Текст книги "Обреченный мост"

Железнодорожный узел Владиславовка

Хачариди и Боске

С частой одышкой выталкивая клубы белого пара, эшелон «LT-300» не спеша втягивался в узкое ущелье между соседними товарняками, вливался в обыденную сутолоку станции, провожаемый взглядами солдат оцепления.

Чёрное выпуклое рыло паровоза с распластанным по центру шумерским орлом отразилось в арочных окнах станции, когда, подрагивая, он прошёл, замедляя ход, за пустыми платформами на первом пути. Дебаркадер станции оборвался тупиком – горизонтальный полосатый брус с электрическими фонарями.

Эшелон, лязгая сочленениями, вильнул вправо, приникая к широкой бетонной эстакаде, уже заставленной тяжёлыми «MAN-ами» с обрубленными мордами и плоскими цистернами в жабьем камуфляже.

Встречающий обер-инженер в двубортной шинели зелёного сукна предусмотрительно бросил под ноги окурок и раздавил его носком сапога… И вдруг алюминиевые громкоговорители-колокольчики на столбах загорланили, дублируя друг друга визгливым назойливым эхом: «Achtung! Allarm»!

Первыми, не дожидаясь команды офицеров, бросились с платформы солдаты оцепления. Офицеры же – кто протолкался в застеклённые до половины двери станции, а кто посчитал достаточным пригнуться за бетонной стенкой дебаркадера, махая пистолетами на беготню подчиненных.

Последними прекратили муравьиную сутолоку грузчики из числа военнопленных. Но большей частью они бросились не в сторону укрытий, а рассыпались по соседним путям, под колёсами товарных эшелонов.

И никто не отметил, – что, в общем-то, и не удивительно, дело нескольких секунд, – как со средней платформы эшелона спрыгнули двое и внезапно исчезли, как сквозь землю провалились.

Впрочем, почему «как»? – соскользнули в предусмотрительно открытый кем-то люк.

– Какого чёрта вы тут устроили саботаж! – заорал с порога на начальника станции гауптштурмфюрер СС, судя по зигам и трём серебристым звёздочкам в петлицах хрестоматийного чёрного мундира.

«Видать, не нахвастался ещё принадлежностью к ордену», – несмотря на панический переполох в мыслях, оценил-таки бывалый тыловик его отутюженный лоск и молодецкую прыть неофита. И вдруг, неожиданно для себя, выдохнул застрявший в горле ужас усталым шепотом:

– Убирайтесь, целее будете.

– Как теперь прикажете обеспечивать?! – продолжал неистовствовать тот, смахнув со стола ворох каких-то папок.

И только, когда дошёл смысл сказанного этим грузным, безмерно усталым и бесконечно отчаявшимся человеком, осёкся.

– Что вы?.. – Он перехватил безжизненный взгляд «станционного смотрителя», в котором уже мёртво отражалось закопченное небо железнодорожного узла, и подбежал к полуарке окна в мансарде. – Что вы несёте?..

Оглушительный раскатистый грохот смёл последние слова эсэсовца, смёл и его самого вместе с каскадами стёкол, брызнувших внутрь кабинета. Клубящийся шквал багрово-золотистого пламени докатился до кирпичного здания станции в одно мгновение, вышиб окна и белым паром расползся по закоулкам помещения.

Вслед за первым в сумрачное небо вскинулся второй копотный гриб, третий.

Со скрежетом начали заваливаться набок железные товарные вагоны; вспыхнули как спичечные коробки дощатые…

Берег Керченской бухты. Район поселка «Колонка»

Войткевич и Новик

– Быстрее, да быстрее же!..

Чуть завитые височные пряди казались распущенными буклями этакой толстовской Наташи, так закружившейся на своем первом балу, что прочь разлетелись шпильки из луковицы подобранных на затылке волос. Русых и тем более контрастных нарочитым мазкам угольной копоти на высоких скулах. Когда-то подрезанная чёлка наползала теперь на глаза попеременной – то тёмной морской, то лёгкой небесной, – синевы…

«С которой бы, – поймал себя на мысли капитан Новик, – он ни за что не рискнул бы выпустить её на улицу оккупированного города. Яша был прав: если отмыть девчонку, оттереть пемзой, то обнаружится барышня какого-то несоветского быта. Точно с портрета, найденного на чердаке клуба им. III Интернационала, бывшей дворянской усадьбы. Также неожиданно, интригующе и печально: “Куда, куда, куда вы удалились?..”».

Удивительно было, с какой прытью умудрялась ковылять барышня в разношенных калошах третьего номера, да ещё по мокрому, вязкому песку. Войткевич, трусивший чуть позади неё, только и успевал, что увёртываться от рыжих каскадов песка и расколотых ракушек мидии, летевших из-под стоптанных задников.

– Быстрее, быстрее… – недовольно проворчал он. – Если я ещё прибавлю прыти, прекрасная пейзанка, то, как честный красноармеец, должен буду на вас жениться.

Девушка метнула на него встревоженный взгляд бдительной пионерки, – видимо, не всё и не сразу поняла. Уж больно кудряво выражался этот военный, который говорил на помеси улицы и библиотеки. Но поняла, что и назвали её, кажется, куртизанкой, и предложение ей сделано, соответственно, не слишком пристойное, может, даже продать Родину.

– Чего это вдруг? – вопросительно дёрнулась густая бровь, негативно-чёрная под русой челкой. – Жениться?

– Ну, если я ворвусь к вам домой, неся вас на руках. – Чуть не налетев на девушку, Войткевич схватил её за острые локотки. – Потому что по-другому быстрее у нас не получится. Что тогда скажут ваши мама и папа? Конечно, они скажут мне жениться.

– Во-первых, у меня нет, – сердито вырвалась девушка, – ни мамы, ни папы. Во-вторых, мы не ко мне домой идём и, в-третьих, – она совершенно по-детски поджала нижнюю губу, – очень надо!

Видимо, картина, нарисованная разведчиком, показалась ей хоть и романтичной, но сомнительной. Идеологически невыдержанной.

– А куда мы идём?.. – пропустив первый и последний пункты ответа мимо ушей, поинтересовался капитан Новик, успевший догнать их обоих за время минутной перепалки.

– Сюда, – девчонка мышью юркнула в камышовую чащу, из которой, прорыв в глине извилистое неглубокое русло, бежал мутный ручеёк, словно подкрашенный охрой.

Ручеёк брал начало в канализационной или дренажной трубе диаметра достаточного, чтобы перемещаться в ней, согнувшись вдвое, но не более того.

Ржавая труба полого зарывалась в песок пляжа, шагах в десяти позади них, в камышах. Тут же, где она только выходила из стены глинистого обрыва, была изрядная дыра, должно быть, от случайно угодившего снаряда.

В эту дыру и намерилась забраться барышня, судя по тому, как она подобрала подол юбки в узел.

Прежде чем последовать за ней, Войткевич озабоченно оглянулся и сказал:

– Ты посмотри, никакого шухера. Они что, так и не всполошились?

Он прищурился в сторону артиллерийской позиции зенитки.

– Стрельба тут не редкость, – глянула через его плечо и девушка. – Немцы часто камыши простреливают, боятся каждого шороха.

– Чего ж они его не выжгут?

– Выжигают, конечно, так растёт же уже на второй день.

– Прямо бамбук какой-то!

– Коллектор, судя по диаметру, – постучав по трубе чудом уцелевшим плоским фонариком, заглянул в рваную дыру Новик. Мутный, неясный луч высветил сталактитовые наросты заизвесткованной грязи. – Наверное, в эту трубу канализация со всего района сходится.

– Сходится, товарищ командир, – подтвердила их юная проводница. Очевидно, субординацию она вычислила по степени серьёзности компаньонов. – Только теперь немцы решётки кругом поставили, на завод не пробраться. Вообще никуда.

Почему она решила, что переодетым разведчикам одна дорога – на завод, капитан не понял, да и спросить не успел. Вклинился Войткевич.

– Никуда? Тогда зачем нам туда надо?.. – он, придерживая каску, сунул голову в дыру, откуда гулко раздалось: – Ты нас куда ведёшь, Иванна Сусанна?

– К дедушке, – закатив глаза, вздохнула барышня.

– И кто у нас дедушка?

– Местный староста.

Новик медленно обернулся. Войткевич, наоборот, резко дёрнувшись, громыхнул затылком каски по краю дыры.

Собственно, этим и был их тандем примечательным. Всегда казалось, что флегматичный капитан и шкуру имеет трехдюймовую, а вот суетной и какой-то припадочный Войткевич на все события реагировал с готовностью взболтанного ситро.

– Слушай, мы её в коммунизм не возьмём, – заявил он, помянув ни к селу ни к городу В.В. Маяковского. – Она ещё, поди, губы красит.

Впрочем, и девчонка оказалась бойкой на язычок.

– Если ещё сами в тот коммунизм попадёте, – парировала она, дерзко глянув на Якова из-под налипших на мокрый лоб прядей.

– Вот и проявилась твоя звериная антисоветская сущность! – погрозил девушке пальцем Войткевич с неуместной весёлостью. И, наверное, имел ещё что сказать. Но капитан взмахом руки пресёк их странное препирательство.

– И где сидит этот твой дедушка, который староста? В комендатуре? – строго спросил он.

– На кладбище, – коротко, будто даже с язвительным удовольствием, ответила та.

– Саша, я ей-богу начинаю бояться, – снова взялся за своё Яков. – Вот куда мне совсем не надо, так это на кладбище! Особенно, если по нему дедушки шарахаются, вместо того, чтобы лежать по могилкам…

– Сам ты упырь! – совсем по-детски огрызнулась девчонка и тут же добавила с подчёркнутой взрослостью: – Я неточно выразила свою мысль. Не на кладбище, а в некрополе.

– Хрен редьки… – успел вставить старший лейтенант.

Но, полыхнув на него синим глазом, «инкогнито» в кацавейке выдало защитную речь самого патетического толка. Впрочем, столь же и бестолкового содержания.

– А ты знаешь, сколько дедушка людей спас?! – загудело в трубе, куда барышня решительно забралась, растолкав разведчиков и одновременно увлекая их личным примером. – А немцы его старостой назначили только потому, что он согласился в музее работать! – высунулась она на секунду обратно и снова провалилась в удушливый мрак. – Думали, что это как будто на их драный рейх! А он, между прочим, знаешь, какой образованный? Он доктор исторических наук!

Речь, правда, с одышкой и сопением, продолжалась и тогда, когда через добрых полчаса они добрались по трубе до решётки из толстых прутьев.

– Дальше больничный городок, – коротко пояснила девушка и, легко отогнув лист проржавелой жести, сливавшийся с бурой стенкой трубы, нырнула в какое-то её боковое ответвление – каменное и, похоже, прорубленное в незапамятные времена в рыхлом известняке. – Он людей от облав прятал. Тут, недалеко, в склепах некрополя, про которые только он один знал, – продолжила она уже в извилистом и узком, как щель, ходе. – Вот, смотрите!

Только теперь разведчики, которые двигались за юной проводницей, как зачарованные дудочкой крысолова, поняли, что и в самом деле…

Из тесного хода они перешли в сравнительно просторную, с купольным сводом, пещерку, и впрямь похожую на камеру древнего склепа. Во всяком случае, по стенам темнели в тусклом свете издыхающего фонарика арочные ниши могил; чернели следы копоти от масляных светильников; и даже виднелись буквы греческой угловатости, но тут же – и христианские кресты. И, конечно, положенные случаю, глянули на них чёрными пустыми глазницами черепа…

– А в комендатуре я, молодые люди, и впрямь, сиживал, что поделаешь, – раздался скрипучий, как гробовые доски, голос откуда-то из полумглы.

Железнодорожный узел Владиславовка

Хачариди и Боске

Ещё не отгремели последние штабеля боеприпасов на бетонных эстакадах, ещё трещали раскалённой черепицей обрушенные блокгаузы, когда за дальним шестым путём, под самым боком почерневшей и лопнувшей вдоль клёпаного шва цистерны шелохнулся и приподнялся чугунный канализационный люк. Спустя минуту он рывком сполз с чёрной норы колодца и на его край, в обугленную траву, вылетел ручной пулемёт «ZB-26». После безжизненной тряпичной куклой наружу вывалился лейтенант Мигель Боске в серой шинели, с тёмно-багровыми пятнами крови, расползшимися по бедру.

Вслед за ним, утерев с рассечённой брови назойливую алую бороздку, появился и перепачканный Хачариди. Сел и, подтянув к себе за брезентовый ремень пулемёт, оглянулся.

До водокачки, к которой, собственно, и вела водопроводная линия, было рукой подать, а там, за ней – заросшее ржавчиной сухостоя кукурузное поле. Даже с тяжелораненым на плече бежать считанные секунды, а дальше свои помогут…

Взвалив на плечо обмякшее тело испанца, Сергей достаточно проворно заковылял вдоль относительно уцелевшего состава. Относительно, поскольку брезент, укутывавший серой хламидой какие-то прямоугольные нагромождения груза на открытой платформе, тлел, уже местами обнажив сокровенное.

На огромные деревянные ящики с вездесущим трафаретным клеймением имперского орла Хачариди и не обратил бы внимания, если бы не заорал на них дурным голосом часовой, едва заметный в рыжих клубах дыма, стелющихся по насыпи.

– Хальт!

Слава богу, и они с Боске были не более различимы для часового в камуфлированном анораке, а то сразу пальнул бы.

– Понял, уже цюрюк, – покладисто пробормотал Сергей и канул в дыму раньше, чем часовой решил: выяснять ему, чьи там тени мелькнули в пожарище, или чёрт с ними, не лезут и ладно.

Но «гайдаровская» выдержка немецкого часового насторожила Сергея. Кто такие? Да ещё в камуфляже, который не носят в обычных охранных подразделениях вермахта?

Всё это заставило разведчика, усадив Мигеля под чугунное колесо платформы, поднять голову и всмотреться.

Это дало ему немного. «Die Industrielle Elektrotechnik» – без особого труда прочитал Сергей под обрывком брезента, хлопающего на горячем ветру пожара. Знания латиницы достало, чтобы понять, какого рода может быть груз, но вот какой именно? Маркировка «64НСS – 380V» не говорила уже решительно ничего.

Знал бы он тогда, что эта наименьшая из загадок, уготованных ему прихотливой военной судьбой на сегодняшний день…

Лейтенант Боске, видимо, впал в забытье, но дышал ровно. А значит – не собирался срочно помирать.

«Может, оно и к лучшему, – подумал Сергей. – А то разговаривающий “сидор” не всегда удовольствие».

Впрочем, уже через неполную минуту он в этом засомневался. Вопросов к Мигелю у него накопилось за считанные секунды больше, чем могло быть ответов.

Едва он присел на корточки, чтобы поудобнее подхватить лейтенанта, как сзади послышался скрип гравия под быстрыми, но какими-то неровными шагами, точно пьяного обходчика метало от одной колёсной пары к другой.

Сергей обернулся.

Сажевый вихрь рассеялся, и в проходе между платформами появилась согбенная фигура – такая же чёрная и чем-то схожая с той самой «головней, спасшейся из огня».

В эсэсовской форме, сохранившей претензию на шик, даже в виде обгорелых лохмотьев, из дыма вывалился обер-офицер, судя по сутажным, но не заплетённым «в косу», погонам шитого серебра.

С Мигелем на руках они не успели бы исчезнуть за стальными рессорами и щитами колёс.

«Да и надо ли?..» – «Везунок» выдернул из кобуры на рыжей портупее Мигеля немецкий «Люгер». Грохота рвущихся боеприпасов достало бы с лихвой, чтобы перекрыть шальной пистолетный выстрел.

Но, то ли почувствовав взгляд чёрного зрачка пистолетного дула, то ли, напротив, выискивая глазами помощь, эсэсовец, по-прежнему не разгибаясь и лелея прижатую к животу руку, вдруг уставился на Хачариди.

Или – показалось Сергею – через его плечо на лейтенанта Боске.

В следующую секунду лёгкий озноб пробежал по спине «Везунка». Он вдруг понял, что мешает, что не даёт ему нажать на спусковой крючок, теряя ценные мгновения и рискуя жизнью.

Он и сам обернулся через плечо.

Нет, не только мазки копоти и страдальческое выражение роднило лица лейтенанта Красной армии и гауптштурмфюрера СС. Не то, что портретное, – зеркальное сходство обоих никак иначе нельзя было объяснить, кроме родства.

И окончательно это подтвердилось, когда рука Мигеля слабо, но решительно легла на кулак Сергея, стискивающий рифленую рукоять. А сама мишень, эсэсовец, не сводя глаз со своего отражения, проковылял рядом с ними, мимо и прочь, исчезнув в клубах дыма, вновь затянувшего перспективу.

Поднял ли он там, в дыму, тревогу, выслал ли вслед за ними погоню – Хачариди так и не узнал. И без того хватало, над чем поломать голову, да вот только некогда.

– Тебе надо будет многое мне рассказать, – ворчливо заметил Сергей, подхватывая под руку испанца. – И лучше мне в землянке сырой, чем в уютном Особом отделе. Если что, я тебя и расстреляю как друга, с поминками. Что мы, нелюди?.. – добавил он, кряхтя и протискиваясь со своей неловкой ношей под сцепкой платформ.

В последнюю секунду рука его пошарила по гравию насыпи, нащупывая ремень и другого «боевого товарища», пожалуй, ещё более старого и верного, – ручного пулемёта «ZB-26».

Туапсе. Управление контрразведки «СМЕРШ»

Кравченко идёт по следу

«А не зря меня так муляло[22]22
  Беспокоило, досаждало, натирало, создавало неудобства (укр.).


[Закрыть] по его поводу, – подумал, вворачивая по обыкновению украинские словечки, Трофим Кравченко и перевернул очередной листок в папке, украшеной грифами строжайшей секретности. – Вот он, оказывается, каков товарищ Войткевич!»

В принципе, папка эта, как часть архива Одесского НКВД, могла попасть к Трофиму Ивановичу и раньше, в конце октября 1941 года, после окончательной эвакуации Приморской армии из Одессы. Но в Севастополе было как-то не до того. В смысле – не ко времени было извлекать из архивов отдельные и отдельно засекреченные документы по нашей агентуре. Не было у Трофима Кравченко ни причины, ни повода посмотреть, не числится ли что-то такое за простым пехотным лейтенантиком, который к тому времени ничем особым себя не проявил. Дважды побывал в окружении, но не в плену, выходил с боями и в составе своей части; а на северной околице Одессы успешно шуганул, со товарищи, части 4-й румынской армии. За что и Красную Звезду получил, и звание полного, не младшего, лейтенанта.

Поводы появились позже, особенно после мая 1942-го, когда Войткевич, в то время уже старший лейтенант и командир сводной разведроты морской пехоты, вдруг пропал из виду вместе с нею, – и объявился намного позже и всего с десятком бойцов в партизанском отряде Калугина. В сотне километров к юго-западу от линии обороны в узости Керченского полуострова, будто бы несокрушимой, но трагически быстро прорванной немцами.

Но всё же в лихорадке отступления на Кубань, а затем на Кавказ только и удалось выяснить, что простые и неизвестно, насколько полные и достоверные, анкетные данные. Одессит, записан русским (а по виду не очень), действительную служил в Забайкалье; учился в институте пищевой промышленности. Вдруг был назначен в ноябре 1939-го директором Ровенского пищекомбината. Вдруг был призван 21 июля 1941 года Кировским РВК Киева. Вроде женат, вроде есть дочь, вроде семья в эвакуации. А два оставшиеся в живых особиста из частей, в которых он служил, дополняют, что лейтенант в странном совершенстве владеет немецким, а в придачу – соответствующими приемами рукопашного боя.

Затем партизанил и партизанил, а потому оставался какое-то время вне поля зрения флотской контрразведки. Только и было, что донесения старшего лейтенанта Новика о совместных действиях и диверсиях на крымском берегу с партизанскими разведчиками во главе с Я.И. Войткевичем. Ясные и чёткие донесения – сразу видно, что Новик из кадровых чекистов! – содержащие хороший фактаж по Войткевичу. Просто-таки геройски он себя вёл, да ещё и кровь пролил лейтенант и во время налёта на Гелексу и последующей ликвидации крупного абверовского чина…[23]23
  Подробнее см. в книге «Разведотряд» этих же авторов.


[Закрыть]

Вот только сразу же захотелось Трофиму Ивановичу посмотреть в глаза этому герою и спросить, каким таким фокусом удалось ему выманить оберштурмбаннфюрера на встречу в уединённом месте.

И тут как раз отозвался на запрос последний из оставшихся в живых сотрудников эвакуированного ИНО Одесского НКВД и переслал по фельдсвязи установочные документы по агенту «Игрок». Якову Войткевичу.

«Колонка». Заводской район Керчи. Штаб технических войск 17-й армии

– Как вы понимаете, данная информация не может быть оформлена не то что письменным, но даже устным приказом командующего, – полицай-фюрер Крыма Зитц посмотрел на Вернера из-под болезненно обвислых век взглядом уставшего бульдога. Жирного и склеротичного.

Начальник штаба обер-инженер Вернер, напротив, бодрый сухопарый старик лет под семьдесят, ответил ему раздражённой гримасой, которую, впрочем, тотчас же спрятал в ладони, потирая тщательно выбритый подбородок.

– То-то я и удивляюсь, как бесцеремонно разбирают моих инженеров на строительство береговых укреплений! – Он отставил стакан эрзац-кофе в медном подстаканнике и, вскочив со стула, засуетился по кабинету с прытью для его возраста даже завидной, вот только бесцельной.

Переставил зачем-то стул к окну, собрал в стопку папки на краю стола. Заглянул под крышку чайника и, наконец, заметил, ни к кому вроде бы и не обращаясь:

– А ведь ещё в июле гаулейтер Заукель обещал фюреру обеспечить необходимую рабочую силу для своевременного ввода моста в эксплуатацию!

Вернер в сердцах звякнул крышкой и продолжил наконец угомонившись и заложив суетливые руки за спину:

– И согласно последнему решению ОКХ[24]24
  Главное командование сухопутных войск.


[Закрыть] не только мост, но и нефтепровод через Керченский пролив всё-таки будет строиться. И причём немедленно! – ораторски махнул он рукой, как бы невольно пародируя вдохновителя величайшей стройки Третьего Рейха. – И фюрер приказал ежемесячно докладывать о ходе строительства «Южного объекта».

– Поверьте мне, решение, которое я довёл до вашего сведения, – устало прервал его полицай-фюрер, отрешённо глядя в окно, за которым громоздились серые руины «Колонки», – принято не без согласия Генштаба и даже, если хотите, самого рейхсминистра по строительству и вооружению.

– Вот как, Шпеер в курсе? – метнул Вернер озабоченный взгляд через литерный погон и, вернувшись к столу, уселся на стул верхом, упершись в гнутую спинку локтем и подперев кулаком щеку. – Кто же будет выполнять столь… э… щекотливое поручение? – поинтересовался он деловито, уже без всякой запальчивости. – Вы понимаете, как это будет выглядеть, если часть своих людей, занимающихся строительством неприступной обороны Крыма, я откомандирую уничтожать немецкое инженерное имущество? Это же прямое распространение капитулянтских настроений.

Полицай-фюрер потянул пальцем душивший его воротник с чёрными петлицами, вышитыми серебряными зигами справа и дубовым листком слева[25]25
  Штандартенфюрер СС (SS Standartenfuehrer).


[Закрыть].

– Никто, герр инженер, и не возлагает на вас подобной миссии, – перевёл он дух с одышкой гипертоника. – Хотя за три года войны можно было бы и привыкнуть к тому, что приходится строить с энтузиазмом и взрывать без сожаления, веря, что снова придёт время строить.

Вернер поморщился, пытаясь уследить за мыслью штандартенфюрера.

– То есть, – осторожно предположил он. – Речь не идёт об окончательном уничтожении столь ценного?..

– Тем более что и уничтожать особенно нечего, – перебил его Зитц. – Это, я так понимаю, во-первых. А во-вторых, наша задача состоит в том, чтоб не допустить, чтобы при неблагоприятных для нас обстоятельствах русским достался практически готовый для сборки мост. Но это, как я уже говорил, в случае, который никогда не должен случиться, – подчеркнул полицай-фюрер. – Так что, речь пока идёт только о мерах предосторожности, о минировании. И этим займёмся мы – СД генерального округа. В частности, зондеркоманда 10B штурмбаннфюрера доктора Курта. Он уже здесь, правда, – развёл Зитц не руками, но только толстыми, как сардельки, пальцами, – правда, пока без своей команды…

На вопросительную гримасу Вернера, пояснил неохотно:

– Они сопровождали ценный груз в Керчь, и на станции Владиславовка на них напали бандиты. Так что сейчас команда в горном тренировочном лагере Эски-Меджит, под присмотром адъютанта Курта отбирает себе пополнение. Они же, естественно, вступили в бой с бандитами и понесли потери? – закончил он почему-то вопросительно, и инженер не нашёл, что ответить.

Зитц выдержал паузу, равную по смыслу презрительному смешку.

– Сам же доктор Курт, по моему приказу, уже здесь, знакомится с обстановкой. Так что весь наш разговор или, если хотите, прелюдия – не для того, чтобы произвести на вас драматическое впечатление, а для того только, чтобы вы оказали штурмбаннфюреру Курту всемерное содействие. Ведь это вы занимались укрытием основных конструкций и оборудования моста от бомбардировок?

Начальник штаба, с недоуменной миной проглотивший «пилюлю», неожиданную как для флегматика штандартенфюрера, сердито буркнул:

– А кто же ещё…

– И где? – коротко поинтересовался Вернер.

– Ну… Во многих местах, – пожал узкими, старчески ссутуленными плечами обер-инженер. – В основном здесь же, недалеко от заводской колеи, продолженной к месту строительства. На металлургическом заводе.

– Вот как? – слегка удивился полицай-фюрер. – А это не слишком?.. – он неопределённо помахал пухлой ладошкой. – Не слишком рискованно? Я слышал, каменоломни поблизости кишат партизанами…

– Да уж, – рассеянно подтвердил Вернер, думая уже о чём-то своём, более актуальном. – С тех пор как русские подошли к рубежам Крыма, все местные спешат зарекомендовать себя борцами с оккупантами.

Он наконец очнулся, что-то для себя сообразив, и продолжил:

– Но завод огромный, сталинский гигант, детище их первой, как её к чёрту… Пятилетки! Так что подземных коммуникаций и технологических полостей под ним не меньше, чем в тех же каменоломнях. Тут не то что разобранный мост, тут танковую дивизию спрятать можно. И, что особенно выгодно, как я уже говорил, – железнодорожная колея, проложенная к эстакаде моста в Жуковке, проходит окраиной завода, вот здесь, сразу за домнами.

Вернер ткнул сухим пальцем в один из планов, которыми был завален его стол.

Но штандартенфюрер даже не повернул головы, заметив, в свою очередь:

– Локализуйте мне район завода, который необходимо взять под самую тщательную охрану, – он грузно обернулся всем телом. – Поскольку сейчас у нас нет достаточных сил, чтобы оцепить всю территорию.

– А?..

– А команда полевой полиции и сам городской полицай-комиссар будут, скажем так… не до конца в курсе происходящего, – штандартенфюрер сделал выразительную паузу. – Они слишком плотно связаны с местными, с местной полицией и всяческими вспомогательными подразделениями из числа «Хиви», так что… Герр оберстлейтнант будет охранять и только. И только то, что ему скажут. О минировании знать ему совершенно ни к чему. Ничуть не сомневаюсь ни в нём самом, ни в его офицерской чести, но, как говорится, что знают двое, знает и свинья.

– Вот как?.. – несколько озадаченно потёр подбородок обер-инженер. – А мы с Эрихом довольно успешно сотрудничали. То есть я не должен?..

– Вы должны иметь в виду, что у местной полевой полиции и у команды CD задачи с определённого момента будут несколько разниться. С того момента, как эвакуация моста станет абсолютно невозможной. А это, как вы понимаете, уже вполне вероятно. Железнодорожного сообщения Крыма с материком нет. Так что уже с сегодняшнего дня караулы полевой комендатуры на этом участке будут проверяться лично господином штурмбаннфюрером.

– А если меня станут спрашивать?.. – начал было озадаченный начальник штаба инженерных войск. – Почему вдруг СС-Ваффен?

– Кто? – оборвал его, снисходительно хмыкнув, полицай-фюрер. – Кто станет спрашивать? Если подчинённые, говорите «не вашего ума дело», если сам Мёльде, рекомендую вот такую позу. – Полицай-фюрер Крыма раскинул руки, выпятил толстую нижнюю губу и закатил к потолку по-рыбьи выпученные глаза.

Обер-инженер даже отпрянул на спинку стула, недоуменно наморщив лоб.

– «Неисповедимы пути Господни», – расшифровал он немногим спустя пантомиму полицай-фюрера.

– Чёрт его знает, – будто очнувшись, подтвердил тот.

Похоже, слухи о том, что штандартенфюрер Зитц не расстаётся с жестяной баночкой из-под мятных леденцов, полной кокаина, имели под собой основание.