Текст книги "Откат"

– Давай, не затягивай с этим, – ответил Штерн. – Завтра в восемнадцать ноль-ноль я жду доклада, фактов и фамилию виновного.

– Слушаюсь, Александр Леопольдович, – от волнения Корзинкин даже снял очки.

– Все, до завтра, – отрезал Штерн и в трубке раздались короткие гудки.

– Вы все слышали? – спросил Корзинкин Сергея, повесив трубку.

Вместо ответа Сергей утвердительно кивнул головой и выжидающе посмотрел на своего начальника.

– Тогда идите и немедленно выясните у Стаса: зачем он перлюстрировал электронную почту генерального директора, – приказал Корзинкин. – И не беспокойте меня по пустякам, не отнимайте у меня время непроверенными фактами. Необходимы неопровержимые улики, бронебойные факты. Такие факты, чтобы выстрел был прямо в «десятку». У Александра Леопольдовича не должно остаться никаких сомнений. Вы меня поняли?

Сергей посопел немного, помолчал, потом, видимо решившись, проговорил:

– Все-таки хотелось бы четко определить мои действия, Сергей Орестович. Позвольте мне все же еще немного злоупотребить вашим временем, но мне просто жизненно необходимо еще кое-что уточнить. Это нужно для того, чтобы максимально точно выполнить это деликатное задание.

– Что вам еще непонятно? – с неудовольствием спросил Корзинкин, с трудом превозмогая раздражение.

– На основании анализа системных журналов можно сделать однозначный вывод, – сказал Сергей. – Почту Александра Леопольдовича читал именно Стас – и никто другой. Файлы из его личных папок копировал тоже он. Списки клиентуры, перечень договоров – тоже его рук дело. Отрицать это бессмысленно. Вопрос: что конкретно мне следует выяснять у Стаса? Какие вопросы мне необходимо ему задать и какие ответы от него вы ожидаете?

– Сергей Михайлович, – Корзинкин водрузил на нос очки и посмотрел на Сергея. – Неужели вы настолько беспомощны, что не можете решить даже такой простой вопрос без моей прямой подсказки? Вы хотите, чтобы я за вас работал? Я вам что: отец родной? Неужели вы даже это не можете решить самостоятельно? Вам нужно выяснить у Стаса: зачем он это делал – что тут сложного? Вам нужно также поговорить с Андреем Рихтером и выяснить у него – как так получилось, что с его компьютера также производились некоторые незаконные действия – что тут непонятного? Вы меня раздражаете своей простотой, Сергей Михайлович, понимаете: раздражаете! Короче говоря, либо вы завтра утром докладываете мне все результаты расследования, докладываете, что Стас вам объяснил – либо мы будем с вами расставаться! Надеюсь, хотя бы это вам понятно?

Сергей понял, что дальнейшие разговоры совершенно бесполезны и только вызовут очередной припадок истерического красноречия шефа.

– Хорошо, Сергей Орестович, – примирительным тоном спокойно ответил Сергей. – Я все сделаю так, как вы сказали.

– Когда вы поговорите со Стасом, – спросил Корзинкин.

– Сегодня он уже ушел домой, – рассудительно ответил Сергей. – Значит, завтра с утром, в самом начале рабочего дня я с ним поговорю. Следовательно, к обеду у меня уже будут все результаты.

– Отлично, – удовлетворенно сказал Корзинкин. – Тогда в двенадцать ноль-ноль жду вас у себя в кабинете с докладом.

И он сделал себе пометку на календаре.

Серьезный разговор

К несчастью, то ж бывает у людей:

Как ни полезна вещь, – цены не зная ей,

Невежда про нее свой толк все к худу клонит;

А ежели невежда познатней,

Так он ее еще и гонит.

И. А. Крылов. 1815

Утром следующего дня, закончив с текущими делами, Сергей посмотрел список сотрудников, которые уже включили свои компьютеры. Среди них был и Стас.

Сергей снял телефонную трубку и набрал номер.

– Стас, – сказал Сергей после ответа. – Загляни ко мне.

Через несколько секунд Стас вошел в кабинет Сергея.

– Дверь прикрой, – сказал Сергей.

Стас закрыл дверь кабинета, сел напротив Сергея и вопросительно посмотрел на него. Лицо парня ничего не выражало. Сергей внимательно смотрел на Стаса. Тот был спокоен.

– Скажи мне, Стас, – начал Сергей, выдержав небольшую паузу. – Ты когда последний раз менял свой пароль входа в локальную сеть?

– Сейчас, пожалуй, я уже и не вспомню, – неуверенно ответил Стас и пожал плечами. – Наверное, месяц назад менял. Или чуть меньше месяца. Сергей Михайлович, точно сейчас я вам не скажу, но это было достаточно давно.

– Точно менял? – спросил Сергей.

– Точно, – утвердительно кивнул головой Стас. – Но когда конкретно – не помню.

– А ты с тех пор говорил кому-нибудь свой новый пароль? – спросил Сергей. – Я имею в виду следующее: кто-нибудь из сотрудников института знает твой текущий пароль входа в локальную сеть?

– Нет, – уверенно помотал головой Стас и вопросительно посмотрел на Сергея. – Вряд ли кто-то его знает: я никому его не сообщал. Теоретически, конечно, могли и подсмотреть, но это вряд ли. А что случилось?

Сергей опустил глаза, помолчал немного, подбирая слова, и повертел в руках карандаш. Потом поднял голову.

– Да понимаешь, дружище, тут вот какое неприятное дело вырисовывается, – спокойно произнес Сергей и посмотрел Стасу прямо в глаза. – Вчера от Александра Леопольдовича поступила претензия. Кто-то смотрит его электронную почту, просматривает его личные файлы. Ну, короче говоря, сует свой нос туда, куда ему не положено совать. Я проверил и получается следующее: да, действительно, такой факт имеет место быть. А информация, полученная на основании анализа системных журналов, указывает на то, что все эти несанкционированные заходы были осуществлены под твоей учетной записью, причем, в рабочее время. Вот такая, брат, загогулина получается. И как ты это объяснишь?

– Понятия не имею, – хмыкнул Стас и пожал плечами, всем своим видом выражая полнейшее недоумение. – Я не знаю, что там у вас показали системные журналы, не знаю, что там у вас отмечается, но я этого не делал.

– Стас, пока что я тебя ни в чем не обвиняю, – заметил Сергей. – А лишь задаю вопросы – не спорю, неприятные! – но это пока всего лишь только вопросы. Ты сам сказал, что регулярно меняешь свой пароль сетевого входа. Версию о том, что твой пароль может быть известен кому-то еще, ты также отвергаешь, как несостоятельную. Следовательно, вариант входа в сеть под твоим паролем кого-нибудь другого мы с тобой должны исключить. Вот поэтому я и спрашиваю тебя: как в таком случае ты объяснишь тот факт, что системные журналы совершенно однозначно и недвусмысленно указывают на тебя?

– Я уже сказал, что не знаю! – неожиданно резко ответил Стас. – Я техник, а не системный администратор. И что там вы увидели в системных журналах, не знаю – и знать не хочу. Откуда там взялись эти записи – не мое дело. Может быть, они подделаны. Я этого не делал – это единственное, что я могу вам ответить. А кто там что-то делал под моей учетной записью, кто читал почту Александра Леопольдовича, кто копировал и удалял его файлы, что в них было – понятия не имею, и меня это совершенно не интересует. Вам это поручили это расследование – вот вы разбирайтесь и доказывайте: это ваша обязанность, вам за это деньги платят. А мне это не надо, это не мое дело!

Сергей с неподдельным удивлением посмотрел на Стаса. Что-то неуловимо изменилось в поведении этого тихого немногословного и всегда флегматичного парнишки. Его трясло, как в лихорадке, руки тряслись, зубы стучали. Он не говорил, а кричал.

– А откуда ты знаешь, что какие-то файлы были удалены и скопированы? – спокойно спросил Сергей, сделав вид, что не обратил внимания на нервозность Стаса. – Я, по-моему, тебе об этом сейчас не говорил. Откуда же у тебя такая информация? Может быть, теперь мы с тобой поговорим спокойно, и ты мне сам обо всем расскажешь?

– Что вы ловите меня за язык? – визгливо закричал Стас. – Кто дал вам право меня допрашивать? Мы не в гестапо, а вы не следователь, чтобы допрашивать меня! Вы не судья, чтобы обвинять меня! Сначала докажите, а потом обвиняйте, понятно? Мне нечего вам сказать, понимаете вы, нечего!

– Во-первых, не ори, – не повышая голоса, заметил Сергей. – Я старше тебя – и по должности, и по возрасту – поэтому, Стас, изволь говорить со мной спокойно и уважительно. Если уж мы заговорили о правах, то тебе никто не давал право повышать на меня голос. Во-вторых, я пока тебя не обвинял, а задавал вопросы. А это разные вещи. И, как твой непосредственный начальник, я вправе задавать тебе любые вопросы – тем более, это вопросы, касающиеся нашей работы. По-моему, гораздо лучше, если эти вопросы тебе буду задавать я, нежели более высокое начальство. Поверь, если эта беседа будет проходить не здесь, а в другом кабинете – например, в кабинете Сергея Орестовича – то будет уже совсем другой разговор: он с тобой церемониться не станет. Стас, ты пойми, что все очень серьезно: кто-то шпионит за генеральным директором нашей организации. Ты вообще-то понимаешь – ЧТО это означает и чем это все пахнет? Вот ты говорил о доказательствах. Есть доказательство: системные журналы. Ты уж поверь мне: эти улики неопровержимы. Невозможно подделать записи в системных журналах, просто немыслимо! И все эти улики против тебя. Если все это сделал ты, то я хочу знать: с какой целью это было сделано, для чего? Чем ты руководствовался? Какие цели преследовал? Пойми, мои вопросы продиктованы, прежде всего, желанием разобраться в произошедшем и, если возможно, помочь тебе. Скажу тебе по секрету, парень, лично я убежден, что это твоих рук дело. Но мотив мне непонятен. Вот поэтому, прежде всего, я хочу услышать твою версию произошедшего. Но если ты и дальше намерен вести себя, как истеричная беременная студентка, то я не знаю, как мы с тобой дальше будем работать!

– Да, пожалуйста! – заорал Стас. – Я уволюсь, на здоровье! Я и сам не собираюсь работать с гестаповцами! Я этого не делал, не делал!!!

Произнеся последние слова, Стас вскочил со стула и, едва не опрокинув книжный шкаф, резким рывком распахнул дверь и пулей выбежал из кабинета, оставив Сергея наблюдать эту нелепую сцену с разинутым от удивления ртом.

– Он что, дихлофоса нанюхался? – пробормотал про себя Сергей. – Интересно: какие тараканы его сегодня искусали с утра пораньше?

Хотя, что он так переживает? Беседа со Стасом – это же простая формальность. Покается этот щегол в своих прегрешениях, или не покается – что от этого изменится? Абсолютно ничего! Записи в системных журналах – улика совершенно неопровержимая. Если при этом Стас снова начнет отпираться и уходить в глухую несознанку – его дело, конечно, но в этом случае он сделает сам себе гораздо хуже.

Ему бы, балбесу, каяться, как еретику перед сожжением: мол, простите засранца, лукавый попутал! Не буду больше, дяденьки, дерите меня, как сидорову козу – только не прогоняйте! И что бы тогда было? Да ничего бы и не было! Ну, лишили бы премии! А еще что? Да ничего!

А этот дурачок попер, как бык на ворота, отрицает очевидные вещи, которые отрицать бессмысленно!

Запись в системном журнале – это как подпись под документом, как отпечаток пальца на вещественном доказательстве. Ее невозможно подделать, нельзя скопировать.

Кстати, этот недоучка даже таких элементарных вещей не понимает!

Ну и шут с ним! Уволится – невелика потеря, пускай катится на все четыре стороны! Как говорится, на его заявлении на увольнение смело можно поставить резолюцию: флаг тебе в руки, барабан на шею, билет на елку и три пера в задницу, чтобы рулить по ветру было удобнее!

– Сергей Михайлович! – голос Ивкиной мгновенно вернул Сергея в реальный мир. – У меня большая проблема! В текстовом редакторе у меня потерялась панелька!

Ивкина стояла перед Сергеем, всем своим видом подчеркивая мелочность всех остальных проблем. Сергей поднялся и прошел в соседнюю комнату.

На компьютере Ивкиной Флажок в соответствующем меню стоял, но панели и правда на экране не было и в помине. Присмотревшись внимательно, Сергей увидел, что из-за левого края экрана выглядывает крохотная полоска шириной не более одного пикселя. Вытянув окно и установив его на место, запихиваю на место, Сергей не мог промолчать:

– Как же вы её туда засунули? – поинтересовался Сергей.

– Не знаю, – ответила Ивкина. – Она сама. Ну, ладно, спасибо вам большое!

– Да не за что, – пожал плечами Сергей.

Он направился к выходу, но, не доходя шага до двери, оглянулся.

Ивкина сидела за компьютером. Она взяла мышку и наклонилась над ней. Почти упираясь носом в самый коврик, Ивкина, провожая мышь носом, резко двигала ей по коврику, после чего ещё более резко вскидывала взгляд к экрану. Несколько секунд она смотрела на экран, после чего опять наклонялась над мышкой и двигала ее, внимательно смотря на экран.

Это было похоже на постепенную корректировку огня гаубичной батареи по принципу «недолёт-перелёт». Создавалось ощущение, что Ивкина корректирует систему залпового огня, доводя точность поражения цели до миллиметра, ориентируясь на «артиллерийскую вилку».

При виде такой комичной сцены, с трудом сдерживая хохот, Сергей вышел из комнаты и направился к двери своего кабинета, где надрывался телефон.

Сергей снял трубку.

– Слушаю, – вежливо ответил он.

– Сергей Михайлович, – раздался в трубке голос Корзинкина. – Зайдите ко мне прямо сейчас.

– Хорошо, Сергей Орестович, – ответил Сергей.

Он повесил трубку и посмотрел на часы. Наверняка, Корзинкин хочет побыстрее узнать результаты расследования. Но ведь он назначал Сергею аудиенцию на двенадцать часов! Очень странно: до полудня еще целый час. Почему же Корзинкин торопит?

Впрочем, неудивительно. Небось, Штерн пришел в ярость от того, что кто-то копается в его грязном белье. А Леопольдыч в гневе страшен. Таких кренделей может навешать, что только успевай уворачиваться. Но Сергею-то чего бояться? Все данные у него на руках. Стас повел себя очень глупо: вместо того, чтобы спокойно поговорить, он сорвался, как истеричка. Ну да это его дело: он ему не нянька. Большой мальчик уже, пускай поступает, как хочет!

– Вы сегодня утром беседовали со Стасом? – без предисловий, напрямик спросил Корзинкин, когда Сергей вошел в кабинет и уселся напротив шефа.

– Да, беседовал, – ответил Сергей, – Как вы и говорили…

– Тут вот какое дело, – перебил Сергея Корзинкин. – Сейчас Стас был у Александра Леопольдовича и сказал ему, что собирается увольняться, поскольку не желает работать с вами, ибо вы применяете гестаповские методы допроса. Что вы допросили его в грубой форме, угрожали ему, выдвигали голословные обвинения в его адрес. Это правда?

От подобного неожиданного заявления своего начальника Сергей поперхнулся и чуть не свалился со стула. Он с изумлением, широко раскрыв глаза, посмотрел на Корзинкина и несколько секунд молча переваривал заданный вопрос. Затем ему стало смешно.

– Сергей Орестович, – рассмеялся Сергей. – Я, конечно, всякое слышал на своем веку, и меня во многом обвиняли, но в применении гестаповских методов – еще ни разу. А позвольте узнать: в чем эти методы состояли? Я что: к батарее Стаса приковал? Утюгом его пытал? Бил его? Ни в коем случае: я просто задал ему вопросы. Полностью согласен со Стасом: вопросы были чрезвычайно неприятными. Но это были пока что вопросы, а не обвинения. Не спорю, я действительно предъявил Стасу в качестве фактов системные журналы, из которых неопровержимо следует, что почту Александра Леопольдовича перлюстрировал именно Стас – и никто другой. Но даже в этом случае я не обвинял Стаса, а задавал ему вопросы, просил его объяснить эти факты. Он же вообще не захотел ничего объяснять: сразу началась какая-то непонятная бабья истерика! Сергей Орестович, вы бы слышали – ЧТО он орал! По сути дела Стас ничего мне не ответил и ничего не объяснил. Из ваших слов я делаю вывод, что он просто сразу побежал жаловаться Александру Леопольдовичу, решил, что лучший вид обороны – это наступление. Но, кстати, в данной ситуации он поступает очень глупо, ибо отрицать очевидные факты – согласитесь, Сергей Орестович, дело недостойное и совершенно бесполезное!

– Однако Александр Леопольдович сейчас придерживается иного мнения, – ответил Корзинкин. – Но это еще далеко не все. Далее, Стас сказал, что вы на работе частенько выпиваете. И вас видели в нетрезвом состоянии в институте. Александр Леопольдович поручил мне тщательно с этим разобраться, поэтому я спрашиваю у вас: это правда?

– Что? – изумился Сергей. – Я выпиваю? Что за бред? Кто хоть раз меня видел пьяным в рабочее время? Когда?

– Не знаю, – уклончиво ответил Корзинкин. – Так Стас сказал Александру Леопольдовичу и он поручил мне с этим вопросом разобраться. Я опросил людей и, кстати, многие подтвердили, что от вас иногда пахнет алкоголем.

– Сергей Орестович, – насмешливо сказал Сергей. – А лично вы меня хоть раз видели пьяным? Не какие-то абстрактные «люди», а лично вы?

– Лично я, положим, не видел, – пожал плечами Корзинкин. – Но я и не принюхивался. А вот люди – они видели…

– Ну, знаете, Сергей Орестович, – развел руками Сергей. – А если вам завтра скажут, что я молюсь богам Вуду и исповедую культ Вицли-Пуцли – вы тоже этому поверите? Вам не кажется, что для подобных обвинений нужны доказательства, а не голословные утверждения какого-то сопляка-недоучки?

– Да при чем тут доказательства? – раздраженно спросил Корзинкин. – Мы же не в суде, в конце концов! И оргвыводы на основании голословных обвинений никто делать не собирается. Но есть мнение, понимаете, МНЕ-НИ-Е! И, кстати, Александр Леопольдович придерживается того же мнения.

– Честно говоря, Сергей Орестович, на какое-то абстрактное «мнение», не подтвержденное никакими доказательствами, мне глубоко наплевать с высокой колокольни, – заметил Сергей. – Вот лично я, напротив, могу неопровержимо доказать, что Стас перлюстрировал почту Александра Леопольдовича. Могу доказать это с точностью до секунды, показать, какие именно письма он читал и когда. И эти доказательства я могу Александру Леопольдовичу предъявить – хоть в электронном, хоть в печатном виде. В свою очередь, если Стас может доказать, что я пьянствую на работе – пожалуйста, доказательства в студию! А если нет доказательств – пускай Стас заткнется и молчит в тряпочку!

Несмотря на то, что Сергей старался сдерживаться и говорить спокойно, последние слова он выкрикнул.

– Во-первых, Сергей Михайлович, говорите тише, – строго сказал Корзинкин. – Во-вторых, выбирайте выражения: вы не на рынке и не в подворотне, а в кабинете заместителя генерального директора по производству, поэтому извольте держать себя в руках. А, в-третьих, из ваших слов я делаю окончательный вывод, что вы не понимаете текущей ситуации. Если Александру Леопольдовичу говорят про кого-либо, что он плохой, то наш генеральный директор так и будет считать. Он не станет перепроверять полученную информацию, а примет ее к сведению. Хорошо это или плохо – это не мне судить и, тем более, не вам. Но это та реальность, с которой следует считаться. В данном случае вы подставились. И теперь именно вам, а не Стасу необходимо дать соответствующие объяснения. Ибо Александр Леопольдович был просто в бешенстве от этого инцидента! Почему он так решил – не знаю. Может быть, он питает к Стасу какие-то отеческие чувства, а, возможно, Стас предоставил Александру Леопольдовичу убедительные доказательства своей правоты – мне это неизвестно. Поэтому я и прошу вас дать объяснения.

Сергей почувствовал, что тупеет. На секунду ему показалось, что Корзинкин, Штерн, Стас – все они сошли с ума. А если нет – то тогда он сумасшедший, ибо его бедный разум был не в состоянии осмыслить тот театр абсурда, на представлении которого он сейчас присутствует.

Сергей несколько раз открывал рот, чтобы что-то сказать, но каждый раз слова ускользали от него, и он никак не мог подобрать нужную фразу. После нескольких безуспешных попыток что-либо сформулировать, он махнул рукой и угрюмо уставился взглядом в пол.

– И последний вопрос, – Корзинкин помолчал немного и повертел в руках авторучку. – Сергей Михайлович, вы помните, недавно у нас был сбой в сети, который вы исправляли в течение двух часов?

– Да, помню, – с недоумением кивнул головой Сергей. – А это-то событие тут при чем? С какой стати вы тот сбой вспомнили: это ж «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», как писал Пушкин! Мы же еще тогда все давным-давно исправили, теперь сеть работает без сбоев.

– А вспомнил я это вот почему, – тихо ответил Корзинкин. – Дело в том, Сергей Михайлович, что Стас сказал Александру Леопольдовичу, что вы совершенно не разбираетесь в сетях и сетевых проблемах. Он сказал, что на самом деле этот сбой мог быть устранен в течение пятнадцати минут. И еще Стас сказал о вас, что как системный администратор вы имеете весьма слабую подготовку. Что вы на это скажете? Это правда?

Это заявление Корзинкина произвело на Сергея эффект холодного душа. От невероятной наглости и абсурдности подобного обвинения на него вначале нахлынула волна бешенства.

Несколько секунд он осмысливал сказанное. Кто это говорит. Стас? Этот дуралей, который даже не знает, что такое «системный журнал»? Этот неуч, который даже права доступа пользователям настроить не может? Этот невежда, которому все надо разжевывать? Правда, надо отдать Стасу должное: он прекрасно умеет настраивать сотовые телефоны и отлично разбирается в современной музыке. Скорее всего, именно поэтому его так жалует Штерн и прочее начальство: в институте часто проводятся различного рода банкеты, на которых неизменным диджеем всегда выступает именно Стас.

И еще одна деталь: Штерн – большой выпендрежник и любитель красивых и дорогих вещей. И дорогие сотовые телефоны – не исключение. Вот он и зовет Стаса для того, чтобы он их ему настроил.

Вспомнив это, Сергей искренне и от души расхохотался.

– Сергей Орестович, – лукаво ответил Сергей. – Давайте просто произведем чисто арифметический подсчет. Я имею двадцатилетний стаж работы в вычислительной технике, из них два года работаю в нашем институте. До этого я работал во многих организациях, причем, прошу заметить: некоторые из этих фирм были крупнее нашего института. Далее, замечу, что я имею высшее университетское образование и несколько профессиональных сертификатов по специальности. Теперь рассмотрим, что представляет собой Стас. Он имеет два года трудового стажа. И все это время он работал только в нашем институте – и нигде более. Высшего образования у него нет: он учится заочно на втором курсе какого-то третьеразрядного института. Профессиональных сертификатов у него нет. А вот теперь ответьте, прежде всего, самому себе: вам самому не кажется странным, что такое обвинение идет из уст именно Стаса? Вам самому не смешно, когда вы слышите подобную ахинею?

– Вы, пожалуйста, мне вопросов тут не задавайте, – возмутился Корзинкин. – Ваше дело не спрашивать, а отвечать на мои вопросы. В этом кабинете вопросы задаю я. Что мне кажется смешным или грустным – это мое дело. Вас же должно волновать, чтобы ни я, ни Александр Леопольдович не сделали в отношении вас оргвыводов. Пока же Александр Леопольдович придерживается в отношении вас весьма нелестного мнения: что вы слабый руководитель, некомпетентны, как специалист, да к тому же неравнодушны к спиртному.

– Знаете, Сергей Орестович, это все уже походит на какой-то театр абсурда, – с силой сказал Сергей. – Если есть какие-то претензии в мой адрес, то давайте мы будем их доказывать. Если меня обвиняют в гестаповских методах, то тогда, будьте любезны, пускай Стас предоставит доказательства и подробное описание того, что же происходило у меня в кабинете. Я утверждаю, что лишь задавал ему вопросы. Почему же его слову верят, а моему – нет? Если кто-то утверждает, что я пьянствую на работе, то тогда, пожалуйста, пускай хотя бы приблизительно назовут день, когда это происходило! Ну, а что же касается обвинения в непрофессионализме, то это вообще ни в какие ворота не лезет! Я всю жизнь занимаюсь вычислительной техникой и программированием. И никто – слышите? – НИКТО не смеет обвинять меня в некомпетентности! Если в этом есть хотя бы самые ничтожные сомнения, то я готов на любую проверку своей профессиональной подготовки в присутствии самой предвзято настроенной по отношению ко мне комиссии! Вы хотите проверки? Я лично не возражаю, а, напротив: только обеими руками «за»! Только уж вы не поленитесь, и Стаса заодно проэкзаменуйте! Пускай Александр Леопольдович воочию убедится, какого неуча он слушает!

Несмотря на то, что Сергей уже не говорил, а почти кричал, Корзинкин, вопреки своему обыкновению не прерывал его. Он слушал, уставившись в какие-то бумаги на своем столе.

Когда Сергей замолчал, Корзинкин не стал спешить с ответом.

– Я не знаю – так это было, как вы сейчас говорите, или все было иначе, – после некоторого раздумья ответил Корзинкин. В его голосе неожиданно послышались нотки усталости и сожаления. – Но в любом случае, мне вас искренне жаль.