Текст книги "Огни эмиграции. Русские поэты и писатели вне России. Книга третья. Уехавшие, оставшиеся, вернувшиеся в СССР"

Виктор Некрасов: от окопов Сталинграда до Елисейских Полей

Он был первым, кто сказал в нашей литературе правдивые и честные слова об Отечественной войне.

Виктор Некрасов ненавидел мрачную напыщенность, не изображал из себя мэтра литературы, был неизменно ироничен к самому себе.

«Образ его собирается из двух половинок: элегантный, старой выучки интеллигент, художник, прозаик, франкофил, боевой офицер, автор лучшей книги о войне 1941– 1945 годов, человек редкой гражданской отваги, в 60-х годах бросивший вызов всесильной компартии, испытавший преследования и обыски диссидент, – это один портрет. Но веселый смутьян, матерщинник, выпивоха, нарушитель спокойствия, легкомысленный гуляка и зевака – совсем другой? Нет, тот же самый. Экзотическая птица в советском писательском парке: человек такой «опасной» независимости и в речах, и в манере поведения… (Вениамин Смехов «Театр моей профессии»).

В пантеоне русской литературы – два Некрасова. Классик Николай Некрасов и советский писатель Виктор Некрасов. Они разные, но обоих объединяет боль за свою родину.

Виктор Платонович Некрасов родился 4(17) июня 1911 года в Киеве. Отец – банковский служащий, бухгалтер. Мать – врач, маленькому Вите она с детства внушала: «Быть самым собой, не врать, не притворяться, не льстить». Этим простым истинам Виктор Некрасов следовал всю жизнь.

До войны Некрасов успел поработать архитектором, актером и театральным художником в различных театрах страны. В Отечественную – воевал в качестве инженера в саперном батальоне. Трижды ранен. Награжден орденом Красной Звезды и медалями. Военные впечатления изложил в повести «В окопах Сталинграда» (1946), за которую был удостоен Сталинской премии. «О Сталинграде писали многие, но только Виктор Некрасов и Василий Гроссман смогли передать весь трагизм и все величие духа участников Сталинградской битвы» (Илья Эренбург).

Как проходила книга к читателям? В издательстве «Советский писатель» рукопись похвалили, но цензорша посмотрела укоризненно на автора и сказала:

– Хорошую книгу вы написали. Но как же так: о Сталинграде и без товарища Сталина? Неловко как-то. Вдохновитель и организатор всех наших побед, а вы… Дописали бы вот сценку, в кабинете товарища Сталина. Две-три странички, не больше.

Некрасов вспоминал: «Я прикинулся дурачком. Не писатель, мол, писал о том, что знал, что видел, а сочинять не умею. Не получится просто, поверьте мне.

Так и разошлись».

Сталинское лауреатство, однако, не стало «охранной грамотой» для Виктора Некрасова. На его дальнейших произведениях критика отыгралась сполна. В пух и прах разбили повесть «В родном городе» (1954) о драматической судьбе фронтовиков, вернувшихся в мирную жизнь, и другую повесть – «Кира Георгиевна» (1961), о конформизме и душевной опустошенности интеллигенции.

Первую зарубежную поездку Виктор Некрасов совершил в апреле 1967 года, затем последовало знакомство с Францией и США. Увиденное изложил в очерках: «Первое знакомство», «Месяц во Франции», «По обе стороны океана» (1962). Последний очерк возмутил Хрущева, и он на пленуме ЦК партии 21 июня 1963 года обрушился на Некрасова с зубодробительной критикой. Тут же последовали оргвыводы: писателя перестали печатать, а его имя клеймили позором на многочисленных собраниях. При Сталине Некрасова обязательно бы посадили, при более либеральном Хрущеве ограничились травлей и партийным выговором (а в партию Некрасов вступил в 1943-м в Сталинграде).

Потом у Виктора Некрасова начались неприятности с Бабьим Яром. Он активно настаивал на восстановлении памяти расстрела евреев в Бабьем Яру. А власть пыталась, напротив, притушить эту память. Некрасов же бил в колокола и где можно писал и говорил, что это величайшее преступление нацизма, и требовал, чтобы на месте этого злодейства был непременно установлен памятник.

Борьба Некрасова за восстановление памяти раздражала власть и кончилась тем, что 17 января 1974 года на киевскую квартиру писателя пришли с обыском, который продолжался 12 часов. Искали компромат. Изъяли рукописи, книги, журналы, фотографии… Влепили строгий партийный выговор «…за то, что позволил себе иметь собственное мнение, не совпадающее с линией партии». А затем и вовсе исключили из партии. Книги Некрасова мгновенно изъяли из всех библиотек, и на имя Некрасова был наложен запрет во всех органах печати.

И апофеоз – лишение советского гражданства. Вон из страны, подальше от окопов Сталинграда. Так жестоко расправилась власть за строптивость и инакомыслие писателя.

12 сентября 1974 года, как написал Некрасов в «Маленькой печальной повести», «…обнявшись и слегка пустив слезу, мы – я, жена, собачка Джулька – сели в Борисполе в самолет и через три часа оказались в Цюрихе. Так, на 64-м году у меня, 61-м у жены и четвертом у Джульки – началась новая, совсем не похожая на прожитую жизнь».

Виктор Некрасов прибыл в эмиграцию официально никем. Из партии и Союза писателей его исключили. Памятные сувениры – погоны армейского капитана, боевые награды, лауреатскую медаль Сталинской премии – советская таможня не пропустила. Но больше чем об этих «игрушках-побрякушках», как выражался Некрасов, он сожалел об оставленной на родине главной ценности – о своих друзьях. Тосковали и они. Поэт Владимир Корнилов писал:

 
Вика, как тебе в Париже?
Вечный «с тросточкой пижон»,
Все равно родней и ближе
Ты мне всех за рубежом.
 
 
Вика, Виктор, мой Платоныч,
Изведясь, изматерясь,
Я ловлю тебя за полночь,
Да и то не всякий раз.
 
 
Голос твой, в заглушку встроясь,
Лезет из тартарары…
Вика, Вика, честь и совесть
Послелагерной поры.
 
 
Не сажали, но грозили,
Не хватали за бока…
Эх, история России,
Сумасбродная река.
И тебя, сама не рада,
Протащила ни за грош
От окопов Сталинграда
Аж куда не разберешь…
 

В декабре 74-го в парижском «Фигаро» появилась статья «Новые русские эмигранты». В частности, о Некрасове: «Виктор Некрасов, писатель, стиль которого очень близок западной литературе. Это протеже Сталина и лауреат Сталинской премии, его осыпали почестями и различными наградами, он был миллионер. Сегодня он парижанин, без гроша в кармане, живет вместе с женой у Андрея Синявского в Фонтене-о-Роз, Некрасов – типичный русский интеллигент: это открытый человек, жадный до культуры, беззаботный, у которого жизнь смешивается с творчеством. Легкий, как мотылек…»

Легкий, как мотылек? И да, и нет. Но точно то, что Некрасов наплевательски относился ко всем внешним атрибутам западной жизни, и на торжественных приемах и церемониях (а его приглашали) Некрасов появлялся неизменно в ковбойке и в старом пиджаке, никаких галстуков и бабочек…

Важно отметить, что Париж не был для Виктора Некрасова чужим городом: он любил Париж. Еще на родине, в его квартире, висела огромная карта Парижа, и Некрасов всегда мысленно путешествовал по городу, переходил мост Карусель, выходил на набережную Вольтера, шел дальше вдоль Сены, и Риволи, и Эйфелева башня, и так далее с ощущением Хемингуэя: «Париж – это праздник, который всегда с тобой». «Теперь этот праздник со мной», – часто повторял Некрасов.

Единственный день в году, когда Париж не нравился Некрасову, был день 9 Мая, День Победы. Он бродил по городу в бессмысленной надежде найти хоть одного бывшего фронтовика, с которым можно было бы чокнуться в честь праздника, помянуть погибших в окопах Сталинграда. Но вокруг не было никого, кто мог бы разделить его воспоминания и боль военных утрат.

В обычные дни Некрасов любил посиживать в парижских кафе, попивая вино или пиво. И радовался краткому приезду соотечественников из Союза. Выпивали, вспоминали и вели глубокомысленные разговоры, как-то с ленинградцем Виктором Конецким зашел разговор о смерти.

– А не страшно, что здесь похоронят? В чужой земле, навечно? – спросил Конецкий. И Некрасов ответил:

– Нет. Я, Витя, безбожник. Один черт, где гнить. Я и полюбил этот глупый Париж. Терпеть не могу шираков, ле пенов, забастовщиков и вот всех этих, – он мотнул головой. – Все они засранцы, бляди, скупердяи, буржуазная сволочь, все с жиру бесятся, но Париж я люблю…

В Париже Виктор Некрасов не только сиживал в кафе, но писал статьи, книги, выступал на радиостанции «Свобода». Одному приятелю, гостю из СССР, сказал с лукавой улыбкой: «Клевещу помаленьку на историческую родину…»

Нет, он не клеветал, он говорил только правду. Как всегда.

В эмиграции Некрасов написал очерки «Записки зеваки», «Взгляд и нечто», «По обе стороны стены», несколько повестей.

Через 10 месяцев после пребывания во Франции Некрасов тяжело заболел и был близок к смерти в парижском госпитале, но выжил и прожил еще 12 лет и скончался 3 сентября 1987 года. Похоронен на кладбище Сен-Женевьев де Буа, рядом с Галичем и Андреем Тарковским.

На смерть Виктора Некрасова отважилась откликнуться лишь одна газета – «Московские новости». Остальные стыдливо промолчали: эмигрант, лишенный советского гражданства.

Еще будучи на родине, в марте 1974 года, Виктор Некрасов написал пылающую гневом статью в связи с отъездом еще одного неугодного власти, писателя Владимира Максимова, – «Кому это нужно?»:

«Кому это нужно? Стране? Государству? Народу? Не слишком ли щедро разбрасываемся мы людьми, которыми должны гордиться? Стали достоянием чужих культур художник Шагал, композитор Стравинский, авиаконструктор Сикорский, писатель Набоков. С кем же мы останемся? Ведь следователи из КГБ не напишут нам ни книг, ни картин, ни симфоний.

А насчет баррикад… Я на баррикадах никогда не сражался, но в окопах сидел.

И довольно долго. Я сражался за свою страну, за народ, за неизвестного мне мальчика Витю. Я надеялся, что Витя станет музыкантом, поэтом или просто человеком. Не за тем я сражался, чтобы этот выросший мальчик пришел ко мне с ордером, рылся в архивах, обыскивал приходящих и учил меня патриотизму на свой лад».

Виктора Некрасова давно нет, но многочисленные Вити – полицейские, следователи, силовики – по-прежнему определяют, как жить и дышать стране и гражданам. Они ничего сами не создают, кроме тревоги и страха. Только они определяют, что нам делать, о чем думать. И только у них есть права на запрет. В этом беда и трагедия России.

Эдуард Лимонов – ЭЖП
(Эпатаж, Женщины, Политика)

Эдуард Лимонов – прозаик, поэт, публицист. Про него не скажешь «личность, персона». Он – скандальный писатель, за которым тянутся многие прозвища и определения: Цитрус, Пэдуард Апельсинов, Портвейн Геноссе, Невыжатый лимон, Маленький сверхчеловек русской литературы, Полубронзовый мученик Лимонов. Злой, поджарый, с автоматом и т.д. И откуда такой взялся?

Эдуард Лимонов – это псевдоним, а так он – Савенко Эдуард Вениаминович (1943, Дзержинск Горьковской области).

Отец, лейтенант НКВД, любитель поэзии, назвал сына в честь своего любимого поэта Эдуарда Багрицкого. Отрочество и детство Эдуарда Лимонова прошли в Харькове. Сменил свыше 15 профессий, успев поработать сталеваром, портным, строителем, книгопродавцом и т.д. Рано и навсегда усвоил позицию маргинала, аутсайдера в культуре, презирал толпу и ее нормативные ценности, но был вынужден их разделять. Как писатель, вел неустанную борьбу за первенство среди знаменитостей. Мнение властей – «убежденный антисоветчик».

30 сентября 1974 года Эдуард Лимонов эмигрировал в США. В отличие от таких классиков русского зарубежья, как Солженицын, Максимов, Синявский, Аксенов или Войнович, Лимонов не имел за спиной солидного литературного авторитета, опальной славы. Не было ничего, кроме, как он сам с сарказмом отмечает, известности непечатного поэта, той самой известности, которая для Америки была не больше, чем пшик. И тем не менее первая же повесть Лимонова «Это я – Эдичка» (Нью-Йорк, 1979) принесла ему шумный и скандальный успех.

Однако книга пробивалась нелегко: первые главы были опубликованы в парижском «Ковчеге» в декабре 1977-го, и Лимонов с горечью отмечал: «…Мафиози никогда не подпустят к кормушке… Дело идет о хлебе, о мясе и жизни, о девочках. Нам это знакомо, попробуй пробейся в Союз писателей СССР. Всего изомнут. Не на жизнь, а на смерть идет борьба…»

Но Лимонов выиграл. И о нем заговорили. Вот что написал обозреватель «Уолл-стрит джорнэл» Раймонд Соколов: «Мистер Лимонов не элегантный мандарин стиля Владимира Набокова. Однако м-р Лимонов – узнаваемый тип русского писателя. Он заставляет нас подумать о Достоевском «Записок из подполья». И вне сомнения, он напоминает американскому читателю Генри Миллера… Он употребляет творческую свободу во всю мощь, дабы содрать викторианскую паутину с русской литературы».

Да, роман «Это я – Эдичка» буквально нашпигован ненормативной, так называемой обсценной лексикой. Проще – мат. Шокирующие матерные слова. Но надо отметить, что они употреблены автором к месту и вполне органичны. Впрочем, и до романа Лимонов грешил этим. Вот отрывки из авангардных стихов Эдички 80-х годов (и никаких знаков препинания!):

 
Ах родная земля
Я скажу тебе русское «бля»
До чего в тебе много иных
Молодых и нагих
 
 
Так зачем ж тебе я – урод
Народившийся из темных вод
Подколодных ночных берегов
Городов
 
 
Так зачем я тебе от стены
Где всегда раздвигали штаны
Где воняет безмерно мочой
Так зачем я тебе городской…
 

А родная земля отвечает поэту: «Только ты мне и нужен один / Ты специально для этих равнин / Ты и сделан для этой беды / Для моей для травы-лебеды…»

Хочется хмыкнуть: да, любопытный харьковско-парижско-нью-йоркский эстет мандарин Лимонов!..

В книге «Эдичка» автор размышляет, находясь в грязной третьеразрядной гостинице «Винслоу»:

«Кто я там был? Какая разница, что от этого меняется? Я, как всегда, ненавижу прошлое во имя настоящего. Ну я был поэт, поэт и был, раз уж вам хочется знать кто, неофициальный поэт был. Подпольный, было да сплыло, а теперь я один из ваших, я подонок, я тот, кого вы кормите щами, кого вы поите дешевым и дрянным калифорнийским вином, а я все равно вас презираю, не всех, но многих. За то, что живете вы скушно, продали себя в рабство службе, за ваши вульгарные клетчатые штаны, за то, что вы делаете деньги и никогда не видели света…»

Характерный образчик мышления и стиля.

В период гласности, с начала 90-х имя Лимонова регулярно появлялось в советской печати. А он тем временем сменил США на Францию, кстати, в Штатах работал грузчиком, официантом и т.д., прежде чем стать свободным художником. В 1987 году Лимонов получил французское гражданство, а в 1991-м восстановил советское.

И, наконец, во всей своей красе и славе он появился в новой России. Примкнул сначала к партии Жириновского, потом организовал свою партию «Национал-большевиков», издавал свою газету «Лимонка». В 1991–1993 – Сербия, Приднестровье, Абхазия, октябрьские события в Москве… 2001 – арест, тюрьма Лефортово, саратовский лагерь и т.д. и т.п., всего и не перечислишь, да и надо ли?..

Удивительно, как при всем этом своем кипении и бурлении Лимонов успевал что-то писать и раздавать интервью направо и налево. Для прессы он – лакомый кусок, ибо говорит-лепит, не стесняясь и не заморачиваясь. Вот только несколько его самооценок:

– Я редкое животное.

– Мой мир полон чудовищ и красавиц.

– К сожалению, моя профессия – герой. Я всегда мыслю себя как героя.

– Война, мясо и женщины – вот моя диета.

– Я, Эдичка, советский националист.

– Мне надоело ездить на чужие войны. Я хочу свои («МК», 9 июля 1995).

– У меня плохая репутация: «фашист» и «национал-большевик» (журнал «Столица», 32-1994).

– Жить, не спрятав морду в песок.

– Я единственный трагик в эпоху стеба.

Ну и последнее. Из интервью «ЛГ»: «А кто я, по-вашему? Самый что ни на есть упрямый, азартный, энергичный русский мужик с Волги. С причудами, конечно, но с правильными моральными ценностями и ориентирами».

Конечно, энергичный и плодовитый: автор около 50 книг, переведенных более чем на 20 языков. Среди них – «Дневник неудачника», «Палач», «Молодой негодяй», «Коньяк «Наполеон», сборник стихов «Мой отрицательный герой» и т.д.

Коллег-писателей Лимонов не признает и не уважает, даже Иосифа Бродского. Свою статью о нем Лимонов опубликовал под заголовком «Поэт-бухгалтер». И заявил, что для невинного и неискушенного читательского восприятия он – святыня. Для своего брата писателя он более или менее любопытный шарлатан со своими методами оглупления публики… Стихи Бродского – это всего лишь гигантские картины в золоченых рамах. Для обывателя важны именно вес, квадратные метры холста, рама и позолота…»

Лихой оценщик, этот повзрослевший Эдичка!..

 
Каждый из нас смешон,
А все же получает деньги «он».
 

Вот что для Лимонова обидно, а отсюда и брань: «Пятая колонна, шпион, лазутчик».

И все же возвращаясь к биографии: имея французское гражданство, Лимонов вернулся в Россию и с 1994 года живет в Москве. Скандалы, эпатаж сопровождают каждый его шаг. В книге Александра Щуплова «Кто есть ху» (1999) приведена эпиграмма Зиновия Вальшонка на Лимонова:

 
Он в политике мастак
И знаток деталей
В сокровеннейших местах –
Вплоть до гениталий.
Патриотов за собой
Кличет Эдик страстно,
В порнопрозе – «голубой»,
А в статейках – «красный».
В гласный век не заглушить
Мудрость охламонов.
Учит нас, как надо жить,
Эдичка Лимонов.
 

В 2015 году Эдуард Вениаминович выдвинул лозунг «Нам мало Крыма!». А что нужно? Берлин? Таковы аппетиты и фантазии престарелого писателя-милитариста.

В марте 2016-го в комментарии «Молчания ягнят» («МК») Александр Мельман задал Лимонову, когда-то смелому человеку, вопрос, как «ему теперь поется в кремлевском сводном хоре, да еще к тому же на подпевках товарищей Зюганова и Жириновского».

От бунтаря в конформисты – этапы большого пути. Но хватит говорить о политике, войне и смерти. Лучше о женщинах – всегда благодатная тема, благо и читатели книг в основном женщины. О них Эдуард Лимонов как-то высказался предельно откровенно: «Мне скучно с порядочными женщинами… Все мои женитьбы строились по принципу отношений солдата и бляди. Просто и добровольно выбираю такой типаж. Предпочитаю стерв. Стервочек. А порядочные женщины скучны, хотя и прекрасны…»

Итак, любовные похождения Дона Лимона. Мама Лимонова Раиса Федоровна в интервью в «Огоньке» с удовольствием перечисляла всех женщин сына. Самая первая – школьная, Валя Бурдюкова. «Она теперь в Германии живет. Он ее очень любил, но там родители воспротивились их дружбе и запретили ей с Эдиком встречаться… С Аней он познакомился лет в восемнадцать, она была старше его лет на восемь. Когда находилась не в депрессии – умная женщина…»

Анна Рубинштейн – гражданская жена Лимонова в харьковском периоде его жизни. Они прожили вместе шесть лет. Многие годы спустя, в 1990-м, Анна повесилась на ремешке дамской сумочки.

«Седая, красивая еврейская женщина, – вспоминал о ней Лимонов, – мы жили как муж и жена. Счастливое время, хорошо шли стихи, много пил, у меня был хороший кофейного цвета костюм… Анна придавала серьезность моему существованию… была инвалидом по «шизе»…»

Елена Щапова – первая официальная супруга Лимонова. Они познакомились в Москве и вместе приняли решение об эмиграции: 30 сентября 1974 года выехали в США. Красивая женщина. Не смогла ужиться с Лимоновым и вскоре нашла лучший вариант, выйдя замуж за итальянского графа Джанфранко де Карли и, соответственно, стала графиней де Карли. И это вам не какая-нибудь гражданка или мисс Лимонова.

Немного биографии Елены. Дочь замминистра Козлова. Светская львица. В 16 лет объявила дома о своем намерении пойти в манекенщицы. Уговоры не помогли, несмотря на грозное заявление родителей, что в семье «никогда не было проституток». Выходя на подиум дома моделей, вышла и замуж за «богатенького» художника-графика Виктора Щапова. Впоследствии без всякого стеснения Елена вспоминала: «Ви-течка был старше меня на целую вечность – на 25 лет». Молодой Елене было с ним скучно и неинтересно, и тут как раз подвернулся Лимонов, эпатажный и развеселый. И она «ушла в ночь с каким-то неизвестным поэтом». Как романтично!..

Они прожили вместе около пяти лет, и, когда Лимонов вновь, как на родине, оказался без денег, но уже в Штатах, Елена бросила Лимонова и вышла замуж за итальянского графа, у которого имелись «шикарные апартаменты в Риме».

«Наша жизнь – это момент» – кредо Елены. И она, эта высокая, изящно-худая блондинка с раскосыми, блестящими глазами, не упустила свой момент и свой шанс. Графиня де Карли прекрасно устроила свою жизнь: она не только увлечена светскими развлечениями – приемами и встречами, но и занимается творчеством: пишет книги, одно время вела рубрику в журнале «Веселый римлянин».

Сергей Есенин в аналогичной ситуации вздыхал: «А мой удел – катиться дальше вниз…» Нет, Лимонов не катился, он бушевал, вспоминая, как они расстались 19 декабря при страшном морозе: «Я, потрясенный и униженный, сказал ей тогда: «Спи с кем хочешь, я люблю тебя дико, мне лишь жить вместе с тобой и заботиться о теле», – я поцеловал ее не прикрытые халатом ноги…»

А когда прошла боль расставания, Лимонов просто ругался: «Она сволочь, эгоистка, гадина, животное, но я любил ее, и любовь эта была выше моего сознания…»

Елена Щапова, она же де Карли, бросила в Лимонова свой ответ – написанную книгу «Это я – Елена», где под именем главного героя Очкасова вывела Эдуарда Лимонова. Ну а дальше графиня де Карли овдовела и, перестав играть роли вамп, стерв и нимф, превратилась в достойную деловую женщину с крепкой хваткой, в чем могли убедиться все, кто в 1994 году пришел на ее вечер сначала в ЦДРИ, потом в ЦДЛ уже в Москве. И все пришедшие удивились: преуспевающая эмигрантка!.. Ей предлагал позировать сам Сальвадор Дали, она встречалась с папой римским, дружит с Михаилом Шемякиным, модным на Западе русским художником… Она, как водится, состоялась. А уезжала из Советского Союза с одним маленьким чемоданчиком, в котором лежало одно лишь вечернее платье. И была иллюзия, что едет на бал. И в конечном счете бал состоялся. А если бы не эмигрировала и осталась в России, что было бы тогда? Жизнь между работой и домом, неудачник муж, дети и мечта всего лишь о жалком флакончике французских духов? О-ля-ля!..