Текст книги "Бочка"

В институте было отделение Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов. Выпускался журнал с таким же названием. Этот журнал стал настольной книгой для Николая. Он разбирал в журнале массу нестандартных, порой абсурдных идей и часть из них применял в своих разработках. В трудовой книжке пришлось вклеить дополнительный листок для записи о рацпредложениях.

У Степанова был друг – начальник участка в отделе – Юра Зайцев. Он подбросил идею Степанову. С увлечением, в течение месяца работал над ней. Разработал и начертил чертежи очень простой, элементарной конструкции. И они вдвоем подали рацпредложение. Им заинтересовались главный инженер и главный экономист института. Подключили людей, обсчитали экономический эффект, который составил миллионы рублей. Зайцев и Степанов потирали руки.

– Купим себе по машине и еще останется.

Но в Советском Союзе тоже не любили дарить деньги простым инженерам. Получили друзья по лишнему окладу, на том дело и кончилось. Со временем Степанову вообще запретили подавать рацпредложения, мотивируя тем, что это его работа. Тогда Лавочкин стал просто раздавать свои рацухи и они писались не на его имя.

Полная свобода в выборе разработок, отсутствие какого-то ни было контроля, всеобщее уважение и самое главное Степанову нравилась, очень нравилась работа. Его конструктора сидели за ним, как за каменной стеной. В любой момент, он мог заменить, не только одного, но даже троих. Чертил быстро, красиво. Для группы он придумал журнал учета. Таблица, в которую заносил результаты работы каждый конструктор сам. Дата, кто заказал, что, кто выполнял, краткое описание работы, количество форматок и подпись. По этой книге можно было определить с любой точностью, объем работы каждого конструктора. Он ввел норму – две форматки в день. Он сам, не особо напрягаясь, мог сделать десяток форматок – листов форматом А4.

В группе технологов был свой старший сотрудник. Общий начальник всего бюро к Степанову обращался крайне редко, не разбирался в конструкторском деле. Это устраивало и начальника и Степанова. В группе Николая была еще одна должность. Ее занимала сначала одна женщина, потом другая – инженер по вакуумной гигиене. В ее обязанности входило следить за чистотой в помещениях, проводить замеры запыленности, загазованности, обеспечение спецодеждой и ее своевременная замена. Проще – начальник над всеми по чистоте. Такой чистоты и строгости по ее соблюдению Степанов не встречал, ни до, ни после работы в НИИПФ.

Инженерша по гигиене каждый день обходила комнаты отдела, а их было много, на двух этажах, замеряла количество пылинок в воздухе помещений и заносила в свой журнал. Подставляла стул, залезала на него и чистой, белой, батистовой тряпочкой, протирала, где могла достать. И если тряпочка оказывалась не белой – грозили санкции. В таблице по чистоте появлялся красный кружок, напротив названия того участка, где было недостаточно чисто. Сотрудникам запрещалось носить шерстяные вещи, кофты, носки. Обувь выдавали – кожаные тапочки. Без белого халата и шапочки вход в отдел был строго запрещен. Два, три раза в день, обязательная влажная уборка. Полы в помещениях покрыты линолеумом, на окнах металлические жалюзи, протирающиеся ежедневно.

Этот период деятельности Степанова был самым продуктивным и плодотворным. Уволился он по собственному желанию в связи с переменой места жительства.

Следующим местом работы оказался Научно-исследовательский институт источников тока – ВНИИТ. Предприятие общесоюзного значения, имеющий филиалы в других городах союза. Принят был Степанов в одиннадцатый отдел ведущим инженером-конструктором.

Отдел состоял из двух лабораторий. Первая – конструкторы, вторая – технологи. Конструкторы размещались в одной комнате, где стояли столы и кульманы. Всего 12—15 человек, когда как. Рядом была другая комната, в которой стоял токарный станок, два верстака с тисками и весь штат механической мастерской – один токарь и три слесаря. Вторая лаборатория находилась в другом здании и состояла из нескольких комнат. В ней работали, технологи и химики. Там же сидел в отдельном кабинете начальник отдела. Между лабораториями шла постоянная конкуренция за первое место по итогам социалистического соревнования и борьба двух непримиримых начлабов.

В обязанности Степанова входила разработка конструкции ХИТ – химических источников тока, их обычно звали короче – элементов или в простонародье – батареек. Элемент, это правильное, укороченное название ХИТ, а батарея, это несколько элементов, соединенных последовательно или параллельно в одном устройстве. Например плоская батарейка карманного фонаря состоит из трех элементов. Элементы небольшого размера, но достаточно сложной конструкции и когда Степанову приходилось делать доклады и писать рефераты по конструкции, объем напечатанного материала, без чертежей, мог составлять несколько сот страниц. Когда же, закачивалась очередная ОКР – опытно-конструкторская работа, объем общей документации – конструкция, чертежи, технология, текстовые документы – получалась толстая стопа папок.

Мастерство, как говорят, не пропьешь. Хотя в отделе употребление спирта не по назначению процветало и носило хронический характер. Пили часто, почти каждый день по вечерам и с утра перед праздниками. Тем не менее, конструкторский талант Степанова заметили и оценили. Был такой эпизод. Зашел Николай к начальнику второй лаборатории и говорит.

– Николай Васильевич, это не по конструкции и больше подходит под вашу епархию. Смотрите.

Он набросал на листке идею. Николай Васильевич поднял глаза и говорит.

– Ну Степанов, у тебя американский склад ума.

– Это еще почему?

Начлаб молча полез в стол, достал журнал и говорит.

– Вот то, что ты сейчас предлагаешь, уже описано американцами. – Ткнул пальцем в публикацию.

В отделе разрабатывались новые, не известные еще в мире элементы. Главное в элементе начинка, химические составляющие для получения электроэнергии большей мощности, чем известные и уже выпускаемые промышленностью. Вот химики-технологи и смешивают, складывают всякую гадость, ядовитые, отравляющие, редкие, иногда баснословно дорогие вещества для того, чтоб от элемента получить побольше напряжение и емкость. Отдел был секретным подразделением и сотрудники за секретность имели надбавку к зарплате, подписывали бумаги о неразглашении. Частенько в отдел попадали иностранные, не купленные в магазине, а может добытые шпионами, образцы элементов. Собиралась группа из всех специалистов, начальники лабораторий, опытный рабочий. Аккуратно вскрывали трофейный элемент. Нюхали, даже пробовали, химики те еще, разбирали по косточкам. Раскладывали все комплектующие на большом листе бумаги. Конструктор Степанов должен был вычертить все детали, определить их назначение, почему применен именно этот материал. Описать все и доложить. Все новое, что удавалось подглядеть – внедрялось в свои разработки.

Применялись очень ядовитые вещества, дорогостоящие и малоизученные. Когда работал Степанов в качестве электролита использовался тионилхлорид. Его поставляли в отдел в стеклянных бутылках, запаянных герметично. Это бесцветная жидкость, большинство ядовитых жидкостей похожи на воду, но с очень резким, противным запахом и ядовитыми парами. Жидкость быстро, при комнатной температуре испаряется. Поэтому во второй лаборатории постоянно гудела вытяжная вентиляция. Один толковый химик, его прозвали Менделеевым, подсчитал:

– Если распылить одну каплю тионилхлорида на сто кубических метров воздуха, то это будет как раз в сто раз превышать допустимую норму. Поднимаясь в отдел, за три этажа, чувствовался родной запах. Один раз мыли запыленную бутылку под краном и уронили. Она разбилась – мгновенно все выскочили из помещения, последний химик ползком и закрыли дверь. Часть тионила успела испариться, остальное благополучно утекло в канализацию.

Металл литий обладал удивительной способностью. Он взрывался, если его облить водой. На воздухе он быстро окислялся и работали с ним в боксе, в среде нейтрального газа. Поставлялся литий в виде тонких листов. Из него вырезали ножницами комплектующие полоски, потом их скручивали и так далее. Оставались небольшие кусочки, обрезки, которые гасились в воде. И вот Менделеев бросал после работы эти кусочки в кастрюлю с водой и они испарялись. Ему надоело бросать мелочь и он бросил сразу небольшую горсточку обрезков. Раздался сильный взрыв, вся вода, полная кастрюля, мгновенно испарилась. Менделеев отделался легким испугом.

У элементов такой системы был один существенный недостаток. Они взрывались при наружном, коротком замыкании электродов. И были зафиксированы случаи взрывов и травм сотрудников. Необходимо было разработать меры предосторожности изменить или доработать конструкцию, чтобы обеспечить взрывобезопасность.

В составе группы Степанов участвовал в этой работе. Собрали тринадцать элементов, разработали схему умышленного взрыва и по очереди делали короткое замыкание всех элементов. Шесть элементов взорвались, четыре раздулись, растянув металл корпуса и при этом нагрелись до трехсот градусов и три элемента в момент замыкания разгерметизировались и стравили возникшее внутри давление.

Степанов предложил разработать предохранитель и взялся за это дело. Разрабатывал долго, больше года. Испытывал, исправлял, вносил изменения. Описал все в реферате и сделал доклад, который потряс коллег своей простотой. Предохранитель, по сравнению с элементом, практически ничего не весил, менее полграмма, ничего не стоил, за полдня можно было изготовить тысячу штук без механизации, установить на элемент и подсоединить к электродам мог слепой за несколько секунд. Невероятно, но это факт. Свои функции предохранитель выполнял безукоризненно. Сжигая сотню образцов, в качестве испытаний, на осциллографе получалась одна кривая. При оформлении изобретения, первым в авторах записали директора института, академика, внесенного в Большую Советскую энциклопедию, а Степанов оказался только третьим. Николай возмутился.

Его фамилия стала первой, а академика убрали вовсе. Не мог же он быть не первым. Коллеги удивлялись, почему Степанов всего на всего ведущий, ему давно пора в начлабы. Но Николай не очень-то и хотел взваливать на себя административные заботы, а главное, он беспартийный, а значит не может быть руководителем. Даже редактором стенгазеты в отделе должен был быть коммунист.

Началась перестройка, инфляция. Затеяли выбирать начальников отделов, лабораторий. Друг Степанова, Сергей, технолог и конструктор одновременно, выдвинул свою кандидатуру на пост начальника отдела, хоть и был беспартийный. Но компартия еще была слишком сильна и из выборов ничего не получилось.

Степанов в этих играх не участвовал и перешел в другой отдел, а там происходила та же неразбериха. Специалисты перестали цениться. Создавались и разваливались комплексные бригады. Над руководителями подразделений, отделов не стало какого-либо контроля, премии внутри отделов разворовывались. За оклады шла дикая драчка. Наверху думали, как бы уцелеть, где хапнуть, где устроиться. Начальник отдела, где работал Степанов, уволился первым. Он получал 250 рублей, а предложили 800. У Николая оклад был 220, а по стране катился хаос. Народ бурлил не только на улице, но и внутри института.

По телевизору член межрегиональной группы Юрий Афанасьев, публично обозвал коммунистов в Верховном Совете – агрессивно-послушным большинством – то есть собаками. Исчезли парткомы, профкомы и комсомольцы. Предприятия стали разваливаться на глазах.

– Долой шестую статью конституции. – Кричала вся Москва.

Степанов тоже уволился. Тут начинается период его работы, когда профессии менялись как в калейдоскопе. Не для души, ни для тела и мимо денег. Где-то ловчил, продавал, покупал, пытался воровать, по современному налаживать бизнес. Все было не его. Сначала в Зеленограде у сына свояка, за тысячу рублей в месяц. Два с половиной часа езды, на трех транспортах, в один конец. Там он был заместитель директора по общим вопросам. Нанимал бригады по ремонту квартир, выгонял с уже снятых в наем квартир, покупал мебель в Москве и возил ее в Зеленоград на своей машине. На кухне имел свой кабинет, и жарил для себя на плите картошку.

Потом стал брокером. Ни тогда, ни потом не понял, что это такое.

Два месяца работал управляющим продовольственной палаткой у собственника – подружки дочери. Она продала свой ваучер и торговала сначала на улице, а потом сняла палатку. Но бизнесменки из нее не получилось. Бандитский, милицейский и чиновничий рэкет обанкротили ее через два месяца.

Началась галопирующая инфляция. С оклада в тысячу рублей Степанов уволился из брокеров и поступил работать столяром в деревообрабатывающий цех-сарай с окладом тридцать тысяч рублей. Делал огромную оконную раму и ошибся в размере на пять сантиметров. Бесплатно, за еду и выпивку, два дня увеличивал оконный проем на даче у заказчика рамы. Начальник сарая, собственник, молодой парень, не хотел обижать Степанова сказал.

– Вы поищите себе работу, у нас вам трудно, извините.

Николай Николаевич весело ответил.

– Да не беспокойтесь вы, я в порядке, не пропаду, напишите мне лучше справку о зарплате.

– Сам пиши.

– А какую зарплату можно нарисовать?

– Пиши какую хочешь. Я и смотреть не буду. Шлепну печать и подпишу.

Степанов по объявлению нашел работу. Его приняли в институт повышения квалификации учителей – полиграфистом в редакцию – Голос села. Что такое полиграфия он плохо себе представлял. Встретил его такой же специалист, кончил когда-то лесной техникум, а говорят бумагу делают из дерева. Значит работает по специальности. Он объяснил, что ролик бумаги имеет волокна вдоль или поперек.

– Сам разберешься, грамотный. – Закончил он. Я сам ничего не понимаю.

Чем занимался Николай Николаевич почти два года, за девяносто тысяч рублей, мало походило на полиграфию. Сначала попросили помочь главному инженеру разгрузить машину и перетащить отпечатанный тираж книг в комнату. Вдвоем они это делали, с большими перерывами целый день. Главный инженер, он же грузчик по совместительству таскал за собой сына – парнишку лет десяти. Они сели покушать. Главный вскипятил чайник, налил себе и сыну кипятку, бросил в каждый стакан по кубику – Галина Бланка, разломил батон пополам и они пообедали. Николай сделал вид, что ничего не видел и пошел в город сообразить что-нибудь в свой желудок.

Вызывает раз директор и говорит:

– Я смотрел вашу трудовую книжку, Николай Николаевич, вы же ведущий инженер-конструктор, соображаете в чертежах?

– Да немного, соображаю.

– Не скромничайте, у нас из области понаехали учителя, по плану у них сегодня черчение. Проведите занятие, наш преподаватель заболел, я вам заплачу. Вот план лекции, вы все поймете, расскажете о работе, не забыли, верно?

– Хорошо.

После разговора с директором Степанов провел несколько занятий с сельскими учителями.

Второй раз директор попросил отвезти в город Чехов, на полиграфический комбинат, рулон бумаги. У института был свой Москвич 2715, но не было водителя. Вот на этом каблуке и отвез Степанов рулон бумаги, весом около пятисот килограммов. Зимой, холодно, поземка по земле ползет, а каблук старый, дырявый, отопление никудышное. Николай промерз до костей, но отвез. И так каждый день. Иногда и полиграфией занимался. Считал, сколько нужно бумаги на тот, или иной тираж.

Не учитель, не водитель,

Не погрузчик, не мыслитель,

А всего лишь редактитель.

В редакцию позвонил директор, Степанов в это время играл на компьютере в тетрис и шел на рекорд.

– Николай Николаевич, вас к телефону, директор.

– Не вовремя я нацелился на свой рекорд.

– Слушаю, Степанов.

– Николай Николаевич, зайдите пожалуйста ко мне.

Николай пошел к директору.

– Здравствуйте, Роман Борисович.

– Здравствуйте, Николай Николаевич, садитесь. Вы я знаю на все руки мастер, а оформлены полиграфистом. Вот вам и карты в руки по специальности. Один наш преподаватель написал книгу. Мы отпечатали тираж – семьдесят тысяч экземпляров, двадцать метров комната забита под завязку. Попробуйте продать книги. Каблук во дворе, книги в комнате, магазины в Москве. Двадцать процентов от выручки ваши.

– Хорошо, я попробую.

– Что он так раскошелился? – думал Николай – обычно дают десять процентов за реализацию.

Он набрал полный дипломат книг и поехал по магазинам. За два дня он объехал много магазинов, точек, ларьков, даже пристроил в пару киосков по несколько экземпляров. Отдавал бесплатно, на реализацию, записал все адреса, где оставил и сколько. Через неделю поехал повторно. Результат оказался хуже некуда. За неделю из всех точек продали всего несколько штук. Если даже возьмут, распродавать нужно будет много лет. Николай разговорился с одним директором крупного книжного магазина.. Тот говорил.

– Что б получить хорошую прибыль книга должна лететь, 10 – 15 штук в день, ну на худой конец бежать. Ваша брошюра даже не идет и не ползет, она спит мертвым сном. Один экземпляр в неделю. Одному прибыли на сигареты не хватит. Степанов даже не стал объезжать оставшуюся часть точек. Вернулся к директору.

– Роман Борисович – книга не идет и как выразился один продавец, даже не ползет, спит. Реализуется одна книга в неделю с двадцати торговых точек.

– А что делать?

– Есть вариант, на мой взгляд стоящий.

– Говорите.

– Погрузить на машину, отвезти на пункт сдачи макулатуры.

– Издеваетесь, уважаемый Николай Николаевич.

– Нисколько, я абсолютно серьезен. Двадцать квадратных метров, занятых тиражом, ежедневно отнимают у вас. То есть у нас, по 600 рублей за каждый метр отапливаемого помещения. Если тираж пролежит еще несколько месяцев, а не сдадите в макулатуру, они там будут лежать вечно, недополучим очень круглую сумму. Книги надо выбросить, а помещение сдать в аренду.

Можно было работать и дальше в этом институте, но инфляция превратила зарплату в ничтожную, а повышения ждать не приходилось.

Степанов стал искать новую работу. Его внимание привлекло объявление.

– Требуется дворник – зарплата 150 тысяч. 150 это лучше, чем 90. Он нарисовал заявление по собственному желанию и намылился в дворники.

Во дворе автокомбината из под грязного снега проступали масляные пятна столетнего асфальта. Пахло бензином, машинным маслом и еще Бог знает чем. Степанов нашел директора, постучал.

– Разрешите войти.

– Пожалуйста.

– Вам требуется дворник?

– Да. требуется, а вы случайно не водите машину? У нас водителей не хватает.

Вожу, но у меня любительские, не профессиональные права.

– Это неважно, давно ездите?

– Да уж больше десяти лет своя машина.

– Отлично, соглашайтесь, и работа полегче и заработок больше. Согласны?

– Можно попробовать.

– Идите к начальнику второй колонны, вон в ту скворечню.

Он, через окно, показал пальцем. Николай поблагодарил и пошел во вторую колонну. Он вновь рассказал про свои права, но начальник тоже сказал.

– Неважно. У нас уже работают и учителя и полковники, а ты кто на самом деле?

– Конструктор.

– Прекрасно, теперь будешь шофер конструктор. Вот под окном, он показал, стоит москвич, видишь? Пробег, считай нулевой, но у него, пока гнали с завода, запороли двигатель. Ремонтируй, не один конечно, механики помогут. Ты руководи. Тащи слесарей, скажи что я приказал, снимайте двигатель, ремонтируйте и ставьте на место. Как наладищь тачку, на ней и поедешь на линию. Пиши заявление и оставь трудовую книжку.

В течение месяца слесари, Степанов был у них на подхвате, довели машину до ума, появился свой москвич, почти новенький, как из коробочки.

Каждый день, с восьми утра, он являлся на работу, вставал в очередь в диспетчерскую, получал путевку и деньги на бензин. Здесь же у окошка, смотрел куда ему ехать. Сначала ему приходилось спрашивать, где да что, потом привык, купил книжку, дороги Москвы и уже больше не спрашивал. Крутил баранку от звонка до звонка четыре года, до самой пенсии. Наездил на своем Москвиче, сто двадцать тысяч километров. Но в один прекрасный момент, его колымагу остановил сотрудник ГАИ, обошел машину несколько раз, взял путевку и написал на ней.

– Эксплуатации не подлежит.

Ему дали другую машину, но уже ненадолго. Началась безработица, водители простаивали, увольнялись. По семейным обстоятельствам Степанов взял отпуск за свой счет, но вернуться в гараж уже не пришлось. Он уволился и как оказалось навсегда с автокомбината и вообще из Москвы.

За четыре года работы водителем Степанов много раз жалел, о том, что в армии выбрал, а у него тогда была такая возможность, не профессию водителя, а радиотелеграфиста. Работать на исправной машине одно удовольствие. Он много раз ходил в дальние рейсы, в Ленинград, Брянск, Курск, Горький и много других городов. Вдоль и поперек изъездил Московскую область, а про Москву и говорить нечего. Было много хорошего, когда возвращался домой, а по всем карманам деньги, в какой не сунься. Но были и неприятности. Напрочь сломался его москвич за сто пятьдесят километров от Москвы. Николай эти километры болтался на тросу, меняя буксировщиков. Никто не хотел сразу тащить до Москвы. Сам не раз выручал каблуки, волги, иномарки. Подменял других водителей и ездил на их машинах. Приходилось рулить на волгах, жигулях, газелях.

Как работа в НИИПФ, так работа в автокомбинате остались в памяти, как светлые пятна в сорокалетнем беспрерывном труде.

После смерти отца Николай Николаевич Степанов не работал три года. Потом снова пошел на работу и почти до самой смерти трудился дворником-сторожем.

Квартирный вопрос

Два брата Николай и Тимофей в возрасте тридцати и двадцати восьми лет соответственно волей судьбы оказались в Москве. Оба были женаты и у обоих совсем маленькие дети, одногодки. У Николая Коля, у Тимофея Тамара. Жить братьям было негде. У их жен тоже жилья не было. Обычная история, квартирный вопрос всегда портил людей и их судьбы. Братья решили жилье построить. Денег тоже не было, но выкручиваясь, экономя на еде, собирая всякое барахло они построили маленький домик во дворе дома номер 63 по Большой Черкизовской улице. Построили буквально за два дня. Плоская крыша, покрытая толью, засыпанные шлаком стены, одно окошко, общей площадью десять квадратных метров. Это было еще за пару лет до войны. Потом этот домик-сарайчик каждый год потихоньку достраивался, оформлялся и увеличивался в размерах. Вместо первых десяти, стало примерно двадцать. Из этого дома, который стал именоваться квартирой номер тринадцать Николай Николаевич Степанов, но тогда еще просто Коля, пошел учиться, окончил десять классов, ушел и пришел из армии и женился. Пришла Хрущевская эпоха. Началось активное строительство пятиэтажек. Дома, впоследствии прозванные Хрущебами, росли как грибы после дождя. В квартире тринадцать уже не было Тимофея и его жены. Он погиб в первый год войны, жена заболела и умерла, когда Коле и Тамаре было по восемь лет. Два года дети жили в семье Степановых. Эти годы были очень трудные, голодные. Еды не хватало. Отец Коли приходил с работы на обед, который состоял из кипятка с сахарином и порции хлеба. В таких условиях Тамара была отправлена в детский дом. До армии двоюродные брат и сестра встречались редко, а после армии их пути разошлись навсегда. В квартире номер тринадцать Степановы жили до начала шестидесятых годов. Это была первая квартира Николая.

Вскоре квартиру тринадцать снесли, а Степановым дали новую. У Николая родилась первая дочка и всех Степановых стало пятеро.

Отец, мать и Николай с женой и ребенком. Они получили трехкомнатную квартиру, на пятом этаже, в панельном доме, в начале той же улицы, на которой жили раньше. Получение трехкомнатной квартиры фактически было спланировано молодым Николаем Степановым. Слухи о том, что скоро будут ломать все старое Черкизово ходили постоянно и подтвердились в последствии. И чтобы получить побольше жилой площади молодой Степанов и поторопился с женитьбой. Хотя, конечно, жениться его заставило не только жилье.

Это была вторая квартира Николая Степанова.

В этой квартире Степановы прожили несколько лет. Николай развелся с женой и квартиру пришлось разделить. Бывшая жена с дочкой уехали в старый дом, предназначенный под снос, с надеждой получить отдельную, новую квартиру. Уменьшенная семья Степановых получила по обмену двухкомнатную квартиру на другом конце Москвы. Жилая площадь составляла двадцать восемь квадратных метров. Это была третья квартира Николая Степанова. От женщины, как от смерти никуда не уйдешь. Через несколько лет Николай привел в дом новую жену. Родилась опять дочь.

В квартире стали жить пятеро. Родители – двое, в двадцатиметровой комнате и трое молодых, в восьмиметровке. Николай обдумывал.

– Двадцать семь разделить на пять, больше пяти метров на каждого, а на очередь ставят, если нет пяти метров на человека. Да такая очередь, где меньше пяти, настолько велика, что ждать придется очень долго, не один десяток лет. А если разделить лицевой счет. Родителям большую комнату, а нам на троих маленькую. Тогда на каждого человека в маленькой комнате будет меньше трех метров. И есть такая очередь, где стоят люди, имеющие меньше трех, и эта очередь намного короче. Можно разделить лицевой счет на две части. Николай решил это сделать. На языке адвокатов такая операция называлась бы – искусственное увеличение жилой площади. Увеличение площади жилья таким способом возможно только при советском строе, и не является противозаконным. Николай обратился к родителям.

– Давайте разделим лицевой счет. И у нас ничего не изменится, ни с вами, ни с нами, ни с квартирой, просто будем платить коммунальные услуги по двум квитанциям. Одна на ваше имя, другая на мое. Потом, после, если конечно случится, когда нам дадут квартиру, обстоятельства изменятся. В маленькую комнату могут поселить одного человека, но постараемся этого не допустить, а если это не получится, тогда съедемся и получим гораздо больше, чем имеем сейчас. В настоящее время имеем двадцать семь квадратных метров. Допустим я получу тоже двадцать семь. И получится у меня вместе с вами сорок семь. Это много лучше, на двадцать метров больше. Но родители Николая категорически отказались от раздела лицевого счета. Бесконечные и очень долгие разговоры не привели ни к чему. Они не согласились. Тогда Николай подал заявление в суд. Длился суд полгода. Родители не являлись в суд, плакали, проклинали своего сына, отрекались от него. Но судья-женщина прекрасно поняла Николая Степанова и присудила – лицевой счет разделить. После оформления раздела в семье Степановых ничего не изменилось. Но чтобы родители окончательно убедились в правоте Николая, потребовалось почти девять лет. Николай Степанов на свою семью, уже увеличившуюся на одного человека, стало четверо, получил трехкомнатную квартиру жилой площадью сорок шесть квадратных метров. Теперь с родителями все Степановы имели вместе шестьдесят шесть метров, что безусловно лучше двадцати семи. Новая трешка Степанова стала его четвертой московской квартирой.

На этом Николай не успокоился и решил добиваться для родителей отдельной квартиры

Если для себя он добился квартиры с помощью искусственного увеличения жилой площади, и потратил на это девять лет, то для родителей он решил добиваться отдельного жилья на принципах шантажа и подкупа. Предпосылки, основания были для этого существенные. Квартира родителей, теперь уже только комната, принадлежала вагоноремонтному заводу. Николай, используя опыт общения с главными инженерами крупных предприятий, направился к директору этого завода. Попав к директору приступил к шантажу.

– Я, Степанов Николай Николаевич, жил в доме вместе с родителями в вашем доме на Зеленом проспекте. Получил для своей семьи отдельную квартиру. Одна комната в вашей квартире осталась свободной, во второй живут мои родители. Дайте моим родителям любую однокомнатную квартирку, а та квартира на Зеленом, двухкомнатная, станет свободной – вашей.

– Ну ты Степанов нахал. Ты хочешь за комнату – квартиру, у тебя губа не дура. С какой стати такой неравноценный обмен.

– Я вам компенсирую эту неравнозначность.

– Каким образом.

– Мои родители люди преклонного возраста. Они оба уже десять лет на пенсии, и не могут жить вечно, впрочем как и мы с вами. Я готов подписать любой документ, что не буду претендовать на квартиру родителей после их смерти. Сейчас двушка на Зеленом свободна и после смерти моих престарелых родителей освободится и однушка, которую вы им дадите… Если же вы откажетесь.

– Вы что мне угрожаете?

– Да, если вы откажетесь, я в течение месяца съедусь со своими родителями и в вашу двушку на Зеленом, поселятся не семидесятилетние, а более молодые и с наследниками люди. Вы потеряете квартиру навсегда.

Директор был не дурак, поразмыслив ответил.

– Ваши аргументы убедительны, но дело в том, что я не знаю, а имею ли я однушку? Я этого сейчас не знаю. В профкоме у нас за жилье отвечает Щипляева. Узнайте у нее, что у нас есть на сегодняшний день.

От директора Николай ушел окрыленный. Дрогнул директор. Лед тронулся. Щипляевой наплевать и на меня и на моих родителей. Директору тоже можно дать взятку, но ему нужно слишком много, столько, сколько у меня нет. А той, в профкоме, все равно кто получит, кто не получит, ей от этого ни жарко ни холодно. Ей нужно дать и как можно больше, столько, сколько смогу.

Со Щипляевой оказалось все гораздо проще, обыденно. Сразу и Николай и она прекрасно поняли друг друга и договорились. Сумму взятки Николай назвал четырехзначную. У него не было тысячи рублей, но Николай решил играть наверняка. За такую сумму Щипляева в доску разобьется, но сделает квартиру родителям.

Запустив механизм и проинструктировав родителей Николай уехал на шабашку – зарабатывать на взятку. Как раз у него по графику в это время был отпуск. Месяц и десять дней Степанова не было в Москве – он был на шабашке.

Когда Николай вернулся, у родителей уже была отдельная однокомнатная квартира, с жилой площадью двадцать квадратных метров, на четвертом этаже, кирпичного дома, вблизи метро.

Мать Степанова после его возвращения жаловалась ему.

– Эта Щипляева замучила нас с отцом, требовала то, что ты ей обещал. Я говорила ей, что ты уехал зарабатывать деньги для нее, но она, прямо с ножом к горлу, требовала немедленно тысячу рублей. А где мы их могли взять.

За такое отношение к родителям Николай решил не давать ей денег вообще. Да и директору он не оставил никаких документов, подтверждающих его отказ от притязаний на квартиру.

Это была пятая квартира Николая Степанова.