Текст книги "Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830–1918)"

Первая попытка немцев расколоть Антанту

Сначала немцы внешне не реагировали на заключение англо-французского союза. Но по мере того как царская Россия терпела поражения в войне с Японией, германская дипломатия задумала встречный дипломатический маневр. Берлин решил использовать сложившуюся ситуацию и попытаться разрушить русско-французский союз. Момент для этого был весьма благоприятен, поскольку во время войны с Японией Россия, естественно, нуждалась в поддержке. И этот момент в Берлине постарались широко использовать, для начала навязав Петербургу явно неравноправный торговый договор.

Взамен этого немецкое правительство позволило своим судовладельцам снабжать углем суда эскадры адмирала З. П. Рождественского, шедшие из Балтики на помощь защитникам Порт-Артура. Но тут, как назло, в Северном море неподалеку от Гулля с русской эскадрой произошел досадный инцидент. Адмирал Рождественский умудрился принять английские рыболовные суда за японские эсминцы и обстрелять их, что привело к обострению и без того напряженных англо-русских отношений.

Берлин тотчас же решил использовать гулльский инцидент в своих интересах. Кайзер лично телеграфировал царю, сообщая, что Англия якобы намерена помешать Германии снабжать углем русский военный флот. Он предлагал совместно положить конец этим английским проискам. Николай II по телеграфу ответил Вильгельму согласием и попросил прислать немецкий проект союзного договора. Ответ Вильгельма гласил:

«Дорогой Ники! Твоя милая телеграмма доставила мне удовольствие, показав, что в трудную минуту я могу быть тебе полезным. Я немедленно обратился к канцлеру, и мы оба тайно, не сообщая об этом никому, составили, согласно твоему желанию, три статьи договора. Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе».

К этому посланию прилагался проект союзного договора, ст. 1 которого гласила:

«В случае если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, союзница ее придет к ней на помощь всеми своими сухопутными и морскими силами. В случае надобности обе союзницы будут также действовать совместно, чтобы напомнить Франции об обязательствах, принятых ею на себя, согласно условиям договора франко-русского союза».

Однако такой поворот дела никак уж не устраивал Петербург, поскольку подписание подобного договора было бы равносильно разрыву союзных отношений с Францией, что неизбежно вело бы к установлению со временем вассальской зависимости России от Германии. Получив это послание кайзера, Николай II 20 октября 1904 г. пишет по этому поводу министру иностранных дел России графу В. Н. Ламздорфу:

«Только сегодня получил письмо с проектом “Соглашения” от имп. Вильгельма. Читая его, я рассмеялся. Содержание трех единственных статей более всего касается Франции. Срок договора – длительность нашей войны с Японией. Последний пункт касается именно предмета неудовольствия германского правительства действиями Англии относительно угольной операции. Но это – частное дело обоих государств.

Я ответил сегодня императору Вильгельму телеграммою, что необходимо ознакомиться с присланным проектом и что ответ последует через несколько дней».

А далее Николай II в очень дипломатичной форме отклонил предложение кайзера, заявив ему, что он в принципе не возражает против предложенного Берлином договора, но предварительно считает необходимым согласовать его текст с Парижем. Такой ответ русского царя буквально взбесил кайзера, что видно из его послания своему канцлеру:

«Дорогой Бюлов, при сем посылаю вам только что полученную от царя шифрованную телеграмму… Его величество начинает прошибать холодный пот из-за галлов, и он такая тряпка, что даже этот договор с нами не желает заключать без их разрешения, а значит, не желает его заключать также и против них…»

Вот где собака-то была зарыта. Вот она – истинная цель всей акции, предпринятой Вильгельмом. Оказывается, в конечном итоге кайзер желал заключить с Россией договор, направленный против Франции. Как говорится, неслабо!

«…По моему мнению, нельзя допустить, чтобы Париж что-нибудь узнал, прежде чем мы получим подпись “царя-батюшки”. Ибо если до подписания договора сообщить Делькассе, то это равносильно тому, что он даст телеграмму Камбону и в тот же вечер ее напечатают в “Times” и “Figaro”, а тогда делу конец… Такой оборот дела очень огорчает».

В результате мышиная возня Вильгельма вокруг снабжения углем эскадры Рождественского завершилась тем, что по категорическому требованию немцев им была гарантирована вооруженная помощь России в случае, если у Германии из-за ее угольных поставок русскому флоту возникнет конфликт с Англией. Однако таковых намерений у Лондона не было и в помине, так что дело окончилось миром.

Впрочем, идея поссорить Россию с Францией прочно засела в голове кайзера, и следующий раз он не преминул обратиться к ней во время бьеркского свидания с русским царем в июле 1905 г. Тем не менее и вторая попытка Вильгельма столкнуть лбами Петербург и Париж в конечном итоге потерпела полный провал. Подробнее же о почти детективном сюжете развития бьеркского свидания императоров будет написано ниже в пятой главе.

Марокканский кризис 1905–1906 гг

Поскольку к началу 1905 г. Россия прочно увязла в войне с Японией и ей было не до защиты Франции, то Берлин решил воспользоваться этим обстоятельством и спровоцировать конфликт с Парижем, а если повезет, то и начать с ним войну. Повод для такого конфликта появился в Марокко, где французские планы грозили ограничить независимость этой страны.

Свое наступление на Францию кайзер начал с весьма эффектного хода. Под предлогом обычного путешествия он отправился на своей яхте в Средиземное море. (Было широко известно, что император – большой любитель морских прогулок.) Во время путешествия он внезапно объявил о своем желании посетить Танжер. Узнав об этом, марокканский султан, чтобы приветствовать германского императора, посетившего марокканскую землю, послал туда своего дядю. И там, отвечая на приветствия, кайзер выступил с сенсационной речью, которая немедленно облетела всю мировую печать.

Вильгельм провозгласил, что Германия требует в Марокко свободной торговли и равенства своих прав с другими державами. Он добавил, что желает иметь дело с султаном как с независимым государем и что со стороны Франции ожидает уважения этих законных прав Марокко. Таким образом, кайзер бросил дерзкий публичный вызов Франции, явно направленный на срыв недавно образованной Антанты, поскольку договоренность между Парижем и Лондоном предусматривала образование в Марокко французского протектората по образцу Туниса.

Вслед за этим имперский статс-секретарь иностранных дел Германии Б. Бюлов обратился ко всем участникам Мадридского договора 1880 г., предлагая им поставить вопрос о судьбе Марокко на обсуждение международной конференции. Предложение немецкого канцлера сопровождалось намеками, что в случае если Франция его отклонит, то ей будет грозить война. При этом Берлин делал ставку на то, что Соединенные Штаты Америки поддержат политику открытых дверей, ослабленная в результате русско-японской войны Россия будет не в состоянии проявить себя, а Великобритания с легкостью снимет с себя обязательства, взятые ей перед Францией в рамках «договора о сердечном согласии».

Однако эти исходные положения политического курса, взятого правительством Вильгельма II, оказались ошибочными, поскольку страх перед установлением немецкой гегемонии в Европе в глазах Лондона и Вашингтона перекрыл все возможные выгоды от сближения с Берлином. Великобритания целиком поддержала Францию, игнорируя при этом немецкие призывы к организации конференции до тех пор, пока Париж на это не дал своего согласия. И даже Австрия и Италия весьма сдержанно отнеслись к предложениям своего союзника, которые против их желания могли бы поставить их на грань войны.

Со своей стороны министр иностранных дел Франции Т. Делькассе решительно отклонил все германские требования. В ответ на это Берлин устами своего посла в Риме заявил:

«Если французские войска переступят границу Марокко, германские войска немедленно перейдут границу Франции».

Но тут уж министр иностранных дел нового либерального правительства Великобритании Э. Грей, предупредил германского посла в Лондоне, что в случае войны Великобритания выступит на стороне Франции:

«В случае нападения на Францию Германии, что проистекает из Марокканского соглашения, общественное мнение в Англии не позволит ни одному британскому правительству оставаться нейтральным».

После обмена воинственными заявлениями 8 июля участники Марокканского конфликта все же достигли компромисса, договорившись через шесть месяцев созвать в испанском городе Альхесирасе международную конференцию, которая должна была определить будущее Марокко. Но поскольку Германия вначале угрожала Франции войной, а потом отступила в пользу созыва конференции, которая только через полгода должна была бы разрешить острейшую ситуацию, то тем самым Вильгельм сам подорвал у своих партнеров веру в серьезность своих угроз.

Так, несмотря на то, что Россия в этот момент времени ничем не могла бы помочь Франции, тем не менее Берлин вновь не решился начать войну. Причин было три. Во-первых, война с Францией из-за Марокко была бы заведомо непопулярной внутри Германии, во-вторых, Германия оказалась в марокканском конфликте практически в полной изоляции, а в-третьих, Вильгельма охладили угрозы Англии не остаться нейтральной в этом конфликте.

В результате Германии не удалось использовать благоприятную обстановку, создавшуюся вследствие ослабления России в русско-японской войне. Немецкой дипломатии не удалось ни оторвать Россию от Франции, ни расстроить англо-французскую Антанту. Наоборот, в результате марокканского кризиса Антанта окрепла, хотя еще так и не приняла характера формального военного союза.

Глава 4
Турецкий гамбит (продолжение)

Начало Восточного кризиса

Летом 1875 г. в Герцеговине и Боснии вспыхнуло восстание сербского христианского населения, направленное против гнета турок. Повстанцы встретили горячее сочувствие в Сербии и Черногории. Сербское национальное движение было направлено в первую очередь против Турции, но оно представляло опасность и для Австро-Венгрии, поскольку там находились миллионы южных славян, подвергавшихся национальному угнетению и желавших жить в своем собственном государстве.

В то же время в Австрии имелись влиятельные элементы, которые стремились расширить империю Габсбургов, присоединив к ней южнославянские области западной половины Балкан, и прежде всего Боснию и Герцеговину. И если среди немцев Германии был весьма распространен призыв похода на Восток, то австрийские немцы свои захватнические планы связывали с походом на Юг. В этой связи в Вене был весьма распространен проект превращения империи Габсбургов из дуалистической Австро-Венгрии в триалистическое государство Австро-Венгро-Славянию.

Со своей стороны русское правительство считало необходимым оказать помощь восставшим славянам, однако при этом оно отнюдь не желало затевать по этому поводу серьезный конфликт с Австро-Венгрией. В этой связи в августе 1875 г. министр иностранных дел России Горчаков заявил в Вене о необходимости международного решения судьбы Боснии и Герцеговины, и предложил предоставить восставшим провинциям автономию, близкую к полной независимости, наподобие той, какой в то время пользовалась Румыния. Однако предложение Горчакова было явно неприемлемо для Андраши. Австрийский министр не допускал и мысли, чтобы дело освобождения славянства увенчалось успехом, а влияние России распространилось хотя бы над частью Балкан.

Тем не менее под давлением Петербурга в начале 1876 г. «Союз трех императоров» выступил с так называемым «Берлинским меморандумом», предупреждая Турцию о необходимости прекращения репрессий, направленных против славянского населения Оттоманской империи. Франция и Италия согласились с программой трех императоров. В то же время английское правительство в лице своего премьера Дизраэли высказалось против вмешательства в турецкие дела.

В то же время против турецкого владычества восстали и болгары, но вскоре их восстание было жестоко подавлено. При этом турки учинили дикие зверства. Так, например, только в Филиппопольском санджаке в течение нескольких дней было вырезано более 15 тыс. чел. Причем убийства сопровождались пытками и надругательствами над мирными жителями. Но несмотря на это, Великобритания всячески старалась замалчивать зверства турок и, чтобы не допустить уступок со стороны Порты, направила английский военный флот к черноморским проливам в поддержку своему союзнику.

Между тем Белград, проигнорировав предупреждения Петербурга и Вены, объявил 30 июня 1876 г. войну Турции. В то время в Сербии находилось около 4 тыс. русских добровольцев, в том числе много офицеров, во главе с генералом Черняевым, который был назначен главнокомандующим сербской армией. Кроме того, сербам из России поступала и денежная помощь.

Однако силы были явно не равны, и вскоре сербы потерпели несколько серьезных военных поражений, после чего Горчаков обратился к Бисмарку с предложением взять на себя инициативу созыва международной конференции для выработки условий сербско-турецкого мира. Но Бисмарк вовсе не был заинтересован в том, чтобы России удалось бы без войны разыграть роль покровительницы славян. Наоборот, он хотел, чтобы Россия поглубже увязла в восточных делах. Поэтому Берлин отклонил предложение Горчакова и стал всячески провоцировать осложнения между Россией, с одной стороны, и Англией и Турцией – с другой.

Россия стремилась добиться освобождения славян, находившихся под турецким игом, и образования на этой территории дружественных ей славянских государств, но при этом Петербург прекрасно понимал, что такого решения балканской проблемы не допустит ни Австрия, ни Великобритания, поэтому ему было необходимо добиться некоторого взаимоприемлемого компромисса.

Как уже было сказано выше, в этом конфликте Вена, преследуя свои захватнические цели во-первых, стремилась не допустить создания на Балканах какого-либо большого славянского государства, способного в будущем противостоять Австрии, а во-вторых, хотела аннексировать Боснию и Герцеговину, а затем, по возможности, и другие славянские земли и таким образом образовать триалистическую империю, в которую входили бы немцы, венгры и славяне.

В Лондоне же реакция России на сербско-турецкую войну была воспринята как попытка Петербурга установить свой контроль над черноморскими проливами, для чего, впрочем, были определенные основания. При этом в Британии считалось, что если Россия установит такой контроль, она будет господствовать в Восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке, и тем самым поставит под угрозу английские позиции в Египте. Великобритания видела угрозу своим коренным интересам в клещеобразном продвижении России, одна клешня которой была нацелена на Константинополь, а другая – на Индию через Среднюю Азию. Поэтому Англия всячески стремилась сохранить Оттоманскую империю, какой бы дряхлой и антигуманной та ни являлась, даже рискуя при этом войной с Россией.

Однако такая политика, проводимая премьер-министром Дизраэли, встретила сильнейшее неприятие внутри страны. Зверства турок настроили против них британское общественное мнение, и оппозиция во весь голос выступала против аморальности внешней политики премьера.

Тогда Дизраэли был вынужден присоединиться к призыву трех императоров к Турции покончить с бойней на Балканах и произвести реформу собственной администрации в этом регионе. Султан же, уверенный в том, что Великобритания выступит на его стороне независимо от формально предъявляемых к нему требований, отверг эти предложения, что, в конечном итоге, и привело к войне.

Вспыхнувший Восточный кризис поставил немецкую дипломатию в довольно сложное положение, возникшее в результате отпора, данного ей Петербургом и Лондоном в дни военной тревоги 1875 г. В этой ситуации Бисмарк с большим удовольствием наблюдал бы за ходом русско-турецкой, а еще лучше англо-русской войны. Однако из-за позиции Вены стало возможным столкновение двух немецких партнеров по союзу трех императоров.

Принять сторону России или просто соблюдать нейтралитет Бисмарк считал невозможным, поскольку в этом случае Австрия как слабейшая сторона либо была бы разбита, либо вынуждена пойти на капитуляцию перед Россией. В обоих случаях это грозило чрезмерным усилением Петербурга. С другой стороны, Бисмарк не желал становиться и на сторону Австрии, поскольку он был твердо уверен, что русско-германская война неизбежно привела бы к вмешательству Франции, заставив немцев воевать на два фронта. Поэтому старая немецкая лиса поступила весьма своеобразно. С одной стороны, Берлин намекнул русским, что в случае русско-австрийской войны он не останется нейтральным и поддержит Вену, а с другой стороны, заявил австрийцам, что не собирается участвовать в их разборках с русскими.

Впрочем, одновременно Бисмарк сформулировал и цену, которую царь должен был бы заплатить, чтобы все же получить дипломатическую поддержку Германии при возникновении русско-австрийского конфликта. Для этого Россия должна была гарантировать свой нейтралитет в случае начала новой франко-германской войны. В этой связи Бисмарк в беседе с немецким послом в Петербурге сказал:

«При нынешних восточных осложнениях единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы еще раз совершенно разгромить Францию».

Однако нейтралитет Германии вовсе не гарантировал победы России против сразу трех противников: Турции, Австрии и Англии, а значит, возможность получения контроля над проливами была весьма эфемерной. Здесь надо бы вспомнить, что победа в войне даже только против одной Турции далась России с большим трудом.

Так что согласись Александр II на предложение Бисмарка, Россия скорей всего так и осталась бы без проливов, но оказалась бы перед фактом значительного усиления Германии, которую уже не могла бы уравновешивать Франция.

С точки зрения Лондона мир Сербии с Турцией мог быть заключен на основе status quo. При этом Босния, Герцеговина и Болгария получили бы административную автономию. Впрочем, Дизраэли при определенных условиях допускал и оккупацию первых двух провинций Австро-Венгрией, а Болгарии – Россией, однако указал и цену этой уступки:

«Константинополь с соответствующим округом должен быть нейтрализован и превращен в свободный порт… под защитой Англии». Разумеется, подобная «уступка» не устраивала ни Россию, ни Австрию.

17 октября под Дьюнишем сербская армия была наголову разбита, тем не менее Турция под различными надуманными предлогами саботировала все призывы великих держав к заключению мира с Сербией. В силу этого обстоятельства сильно увеличилась вероятность возникновения русско-турецкая войны. Однако начинать такую войну без предварительной договоренности с Веной Петербург не мог, и в результате длительных переговоров 15 января 1877 г. в Будапеште была, наконец, подписана секретная конвенция, которая обеспечивала России нейтралитет Австро-Венгрии в войне против Турции. Ценой этого нейтралитета явилось согласие России на австрийскую оккупацию Боснии и Герцеговины, при этом Вена обязывалась не распространять свои военные операции на Румынию, Сербию, Болгарию и Черногорию, но соглашалась на участие Сербии и Черногории в войне с турками на стороне России.

Русско-турецкая война 1877–1878 гг. и ее итоги

На отклонение Турцией Лондонского протокола Россия ответила мобилизацией. Царь выехал в Кишинев, где находилась ставка верховного главнокомандующего, и 24 апреля подписал манифест об объявлении войны Турции. Однако активные военные действия на балканском театре начались только в конце июня.

В ответ на объявление Россией войны Турции Великобритания 6 мая вручила Петербургу ноту, в которой сообщалось, что Лондон ни при каких обстоятельствах не может допустить, во-первых, блокады Россией Суэцкого канала, во-вторых, оккупации Египта, хотя бы только на время войны, в-третьих, захвата Константинополя и изменения статуса черноморских проливов. Горчаков успокоил англичан по поводу Египта и Суэца, а вопрос об изменении статуса Константинополя и проливов Россия обязывалась не решать единолично, но предупредила англичан о возможности временного занятия зоны проливов русскими войсками, если по ходу военных действий это окажется необходимым.

На это английская дипломатия не сочла возможным согласиться, и Лондон начал переговоры с Австрией о совместном отпоре России. Англия обязывалась послать свой флот в проливы, а австрийцам предлагалось ударить в тыл русской Дунайской армии. Но Вена от этих предложений отказалась, согласившись лишь проводить совместную политическую линию в вопросах послевоенного политического устройства Балкан. Зачем же Австрии было воевать с Россией, если та сама согласилась на австрийскую оккупацию Боснии и Герцеговины.

В ночь на 27 июня русские войска под командованием генерала М. И. Драгомирова форсировали Дунай в районе Зимницы, и 7 июля передовой отряд генерала И. В. Гурко занял древнюю столицу Болгарии Тырново, после чего двинулся на Казанлык. В сильную жару по горным тропинкам передовой отряд за 6 дней сумел пройти 120 верст. Известие о переходе Гурко за Балканы так сильно подействовало на турок, что занимавший Шипку отряд без боя покинул свою прекрасную позицию, бросил на перевале всю свою артиллерию и отступил к Филиппопо-лю. В результате 7 июля Шипка оказалась в руках русско-болгарской армии, и кратчайший путь на Константинополь был открыт.

Однако турецкое командование, понимая стратегическое значение перевала, срочно перебросило из Черногории армию Cyлейман-паши и решило провести контрнаступление с целью вытеснить русские войска за Дунай. Первой задачей Сулейман-паши было овладеть Шипкинским перевалом, при этом силы турок, брошенных на Шипку (27 тыс. чел. и 46 орудий), многократно превосходили силы его защитников (4,8 тыс. чел. и 27 орудий).

В исключительно тяжелых условиях русско-болгарские войска, героически обороняясь, удерживали свои позиции вплоть до подхода подкрепления во главе с генералом Драгомировым 24 августа, после чего русские стремительно контратаковали и отбросили противника, вплотную подошедшего к перевалу. Героическая оборона Шипки значительно нарушила планы турецкого командования и не позволила потерять важный стратегический рубеж, который русские удерживали вплоть до перехода основных сил в наступление в январе 1878 г.

Западному отряду русской армии под командованием генерала Н. П. Криденера было приказано взять крепость Никополь, после чего продолжить наступление на Плевну. 16 июля Никополь был взят, но с ходу занять Плевну русским войскам не удалось, поскольку Осман-паша сумел перебросить туда свой отборный корпус и организовать оборону города, создав при этом серьезную угрозу правому флангу и коммуникациям русской армии.

В кровопролитных боях за Плевну русские трижды предпринимали штурм города, но взять его им удалось только 10 декабря после длительной осады, в результате которой армия Османа-паши была вынуждена капитулировать. Фактически под Плевной был решен исход войны. Еще до капитуляции Осман-паши английский премьер Дизраэли писал английской королеве:

«Падение Плевена (Плевны), который пока еще не пал, будет большим несчастьем для Британской империи».

В начале 1878 г. русская армия освободила много селений в долинах рек Марица, Стряма, Тунджа, Чая и глубоко проникла в район Родопских гор. Ее передовые части достигли берегов Черного моря и гор Странджи. Была освобождена большая часть Северо-Восточной Болгарии и вся Добруджа. Ко дню заключения перемирия 31 января был освобожден город Кюстендил, а затем и ряд населенных пунктов в долине реки Струмы, в том числе и Горна-Джу-мая (ныне Благоевград).

Наконец, 3 марта Турцией был подписан Сан-Стефан-ский мирный договор, который значительно расширял территорию Болгарии по сравнению с границами, намеченными Константинопольской конференцией. В том числе болгарам передавалась значительная часть Эгейского побережья, а турецкие войска лишались права оставаться в пределах Болгарии.

Однако итоги русско-турецкой войны 1878–1878 гг., зафиксированные в Сан-Стефанском договоре, не устроили Англию и Австрию. Британское правительство опасалось, что, включив Болгарию в сферу своего влияния, Россия станет средиземноморской державой. Вдобавок новые границы Болгарии так близко подходили к Константинополю, что проливы и турецкая столица оказывались под постоянной угрозой удара с болгарского плацдарма. Австрия же сочла, что оккупация Боснии и Герцеговины слишком малая плата за ее нейтралитет в войне. Ненасытная Вена требовала выделения ей еще австрийской зоны влияния в Западной Болгарии.

Уже через три дня после подписания Сан-Стефанского договора Австрия официально выступила с предложением созвать конгресс для обсуждения всех условий мира между Россией и Турцией, а не только статуса проливов, на что еще раньше согласился Горчаков. Фактически же речь шла о значительном пересмотре итогов русско-турецкой войны.

Россия не рискнула пойти на конфликт с двумя великими державами в сложившихся условиях. Ее армия и запасы военного снаряжения пострадали во время войны, а финансовое положение государства было весьма сложным. Поэтому царское правительство официально сообщило, что оно готово передать на обсуждение международного конгресса те условия мирного договора, которые затрагивают общеевропейские интересы.

Тем временем Великобритания, наращивая военные приготовления, демонстрировала, что готова воевать, в случае если Россия не уступит своих позиций, достигнутых в результате победы над Портой. И Петербург был вынужден подписать секретное англо-русское соглашение, по которому граница Болгарии отодвигалась от Константинополя за оборонительную линию Балканского хребта, а Англия обязывалась не возражать против передачи России Батума и Карса, а также против возвращения ей Бессарабии.

6 июня между Англией и Австрией было подписано соглашение о совместной политической линии на предстоявшем конгрессе. Оба правительства условились не допускать расширения болгарской территории южнее Балканского хребта и ограничить срок русской оккупации Болгарии шестью месяцами. Англия обязывалась поддержать притязания Австро-Венгрии на Боснию и Герцеговину.

Конгресс открылся 13 июня 1878 г. в Берлине. Представители балканских государств принимали участие в конгрессе, но не в качестве полноправных членов. Делегации великих держав возглавись министрами иностранных дел или же премьерами. Председательствовал на конгрессе в качестве хозяина Бисмарк, который объявил себя нейтральным посредником, хотя на деле поддерживал требования Австро-Венгрии и Англии, вынудив Россию принять большую их часть.

Берлинский трактат во многом свел на нет Сан-Стефан-ский договор. Приобретения России сводились к Карсу, Ардагану и Батуму. Баязетский округ и Армения до Саганлуга возвращались Турции. Территория Болгарского княжества урезывалась вдвое. Сербия, получившая незначительное приращение, разочаровалась в России и вошла в орбиту австрийской политики. России было предоставлено право оккупировать Болгарию и Восточную Румелию лишь в течение 9 месяцев со дня подписания мира. В это время наша армия активно боролась с турецкими партизанами, засевшими в Балканских горах, и помогала Софии в организации болгарской армии, получившей русских инструкторов и командиров, русское оружие и русское обмундирование.

На Берлинском конгрессе русской дипломатией была допущена большая ошибка. Речь идет о ее позиции в отношении организации болгарского государства. Александр II рассчитывал на то, что южные славяне автоматически станут русским форпостом на Балканах, поэтому вовсе не стремился к установлению российского протектората над отвоеванными у Турции территориями, а настаивал на образовании независимого болгарского государства. По этому поводу Бисмарк писал в своих мемуарах:

«Русская традиционная политика, опирающаяся частично на религиозное, частично на кровное родство, исходящая из мысли, что румын, болгар, греков, иногда римско-католических сербов, живущих под разными именами по обеим сторонам австро-венгерской границы, следует освободить от турецкого ярма и тем самым привязать к России, не оправдалась… Освобожденные народы неблагодарны, они требовательны».

В результате на Берлинском конгрессе под влиянием славянофильских сказок Россия (даже без особых возражений) согласилась значительно ограничить срок пребывания русских войск в Болгарии с двух лет, как это предусматривалось в Сан-Стефанском договоре, всего до девяти месяцев. В то время как сроки оккупации Боснии и Герцеговины австрийскими войсками вообще не оговаривались. Именно это обстоятельство со временем позволило Вене аннексировать эти территории, что, в свою очередь, привело к взрыву негодования местного сербского населения, убийству в Сараево эрцгерцога Франца-Фердинанда и началу Первой мировой войны.

По настоянию Петербурга во главе Болгарского княжества был поставлен русский ставленник, двоюродный брат Александра III, гессенский принц Александр Баттенбергский, участвовавший в войне с Турцией в составе русского уланского полка. (Болгарской армией продолжали руководить русские офицеры.) Казалось бы, естественная благодарность болгар за освобождение и наличие во главе вновь образованного княжества русского ставленника должны были бы сделать эту страну нашей верной союзницей, тем не менее реальность была очень далека от этой идиллии.

Дело в том, что Александр Баттенбергский не захотел выполнять роль русского наместника в Болгарии, а стал вести себя как правитель независимого государства, отстаивавшего интересы подданных. В мирных условиях интересы Болгарии определялись прежде всего экономическими факторами, а Россия не могла обеспечить ни рынок сбыта ее сельскохозяйственной продукции, ни финансирование и развитие народного хозяйства.

Особенно острый конфликт Петербурга с Софией возник из-за строительства железных дорог на территории Болгарии. Россия была заинтересована в сооружении линий от Дуная на юг, к Балканскому хребту, поскольку такие линии в случае новой войны с Турцией облегчили бы наступление русских войск за Балканские горы. Австрия же настаивала на строительстве железной дороги, соединяющей Вену с Белградом, Софией и Константинополем. Для того чтобы понять, насколько для Центральных государств был важен этот проект, достаточно сказать, что в дальнейшем он являлся составной частью проекта строительства стратегической железнодорожной линии, соединяющей Берлин с Багдадом.