Текст книги "Откат"

Результат

Над хвастунами хоть смеются,

А часто в дележе им доли достаются.

И. А. Крылов. 1813

Услыхав подобное заявление Игоря Юдина, Штерн чуть не свалился с кресла.

Он был внутренне готов услышать любое другое имя. Внутренне Штерн желал, чтобы таким шпионом оказался бы Гильман или сам Корзинкин или Трофимов – о, тогда с каким бы наслаждение он отдал бы этих поганых тварей на съедение Исаеву и Руденко!

Но, услышав имя Стаса, Штерн подумал, что ослышался.

– Что вы сказали? – медленно переспросил Штерн. – Вы сказали Стас Лановенко – я вас правильно понял?

Лицо Юдина ничего не выражало: ни удовлетворения, ни злобы. Вместо ответа он кивнул головой и внимательно посмотрел в лицо Штерна, ожидая продолжения.

– Так, – только и смог произнести Штерн. – Интересное развитие сюжета…

Он замолчал и рассеянно огляделся по сторонам. Затем встал, подошел к бару, достал оттуда бутылку виски, два бокала и коробку дорогих сигар. Затем, вернувшись к столу, он поставил это все перед собой и с остервенением стал вертеть в руках авторучку с монограммой.

– Хотите выпить? – машинально спросил Штерн.

Юдин отрицательно помотал головой. Штерн плеснул себе в бокал виски и достал сигару из коробки.

– Сигару? – спросил Штерн, протягивая сигару Юдину.

– Спасибо, я не курю, – коротко ответил Игорь.

Штерн достал из коробки специальные ножницы, отрезал кончик сигары и щелкнул зажигалкой. Выпустив клуб ароматного дыма, он откинулся на спинку кресла и пустым, ничего не выражающим взглядом, уставился в окно.

В комнате воцарилось молчание.

– Ошибка исключена? – спросил Штерн, повернувшись к Юдину и буравя его взглядом.

– Исключена полностью, Александр Леопольдович, – ответил Юдин. – Я не стану утомлять вас всякими техническими подробностями, не буду вдаваться в различные специфические детали и раскрывать вам свои профессиональные секреты, поэтому скажу лишь одно: в данном вопросе ошибка исключена полностью. Я эксперт и обязан отвечать за свои слова. Именно за это вы мне и платите деньги.

– Тогда следующий вопрос, – Штерн нетерпеливо прервал Юдина движением руки. – А что если это подстава?

Юдин недоуменно уставился на Штерна.

– Что вы имеете в виду, Александр Леопольдович? – удивленно спросил Игорь. – Какая подстава? Кого?

– Ну, я имею в виду другой вариант, – пояснил Штерн, поморщившись, словно от зубной боли. – Возможно ли в данном случае такое развитие событий, что на самом деле это сделал не Стас, а кто-то другой под именем Стаса? То есть в действительности кто-то просто решил подставить Стаса Лановенко? Такое возможно?

– Вообще-то это уже не мой вопрос, – слегка улыбнулся Юдин. – Мы определили, что все операции делались под учетной записью Стаса. И это не подделка.

Юдин на секунду задумался.

– Теоретически это исключать, конечно, нельзя, Александр Леопольдович, – пожав плечами, ответил Юдин после недолгого молчания. – Но практически… На практике в данном случае такое развитие событий крайне маловероятно и практически исключено. И вот почему. Во-первых, мы обнаружили, что все операции производились под учетной записью Стаса. Во-вторых, с его компьютера. В-третьих, мы не нашли никаких следов пребывания на этом компьютере кого-то постороннего. Поэтому, если предположить, что Стаса подставляют, то тогда надо сделать слишком много невероятных допущений. Кроме того, мне крайне неприятно об этом вам говорить, но в пользу того, что это сделал именно Стас, говорят и некоторые другие факты.

– Какие факты? – спросил Штерн и отхлебнул виски из бокала. – Говорите все.

Юдин полез в свою сумку и, покопавшись в ней, извлек на свет папку с документами. Раскрыв ее, он достал несколько бумаг и разложил их перед собой.

– Кроме работы в вашем институте, Станислав Владимирович Лановенко работает по совместительству в фирме «Град-Проджект», – сухим официальным тоном произнес Юдин. – Вот, посмотрите: официальный перечень сотрудников этой фирмы с указанием размеров заработной платы каждого. Кроме того, на Станислава Лановенко в настоящее время заведено уголовное дело по статье мошенничество. Он занимался мошенничеством в сети Интернет. Он пытался выманивать деньги у пользователей кошельков в платежной системе «Яндекс-Деньги» от имени фирмы «Град-Проджект». Технология обмана была следующей: он рассылал фальшивые информационные письма, что, данная фирма является уполномоченным партнером платежной системы и освобождает от всех налогов абсолютно все фирмы, которые занимаются проектным бизнесом, риэлтерскими операциями, а также куплей-продажей промышленного оборудования. Надо лишь все операции проводить через его кошелек. Менее чем за месяц ему удалось выманить у пользователей более двухсот тысяч долларов. Но, учитывая то обстоятельство, что в фирме «Град-Проджект» ряд документов проходит под грифом «Секретно», то дело автоматически было передано в ФСБ. Поэтому, Александр Леопольдович, вариант с подставой сами понимаете: крайне маловероятен.

Произнеся последние слова, Юдин протянул Штерну папку с документами.

Штерн взял папку в руки и бегло просмотрел документы. Его лицо побагровело от бешенства, но он старался держать себя в руках.

– Ладно, тогда последний вопрос, – дрожащим от ярости голосом произнес Штерн. – То, что Стас копировал мои документы, просматривал мою почту и все такое прочее – в этом вы меня убедили. Но, если я правильно вас понял, информацию на сайте разместил тоже он?

– Тоже он, – утвердительно кивнул головой Юдин.

Штерн замолчал и задумался. Потом, очевидно, решившись, он рубанул ладонью воздух.

– Хорошо, – произнес он. – Тогда я расскажу вам все.

– Я внимательно вас слушаю, Александр Леопольдович, – вежливо сказал Юдин и приготовился слушать.

– Дело в том, что эти материалы, которые я вам дал, собрал наш бывший системный администратор Сергей Михайлович Гильман, – начал Штерн, вертя в руке пустой бокал из-под виски. – То, что мою почту кто-то просматривает, я заметил давно. И поручил расследовать это дело своему непосредственному заместителю. А он в свою очередь поручил это расследование своему подчиненному Гильману. Улавливаете мысль?

Юдин отрицательно помотал головой и продолжал внимательно слушать Штерна, глядя ему прямо в глаза.

– Так вот, когда Гильман провел эти исследования, то сразу определил, что шпионил за мной Стас Лановенко, – продолжал Штерн. – Не стану вдаваться в подробности – сейчас они совершенно не важны! Скажу только, что на тот момент у меня имелись достаточно веские основания сомневаться в истинности данной информации. Короче говоря, я заподозрил, что Гильман возводит на Стаса напраслину. Ну, и в результате всего этого Гильман был вынужден уволился. Не стану скрывать: он уволился не по своему хотению. Следовательно, у него были основания для обид и мести. Это произошло неделю назад. Сопоставив факты, я пришел к выводу, что увольнение Гильмана совпало по времени с хакерской атакой на наш сайт, и, соответственно, размещением на нем компрометирующей информации. Вот почему я и спрашиваю вас прямо: возможна ли ситуация, при которой Гильман по каким-то причинам – давайте отвлечемся от причин! – решил отомстить Стасу и подставить его?

– Видите ли, Александр Леопольдович, – ответил Юдин. – Я просто эксперт – и только. Поэтому обязан оперировать только фактами, добытыми с помощью проверенных методов. Поэтому отвечу вам осторожно: найденные улики не подтверждают это предположение.

– А мог ли Гильман использовать какие-то новые методы, которые вам не известны? – настойчиво спросил Штерн. Он отчаянно, словно утопающий за соломинку, цеплялся за последнюю надежду.

– Теоретически всякое возможно, – развел руками Юдин и слегка улыбнулся. – Но я обязан использовать только проверенные методы исследования. И вот почему. Я поясню вам это очень на простом примере. Вы, разумеется, знаете, что такое дактилоскопия: это метод идентификации человека по отпечаткам пальцев, основанный на уникальности рисунка кожи. Как известно, дактилоскопия широко применяется в криминалистике. Но любопытна история дактилоскопии. Сама по себе идея об уникальности отпечатков пальцев существовала в Китае и Японии ещё в седьмом веке нашей эры. Впервые в Европе эту гипотезу – о неизменности и уникальности папиллярного рисунка ладонных поверхностей кожи человека – выдвинул англичанина Вильям Хершель в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году. Но лишь восемнадцать лет спустя, только в тысяча восемьсот девяносто пятом году усилиями английского антрополога Френсиса Гальтона дактилоскопия была официально принята в Англии в качестве метода регистрации уголовных преступников и стала признаваться судом в качестве доказательства. После Англии разные страны мира вводили у себя дактилоскопические методы в течение следующих двух десятилетий. В России дактилоскопия применяется с тысяча девятьсот шестого года. Кстати, одной из последних стран, официально признавших дактилоскопию, была Франция.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – недоуменно спросил Штерн. В его голосе явно сквозили нотки нетерпения.

– Затем, что если бы до официального признания дактилоскопии Вильям Хершель представил бы в любом английском суде результаты дактилоскопической экспертизы в качестве доказательства, то эти данные не принял бы к рассмотрению ни один английский суд. И это в лучшем случае. А в худшем случае Хершеля подняли бы на смех. И в нашем с вами случае все то же самое. Я обязан оперировать только теми методами и инструментами, которые официально признаны и которые примет к рассмотрению любой суд. И который, кстати, не опровергнет ни один адвокат подсудимого. В начале нашей предыдущей беседы, когда вы ставили мне задание, то вспомните, Александр Леопольдович: вы задали вопрос: будет ли моя экспертная оценка однозначная и недвусмысленная? Могу ли я гарантировать, что выводы будут истинными и точными? Можете ли вы быть уверены, что, если дело дойдет до суда, какой-нибудь другой эксперт не опровергнет сделанные выводы? Если эти выводы предъявить злоумышленнику, то можно ли быть уверенным, что он не отопрется? Я однозначно вам ответил: да. Так вот, Александр Леопольдович, системные журналы совершенно однозначно говорят о том, что все это дело рук Станислава Лановенко. Другие люди здесь ни при чем.

– А это еще чем-нибудь подтверждается, кроме этих самых системных журналов? – спросил Штерн. Впрочем, ему уже все было ясно, и последний вопрос он задавал больше для очистки собственной совести. В ответе Юдина он уже не сомневался.

– Как вам сказать, – задумчиво пробормотал Юдин. – Записи в системных журналах, подтверждающие факт копирования Стасом этих файлов на сайт, ничем не отличаются от других записей. Я не нашел никаких следов взлома и подделки. Поэтому, если предположить, что шпионил за вами именно Стас, то нет никаких оснований считать, что копировал файлы на сайт кто-то другой. Поймите, Александр Леопольдович, были ли у Стаса враги, есть ли у вас враги и кто они – это не мой вопрос: я всего лишь эксперт. И окончательный вывод следующий: и просмотр вашей почты, и копирование ваших файлов, и размещение на сайте вашей организации компрометирующих материалов, делал один человек. Фамилию этого человека я вам уже называл.

– Зачем ему это? – пробормотал про себя Штерн.

Хотя последние слова Александр Леопольдович произнес про себя, Юдин услышал их.

– Этот вопрос также не ко мне, – негромко ответил Юдин. – Этот вопрос вам следует адресовать уже самому господину Лановенко. Я всего лишь эксперт.

– Да-да, я понимаю, – рассеянно отозвался Штерн и снова уставился в окно.

В кабинете воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов.

– Я вам еще нужен, Александр Леопольдович? – осторожно спросил Юдин.

– А? – встрепенулся Штерн. – Нет, спасибо! Мне уже все ясно.

– Тогда, с вашего позволения, я пойду, – негромко сказал Юдин. – И если у вас ко мне нет больше вопросов и просьб, то хотелось бы получить свой гонорар.

Штерн понимающе кивнул, встал из-за стола, подошел к небольшому сейфу, стоявшему в углу кабинета и набрал секретный код. Открыв дверцу, он достал оттуда пачку денег и протянул Юдину.

– Вот, возьмите, Игорь Александрович, – коротко произнес Штерн. – Всего хорошего, до свидания!

И, подойдя к столу, он сел в кресло и уткнулся в бумаги, показывая всем своим видом, что аудиенция закончена.

– До свидания, Александр Леопольдович, – вежливо сказал Юдин. Сложив деньги во внутренний карман пиджака, он взял в руку сумку и направился к выходу.

Но Штерн уже не смотрел на эксперта: будто его и не было в кабинете.

Он рассеянно листал бумаги, разбросанные на столе, и мучительно размышлял.

Всю свою жизнь Штерн стремился к вершинам власти, топча и раскидывая людей. Окружающих он всегда использовал лишь для удовлетворения своих сиюминутных желаний и похотей, ни на секунду не задумываясь о мыслях и чаяниях людей.

Он редко бывал к кому-то милостив и благосклонен. Напротив, Штерн всегда жестко спрашивал с людей, не прощая ни малейшей неточности. Про него недаром говорили в институте, что от Александра Леопольдовича в принципе можно услышать похвалу: один раз в год, да и то в високосный! Похвалы, добрые слова Штерн говорил подчиненным и вообще окружающим людям крайне редко.

Но за каждый свой милостивый взгляд, он считал, что человек ему уже навсегда обязан.

Тем более, если он делал для этого человека что-то доброе.

Но сейчас в первый раз в его жизни сопливый пацан, мелкий, ничтожный человечишка, который был ему, Александру Леопольдовичу Штерну обязан всем на свете, подставил его с пугающей легкостью и абсолютно непонятными целями.

До сих пор Штерн питал к Стасу какое-то странное чувство, похожее на привязанность. Вряд ли это была любовь – Штерн вообще был не способен кого-то любить! Любовь требует самопожертвования и всепрощения – тех чувство, на которые Александр Леопольдович был в принципе не способен. Скорее всего, это было просто теплое чувство, симпатия к человеку, с именем и обликом которого связаны приятные минуты чувственного наслаждения. Разумеется, никаких разговоров о взаимных обязательствах Штерн со Стасом не вел, но Александр Леопольдович на уровне подсознания был искренне убежден в том, что теперь Стас должен, по меньшей мере, отдать за него, Штерна, свою жизнь! Вот почему предательство Стаса повергло Штерна в состояние глубочайшего шока. У него не осталось даже ярости: он смертельно устал.

Но теперь эти чувства сменились совершенно другими. Осознание той пропасти, в которой он оказался по милости Стаса, вызвал в душе Штерна мгновенный переворот. Симпатия к Стасу превратилась в острую ненависть.

И теперь Штерн жаждал расправы и мести.

Что ему теперь делать со Стасом?

Уволить? Убить? Посадить?

Кстати, последнее будет весьма неплохим решением: место петушка возле параши этому щенку обеспечено!

Но в этом прекрасном решении есть одна мелкая неприятность: он и так рано или поздно окажется в тюрьме. За свои мошеннические подвиги ему прямая дорога на зону. И Штерн не сможет приложить к этому руку, не сможет ни воспрепятствовать этому, ни ускорить это.

А такие решения, которыми он не мог управлять, Александр Леопольдович не любил.

Впрочем, недаром в институте говорили, что вопросах мести Штерну не было равных. Каждый раз, расправляясь с человеком, он проявлял недюжинные способности и потрясающую изобретательность.

Штерн напряжено думал.

Потом зловеще улыбнулся.

Корзинкин

Беда, коль пироги начнет печи сапожник,

А сапоги тачать пирожник

И. А. Крылов. 1813

Дверь в кабинет Штерна открылась и на пороге появился Корзинкин.

– Вызывали, Александр Леопольдович?

– Да, заходи, – ответил Штерн.

Корзинкин подошел к столу Штерна и сел на стул напротив него.

– Слушай, Сергей Орестович, – без обиняков спросил Штерн. – У тебя машина на ходу?

– Машина? – недоуменно переспросил Корзинкин. – Вы имеете в виду мой автомобиль?

Штерн утвердительно кивнул и посмотрел на Корзинкина поверх очков.

– Да, на ходу, – с готовностью утвердительно кивнул Корзинкин. – Прекрасно бегает, машина практически новая, ей всего год и она…

– Ладно, все понятно, – перебил Штерн Корзинкина. – Это хорошо, что на ходу. Это я просто так спросил… Тут вот какой вопрос к тебе имеется. Ты давеча говорил, что твой сын хорошо разбирается в компьютерах, так?

– Да, отлично разбирается! – довольным тоном подтвердил Корзинкин и расплылся в улыбке. Его лицо излучало удовольствие и добродушие. – Он, Александр Леопольдович, в этих вопросах, можно сказать, профессор!

– Я тут вот что подумал, – произнес Штерн. – Стасу, наверное, рановато быть начальником отдела… Он хороший специалист, но… Так вот, хотел с тобой посоветоваться: как ты полагаешь: твой сын потянет вместо этого… как его, Господи, твоя воля… Гильмана, о!?

– Да о чем вы говорите, Александр, Леопольдович! – радостно подхватил Корзинкин. – По сравнению с этим – извините меня за такое грубое выражение! – неучем и спорщиком Гильманом мой сын – это же просто небо и земля! Я очень жалею, что в свое время взял эту ходячую беду Гильмана на работу! Надо было сразу предложить кандидатуру моего сына, но в тот момент я счел это нескромным. Если мой сын будет работать у нас, то, уверяю вас, все проблемы просто в принципе исчезнут! В принципе! Мой сын – это грамотный профессионал и очень ответственный человек. Он прекрасно разбирается в вопросах сетей и программ. Он…

– То есть, если я тебя правильно понял, то он разбирается в вопросах безопасности сетей? – снова перебил Штерн Корзинкина. – Он разбирается в вопросах, типа, кто, когда и как влез в мою почту и все такое прочее?

– Да, разумеется, Александр Леопольдович! – подтвердил Корзинкин. Он был вне себя от счастья. – Уверяю вас, мой сын – очень грамотный профессионал в вопросах компьютеров!

– Это хорошо, – зловеще промолвил Штерн. – Это очень хорошо… Ты даже себе не представляешь – насколько это замечательно…

Он развернул монитор компьютера в сторону Корзинкина и коротко спросил:

– Что ты на это скажешь, Сергей Орестович?

Корзинкин посмотрел на экран и обомлел.

Это был полный отчет обо всех его «подвигах» и откатах с фирмой «Комплект-Юнит». На те самые три миллиона долларов. Со всеми номерами платежных поручений.

Корзинкину показалось, что под ним зашатался стул.

– Александр Леопольдович, – плачущим голосом пролепетал Корзинкин. Если бы он в данный момент не сидел бы на стуле, то, кажется, упал бы на колени. – Богом клянусь, чем хотите вам клянусь – это все гнусная клевета!

– Ты Бога-то оставь, подлая тварь, – прошипел Штерн. – Твои дела не имеют к делам Господа никакого отношения. Тебе что же, мразь ползучая, этих фактов мало?

– Подтасованы эти факты, Александр Леопольдович, – стонал Корзинкин. – Подтасованы! Чтобы я, у вас… Да никогда! У вас даже копейку украсть – это же великий грех! Великий! А тут такие деньги! Я же за каждый потраченный рубль могу отчитаться! За каждый!

Штерн неожиданно замолчал, будто был поражен какой-то новой идеей и посмотрел на Корзинкина, казалось, даже где-то дружелюбно.

– А что! – неожиданно спокойным и миролюбивым тоном произнес Штерн. – Это хорошая идея. Можно организовать проверку. Например, вот сейчас я позвоню с прокуратуру Матвею Ильичу Руденко. А заодно и в налоговую. И мы совместно устроим встречную проверку и у нас, и в фирме «Комплект-Юнит». Вот только меня одолевают смутные сомнения, что директор «Комплект-Юнита» Вадим Громадский станет тебя покрывать. Как полагаешь, Сергей Орестович?

Корзинкин что-то снова залепетал о своей невиновности, но его бормотание с каждой секундой становилось все более невнятным и бессвязным. Наконец, он замолчал, глядя на Штерна глазами, полными мольбы и животного ужаса. Штерн напротив, смотрел на Корзинкина, казалось, дружелюбно. Во взгляде Александра Леопольдовича проскальзывало даже некое сочувствие.

Вдруг, словно по мановению волшебной палочки выражение лица Штерна изменилось: на Корзинкина смотрел жесткий и властный человек с выражением беспредельной жестокости и жажды мщения.

Сердце Корзинкина оказалось словно сжато неведомыми могучими тисками. Он смертельно побледнел, на висках выступили крупные капли пота.

– Короче говоря, будет так, – теперь Штерн больше не играл и не делал лирических отступлений. – Либо я сейчас звоню в прокуратуру и налоговую инспекцию и мы организуем встречную проверку у нас в институте и в «Комплект-Юните». Если при этом они найдут хотя бы копейку – я тебя посажу. А заодно и Трофимова. И скидок тебе делать я не стану. Но есть вариант, что ты мне все честно расскажешь, то есть облегчишь жизнь. Тогда мы с тобой вместе подумаем, как выйти из этой ситуации. Времени на раздумье я тебе не даю. Говори сразу: да или нет?

Произнеся эти слова, Штерн демонстративно взял в руки телефонную трубку, решительно набрал номер и включил громкую связь.

В наступившей тишине отчетливо прозвучал телефонный звонок.

– Слушаю, – раздался баритон прокурора области Матвея Ильича Руденко.

– Привет, Матвей Ильич, – улыбнувшись, произнес Штерн. – Ну, как я и обещал, мы, в основном, разобрались с этим инцидентом. Правда, сейчас я лично работаю с некоторыми фигурантами и выясняю, на хрена им это понадобилось.

– Да, я уже знаю, – ответил Руденко. – Мне Исаев уже звонил.

При этих словах прокурора Корзинкин побледнел еще больше. Одними губами он зашептал скороговоркой:

– Да, да, да!!!

И закивал головой, словно боевой конь при виде любимого хозяина. На секунду Штерну показалось, что у Корзинкина откуда-то появился хвост, и он им отчаянно, по-собачьи, завилял.

– Короче говоря, Матвей Ильич, как только все выясню, то отдам этих голубчиков тебе, – довольно проговорил Штерн, с презрением глядя на ужимки Корзинкина. – Так сказать, отдам на поток и разграбление. Можешь обижать их так, как сочтешь нужным. Ну, это ведь не телефонный разговор, ты ведь меня понимаешь…

– Интересно, весьма интересно, – проговорил Руденко. – Это что же получается: значит этот голубчик работал не один?

– Именно так, Матвей Ильич, – Штерн с трудом сдержал радостную улыбку: даже он не ожидал, что Руденко, сам того не зная, так удачно подыграет ему. – Но пока что я тебе ничего говорить не буду. Вначале сам разберусь во всем.

– Ладно, не буду тебя торопить, – ответил Руденко. – Но разговора нам с тобой все равно не избежать.

– Разумеется, Матвей Ильич, разумеется, – поспешно согласился Штерн. – Дам, так сказать, полный отчет.

– Ну, тогда удачи, – проговорил Руденко.

– Счастливо, – ответил Штерн.

Он повесил трубку.

– Итак, Сережа, я что-то твой ответ не очень хорошо расслышал твой ответ, – саркастически спросил Штерн и вопросительно посмотрел на Корзинкина.

Забыв о гордости, о своем положении, об элементарном чувстве собственного достоинства, Корзинкин заплакал.

Он знал Штерна уже почти тридцать лет. Всем окружающим Корзинкин с гордостью говорил, что они с Александром Леопольдовичем «дружат семьями». Хотя, редкие совместные пьянки, на которых Штерн и Корзинкин присутствовали не одни, а вместе с женами, вряд ли могут служить достаточным основанием для того, чтобы сделать такой далеко идущий вывод.

Однако было бы величайшей неправдой утверждать, что на самом деле Корзинкин не питал к Александру Леопольдовичу Штерну никаких глубоких чувств. В действительности Сергей Орестович питал к Штерну два сильнейших чувства: ненависть и страх.

Еще участь в школе Сережа Корзинкин никогда не блистал своими способностями. Напротив, учителя отмечали даже некоторую заторможенность мальчика, называя его тугодумом.

В том, что человек не умеет быстро соображать и не блещет успехами в науках, нет ничего страшного или предосудительного. Нельзя быть специалистом во всем. С другой стороны, бесталанных людей не бывает. Каждые в чем-то всегда талантлив.

Сережа Корзинкин тоже достаточно быстро обнаружил свой талант: страсть к интригам.

В то же самое время в нем стала пробуждаться зависть. Он всегда завидовал одноклассникам, которые в учебе добивались успехов гораздо больших, нежели он. Но благодаря своей хитрости и изворотливости, Сережа учился сравнительно неплохо: в искусстве списывания, пользования шпаргалками ему не было равных, наверное, во всем городе.

Но зависть к более успешным не давала ему покоя.

Одноклассником Сережи Корзинкина был Витя Гельфанд: тихий и скромный еврейский мальчик, который поражал своей великолепной памятью и блестящими математическими способностями. Почему-то именно его Сережа Корзинкин возненавидел больше остальных.

Они росли в те годы, когда скрытый антисемитизм в Советском Союзе пронизывал всю атмосферу общественной жизни. Нет, разумеется, на всех углах висели кумачовые лозунги о пролетарском интернационализме, все передовицы газет были полны статей о том, что Советский Союз – это счастливая семья народов, по телевизору часто показывали замечательную комедию Александрова «Цирк» с блистательной Любовью Орловой в главной роли. Это все было.

Но в то же самое время происходила фактическая реабилитация Сталина… В то же время те же самые газеты гневно осуждали «израильскую военщину»… В то же самое время на многих кухнях велись разговоры о том, что как же был прав Иосиф Виссарионович Сталин, когда распорядился уволить всех евреев с оборонных заводов… Именно в те годы, для того, чтобы поступить в университет на факультеты, после окончания которых хотя бы теоретически можно было получить работу в оборонном комплексе, этническому еврею необходимо было быть во сто крат умнее и талантливее представителей других национальностей…

Как известно, все люди примерно одинаковы. Не следует считать, что граждане Советского Союза в основной своей массе в восторгом воспринимали эти веяния. Основная масса нормальных людей воспринимала любой национализм, как проявление психического заболевания, представителей которого необходимо лечить с такой же заботливостью, как и повредившихся в уме буйно помешанных. Практически в любой семье в Советском Союзе братья, отцы или деды воевали на фронтах Великой Отечественной войны и все помнили, что именно они спасли мир от коричневой чумы нацизма.

Но, к сожалению, ядовитые семена ксенофобии проникали во многие души. И именно Сережа Корзинкин в этом вопросе не стал исключением. Осознавая свою неполноценность, он избрал в качестве объекта для ненависти Витю Гельфанда. Будучи трусливым по натуре, он не осмеливался открыто драться с ним. Он травил его исподтишка, издевался над ним.

Так продолжалось довольно долго до тех пор, пока перед экзаменам не понадобилось написать серьезную контрольную работу по математике. Задачи попались достаточно сложные, и весь класс мучился над их решением. И Витя Гельфанд, который решил свои задачи за десять минут, оставшиеся полчаса до конца урока ухитрился не только решить еще два варианта этих задач, но и раздать шпаргалки своим одноклассникам.

Результаты этой контрольной поразили даже директора школы. Больше половины учеников класса получили «четверки» и «пятерки». «Четверки» и «тройки» получили лишь те, кто второпях наделал ошибок при переписывании. Лишь одна «двойка» была в классе: ее получил Сережа Корзинкин. И вовсе не потому, что он торопился. Просто у него не хватило мозгов даже на то, чтобы правильно списать написанный готовый вариант.

После уроков Сережа Корзинкин, будучи весь вне себя от бешенства, подбежал к Вите Гельфанду и рванул его за рубашку.

– Значит ты, сволочь, так решил мне отомстить? – заорал Сережа и тут же замолчал, почувствовав на своем плече чью-то тяжелую руку.

Он обернулся: это был первый силач класса Коля Громов. Он был перворазрядником по боксу, школьную науку постигал неважно, но та «четверка», которую он получил благодаря помощи Вити, позволяла ему без проблем сдавать выпускные экзамены.

– Слышь, Корзина, остынь, – спокойно и рассудительно сказал Коля. – Витек всему классу помог. И тем, кто твой вариант писал. «Банан» сегодня получил только ты. Значит, за свои успехи можешь благодарить только самого себя. Вначале списывать научись, а потом вякать будешь. А к Витьку не приставай.

Возразить было нечего.

С этого момента Сережа возненавидел не только Гельфанда, но всех евреев вообще.

Но дальнейшие события стали развиваться так, что Сереже показалось, будто бы злая судьба просто издевается над ним в этом вопросе. После окончания школы Сережа поступил в институт. И здесь ситуация повторилась с пугающей закономерностью. В одной группе с Сережей учился Моня Нейман.

Иногда Сереже, а впоследствии Сергею Орестовичу казалось, что кто-то целенаправленно издевается над ним. После окончания политехнического института, он поступил на работу инженером в научно-исследовательский институт. Туда же распределился на работу Моня – нет, теперь уже не Моня, а Моисей Саулович Нейман.

Тогда же Корзинкин познакомился со Штерном.

Шло время. В отличие от Сергея Орестовича, Моисей Саулович и Александр Леопольдович быстро сделали карьеру в институте, и пошли вверх по служебной лестнице. Напротив, Сергей Орестович надолго засиделся в должности мелкого клерка.

Разобидевшись на такое положение дел, Корзинкин вскоре ушел из института. Он долгое время переходил из одной организации в другую, снедаемый жаждой денег и власти, но нигде не поднялся выше начальника мелкого отдела. В то же самое время он начал много пить.

Когда Штерн стал генеральным директором института, а Нейман – его первым заместителем, то вначале Корзинкин решил, что теперь и ему что-то обломится от этого пирога. Он решил поговорить со старыми друзьями.

За два года до описываемых событий Штерн затеял в институте крупную реорганизацию, и появление Корзинкина на горизонте показалось ему весьма кстати. Окружить себя лояльными заместителями – мечта любого управленца. Он уже посадил в кресло финансового директора родственника своей жены Алексея Максимовича Трофимова и еще один заместитель вроде Корзинкина, который будет ему лизать задницу, показался Штерну удачным выбором.

Усевшись в удобное кресло заместителя генерального директора, и придя в себя после схлынувшей эйфории, Корзинкин вскоре с ужасом обнаружил, что ничего не смыслит в деле. Он боялся признаться самому себе, что такая должность подходит ему – человеку без опыта, без знаний! – не лучше, чем бегемоту балетная пачка.

И Корзинкин одновременно боялся и ненавидел. Он боялся, что в один далеко не прекрасный день Штерн поймет все его ничтожество. И за это ненавидел его всеми фибрами своей души.

Есть старинное правило: ни один руководитель – если он, конечно, в здравом уме и твердой памяти! – не решается нарушить негласную моду, неписанные законы, общепринятую этику. Если в начале двадцатого века антисемитизм, расизм в разных его формах и проявлениях был нормой во ВСЕМ цивилизованном мире – равно как и убеждение, что у женщин и мужчин не может быть равных прав, а аристократы не равны простолюдинам! – то в начале века двадцать первого ситуация изменилась.