Текст книги "Кистепёрые"

Глава 13

В курилке теперь два мощных кофейных аппарата, с сотнями настроек, чтобы каждого узнавали издали и готовили именно то, что те запрограммировали дополнительно, народ собирается взбодриться и почесать языками, как прежде было в настоящих курилках, где джентльмены раскуривали трубки, а табак засовывали себе в ноздри поглыбже.

Когда я подошёл, Невдалый разглагольствовал, что наш квантовый комп, вот так продолжая развиваться с дополнительными кубитами, обязательно войдёт в унисон с квантовым состоянием мира, и тогда вся Вселенная может стать нашим компом благодаря способности «Алкомы» захватывать добавочные частицы и встраивать в свой непонятный организм.

Грандэ, что тоже не дурак пощеголять эффектными предположениями, сразу предположил, что такой огромный и могучий квантовый комп лишь ступенька к бозонному, и тогда Вселенная начнёт работать на тахионных скоростях, так что станем выше, чем боги, только бы задавать нужные вопросы и делать нужные движения.

Но улыбки померкли, все мы гении в рамках своего мирка, но даже самые наглые не знают, что спросить, когда будет вот так, что даже и на голову не налезет.

Я рыкнул рассерженно:

– Байму закончили? Я что, пропустил релиз?.. Все по местам!

Невдалый хлопнул себя по лбу, повернулся ко мне с широчайшей улыбкой на лице.

– Шеф, хорошая новость!

– Говори, – сказал я настороженно.

– Ещё один, – заявил он с такой широчайшей улыбкой, что я в зарослях бородищи увидел все его металлокерамические зубы. – Да-да, слухи о нашем рывке пошли по свету… Поймать да прибить инсайдера, но на этот раз сработало в плюс…

– Ну-ну?

Он сказал с подъёмом:

– Теодор Худерман!

Я ждал продолжения, но он умолк и смотрел на меня с торжеством победившего гладиатора на арене Колизея.

– И что? – спросил я. – Ничего о нём не знаю, кроме того, что пару месяцев тому получил премию Юрия Мильнера за принципиально новую конструкцию квантового компа. Но до практических разработок пройдут годы, как я понимаю.

Он милостиво наклонил голову, взгляд был отечески добрым и понимающим.

– Да-да, народ только это усёк. Даже не саму премию за достижения в науке, а что Мильнер к ней изначально приложил три миллиона долларов, а это почти втрое больше нобелевки. А то, что у него три десятка фундаментальных работ, восемнадцать патентов и куча идей, которые раздарил ученикам…

– Стоп, – прервал я. – Что за новость?

Он вздохнул, улыбка не сошла, а трансформировалась в благодушно-деловое выражение, хотя за такой бородищей мало что разглядишь.

– Мы с ним давно знакомы, пересекались на конференциях, даже один совместный доклад готовили. Вчера позвонил и сказал, что ему очень нравится наше направление в баймостроительстве. Точнее, не сами баймы, а что мы строим свою на принципиально новом движке, которых ещё нигде не было.

Я сказал всё ещё настороженно:

– Спасибо. Польщены.

Он сказал доверительно:

– Я пригласил заглянуть к нам, когда ему изволится, а он…

– Послал?

– Принял, – сообщил он. – Человек вольный, нигде не служит, времени много, почему не зайти? Сказал, позвонит и придёт.

Лысенко вздохнул с заметной завистью в голосе:

– Ещё бы, три мильена от Мильнера! Можно жить припеваючи и ни на какого дядю не горбатиться. Я не имею в виду нашего шефа, тьфу-тьфу, я за диктатуру и подавление, вы же знаете!

Я покачал головой.

– Вряд ли придёт, сказал из вежливости. Вежливость – это наше постоянное враньё. Слишком именит. Но то, что нас заметил и отметил, льстит, признаю.

Невдалый спросил с затаённой улыбочкой:

– А если придёт?

Я развёл руками.

– Угостим кофе. Окажем всяческое внимание. Но следите, чтобы не спёр ложки. Кто знает, чего придёт.

Среднего роста и среднего сложения, что значит, какой есть, такой есть, пусть недоразвитые каторжанят себя в тренировочных залах, с модной щетиной на щеках и подбородке, в приличном костюме, но без галстука, чем похож на иранского дипломата, те отвергают эти удавки Иблиса на сынах Адама, вежливая улыбка, но не покровительственная и не панибратская, а как будто зашёл к такому же интеллигентному другу, с которым общаться легко и приятно.

Я торопливо поднялся, указал на кресло слева от стола.

– Господин Худерман, поздравляю с премией Мильнера!

Он лениво отмахнулся.

– Да ладно, премия как премия. В математике сейчас взрыв идей, есть и поинтереснее работы.

– Но всё же, – возразил я, – признание заслуг всегда льстит. И другим стимул… Что вас привело к нам, господин Худерман?

Он светло улыбнулся, это было похоже, словно умилилась горилла, которой попал в объятия хрупкий оленёнок.

– Теодор, – поправил он легко, – если сокращённо. Друзья вообще зовут Тедом. Да, моё полное имя трудно выговорить, не вы один… А зашёл потому, что вы затеяли нечто грандиозное, слух уже пошёл по индустрии игр.

Я развёл руками.

– Ну, слухи бывают всякие…

Он произнёс легко:

– Из того, что слышал, возникло желание… поучаствовать.

Я взглянул с удивлением.

– Зачем это вам? С такой премией можно хоть в правительство!

– Правда? – спросил он с интересом. – Хотя да, были оттуда намёки и намекивания. Но там работа не творческая, нет вызова. А рутина есть рутина. А вы на переднем крае, даже за краем. Такое бодрит!

– Вряд ли у нас отыщется место, – сказал я с сомнением.

Он неотрывно смотрел мне в глаза.

– Вы же объявили набор сотрудников.

– Рядовых, – уточнил я. – У них нет такой премии за плечами.

Он отмахнулся.

– Что премия? Мне предлагают десятки руководящих постов, но зачем это мне? Тешить самолюбие? Не-е-ет, я люблю делать то, что многим не под силу.

– Всем не под силу, – уточнил я. – Премия тому доказательство. Но вы меня ставите в сложное положение…

Он прервал:

– Понимаю прекрасно. Но я не собираюсь перетягивать на себя центр силы. Вы – шеф, я рядовой сотрудник. Что вас не устраивает?

Я запнулся в затруднении. Сказать, что не устраивает именно его высокая слава математика номер один, как-то глупо и прозвучит то ли завистливо, то ли как нежелание принимать в команду человека, который будет известнее и авторитетнее меня.

– Есть сложности, – сказал я осторожно.

Он прервал снова:

– Всё решаемо, сами знаете. Эти сложности вовсе не сложности. Мы оба понимаем, о чём речь.

Я посмотрел ему в глаза очень внимательно.

– И вы готовы возглавить один из отделов по апгрейду движка? Под моим общим руководством?

Он кивнул, тоже не сводя с меня взгляда.

– Да. Руководитель из меня никакой, потому я отклонил предложения занять высокие посты в Министерстве экономики и в Центробанке. Я люблю работать сам, своими руками и головой. Понимаю вас, ваши опасения и ваше неприятие, но в самом деле могу быть полезным.

Я всё ещё колебался, наконец проговорил в затруднении, не люблю отказывать вот так, глядя человеку в глаза, всем нам проще по телефону, а ещё лучше по Вотсапу:

– Можем попробовать, но, думаю, сами уйдёте. У нас коллектив небольшой, не развернуться. А вам, как было в прессе, предлагали возглавить цифровизацию России.

Он покачал головой.

– Говорю же, я не руководитель. Максимум, что могу возглавить, это группу из трёх-пяти человек. Чтобы сам видел, что каждый делает, и мог вмешаться в любой момент.

Я тяжело вздохнул.

– Рискнём. Чувствую, что делаю глупость, но… ладно. Познакомьтесь с нашими наработками…

– С огромным удовольствием!

– Сами выберете место, где сможете применить свои способности.

– Сочту за честь.

Он с готовностью поднялся, как только я встал, давая понять, что разговор окончен, с подчёркнутой уважительностью ответил на моё рукопожатие, дескать, я шеф, всё зависит от меня и он теперь будет выполнять мои указания, как оловянный солдатик.

«Да, – сказал я себе мрачно, – будешь выполнять, как же. Сам же сказал, что индивидуалист, одиночка, не терпит работу в команде. Чёрт, когда же научусь отказывать, вроде не мальчик».

Глава 14

Дома я постоял перед зеркалом, всматриваясь в обвисшее лицо со спускающимися по бокам брылями, как у старого бульдога. И вообще, вижу старого, измученного жизнью человека, что высот не достиг, плывёт по течению, не стараясь следовать модным диетам, что сегодня одни, завтра другие.

Неужели другие видят что-то большее? Возможно, со стороны смотрюсь значительнее? Но внешность всегда лжива, внутри каждого человека живёт ещё один, совсем-совсем другой.

Хотя, конечно, амбиции у меня хоть уже не вселенского масштаба, но всё же не хотелось бы закончить жизнь престарелым пенсионером, да ещё в постели, где на прикроватной тумбочке тесно от лекарств.

И, чувствую, не закончу лишь потому, что не успею. Ускоряющийся хайтек внесёт нас в иной мир так быстро, что не успеем мамкнуть, а уже в чем-то новом и непонятном.

Зачисление Худермана в нашу команду приняли, как мою оглушительную победу. Я помалкивал, а то скажут, зажрался, такого гиганта не хотел брать, своё самолюбие ставит выше интересов коллектива.

Но, конечно, приятно. Со стороны как бы виднее, насколько мы гиганты, а то вс1 считаем себя мелкими мышками.

Даже вечно тихий Минчин сказал застенчиво:

– Поздравляю, шеф… Такого дракона удалось завлечь.

– Он сам пришёл, – буркнул я.

– Да ну? – сказал он с недоверием. – Неужто у нас так… перспективно?

А Грандэ сказал многозначительно:

– А если это засланный казачок?

– Такого ранга? – спросил Минчин с сомнением.

– Больше доверия, – пояснил Грандэ. – И скрывать ничего не будем. Как же, такой человечище!.. Это для жены он просто мужик с пенисом, а для нас сама мысль, что и у такого гиганта мысли есть пенис, оскорбительна. В общем, присмотрюсь.

– Смершевец, – сказал Лысенко с отвращением. – Заградотрядом тебе бы командовать!

Грандэ зловеще улыбнулся.

– Уже. Не знал, да?

– А что ты за отравленные пули там у себя готовишь? – спросил Лысенко с намёком.

Грандэ промолчал с самым загадочным видом, он недавно устроил прямо в уголке машинного зала что-то вроде крохотной лаборатории на двух столах, объяснил извиняющимся тоном, что с этим чёртовым импортозамещением не найти редких лекарств, а здесь можно синтезировать в два счёта, «Алкома» молниеносно высчитывает, что взять, с чем смешать и как долго взбалтывать.

– Не потравит нас? – уточнил я. – Под медицину её не затачивали.

Он оскорблённо дёрнулся.

– Шеф!.. Она ни на что не заточена! Её мощностей хватает и на побочные, так сказать, шевеления. Лекарства всегда синтезировали перебором ингредиентов, уходили годы, а наша «Алкома» может в секунду…

– Понял, – прервал я. – Смотри только, чтоб не потравила, когда роботы восстанут и будут насиловать наших женщин.

Он сделал большие глаза.

– Насчёт женщин пусть, у нас же либеральность, а вот насчёт здоровья нашего коллектива кровно заинтересована! Ей важно, чтобы мы были айс и копошились вокруг неё, как муравьи вокруг матки. Я имею в виду, муравьиной, а не то, что вы подумали.

– Ну-ну, – сказал я, – всё равно следи. Нам давно уже не хватает двойного эспрессо, без мощных стимуляторов засыпаем. Но не переборщи!

– Будем работать не только мощно, – заверил он, – но и как можно дольше!.. Здоровым быть выгодно, у неё это в биосе.

– Уже?

Он ответил смиренно, чуть даже ножкой пришаркнул.

– Малость поковырялся. Всего одну переменную сдвинул. Шеф, вам необязательно влезать во все детали! Вы же орёл, должны обозревать с высоты планету, мышей высматривать.

Я буркнул:

– Не наглупи. Это тебе не в покер передёргивать. Ты ещё начни на бирже торговать!

Он посмотрел с интересом:

– Можно?

– Уволю, – ответил я коротко.

Он посмотрел обиженно, что-то шеф занепонимал юмор, а я потащился в свой кабинет, стараясь не хвататься за стенку. В груди раскалённые спицы из вольфрама, в глазах потемнело, а в мозгу одна-единственная мысль: только не сегодня, только не сегодня…

Добравшись до кресла, рухнул, хватая ртом воздух, как рыба на берегу, в душе безнадёга и тяжёлый липкий страх, а ещё острое чувство несправедливости. Такая высокоразвитая жизнь, такая тончайшая организация должны сгинуть только потому, что в этом мире мрут все, от насекомых и до высших млекопитающих.

Я же не просто млекопитающее, я разум, а для разума нет ничего тягостнее, чем ощущать, что для Вселенной он не больше, чем все остальные насекомые. Возникло, посуетилось, оставило потомство и должно побыстрее сгинуть.

Но когда отошёл и вышел в общий зал, там как будто никто и не знает, что все помрут. Блондинка напискивает песенку так мило и задорно, что работающий рядом Невдалый расчувствовался и тоже начал нахрюкивать нечто бравурное, дескать, мы красавцы, идём с опережением графика, будто вселенной это важно, а Лысенко и Горпина обсуждают трассировку с таким ожесточением, что без этого весь мир рухнет и развалится.

Остальные тоже выглядят прекрасно, новые инвестиции и некоторое опережение графика настраивают на победный лад.

Только Грандэ сказал в сторону Блондинки и Невдалого самым зловещим голосом:

– Рано пташечки запели, как бы кошечки не съели.

Невдалый дёрнулся, ответил нервно:

– Не каркай!.. Мир осаблезубел, а мы как были канарейками…

– Выживем, – сказал Грандэ бодро, но, будучи реалистом, уточнил: – шансы у нас есть, хоть и нету. Но умом Россию не понять, аршином общим не измерить… Ты в Бога веришь?

– Нет, – ответил Невдалый с подозрением. – А что?

– А в шефа?

Невдалый бросил опасливый взгляд в мою сторону.

– Ты это… не раскачивай, не раскачивай!.. Шеф у нас краеугол, дуб, главный столб, хоть и неотёсанный.

Я сказал хмуро:

– Энпээсы готовы?

– В процессе, – ответил он солидно и величаво погладил бороду. – Господь нас целые сутки лепил!.. Нельзя нам быстрее, будет непочтительно.

– Лично проверю, – пригрозил я.

– Да всё будет путём, – заверил он. – Ученики должны идти по стопам и превзойти!

– Но-но, – сказал я строго.

Он в притворном испуге выставил перед собой ладони с растопыренными пальцами.

– Шеф, я имел в виду не вас превзойти, а всего лишь бога!

Я отмахнулся, шагнул дальше, через раскрытую дверь видно, как Мухортов размахивает руками, я услышал его взвинченный голос:

– Это Риголетто какой-то!.. Я вам что, трубадур?.. Я специалист по нейроморфным узлам, а не по вязке чипполинов!..

Грандэ вошёл за мной следом, по-хозяйски расположился в кресле за столом, повернулся ко мне.

– Мы все здесь спецы, – возразил он непривычно мирно, – не по тому, чем занимаемся!.. Вон только шеф ведёт свой род от бабки Ванги, а та напрямую от Пострадамуса, а я, может быть, для балерунства рождён! Стал бы вторым, а то и первым Немировичем-Данченко! Но вот занимаюсь тем, о чём Немировичу и не присобачилось бы!.. Так что не пищи, а чтобы локация к завтрашнему дню без багов!.. Шеф, верно я глаголю?

– Но с мобами, – добавил я сурово.

Мухортов посмотрел затравленным зверем.

– Мобов и здесь хватает! Вон посмотрите на Лысенко, да и в зеркало, если нервы крепкие… Ладно, сделаю. Если не склею ласты на такой работе.

Я указал пальцем в потолок.

– Вон каркают, хорошо слышно?.. Да не вороны, инвесторы. Надо работать и улыбаться, улыбаться!.. А что, багов больше ненормированной нормы?

Мухортов обвиняющим жестом указал на Грандэ:

– Этот товарищ просто баядер какой-то!.. Я не ожидал от него такого фукса, а он: я не я и лошадь не моя!.. Как такое можно в нашем постцивилизованном обществе?

Грандэ победно усмехнулся.

– Тунгус. Уже и забыли о таком архаизме, как культура, а ты всё ждёшь соблюдения неких норм, словно Марко Брут какой при Гавгамелах!

– Но какой я тогда штабс-капитан, если бога нет?

Грандэ злорадно оскалил зубы.

– А вот без костылей, дорогой товарищ! Посмотри на шефа!.. Он тоже в бога не верит…

– Он сам бог, – прервал Мухортов. – Ему проще. Хотя ты прав, разумнее верить в шефа. Создадим свой карго-культ, придумаем пару ритуалов… главное – душевное равновесие. А ещё лучше спокойствие. Основное правило йогов: плюй на всё и сохраняй здоровье. Шеф согласен, только взгляни!

Я отмахнулся.

– Теперь всё можно. Стенька Разин победил, в мире сплошная пугачёвщина. Но уже всё разграблено, так что работайте, илоты.

– Зачем? – спросил Мухортов потерянно. – Чтоб снова разграбили?

– В этом и есть прогресс, – пояснил Грандэ. – Ещё не понял суть человека?

Я повысил голос:

– Пойду проверю, что у нас получается. Полчаса меня нет в этом мире!.. Поняли? Даже если пожар, чтоб сами погасили и трупы спрятали.

Умолкли и смотрят озадаченно, косяков в байме много, знают, даже в бета-тесте будет куча, а сейчас только омега, но всё-таки можно посмотреть часть готового платья, а не только чертежи и выкройки.

Я вышел, не дожидаясь, что скажут вслед, и так знаю, а мне пора протестить и эту локацию. Пусть ещё без отработанного баланса, но движок нужно прочувствовать изнутри, как микробиом понимает человека.

Часть II

Глава 1

При выборе типа баймы был соблазн выстраивать мир полного погружения. Я тоже колебался, но всё-таки решил, что лучше создать лучшую из байм старого поколения. В неё сядут играть миллиарды, а в виртуальных мирах голова начинает трещать уже через пятнадцать минут, и неизвестно, когда технари и медики найдут решение досадной помехе.

И вот сейчас я надел наушники, задержал дыхание, а палец легонько коснулся надписи «Вход». С экрана исчезли новости, взамен появился зелёный лес с вековыми деревьями, протоптанная дорожка прямо от ног повела на уютную лужайку, за лесом бескрайнее поле, а вдали в синеватой дымке проступают соплеменные.

– Пока терпимо, – пробормотал я. – В текстурах не застрял, в землю не провалился…

Дорожка побежала под ногами легко и быстро, это я мчусь, как мегасерос, здесь я молод и красив, хотя вообще-то при создании аватара как бы соблюл меру, не стал вытютюливать юного красавца, а создал крепкого самца лет под пятьдесят, уверенного, здорового и мощного. Чтоб и с медведем мог побороться, и оленя догнать, если приспичит.

И так хорошо вот так бежать, когда и по ровному хорошо, и по круче вверх не запыхаешься, завалы не обхожу, а перепрыгиваю, а на отвесную стену могу подняться, цепляясь за едва заметные выступы.

Пару раз застревал то в дереве, то в скале, которую решил обойти слишком близко, но это понятные баги, в начальной стадии встречаются часто, я сказал на ходу:

– «Алкома», бди!.. Ты у нас умница, всё делаешь правильно, а эти существа с человеческим фактором частенько небрежничают, чего даже понять не можешь, да и не надо…

– Принято, – ответила она милым женским голосом, но деловито, без привычного женского кокетства.

– Исправляй, – велел я, – согласно плану. Без этого… человеческого фактора, как уже сказал.

Поле внезапно оборвалось чёрной бездной, где мельтешат, как сорванные бурей осенние листья, куски растрёпанных формул, значков и даже целые блоки формул, в которых угадываются то части зданий, то куски фрагментов тел животных, людей и птиц.

Я вздохнул, проработанный участок кончился, с неохотой отодвинулся от монитора вместе с креслом. Аватар застыл в ожидании, а я провёл ладонью над сенсорной панелью.

– Невдалого на ковёр! Что-то задний план плохо прорисовывается, а дальше бездна, но звёзд не полна, как говорится в той песне..

– Мощности маловато, – ответил угрюмый голос из пространства. – Но как только введут четвёртый блок, так сразу. У нас всё готово. Ну, почти!..

– Проверю, – сказал я с угрозой. – А то с таким сеттингом только с протянутой рукой. И не к инвесторам, а уже на паперть у церкви!

– Всё сделаю, – пообещал он. – По отдельности! Осталось только сшить куски в единое платье короля.

– А его все увидят?

– Кто не увидит, тот дурак и ничего не понимает в искусстве.

– Понятно, – сказал я. – Сколько же этих искусствоведов в штатском…

Но всё равно, хоть и бурчу, Грандэ, Лысенко и примкнувший к ним Невдалый молодцы, из кожи вон лезут, стараясь создать наполненный контентом сеттинг.

Особое внимание пришлось уделить первобытно-общинному обществу, и потому, что с него начиналось человечество, и ещё потому, что многие предпочитают зависать в нём, таком понятном, нетребовательном, где даже полудурок чувствует себя богом.

Потом потребуется не меньше времени, если не больше, уделить Средним векам. Рыцарское время всегда пользовалось повышенным спросом, потому да, Средневековье придётся расширить до пределов. Ресурсов должно хватить, чтобы каждый из баймеров мог построить мощный замок со всеми прилегающими строениями типа конюшен, псарен, кузницы, оружейной и прочих прачечных. Не сразу, конечно, пусть на такое уйдёт целый год, потом достраивать, оборудовать, расширять, нанимать прислугу, охрану, собирать дружину…

Худерман, что только начал входить в тонкости нашей работы, поинтересовался:

– А как будет переход из эпохи в эпоху?

– Интересный вопрос, – сказал я. – Смешно, но пока ещё руководство в моём лице не приняло окончательное решение, так как у всех у вас своё мнение, самое правильное, но для этого нужно поубивать всех остальных.

Он светски улыбнулся.

– Хотите угодить умным, не обидев красивых?

Грандэ услышал, сказал подчёркнуто оптимистически:

– Красивые становятся умными. Не все, но зачем нам все? Пусть растут все цветы, как сказало самое Красное Солнышко.

Худерман указал на меня взглядом.

– Шеф?

Грандэ вскинулся в великом возмущении.

– Почему сразу шеф? Как что, так сразу шеф!.. Я о князе Владимире!

Худерман уточнил в некотором сомнении:

– А зачем нам бурьян?

– Это же самое целебное растение, – пояснил Грандэ наставительно, – только с ещё не открытыми свойствами. Это я о гуманитариях, если чего. Их рекомендуют пока что беречь на всякий случай. У нас же много излишков, прокормим.

– А в случае катастрофы их под нож первыми?

– Ну это же понятно. Потому и откармливаем. Капитализм и каннибализм – наше светлое будущее!..

Худерман снова улыбнулся, похоже, привыкает к нашему юмору, взглянул на экран и ушёл, а Грандэ проводил его взглядом и сказал, понизив голос:

– Шеф, я Долину Смерти заселил гигантскими волками и пантерами, вы не против? А по берегам Большой Реки теперь живут и активно размножаются кузенявки и кузяхрюки, можно посмотреть на их уникальные брачные игры.

– Спасибо, что не сепульки, – буркнул я.

– Те потом, – сообщил он. – Пока рано. А сейчас подселяю туда хрюнденаков. Для контраста, шеф!.. Нужно хоть что-то мимишное, а то такие страсти в Долине, обосраться можно!

– Минчин говорил, у тебя расчленёнка?

Он заверил быстро:

– Убрал даже из базы! Теперь выстрелил, зверь упал. Никакого разделывания туши, гуманитарии достали! Даже в лавках не будет мясных туш, а сразу котлеты и бекон, словно только что с дерева сорвали!

– Хорошо, – сказал я с облегчением. – Деревьям, правда, тоже больно, но их пока можно, а потом в сингулярности их уже не будет…

– Как и нас, – отозвался он замогильным голосом.

– Все умрём? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал беспечно.

– Да, – подтвердил он. – Ну когда все, не так обидно!

Сердце сжалось, я удержал руку, что уже дёрнулась в привычном жесте помассировать дряблую грудную мышцу, кровь поступает всё слабее.

– Эх, Герберт Уэллсович, нравится твой оптимизм. Нет, чтобы сказать, как будем в кремнийорганических телах собираться на шашлыки…

Он откликнулся живо:

– Передачи сигналов в таких телах будут в миллионы раз быстрее! Воздух покажется плотнее воды, что-то вроде застывающего битума.

– Даже трусцой не побегаешь, – вздохнул я. – Как жить? А придётся. Человек всё равно выживет! Хоть и нечеловеком. Ибо!..