. Он не мог опираться на теории божественной благодати или «мандата с небес». Даймё не были организованы как сословие. Не существовало сословного парламента, на котором даймё могли бы вместе составить противовес сюзерену. Эта система, которая поначалу кажется сильно раздробленной и напоминает лоскутный ковер Центральной Европы в эпоху Священной Римской империи и, все еще, при Германском союзе, была внедрена по всей Японии благодаря обязанности даймё через определенные промежутки времени проживать при дворе сёгуна в Эдо. Эта ротационная система внесла также значительный вклад в расцвет городов и городской торговли, особенно в Эдо. Развитие национального рынка шагнуло далеко вперед уже в XVIII веке. Функциональный эквивалент Германского таможенного союза существовал в Японии уже в раннее Новое время.

Одновременно с политическими элитами в северной Германии влиятельные круги Японии осознали несостоятельность раздробленности страны на мелкие государства и партикуляризма в быстро изменяющемся мире. В Японии это также не привело к федеральному решению вопроса, которое было бы добровольно принято всеми. Ибо оно влекло за собой самоликвидацию территориальных княжеств. При этих обстоятельствах была возможна только гегемониальная инициатива. Островное государство с правительством (бакуфу) Токугава было теперь политически единым в пределах расселения этнических японцев. Вопрос состоял в том, от кого последует инициатива для централизации. В итоге инициаторами перемен стали не фигуры из правительства бакуфу, а круги в среде самой привилегированной служилой знати самураев в двух южнояпонских отдаленных княжествах-даймиатах Тёсю и Сацума. Из географической и политической периферии страны они захватили власть в столице при поддержке чиновников императора, игравшего до тех пор лишь церемониальную роль. Реставрация Мэйдзи 1868 года носит такое название, поскольку спустя столетия пренебрежения авторитет императорского двора был восстановлен, и молодой император под целенаправленно избранным правительственным девизом «Мэйдзи» («просвещенное господство») снова занял центральное место в политической системе. Мятежные самураи не имели легитимации ни со стороны традиционного политического мышления, ни за счет демократических процедур. За фикцией или дерзостью выступать от имени императора скрывалась чистая узурпация. На самом деле это была революция, которая за несколько лет привела в Японии к радикальному преобразованию политики и общества. Это также не была революция «сверху»: ее цели не были консервативными и не предотвращали революционные массовые движения. Вскоре самураи-модернизаторы отменили статус самурая со всеми его привилегиями. Потому можно говорить о самой действенной в глобальных масштабах революции середины XIX века. Эта революция произошла без террора и гражданской войны. Сопротивление, имевшее место в некоторых княжествах-даймиатах, было подавлено военным путем, но при этом ничто по драматизму и насилию хотя бы отдаленно не напоминало Австро-прусскую войну 1866 года, Франко-прусскую войну 1871 года или Австро-итало-французскую войну между Пьемонтом и Францией с одной стороны и с Австрией – с другой301301
  Одна из самых драматических историй противостояния рассказана в: Ravina, 2004, здесь, в частности, гл. 5–6.


[Закрыть]. Князей-даймё отчасти удалось переубедить, отчасти они уступили давлению, отчасти были достигнуты финансовые соглашения. Иначе говоря, в Японии при относительно небольшом уровне насилия были достигнуты широкомасштабные изменения: мирное слияние внутреннего и внешнего нациестроительства в благоприятном международном климате вне европейской государственной системы, но и без значительного военного вмешательства и без всякого колониального подчинения302302
  Jansen, 2000, 343–347.


[Закрыть].