Текст книги "Флуктуация"

– Проходите, садитесь товарищи, – предложил начальник. – По

какому вопросу?

– Твоего старого приятеля задержали, командир, – опередил

Полежаева Иван. – Синицына помнишь?

У бывшего комполка заходили желваки. Он-то прекрасно помнил эту

фамилию. Обрубленная рука, напоминала каждый день об этом человеке. Да и не только рука. Из последних секретных донесений, Зубавин знал про ротмистра больше, чем хотелось бы.

– И где он? – повеселев, и обрадовавшись, заёрзал на стуле.

– У меня в отделении, в камере сидит, Сидор Борисович, – сказал

Полежаев, выкладывая на стол вещи, изъятые у Павла при задержании.

Николай Владимирович торопился, руки дрожали, потел от волнения,

периодически промокал платком пот со лба. – Вот его документ на имя Гаева Олега Михайловича.

– Ничего не путаешь, Иван? – спросил Хохлова бывший комполка,

не веря, что атамана Андрея, можно было так просто поймать.

Начальник местного ОГПУ знал, что Павел Синицын и есть атаман

Андрей. Разведка, слава богу, работала. Сидор Борисович вначале не верил этим сведениям пока, сдавшийся накануне предатель из банды Павла не подтвердил этот факт. Хорошо описал личность атамана и выдал настоящую фамилию. Лишь тогда пришлось поверить.

– Нет, не путаю, Борисыч. Среди миллиона узнал бы, – заверил

Хохлов. – Не доверяешь бывшему разведчику? В ресторане приметил. Прикинулся, что не узнаёт. Давай, сходим, проведаешь эту трусливую гниду?

– Трусливого, говоришь? – вздохнул Зубавин. – А вот это слово к

нему не употреблял бы. По нашим данным, эта трусливая гнида, как ты выражаешься – сам атаман Андрей.

Полежаев привстал со стула и, вытащив платок, обтёр лицо. От

услышанной новости, у Хохлова открылся рот, будто собирался кричать, но только прошептал: – Не может быть.

– Вот и я говорю, – закуривая, сказал Зубавин, – не мог атаман

просто в руки даться. Видно, путаете, товарищи мои. Может, просто похож? А, Иван?

– Не с ума ж я сошёл! – нервно выкрикнул Иван.

Зубавин с пониманием посмотрел на однополчанина.

– Хорошо Ваня, только не горячись. Сейчас поедем к Николаю

Владимировичу на участок и разберёмся.

Зубавин осмотрел вещи Гаева. Проверил наган, откинув барабан,

открыл портсигар. Из него выпала бумажка. Поднял и прочитал. Его охватило волнение. Холодный пот выступил на лбу. Сидор Борисович чётко видел на записке свой адрес, тут же адрес Обухова.

– Это он! – процедил сквозь зубы, продолжая смотреть в листок.

Рука заметно затряслась. Уже не сомневался. Выпил воды. Волнение сменилось радостью. Приятная волна прошла по телу в предвкушении благодарности от начальства за поимку главаря банды. Сердце клокотало от нетерпения увидеть заклятого врага: – Верю дорогой товарищ, – пошлёпал по щеке Хохлова. Положил вещи Синицына в сейф, запер, хотел позвать Обухова, но вспомнил, что отпустил домой. Махнул, надел фуражку:

– Едем Иван! Важную особу помог словить! А тебе, товарищ

Полежаев награда будет.

Вышли во двор конторы, Зубавин забегал глазами, отыскивая

шофёра:

– Где ты, мать твою, Аристарх! – позвал он водилу. – Вечно искать

надо! Заводи! Поехали!

Дежурный Чижиков отрапортовал начальнику, что заступил на службу

и за время дежурства происшествий не произошло.

– Открой камеру, – приказал Полежаев, – и позови конвой.

Чижиков открыл дверь в «клоповник». Милиционеры сами так

прозвали камеру временного содержания. Отдал приказ помощнику – вызвать караул. Полежаев вошёл туда. За ним проследовал Зубавин. Начальник помнил, какой был костюм у задержанного Гаева и указал на Грачёва, стоявшего спиной у дальней стены:

– Вот он Сидор Борисович, – сказал довольный.

Зубавин не узнал фигуру Синицына. Не было той военной выправки,

присущей ротмистру. Ему стало не до шуток: – Вот этот? – переспросил, подумав, что Николай Владимирович ошибся и показал не на того.

– Да, да, его костюм, я запомнил: – Синицын! – крикнул Полежаев.

Грачёв обернулся из любопытства, посмотреть, кто такой Синицын, и

увидел три пары глаз, смотрящих на него. Повертел головой, в надежде увидеть Синицына.

– Где? – спросил Зубавин, уставившись в лицо Полежаеву.

Тот сглотнул, смачивая пересохшее горло, достав платок, утёрся.

– Костюм его, самого нет, – сказал недоумевая.

Хохлов прошёл дальше в камеру и просмотрел всю. Заглянул куда

было можно. В замешательстве все трое вышли в коридор. Чижиков закрыл камеру. Сидор Борисович цинично обозвал, и Полежаева, и Ивана.

– Да был же, товарищ комполка, – назвал так по старой памяти

Зубавина Иван.– Может, не в эту камеру посадили? – спросил у Полежаева.

– Камера одна, – пробубнил тот, продолжая обтираться платком.

– Где же тогда? – выпытывал Сидор Борисович.

Полежаев вспомнил, что приказал Шмелёву отпустить Грачёва, но

тот был на месте. Знал этого типа хорошо. Котелка и бабочки на Грачёве не видел. На нём был костюм, кого нужно было стеречь всеми силами. Наконец сообразил хитрость маскарада, и стало ещё жарче: – Чижиков! – гневно крикнул начальник.

Тот подбежал и отдал честь.

– Кого, сушкин кот, отпустил?

– Грачёва, Николай Владимирович! Как приказали. Шмелёв

передал.

– Какой я тебе Николай Владимирович! Устава не знаешь? – цыкнул

на подчинённого Полежаев, наблюдая за реакцией Зубавина.

Чижиков вытянулся в струну и громко прокричал: – Никак нет!

– Почему Грачёв в камере? Под трибунал захотел!?

– Вы же сами приказали выпустить! И бабочка у него была… —

дежурный не понимал, что от него требуют.

Но до Зубавина дошло. Вышли с Хохловым на улицу. Закурили.

– Раздалбаи! Когда уже порядок будет. Наберут сопляков. Убытки

одни. Такую синицу в руках держали! – ругался Зубавин.

Павел в это время скинул в подворотне шляпу, выбросил бабочку и

дворами вышел к парикмахерской. Там работал его человек.

– Павел Андреевич? – удивился бывший армейский поручик

Григорий Штиль, не ожидавший в этот день никаких встреч. Он был определён в салоне с той же целью, что и Брызгалов в ресторан – для сбора информации. Парикмахерская была куплена на деньги добытые грабежами бандой Андрея и, хотя не приносила особой прибыли, зато была замечательным местом для встреч.

– Побрей, Гриша, да быстрей. Усы сними, – приказал Павел, сев в

кресло перед зеркалом.

– Что-то серьёзное? – спросил брадобрей.

– Уйти из города нужно срочно. Признал один старый знакомый.

– Может, лучше у меня отсидитесь денёк другой?

Павел отрицательно покачал головой:

– Оставлял тут мундир красноармейца и документы, принеси,

понадобятся.

Атаман Андрей появился на вокзале в форме красноармейца, когда

поезд вот-вот собирался отойти. Огляделся. Народу было много. Заметил милицию. И люди в штатском выдавали себя специфическим поведением, – шныряли у поезда, вокруг вокзала, на ближайших улицах.

«Меня ищут», – подумал Павел и, натянув глубже фуражку,

прикрыл козырьком глаза.

Увидев на перроне ребёнка, одного возле чемодана, подошёл.

Присев на корточки, заговорил с ним, незаметно поглядывая вокруг.

Подумал в этот миг о сыне, которому было бы столько же лет, как

этому красивому бойкому мальчугану. На мгновение сердце ощутило тёплую, приятную волну, исходившую от малыша, казавшегося до боли родным, что захотелось взять на руки, и он взял: – Почему один, где мамка? – спросил ласково.

– Там, – указал малыш на вокзал.

Павел покрутился с ним вокруг вещей, следя за поездом и перроном.

– Вот и я, – услышал через пару минут голос за спиной. Обернулся,

продолжая держать мальчика. Подошла молодая женщина. Красивая, выглядела прелестно. Шифоновое изумрудного цвета платье, облегало стройную фигуру. Тёмно каштановый волос уложен в причёску. Глаза блестели добродушием. Не было сомнения, что барышня из дворянской семьи. Павел залюбовался: – Парнишка один тут возле вещей, – сказал и поставил малыша. – Жулья много, не оставляли бы одного, сударыня.

Услышав «сударыня», женщина преобразилась. Сверкнула

белозубой улыбкой. Давно не слышала такого обращения. Ей стало приятно: – Мерси, – ответила, видя галантного мужчину, далеко не пролетарского сословия, не смотря на красноармейскую форму.

– Могу помочь? – предложил Павел и, не дожидаясь ответа, взял

парня на руки. Прихватил и чемодан.

Так, не привлекая внимания ищеек, на правах главы семейства,

вошёл в вагон и усадил мамашу с ребёнком на их место. Закинул вещи на багажную полку: – Разрешите присесть рядом? Не стесню. На следующей платформе выхожу.

Поезд тронулся. Было видно в окно, как милиционеры продолжали

искать.

– Меня зовут – Павел, – сказал, улыбнувшись, сняв фуражку.

– Наташа, – ответила она, догадываясь, что следующий вопрос

прозвучит насчёт мужа.

– Почему одна, без мужа?

– Не смог проводить. На службе что-то случилось. Из тюрьмы кто-то

сбежал. Впрочем, не интересуюсь подробностями.

Больше Павел вопросов не задавал. Разговор на эту тему мог

потревожить мысли сидевших рядом пассажиров. До самой остановки забавлял малыша. Качал на ноге, показывал фокусы с монеткой. Мальчик искренне радовался, лип к нему, как к родному. На остановке вышел, попрощавшись с попутчиками. В условном месте встретили проводники, и к вечеру был в лагере.

Сергей обрадовался, увидев Павла: – Тюрьму уже собрались

штурмовать. Терентий всех в ружьё поставил, говорит надо атамана выручать. Непривычно видеть тебя без усов, атаман. Моложе стал. Как теперь батькой-то называть?

Павел обнял друга. К ним бежал не по возрасту быстро безбородый

Терентий: – Живой, Павел Андреевич! Слава господу нашему! Живой!

Зубавин рассказал Обухову о случившемся, вызвав срочно из дома.

Выпил стопку водки и поставил бутылку в сейф. Там хранил и постоянно пополнял алкогольный запас. Последнее время увлёкся зельем и не обращал внимания на ежедневные упрёки заместителя.

– Права разведка! Кто бы мог подумать? – возмущался Сидор

Борисович, – Теперь хоть знаем личность бандита. Батька блин, нашёлся! Андрей!

– Что-то задумал, вражина! Не зря в город приходил! – рассуждал

Обухов, – нужно думать, на что в этот раз нацелился.

– А я тебе точно могу сказать, – зачем приходил!

– Откуда знать?

Зубавин достал из сейфа вещи Павла и положил на стол: – Вот! —

сказал и налил рюмку. – Тут всё написано! Читай и думай к кому приходил!

Трофим Егорович взял листок и прочёл. Потряс бумажку и спросил:

– Это что?

– Читать не умеешь? Адрес твой, разве не видишь?

– Ну и что? Здесь и твой есть.

Зубавин выпил и запер сейф.

– Записку изъяли при обыске. Зачем она у него? Скажи! Мне уже

отомстил, – помахивая обрубком руки, говорил Сидор Борисович. – А вот тебя, наверняка ищет.

Трофим Егорович сделался серьёзным. Осуждающе взглянул на

Сидора Борисовича и дерзко сказал: – Не пил бы больше, начальник, а то несёшь чушь всякую! На что сдался ему? Да и не боюсь! Вот выловлю скоро, да всажу пулю лично, между глаз! Из-за него брательника убили!

Зубавин изрядно захмелел и разговаривал уже на повышенных

тонах: – Понимаешь, что мстит тебе! Меня мог в бою порубить, не стал, Ивана Хохлова мог пополам рубануть, но плашкой двинул, у парня до сих пор отметина во всю спину. Выходит мы ему и не нужны. Тебя ищет, дурачина! Разве не понял ещё?

– Зачем меня искать? – играл роль невинной овцы Обухов, не зная

что, Зубавину известно о жестоком деянии заместителя.

Трофим Егорович не думал, что кто-то из подельщиков проговорится.

Ведь под страхом смерти предупреждал не болтать никому о расправе над семьёй Синицына.

– Зачем? – взревел Сидор Борисович. – Память отшибло? А кто

семью его порубал с дитём малым? Эх, ты!

Обухов резко повернулся и зловеще поглядел на Зубавина.

«Откуда знает? – думал Трофим Егорович. – Маркин! Вот кто мог

сказать. Один в живых остался, наверное, и проговорился. Ведь тоже любитель выпить». Заходил по кабинету, нервничая, сожалея, что в кровавом деле есть свидетели, презиравшие, конечно же, за дикую расправу. Подумав, успокоился, сел на стул.

– Жалеешь предателя, белогвардейца, бандита? – сказал с укором,

покачивая головой

– По-человечески – да! – выкрикнул Сидор Борисович. – Баба с

дитем в чём провинились?

– Контру пожалел? Добренький! – закричал в ответ Обухов. – Он его

покалечил на всю жизнь, а ему, видите ли, жалко! Может и отпустил сам?

– Чего несёшь?! Не забывайся! Попрошу! – не на шутку разошёлся

начальник. – Я в партии с пятого года и кровь проливал не за то, чтобы оскорбляли! Не его жалко, а семью! Дитя безвинного!

– Неладно говоришь, командир, не по партийному, – излюбленным

поучительным тоном, как на бюро, говорил Трофим Егорович. – Семью классового врага считаю врагом! Мы должны искоренять контру под корень, а не распускать нюни. За такие слова, что бандита жалеешь, можно и партийного билета лишиться!

– Ты что ль меня партбилета лишишь? – с насмешкой сказал

Зубавин. – Да тебя самого судить надо, за то, что сотня ребят ни за грош пропала, когда сбежал, оставил на верную погибель. Забыл? А я помню! – Сидор Борисович ударил по столу культяпкой.

– А вот это зря вытворяешь! Со мной не нужно так разговаривать! —

ехидничал заместитель. – Партия может не простить пьяной выходки! – Обухов вышел из кабинета, хлопнув дверью.

– Гнида! – сказал в одиночестве Зубавин и, достав бутылку,

опустошил из горлышка.

Утром работники почтамта нашли сотрудника Маркина,

застреленного в голову.

14

Хозяин дома Лузарин Ефим Данилович, нервно ходил по комнатам,

поглядывая на часы. В доме была сходка, ждали важного гостя. Лузарин достаточно хорошо знал присутствующих, был в курсе, чем занимаются и не отказывал в предоставлении жилплощади для сборов, в силу своих политических убеждений. Служил бухгалтером на станкостроительном заводе Новочеркасска, там помимо выпуска продукции народного хозяйства, работали цеха на военную промышленность. Сборы проходили часто. Собиравшиеся являлись членами местной подпольной организации по борьбе с большевизмом.

Глеб Андреевич Синицын приехал на поезде вечером. Полковник

мотался по городам, проводил собрания, агитировал патриотов вступать в союз восстановления белого движения. Поездки приносили существенную пользу. В каждом городе, где бывал, отыскивались сторонники мятежных идей. После определённой работы с ними, организовывались тайные ячейки. На каждую встречу с участниками подполья он привозил инструкции и указания из центра.

Глеб постучался в строго назначенный час условным троеточием.

– Наконец-то, – устало выдохнул бывший царский полковник Игорь

Данилович Смоляков.

Гость снял в прихожей шинель, повесил на вешалку, вошёл в зал.

Многие узнали его.

– Прошу знакомиться, господа, – сказал Смоляков. – Полковник

Синицын к вашим услугам, сын генерала Андрея Михайловича, один из руководителей центра.

Глеб Андреевич без церемоний приступил к делу, разложив на столе

вынутые из портфеля бумаги: – Господа! – сказал, окинув взглядом присутствующих. – Надеюсь, вам известна ситуация, сложившаяся в наших рядах. Мы собираем средства для благого дела во имя России. Во многих городах куются мечи, ведётся агитационная работа, объединяются силы. Нужны люди, преданные великому делу, деньги для закупки оружия. Всё, господа, в наших руках. С надеждой ждём помощи от союзников. За границей преданные соратники ведут переговоры с Антантой. Полагаем, будут успешными. Средств недостаточно. Нужно всеми способами изыскивать возможности преумножить казну. Увеличивать людские резервы, привлекать, молодёжь. Брать под крыло всех недовольных нынешней властью. Много беженцев скрывается в лесах. Центр обязал навести мосты с атаманом Андреем. Надеюсь, слышали? Это один из тех, кто подходит нам. Борется с властью, у него много оружия и стало известно, что в его рядах боевые офицеры. Он готов поделиться не только средствами, но и принять активное участие в священном деле. С такими героями будем непременно объединяться, поскольку цель одна…

Глеб обрисовал отношение тайного общества с западными

державами, Японией. Ответил на вопросы слушателей, огласил инструкции, по которым центр рекомендовал работать. Объяснил, как переправлять деньги. Заслушал доклад о проделанной работе городской ячейки.

Совещание закончилось далеко за полночь. Участники начали

расходиться. Среди слушателей был капитан Дворжак. В прошлом Синицыны жили по соседству и дружили семьями. Георгий был рад встрече, ещё во время совещания светился глядя на Глеба, стараясь обратить на себя внимание. В прихожке дал волю эмоциям, обнял, как старого приятеля. Синицын поздоровался, но особой радости не испытывал.

– Вот не ожидал вас встретить. А мне сказали, что вы убиты.

Панфилов лично говорил. Василий Ильич с вами из окружения выходил.

– Василий Ильич жив? – обрадовался Глеб.

– Да, жив, здоров.

Синицын спешил, времени не было, да и прошлое ворошить не

хотелось, но встретившийся приятель, явно желал продолжить разговор.

– Выжил, как видишь, Георгий, – говорил одеваясь. – Люди добрые

выходили.

– Хочу покаяться, – взмолился Дворжак. – Виноват, ох, как виноват.

Нельзя видно верить никому, пока лично не убедишься в истине.

– В чём же виноват, Жорж?

– Перед женой вашей виноват. Увидеться бы, извиниться.

Передайте, пусть простит за причинённые переживания.

– Не пойму, Георгий? – насторожился Глеб.

– Встречался с ней и сказал, что вы погибли. Разве не рассказала?

Глеб тяжело вздохнул и взял с вешалки фуражку: – Не виделся с ней

ещё. Не могу отыскать.

– Как? – ужаснулся Дворжак. – Тогда совсем нет мне прощения. Ведь

тогда думает, что вы…

– Когда встречались? – спросил Глеб.

– Год назад. Гляжу – идёт. Разговорились. Спросила о вас, ну, я и…

Вот ведь, как получилось нехорошо. Какие муки причинил вашей супруге.

Глеб встряхнул головой и без обиды пожал Георгию руку, прощаясь.

Нужно было успеть на поезд.

Полковник действительно чуть не погиб. Пуля попала в грудь, когда

выводил людей из окружения. Верный друг Егор, переложив раненного командира через холку лошади, увёз в безопасное место и долго скрывал у знакомой женщины, пока не окреп.

Вскоре Томин погиб. Друзья напоролись на засаду. Глебу не

пришлось схоронить Егора. Тогда преследовали, полковнику еле удалось уйти.

Жену с ребёнком Глеб не мог найти. Съехала с прежнего места, не

оставив следов. Её мать тоже ничего не знала о дочери, и когда Глеб навестил тёщу, та не смогла ничем помочь. Полковник Синицын не имел постоянного места проживания, жил то на одной, то на другой конспиративной квартире, был всё время на ногах, в разъездах, ведя подпольную деятельность. Исхудал, осунулся, но ничто не могло заставить свернуть с выбранного пути. Не раз приходилось рисковать, отстреливаться до последнего патрона и думать, что всё кончено, но судьба берегла, и находил силы оставаться живым…

Атаман банды Павел Синицын жалел, что не успел уничтожить

листок с координатами Обухова, и не удалось произвести запланированный визит по адресу. В очередной раз приказал сменить место расположения лагеря, ожидая готовящийся удар чекистов. Засветившись в городе, решил увести людей в другие места. Но не собирался отсиживаться. Обосновавшись в предместье города Югова, изучил местность, разослав в город разведчиков. Готовил новую операцию по захвату ценностей, где не ждали.

После небольшого затишья люди атамана произвели ряд крупных

нападений. Был ограблен банк, из которого выгребли и деньги, и золото, ограбили ювелирные салоны, со складов отбили оружие. Пока чекисты искали след банды, дружина Павла вернулась на прежнее место, узнав через связных, что милиция закончила безуспешные поиски в районе прежней дислокации. Такие маневры в смене пристанищ практиковались отрядом Павла постоянно, позволяя избегать лишних столкновений и не нужных хлопот с блюстителями законности. Связь в банде была налажена чётко, о каждой надвигающейся опасности, было известно атаману. Павел понимал – везти может до определённого времени и скоро придёт конец разбойной деятельности, но старался об этом пока не думать. «Не время ещё крылья складывать, подождём немного, а там, как интуиция подскажет».

Часто навещала мысль о роспуске братьев. Награбленных ценностей

хватило бы всей команде, но в глубине души истинного патриота томилось желание запустить, взятое у государства добро, на восстановление Родины.

Захваченное оружие не возил с собой, оно пряталось надёжно в

земле и помечалось на особой зашифрованной карте. Многие обжитые бандой места имели арсеналы.

До атамана дошёл слух, что с ним желают встретиться

подпольщики и осуществить контакт с людьми из центра. Павел поделился новостью с Руничем. Тот воспарил духом и посоветовал немедленно откликнуться.

«Значит, не одни мы жаждем этого, – думали друзья. – Есть ещё

истинные герои, любящие Россию. Не сдались, веруют в победу!»

После приятных известий атаман наказал официанту Анатолию

Брызгалову передать по цепочке секретным агентам приказ – искать встречи с единоверцами.

Сергей Рунич надолго обосновался в городе по личному заданию

Павла, ночевал у надёжных людей. Первостепенной задачей являлось не обнаружиться. Разрешалось вести разгульную жизнь. Атаман советовал чаще находиться в общественных увеселительных местах, прислушиваться к разговорам обывателей, с языка которых могла порой соскочить полезная информация, в ресторанах вступать в диалоги с людьми материально ответственными, с чиновниками любого ранга, мотивируя тем, что подвыпивший человек часто не контролирует речь и может выдать много интересного. Ведь секретов не стало в мире, говорил атаман, именно с того времени, когда Господь наградил питекантропа языком. Любую тайну можно услышать. Только нужно знать где, когда и от кого.

Сергей искал полезных товарищей. Его интеллект был достаточно

высок. Умел общаться с людьми, свободно дискутировал на любую тему, театральные способности помогали завоевать собеседника. С лёгкостью вербовал важных персон, убеждал сотрудничать за деньги, искал сближения с подпольщиками.

По просьбе Павла Рунич довольно скоро выведал новый адрес

Обухова и передал сведения через Терентия, бывавшего в городе по особо секретным делам. По-прежнему адресу Трофим Егорович уже не проживал. После разговора с Зубавиным насторожился, сделал выводы, переехал.

Павел серьёзно настраивался на встречу с комиссаром. После

неудавшейся попытки его уничтожить, горел желанием скорее довести дело до завершения.

Рунич просиживал не малые деньги в ресторанах, но банковских

бумаг было не жалко. Соскучившись по цивильной жизни, опоённый свободой, кутил не раздумывая. При этом старался, чтобы никто о бурных похождениях не знал. «Один раз живём, – говорил себе. – Может завтра и не придётся порадоваться на этом свете».

Проходя как-то через базарную площадь после деловой встречи с

мясником Мартыном, через которого вышел на адрес Обухова, Сергей увидел, как торговец фруктами схватил за ворот беспризорного мальчишку и поволок в участок, отвешивая тумаков. Тот верещал, сопротивлялся, отбивался всеми способами. Крепкий мужик упорно удерживал вора, укравшего яблоки. Рунич не выдержал и ввязался в противоборство с продавцом: – Зачем малыша обижаешь, гнида буржуйская! – крикнул, играя на публику. – Зря революцию вершили, кровь проливали?! Для кого? Для детей наших, чтобы жилось слаще! А ты, скупердяй, за спинами нашими прятался, теперь дерёшь с людей в три шкуры!

Мужик оторопел, испугался пламенной речи и, удерживая мальца,

уже поглаживал, озираясь на сбежавшуюся толпу.

– Отпусти парня живоглот несчастный! – ещё громче крикнул

Сергей. Взяв мальчишку за руку, отдёрнул от торговца.

– Так воруют же, спасу нет! – оправдывался тот. – Ведь грех – красть

то. Попросил бы по-хорошему…

Рунич вытащил деньги и сунул продавцу в грудной карман.

– Подавись крыса! Коммунарам не нужна милостыня! Не для того

сражались, чтобы побираться! Правильно говорю, граждане! – обратился к народу.

Спектакль удался. Народ принял сторону Сергея и накинулся

осуждать торгаша, а в его лице всю коммерческую прослойку, припоминая высокие цены, обвешивание, обман. Под шумок Сергей с парнем отошли в сторону дальше, а заведённая скандальным азартом толпа продолжала поносить мужика, жалевшего, что связался с бездомным сорванцом.

– Здорово ты его, дядя! – восторгался неряшливый, чумазый

парень. – Чуть ухо не оторвал мне.

– А надо бы! – ответил, покачав головой Сергей. – Разве не знаешь?

Никто не говорил, что красть нельзя?

– Нет. Взял-то пару яблок всего. Пацаны вон, корзинами тащут.

– Звать-то как? – улыбнулся Рунич.

– Серёга.

– Тёска, значит? – потрепал по голове мальчика.

– Как это?

– Меня тоже Сергеем зовут.

– Ааа, – пропел парень. Понятно.

– Где родители-то?

– Сирота, – жалостно сказал беспризорник. Батька на фронте погиб,

мамку молния убила на покосе. С хутора в город подался.

– Да, брат, тяжёлый случай, – вздохнул Рунич. – Но ты не горюй, я

тоже сирота. Пошли, накормлю, сын отечества. Да не делай так больше. Попадёшься – осудят. В старину за это знаешь, как наказывали?

– Как?

– Отрубали руку! И все видели – вор идёт. А коли рук не оставалось,

рубили голову.

– Сейчас же не старина, – возразил беспризорник.

– Сейчас ещё хуже, малыш. Либо тюрьма, либо расстрел. Ладно,

запугал нравоучением.

Сергей подумал: « А сам-то кто? Такой же вор. К тому ещё и

бандит!» – Оба с тобой одинаковы, – вырвалось вслух.

– Ты, дядя Сережа, тоже вор?

– Нет, это я так. Похожи с тобой, потому, что сироты.

Сергей завёл парнишку в частный трактир. Идя по залу, беспризорник

с любопытством разглядывал обстановку, особенно принюхивался к аппетитному запаху, исходившему из кухни.

– Куда прёшься, оборванец, – заметив мальца, шугнул половой.

– Он со мной, – заступился Сергей. Взяв тёску за руку, провёл и

усадил за стол. К ним подошёл разносчик.

– Накорми нас, как положено! – повелительно сказал дворянин,

гордо подчеркнув социальный статус, которого лишила действующая власть.

Рунич был частым посетителем таких мест. Его знала вся прислуга

ресторанов города. Обслужили быстро и без заминки.

– Наелся? – спросил добродетель.

– Неа, – произнёс пацан с набитым ртом, обтирая куском хлеба края

тарелки.

– Степан! – позвал Сергей официанта, – принеси ещё мальцу

бифштекс с гарниром!

Отобедав, два Сергея вышли на улицу. Младший был доволен и

счастлив. Утерев рукавом нос, поблагодарил щедрого дяденьку: – Спасибо, тёска. Давно так вкусно не ел. – Не смотря на существенную разницу в возрасте, в мыслях желал иметь такого замечательного, компанейского друга.

– Прощай! – Рунич протянул руку. – Идти надо. Дела.

– Они разошлись.

«Что ждёт его? – думал Рунич, направляясь в парикмахерскую к

Штилю. – Пропадёт ведь парень. Улица испортит. Заберут в колонию, потом в тюрьму, станет озлобленным на весь мир. А то и вовсе сгинет где-нибудь… На меня похож. Такой же. Без дома, без Родины. Только я могу постоять за себя».

На следующий день Сергей вновь увидел парня, шатающегося по

городу. – Эй, – окликнул его.

Тот заметил и помчался навстречу:

– Привет, тёска! А я видел тебя уже сегодня!

– Почему не подошёл?

– Ты с дядькой каким-то был.

– Небось, опять голодный?

Парень засмущался.

– На вот, иди, возьми пирожков и жди на лавке. Скоро буду, – сказал

Сергей, решив заняться парнем вплотную. Пока тот бегал, Рунич побывал в магазине. Купил мальчугану одежду. Потом сводил в баню, отмыл, отвёл в парикмахерскую. Стал водить с собой, имея от этого пользу. К нему меньше стали приглядываться милиционеры, патрулирующие город. Сергей посылал парня вперёд, на разведку, когда встречался с кем-либо из связных. Мальчишка высматривал обстановку и вернувшись, рассказывал, что видел. Рунич оценивал ситуацию и принимал решение, идти на встречу, или нет. Сергей жил у парикмахера Штиля и парнишку пристроил здесь же, чтобы не скитался по улицам, не путался со шпаной.

На Пасху Рунич водил воспитанника в церковь, поэтому спать легли

поздно. Просыпался Сергей всегда рано, но отпраздновав по всем правилам Великое Воскресение, вставать на следующий день не торопился. Время подходило к обеду. Сквозь сон донеслись слова Павла: – Дрыхнешь ещё, пропащая душа?

Поднял голову. Перед ним действительно стоял друг, позади

Терентий и ещё двое соратников, одетых в форму чекистов.

– Чего сам сюда притащился? – заворчал Сергей. – Опасно тебе тут

появляться. Морду твою знают все товарищи в звёздных фуражках. Да ещё в такую рань?

– Полдень уже капитан, вставай, давай, – посмеялся Павел. —

Только трус крадётся ночью. Собирайся, дело есть.

Он отдёрнул занавеску и увидел спящего мальчика: – Это кто ещё?

– Помощник. На улице подобрал. Смышленый. Хороший сорванец.

– Папашей заделался?

– Хотелось бы. Да спутницы нет.

– Меньше по девкам бесстыжим надо шастать. Нашёл бы хорошую,

красивую барышню.

Сергей усмехнулся.

– Вот народ? Хожу тихо, чтобы не видели. Ан нет! Атаман всё знает!

Кто стуканул, скажи?

– Никто не выдавал. Просто насквозь вижу. Поди, не один год

вместе проживали. Изучил твою натуру вдоль и поперёк. Сотри помаду на шее.

– Так-то ж Пасха вчера была? – оправдывался Рунич.

Павел прошёлся по комнате и заглянул в другую.

– А Гриша где?

– Выходной сегодня. Может у человека быть личная жизнь?

– Пока над вами стою, никакой личной жизни! Но тебе, как лучшему

другу, разрешаю, – улыбнулся Павел, довольный собой с самого утра.

– Ой, спасибо, господин, удружил, – закривлялся Сергей.

– Ладно, одевайся, а то, по шее получишь. Как с батькой

разговариваешь?! – дёрнул друга за ухо.

– Скажи хоть, куда собрался? Куда можно в рань такую идти?

Рестораны ещё закрыты, девочки только к вечеру выходят.

Изображая пистолет в руке, Павел приставил два пальца к его виску. – Сведения точные? Обухов действительно сейчас дома сидит?

– Лично не разведывал. Гриша два раза перепроверил. Дома должен

быть. Радикулит бедолагу стукнул. Лучше бы геморрой.

Они вышли на улицу. У подъезда стояла легковая машина с

открытым верхом.

– Садитесь, поехали! – скомандовал Павел.

– Фью! – просвистел Сергей. – Наш мобиль? Откуда?

– В домино у лесников выиграл, – ответил Павел. – Дольше бы в

городе мотался. Мы на таких по грибы ездим. Разомлел тут на казённых харчах. Водку пьянствуешь, ничего не знаешь, про жизнь лесную.

«Кто ж ему всё докладывает?» – думал Рунич.

Сергей подвинулся ближе и тихо спросил, чтобы никто не слышал:

– Скажи брат, только честно, кто про баб рассказал?

– Честно? – переспросил Павел. – Да никто. От тебя за версту

женскими духами веет.

Не доезжая дома, который был нужен, остановились.

– Дальше не поедем. Разверни, Василий, машину. Как только выйду

из подъезда – заводи, – сказал Павел шофёру. – Двоим быть за углом, – сказал Сергею. – Прикроете, если что. Пойду один. Выпрыгнул из машины, не открывая двери и, оглянувшись, добавил: – Случится что-то непредвиденное – уходите без меня.

– Как же без тебя? – прошептал под нос Терентий, – без тебя не