Текст книги "Откат"

Увольнение

У сильного всегда бессильный виноват

И. А. Крылов. 1808

На следующий день Сергей, еще подходя к офису, услышал настойчивый звонок телефона на своем рабочем месте.

– Интересно, – сказал сам себе Сергей. – Кому это я понадобился с утра пораньше?

Впрочем, к телефону он все равно не успеет. Ну и шут с ними! Понадобится – перезвонят еще раз. Тем более, рабочий день еще не начался. Ничего, подождут. Он специально приходит на работу на час раньше: необходимо проверить работоспособность серверов, убедиться, что все в порядке.

Мысли Сергея все время возвращались к вчерашнему разговору со Стасом. Странно он себя вчера повел, очень странно. Вдвойне странно – как это он смог так быстро попасть на прием к Штерну? Сергей знал, что добиться приема у генерального директора института – дело очень непростое. Многие сотрудники – даже некоторые начальники отделов добивались приема у Штерна неделями, подчас вылавливая его в коридоре или дожидаясь момента, когда генеральный директор покидает рабочее место. Но и сам факт встречи не означает того, что Александр Леопольдович станет выслушивать сотрудника.

Кроме того, Штерн последний год значительную часть своего времени проводит в командировках, занят переговорами, поэтому даже застать его на рабочем месте – дело весьма непростое.

А Стасик добился встречи с генеральным директором через двадцать минут после разговора с Сергеем. Интересно, как же ему это удалось?

Мысли Сергея прервал телефонный звонок.

Сергей снял трубку и поднес ее к уху.

– Слушаю, – ответил Сергей.

– Сергей Михайлович, – раздался в трубке голос Корзинкина. В его тоне слышались какие-то странные нотки. – Зайдите ко мне прямо сейчас.

– Хорошо, Сергей Орестович, – коротко ответил Сергей.

Встав с места, он на всякий случай заблокировал компьютер88
  Для предотвращения доступа к компьютеру посторонних компьютеры можно заблокировать нажатием комбинации клавиш Ctrl-Alt-Del. На жаргоне программистов такая операция называется «три педали» (Прим. Автора).


[Закрыть] и направился к шефу.

Корзинкин сидел за столом и перебирал какие-то бумаги. Он вел себя как-то странно: вопреки своему обыкновению, он не старался поддерживать свой величественный вид. Корзинкин сидел, слегка согнувшись, его глаза бегали, не останавливаясь ни на секунду.

На Сергея он старался не смотреть. И вообще, отметил про себя Сергей, в поведении шефа сквозила какая-то старательно прикрываемая неуверенность

– Сергей Михайлович, – начал Корзинкин. – Так складываются обстоятельства, что вам придется освободить должность системного администратора. Есть два варианта: либо вы увольняетесь по собственному желанию, либо переводитесь на должность техника, но, естественно, с понижением в заработной плате. Сейчас меня интересует: какой из предложенных мной вариантов вы выбираете!

Сергей с изумлением уставился на своего начальника.

– Я видимо чего-то не понимаю, Сергей Орестович, – с трудом подбирая слова, вымолвил Сергей. – А почему, собственно, вы решили меня уволить? За что? На каком основании? Чем я вам не угодил? Объясните, пожалуйста.

– Ну, какая вам разница, – с раздражением ответил Корзинкин. – Достаточно того, что вы меня не устраиваете. Ну, приведу я вам факты того, что вы меня не устраиваете – и что от этого изменится? Вы станете мне возражать, я стану раздражаться… Тот факт, что подчиненный не устраивает начальника, вполне достаточное основание для увольнения!

– Извините, Сергей Орестович, но этого не достаточно, – возразил Сергей. – Я работаю в институте больше двух лет. И за это время не имел ни одного взыскания. Напротив, несколько раз поощрялся премиями за выполнение особо важных заданий. Недавно была аттестация – и на этой аттестации никто – в том числе и вы тоже! – не высказал мне ни единой претензии!

– Да при чем тут аттестация? – с досадой воскликнул Корзинкин. – Это все формальности и они не имеют к делу никакого отношения!

– То есть как это «при чем»? – спросил Сергей. – Как это «просто формальности»? Что же вы месяц назад на аттестации молчали? Высказали бы свои претензии – кто же вам мешал? Зачем же тогда надо было лицемерить и давать мне положительную характеристику? Скажите мне тогда – какие ко мне претензии?

– Объясните мне, Сергей Михайлович, – с силой сказал Корзинкин и с остервенением сорвал с себя очки. – Что изменится от того, если я вам назову причины? Поверьте мне, от вашего ответа на мои аргументы, результат не изменится.

– Это называется простым словом: «беспредел», – возразил Сергей. – На суде обвиняемому выдвигают обвинение, он на них отвечает. И приговор выносится лишь в том случае, если аргументы, выдвинутые обвинением, убедил суд в виновности обвиняемого.

– Здесь не суд, – высокомерно свысока ответил Корзинкин. – Здесь только я – и суд, и прокурор, и адвокат, и присяжные. Все – в моем лице. И только я здесь решаю: соответствуете вы занимаемой должности или же не соответствуете. Вы мне просто не нравитесь – и этого вполне достаточно!

– Даже так, – пробормотал Сергей и покрутил головой. – Неплохое заявление. А вы ничего не перепутали, Сергей Орестович?

– Вы это о чем? – настороженно спросил Корзинкин.

– Вы не перепутали свое местонахождение? – язвительно спросил Сергей. – Мы с вами не в Америке. Где достаточно сказать подчиненному «ты уволен» – и он собирает свои манатки. Мы в России, где существует трудовой кодекс. Поэтому, Сергей Орестович, либо вы мне излагаете причины вашего решения меня уволить – либо давайте разбираться в соответствии с трудовым кодексом!

Корзинкин ничего не ответил на последнюю реплику Сергея. Было видно, что реальных аргументов у него не было, поэтому на его лице была написана мучительная работы мысли: он пытался найти любые аргументы в свою пользу.

– Хорошо, Сергей Михайлович, – начал Корзинкин. – Тогда давайте разбираться. Прежде всего, вы меня не устраиваете потому, что вы – человек весьма и весьма конфликтный.

– Что? – с изумлением спросил Сергей. – Я конфликтный? А с кем же я конфликтую, позвольте узнать?

– А вот посмотрите, – Корзинкин начал загибать пальцы. – Со Стасом Лановенко у вас отношения не сложились. Со мной – не сложились. С Галиной Геннадьевной у вас также не складываются отношения – а ведь она старейший работник института! Александр Леопольдович также придерживается отрицательного мнения в отношении вас. Какие вам еще нужны доказательства того, что вы – человек конфликтный и не вписываетесь в коллектив института?

– Хорошо, Сергей Орестович, давайте разберемся с этим вопросам до конца и по персоналиям, – Сергей криво усмехнулся. – Начнем с вас. Лично вы, Сергей Орестович, ни с кем из программистов не сработаетесь. То, что я выдержал ваши глупости в течение двух лет, просто говорит о том, что это у меня ангельское терпение и спокойный характер. И тот, кого вы собираетесь поставить на мое место, тоже с вами не сработается – кто бы это ни был.

– А это не ваше дело, – нарочито грубо ответил Корзинкин. – То, кто придет на ваше место, вас совершенно не касается: точно так же, как мне совершенно все равно – кто после меня поедет в купе поезда, в котором я месяцу назад ехал.

– Да мне-то на это наплевать с высокого дерева, – ответил Сергей. – Но все-таки давайте разберемся дальше. В отношении Галины Геннадьевны Ивкиной я ничего комментировать не собираюсь: весь институт знает, что Ивкина – просто старая маразматичка. Ей давно уже пора на пенсию и реагировать на ее выпады – это все равно, что воевать с ветряными мельницами. Что касается Александра Леопольдовича, то за эти два года с «хвостиком», который я работаю в институте, он видел меня один или два раза – да и то мельком. Он ни разу не беседовал со мной. В этом случае ответьте: как он вообще может иметь обо мне какое-либо мнение – неважно, хорошее или плохое?!

– Вы что же, собираетесь обсуждать решения Александра Леопольдовича? – с возмущением спросил Корзинкин. – Кто вообще дал вам на это право?!

– Да ничего я не собираюсь обсуждать, – усмехнулся Сергей. – Но на это ответить вам нечего. Теперь в отношении Стаса. Ведь вы сами – подчеркиваю: сами! – поручили мне побеседовать со Стасом, хотя я вас предупреждал, что это не мое дело и не моя обязанность. А то, что Стас, не ответив абсолютно ничего по сути заданных ему вопросов, побежал жаловаться Александру Леопольдовичу, говорит как раз о том, что ему нечего было мне возразить! А вы со своей стороны даже не попытались разобраться в происходящем! И после этого вы утверждаете, что в ситуации со Стасом я виноват?!

– А кто же? – взвился Корзинкин. – По-вашему я в этом виноват? В таком случае мне больше нечего добавить к тому, что вы меня не устраиваете.

– Знаете, Сергей Орестович, – решительно сказал Сергей. – Я все понимаю – и при этом в то же самое время ничего не понимаю одновременно.

– Что вы имеете в виду? – недоуменно спросил Корзинкин.

– А вот что, – ответил Сергей. – Я понимаю, что сисадмин – то есть я – всего лишь обслуживающий персонал, но я не понимаю, почему труд уборщиц ценится выше, чем труд сисадмина, хотя потери от захватанных пальцами ручек в туалете неизмеримо ниже, чем уничтоженный за день до сдачи годовой баланс. Я понимаю, что бываю резок и даже груб (скорее изредка бываю вежлив и приветлив), но не понимаю, почему пользователи нашего института – да что далеко ходить за примером: та же Ивкина! – не может выучить десяток операций, необходимых для его, пользователя, работы. Я понимаю, что мой внешний вид не позволяет мне попадаться на глаза руководству, но не понимаю, как можно сменить блок питания в костюме и галстуке, не изгваздавшись по уши в пыли и окружающем системный блок мусоре. Я понимаю, что бюджет организации – штука сложная и разноплановая, но не понимаю, почему должен выпрашивать деньги на кулер месяцами, молясь, чтоб не сдох настольный вентилятор, купленный на свои деньги и обдувающий всю стойку с аппаратурой.

Корзинкин хотел что-то сказать, но Сергей перебил его:

– Я понимаю, что Интернет на девяносто процентов состоит из порносайтов и на абсолютно на всех этих сайтах есть вирусы, но не понимаю как наши институтские пользователи, которые не в состоянии набрать свой пароль, умудряются обходить фильтрующие прокси-сервера и игнорировать многоступенчатую антивирусную защиту. Я понимаю, что должен обеспечить бесперебойную работу сети при любых обстоятельствах, включая прямое попадание в сервер Тунгусского метеорита, но при этом совершенно не понимаю: почему в ответ на мою просьбу о приобретении источника бесперебойного питания лично вы мне отвечаете, что «я ввожу организацию в разорение и от меня в институте одни убытки». Я понимаю, что все, начиная от охранников и заканчивая членами совета директоров, будут таскать мне на ремонт и настройку свою электронику, начиная от утюгов и заканчивая телефонами и газонокосилками. Но при этом не понимаю, почему меня ненавидят за отказ перевести системное время на десять минут назад или дать возможность выкачать все фильмы в переводе всех гоблинов?

– За это вам институт платит зарплату, – нравоучительно произнес Корзинкин. – Зачем же вы соглашались на эту работу?

– Правильно, я соглашался, – Сергей распалялся все больше и больше: эта тема задела его за живое. – Но дело не только в работе, но и в отношении ко мне. Я понимаю, что я и мои подчиненные являемся лишь обслугой, но при этом не понимаю, почему ко мне лично вы относитесь, как к мальчику на побегушках, как к половому в трактире?

– Ну, если вы сами таковым себя считаете, то это дело ваше, – не удержался от колкости Корзинкин. – К вам относятся так, как вы того заслуживаете.

– Если вы, Сергей Орестович, решили меня оскорблять, то вы меня этим не удивили, – спокойно ответил Сергей. – За два года совместной работы я уже усвоил, что оскорбления и унижения – ваш обычный метод руководства. Я понимаю, что вы не изменитесь, но не понимаю: в чью же больную голову пришла идея передать именно вам в подчинение отдел информационных технологий? Я понимаю, что мое здоровье – только моя проблема, а моя зарплата не позволяет мне заказывать еду на рабочее место, но не понимаю, почему должен корпеть над выполнением очередной прихоти начальства ночью. Ну, как же: ведь считается, что перезагрузка сервера днем и остановка работы всего-навсего на пять минут приводит к тотальному параличу организации и приравнивается к диверсии, сопоставимой разве что с атакой «Аль Каеды» на небоскребы в Нью-Йорке одиннадцатого сентября. Я понимаю, что моей жене неинтересно слушать о проблемах совместимости человека и компьютера, но не понимаю, почему мне не платят отпускные за два неиспользованных отпуска, не отпуская при этом меня в отпуск даже на неделю!

– А это, Сергей Михайлович, ваша недоработка, – торжествующе усмехнулся Корзинкин. – Нужно было организовать работу таким образом, чтобы ваше отсутствие не приводило, как вы выразились, к параличу организации. И это лишний раз доказывает, что вы, как руководитель, меня не устраиваете.

– Ах, вот как? – язвительно промолвил Сергей и сделал протестующий жест рукой. – Но моя ли в этом вина? Я понимаю, что хороший сисадмин должен уметь очень много, но не понимаю, почему должен выполнять работу отделов рекламы и дизайна, следить за состоянием электросети, противопожарной сигнализации, телефонных линий и систем видеонаблюдения. Я понимаю, зачем компьютер мне, но не понимаю, зачем он подавляющему большинству пользователей в институте, включая и вас: ведь почти все только и делают, что вводят тексты с клавиатуры и тут же их распечатывают, при этом жалуясь на низкую производительность видеокарты. А то и просто держат компьютер на столе в качестве мебели – в данном случае я вас имею в виду! Я хочу хотя бы на пару часов отключить свой мобильник, хотя бы ночью, но не хочу, чтобы в это время обрывали телефоны всех моих родственников и друзей. Я верю, что мой труд все-таки оценят, но не верю в то, что цена будет достаточной, а счета будут оплачены. Я знаю, что моя работа нужна, но теперь уже не знаю – нужна ли мне такая работа?

– Ну, если вас работа не устраивает, то о чем же тогда мы спорим? – снисходительно выдавил из себя Корзинкин. – Кстати, к вашей квалификации, как специалиста, у меня нет никаких претензий. Все претензии связаны именно с тем, что вы, как руководитель, не соответствуете занимаемой должности.

Сергей посмотрел на Корзинкина и не стал спешить с ответом. Подумав немного и, видимо, решившись, он сказал:

– Итак, я вижу, Сергей Орестович, что конструктивно разговаривать вы не намерены. Изложить мне реальные, а не выдуманные причины вашего решения вы тоже не хотите. Но решение вы приняли – и это видно. В таком случае заявляю вам: хорошо, если вы ТАК настроены, то я уволюсь!

– Ну, вот и отлично, – у Корзинкина вырвался невольный вздох облегчения. – Вы сейчас поступаете, как разумный человек. Я уважаю ваше решение. В самом деле: перевод на должность техника был бы не самым лучшим решением. Зачем такому специалисту, как вы терять в заработной плате?

– Вы меня не дослушали, – Сергей посмотрел Корзинкину прямо в глаза. – Повторяю, я уволюсь, можете не беспокоиться. Но сделаю это лишь после того, как разберусь окончательно и досконально во всем происходящем.

Нападение

Пример такой на свете не один:

И диво ли, когда жить хочет мещанин,

Как именитый гражданин,

А сошка мелкая – как знатный дворянин.

И. А. Крылов. 1811

Выйдя из кабинета Корзинкина, Сергей осмотрелся по сторонам.

Он был в совершеннейшем бешенстве. Если бы у него в руках сейчас было оружие, то, наверное, он разрядил бы в Корзинкина всю обойму.

Нет, он так это дело не оставит! Надо идти к Штерну! Да, все правильно: надо идти на прием к генеральному директору! Если уж Штерн принял Стаса, но его начальника он обязательно примет и выслушает. Он просто не может его, Сергея, не выслушать! А после разговора со Штерном все встанет на свои места. Он покажет ему результаты исследования, объяснит, что за ним шпионил ни кто иной, как Стас.

Сергей решительным шагом направился в приемную. Он плохо представлял, что же он конкретно станет говорить генеральному директоры: просто его эмоции, переполнявшие его, жаждали выхода.

В приемной его встретила миловидная секретарша генерального директора Лера Малышева. Обычно Сергей, заходя по различным делам в приемную, кокетничал с ней и осыпал комплиментами, но в этот раз у него просто не было сил на словесный флирт.

– Привет, Лерочка, – через силу улыбнулся ей Сергей. – Слушай, у меня к тебе просьба: доложи Александру Леопольдовичу, что мне необходимо срочно поговорить с ним по одному делу, не терпящему никаких отлагательств. Так и скажи: срочно и безотлагательно!

– Вообще-то Александр Леопольдович сейчас очень занят, – сказала Лера и как-то странно посмотрела на Сергея. – Наверное, он вас не сможет принять.

– Ты доложи ему, – твердо ответил ей Сергей. – Не сможет принять сейчас – не суть важно, я подожду. Сколько надо – столько и буду ждать. Можем поговорить с ним вечером, это не суть важно. Но поговорить с ним нужно обязательно сегодня. Просто ты скажи ему, что дело не терпит отлагательств.

Лера еще раз посмотрела на каменное лицо Сергея, но возражать не решилась.

– О чем вы с ним хотите поговорить? – коротко спросила Лера. – Александр Леопольдович всегда требует, чтобы перед разговором с сотрудником он знал, о чем будет разговор.

– Извини, Лерочка, но тему разговора я тебе сообщить не могу, – отрезал Сергей. – Передай ему, что мне необходимо срочно переговорить с ним по интересующей его теме по поводу задания, которое он дал Сергею Орестовичу Корзинкину. Там есть обстоятельства, которые я могу сообщить Александру Леопольдовичу только лично.

– Хорошо, – после секундного колебания пробормотала Лера. – Я сейчас доложу ему. Но когда он вас примет и будет ли он вас принимать вообще – это уж ему решать.

– Будет, – недобро прищурившись, усмехнулся Сергей и замолчал.

Лера ничего не ответила и вошла в кабинет Штерна. Пока она отсутствовала, Сергей от нечего делать рассматривал картины, вывешенные в приемной.

Лера отсутствовала меньше минуты. Она вышла из кабинета и уселась на свое рабочее место.

– Ну что? – спросил Сергей и вопросительно поглядел на секретаршу.

– Александр Леопольдович сейчас очень занят, – официальным, ничего не выражающим голосом ответила Лера. – Он не сможет вас принять.

– А во сколько сможет? – настойчиво повторил свой вопрос Сергей.

– Сегодня ни во сколько, – тем же тоном ответила Лера. – Ни сегодня, ни завтра он вас принять не сможет.

Сергей остолбенел. После подобного заявления он вообще перестал понимать суть происходящего.

Видя выражение лица Сергея, Лера смягчилась.

– Он также велел вам передать, что если у вас есть какие-то проблемы, то решайте их со своим непосредственным начальником.

– То есть с Корзинкиным? – машинально переспросил Сергей.

– С Корзинкиным, – утвердительно кивнула головой Лера. Оглянувшись по сторонам, она наклонилась к Сергею и еле слышным шепотом произнесла: – Сергей Михайлович, он вас в ближайшие дни не примет.

Произнеся последние слова, Лера снова оглянулась по сторонам и вновь приняла официальный вид.

– Тогда, как говорится, не для протокола, – сказал Сергей. – Ты вообще можешь мне объяснить: что происходит?

– И не подумаю, – возмущенно ответила Лера. – Я уже ученая. Один раз человеку помогла – так он потом на меня же и сослался. Мне Александр Леопольдович тогда выдал – я тогда чуть работы не лишилась. Поэтому и не просите: ничего не скажу.

– Ну что ж, – чуть слышно пробормотал Сергей сам себе. – Это тоже информация.

Поняв всю бесполезность дальнейшего разговора, Сергей повернулся и, не сказав Лере больше ни единого слова, машинально вышел из приемной. Словно во сне, он дошел до своего кабинета и в изнеможении опустился в кресло.

Внутри него все кипело. Совершенно неожиданное увольнение и предъявленные Корзинкиным нелепые обвинения полностью выбили его из рабочей колеи.

Сергей был глубоко потрясен и оскорблен. Он ничего не понимал. Как может руководитель – серьезный человек, занимающий солидную должность! – указать на дверь высококвалифицированному сотруднику? Без единого предупреждения. Без переговоров, замечаний и указаний, на основании которых Сергей мог бы скорректировать свои действия и, соответственно, изменить результат. Без каких бы то ни было объяснений такого странного решения. Подобное пренебрежение к законам, морали, простым правилам приличия и общепринятым нормам поведения говорило о том, что человек, поступающий подобным образом, не признает за Сергеем никаких прав и не считает его за человека! Поступок Корзинкина потряс Сергея до глубины души.

Невероятно. Корзинкин просто не имеет права так поступать! Это сумасшествие, это значит, что ты не можешь спокойно работать, не можешь быть уверен ни в чем. Полная неизвестность. Этого просто нельзя допустить!

С другой стороны, почему Штерн отказал ему в приеме и даже не захотел выслушать? Это что же получается? Выходит, что Корзинкин прав в отношении Штерна: кто первым настучал – тому и вера? Выходит, что если Стас наговорил на Сергея кучу небылиц, то Штерн даже не попытается установить истину? Бред какой-то!

Сергей налил себе кофе и снова задумался. Когда он немного успокоился, то начал мыслить более трезво. Больше всего его потрясла легкость, то безразличие, с которым Корзинкин указал ему на дверь!

Он думал о своей жизни. Он всю жизнь занимается вычислительной техникой. Он один из лучших специалистов в своей отрасли. С ним советуются бизнесмены и олигархи. Его рекомендации ценят ученые и политики.

Сергей знал, что Корзинкин всегда относился к нему с плохо скрываемой неприязнью. Он не знал истинных причин подобного отношения, но эта неприязнь, доходящая временами до отвращения, прорывалась у Корзинкина постоянно. Возможно, дело было в том, что Корзинкин совершенно не разбирался в вычислительной технике и потому постоянно ощущал собственное ничтожество, общаясь с Сергеем. Возможно, дело было в неожиданном взлете Корзинкина: до института он работал начальником крошечного отдела – и вдруг такой головокружительный взлет: сразу на должность заместителя генерального директора. Правильно говорят: испытание властью – самое трудное. Вот все дерьмо из мужика и поперло наружу – причем, в неограниченном количестве! Кстати, об этом в институте говорят почти все. Корзинкин блестяще демонстрирует всем по поводу и без повода старую мудрость: «первое, что хочется сделать, взобравшись наверх, так это плюнуть вниз»!

Кроме того, в институтских курилках вполголоса иногда поговаривали, что причиной всему глубокая внутренняя неприязнь Корзинкина к евреям вообще и, следовательно, к нему, Сергею, в частности. Это тоже могло быть истинной причиной. Возможно, было что-то еще. Но что бы ни лежало в основе негативного отношения к подчиненному, в любом случае: надо быть сумасшедшим, чтобы ради каприза, ради простой неприязни указать на дверь такому специалисту! Зачем?

С другой стороны, если следовать логике нормального человека, то в случае, если сотрудник не устраивает руководителя, то от него избавляются в течение трех – ну, максимум шести! – первых месяцев. То есть в течение испытательного срока. Но ждать два года… Ведь худо-бедно, но и Корзинкин узнал Сергея и приспособился к его недостаткам, и Сергей приноровился обходить острые углы во взаимоотношениях со своим шефом…. Какой бы Сергей ни был плохой, но процесс сотрудничества – это еще и процесс воспитания. Любой руководитель воспитывает своего подчиненного, что-то вкладывает в него, формирует его «под себя». Каким бы Корзинкин ни был бы идиотом, но неужели ему не жалко вот так, один легким движением руки зачеркнуть всю свою собственную двухлетнюю работу?! Просто в голове не укладывается! Форменный идиотизм!

Нет, за этим явно что-то кроется!

Но, в любом случае: произошло то, что произошло. А что он, Сергей, может поделать в данной ситуации?

Между тем рабочий день подошел к концу. Обычно Сергей не уходил сразу: он всегда оставался в офисе на один-два часа, чтобы все проверить, но сегодня его охватила апатия: делать ничего не хотелось.

Гори оно все синим пламенем, подумал Сергей. Пойду домой. Все равно его служебное рвение никто не оценит, поэтому делать на работе больше нечего. Надо пойти домой, выпить пивка, успокоиться – а завтра, на свежую голову подумаем, дружище, что в такой ситуации делать дальше.

Он решительным движением повесил на плечо сумку с дисками, запер свой кабинет на ключ и вышел из офиса.

Выйдя на улицу, Сергей потоптался немного на месте, подумал. Потом махнул рукой и решительным шагом направился по улице. Далековато, конечно, идти пешком до дома, но ему надо прийти в себя и привести свои нервы в порядок. А заодно и подумать над всем тем, что сегодня произошло.

Он зашел в небольшой круглосуточный магазинчик, взял банку пива, открыл ее и направился дальше, прихлебывая на ходу прохладный напиток.

Мысли Сергея все время возвращались к сегодняшнему разговору с Корзинкиным. Совершенно непонятно: в чем же кроется реальная причина его увольнения? В том, что он «обидел» Стаса? Бред, этого не может быть! Кто такой Стас? Нет никто и звать его никак! Может быть, у Стаса со Штерном настолько теплые отношения, что генеральный директор потребовал от Корзинкина убрать Сергея? Маловероятно: даже если Стас и является «блатным», то в этом случае Леопольдыч, скорее всего, просто приказал бы приструнить Сергея, поставить его на место. Но не увольнять же!

Кроме того, если бы Стас являлся бы «блатным», то этот факт за два года работы Сергея в институте наверняка стал бы ему известен. Такие факты не скроешь.

К тому же, Штерн никогда не станет снисходить до того, чтобы указывать Корзинкину, кого ему увольнять. Генеральный, конечно, большой интриган, но прыгать через голову Корзинкина сочтет явно ниже своего достоинства!

Нет, это дурацкое увольнение – явная инициатива Корзинкина, больше просто некому!

Но в таком случае – за что? Постоянные реплики Корзинкина на тему «мы с вами, Сергей Михайлович, будем расставаться» бессмысленно воспринимать всерьез: это уже стало присказкой и воспринимается, как «белый шум», как тиканье часов. Плохое у него настроение – вот он и молотит языком. Да, Корзинкин явно не любит Сергея и даже не пытается это скрыть. Но увольнять только на основании личной неприязни? Вряд ли: конечно, Корзинкин дурак, – и так считает большинство людей в институте! – но не до такой же степени!

С другой стороны, обвинения, которые ему предъявил Корзинкин, явно нелепы! Нельзя же воспринимать всерьез обвинения в пьянстве! Конечно, святым Сергея назвать нельзя! Но обвинение в пьянке… Полнейшая чушь! Более того, Сергей знал, что несколько сотрудников института напротив, весьма сильно злоупотребляют «зеленым змием» – и ничего худого с ними до сих пор не случилось. И это несмотря на то, что чуть ли не каждый день эти граждане слегка «подшофе» – и в таком виде слоняются по институту!

А, может быть, Корзинкин сказал правду и все дело в том, что Сергей действительно конфликтный человек? Формально, он прав: Ивкина, например, неоднократно писала на Сергея кляузы начальству. То, что эти докладные были сущим бредом сивой кобылы – это уже другой вопрос. И Стас на него обиделся…

Нет, это форменная ахинея: дело не в конфликтах. Просто формальная отговорка – и не более того! Ивкина на всех пишет жалобы и постоянно привлекает к своей персоне повышенное внимание. В институте ее никто уже не воспринимает всерьез и смеются над ней за спиной. А то, что Стас на него обиделся – это не повод. Мало ли на что обиделся подчиненный – так что же, из-за этого надо увольнять начальника? Если бы это было так, то в институте не осталось бы ни одного начальника отдела! Нет, конечно, причина не в этом.

Но в чем же тогда истинная причина увольнения? Непонятно…

Может быть, он случайно обидел своего шефа? Или тот долго носил в себе какую-то старую обиду, за которую теперь решил отыграться? Обладая прекрасной профессиональной памятью, Сергей тщательно припоминал всю двухлетнюю историю общения с Корзинкиным, прокручивая все события, вплоть до самых мельчайших подробностях. Нет, не сходится! То, что Корзинкин постоянно хамил Сергею, издевался над ним, доходя до прямых оскорблений и унижений – это было, не спорю. Но Сергей всегда старался не обращать на него никакого внимания и не реагировал на выпады. За два года работы Сергей ни разу не оскорбил Корзинкина, всегда обращался к нему подчеркнуто почтительно и осторожно возражал своему шефу только в самых крайних случаях: когда от молотил абсолютную ахинею! Впрочем, именно так и подобает вести себя лояльному подчиненному. Нет, скорее всего, причина увольнения не в каких-то обидах!

Но эта причина наверняка есть – просто Сергею надо хорошенько подумать над создавшейся ситуацией. Кроме того, не в стиле Корзинкина бросать начатое дело на половине пути. Нет, завтра он наверняка продолжит капать Сергею на мозги! А, значит, может проболтаться и назовет реальную причину увольнения.

Нет, он так просто не сдастся! Дело, в конце концов, не в институте: он без проблем найдет себе другое место работы! Зарплата здесь не особенно большая, так что, работу найти можно. Но теперь Сергея охватил азарт исследователя. Ему хотелось разобраться во всем, понять причины столь странного поведения своего шефа.

Жалко только, что руководство в институте не видит разницы между двумя вещами: когда работники начинают рыть друг под друга, строить козни друг другу, заниматься интригами – и когда человек хочет показать, что он действительно лучше и заслуживает большего. Жалко, что руководство института, начиная со Штерна, не уметь распознать, пресекать, давить на корню одно и вознаграждать другое.

Солнце клонилось к закату, на улице становилось прохладно. Размеренная ходьба успокаивала Сергея. Но, несмотря на выпитое пиво, обида не проходила. Сергей шел «на автопилоте», не обращая внимания на то, что происходило вокруг.

– Молодой человек, – неожиданно раздался вежливый мужской голос откуда-то справа. – Вы не угостите сигаретой?

Сергей повернул голову. Справа от него стоял высокий, хорошо одетый парень. Он что-то сжимал в правой руке: очевидно, это была зажигалка.

– Я не курю, – ответил Сергей и собрался двинуться дальше, но ему преградил дорогу другой парнишка лет двадцати. Этот, напротив, был одет в спортивный костюм и выглядел, как типичный «браток»: мелкий, но крепко сложенный, цепочка на шее, короткая стрижка.

– Гляньте-ка, братва, он не курит, – с явной издевкой произнес парнишка. – Он, небось, еще и не пьет. Он не курит и не пьет – он здоровье бережет.

– Не, по-моему, он просто жмот, – раздался слева голос третьего парня. Сергей повернул голову влево: парень был высок, худощав и широк в плечах. Одет он был в джинсовый костюм, под которым белела футболка. На толстых пальцах синели татуировки в виде перстней. – А если он жмот, то это значит, что здоровье ему больше не понадобится.