Текст книги "Флуктуация"

– Открывай, – сказал Павел охраннику, заведующему ключами,

которого под пистолетом держал Штиль. Тот безропотно выполнил указание.

– Ждать здесь! – приказал атаман.

Все остановились. Он вошёл в камеру. Помещение было довольно

большим. Заключённые спали. Сразу признать брата было невозможно.

– Глеб! Синицын! – крикнул он на всю камеру.

Тот медленно поднялся, думая, что вызван на допрос и стал

надевать сапоги. Атаман узнал его и радуясь вздохнул. Не раздумывая, подбежал и крепко обнял. Глеб изумился. Вновь, как когда-то в плену у Зубавина, видел брата в форме красноармейца.

– Не смотри так, – успокоил Павел, – за тобой пришёл. Я сегодня

«оборотень».

Через плечо брата – заметил Зубавина, лежавшего на верхней полке.

Приподнявшись на локте, тот пытался понять непривычный ранний переполох в казённом заведении.

– Какие люди с тобой сидят? – сказал Глебу и подошёл ближе к

давнему знакомому.

Атаман не стал расспрашивать, только взглянул в плачущие от обиды

глаза Сидора Борисовича и всё прочитал в них.

– Хочешь, пошли с нами. Отпущу.

Зубавин гордо поднял голову, на скулах заходили желваки. – Гусь

свинье не товарищ! – гневно процедил красный командир.

Павел не стал выяснять кто из них гусь, ведь правда была как за тем

так и за другим. Омрачать настроение не хотелось в такой торжественный победоносный день, развернулся и, обхватив рукой брата за шею, повёл на выход.

– Господа! – обратился атаман к арестованным. – Кто хочет на

волю? Дарю её вам! Вы свободны! Идите за нами.

Банда исчезла из города так же внезапно, как и появилась. Город

продолжал спать, не поднимая тревоги.

По возвращении в насиженные места атаман хвалил бойцов: – С

такими героями, как вы, можно горы свернуть. Вы сегодня доказали многое! Мы единая семья и дух у нас боевой и храбрость отменная! Распорядился устроить праздник по поводу встречи с братом, разрешил веселиться, расслабиться, но караулы и дозорных на подступах к «логову» усилил и смену приказал производить через каждый час.

– Не думал тебя встретить, – не скрывал восхищения Глеб. – Опять

из плена выручаешь.

– Мы же братья, должны друг другу помогать, – скромно ответил

Павел. – Уверен – так же поступил бы на моём месте.

Уже рассвело. Прибывали люди прикрывавшие отход отряда, с ними

был и Терентий. Увидев Глеба, старик кинулся обниматься:

– Голубчик мой, Глебушка Андреевич. Наши молитвы видно

услышал господь, сжалился над нами.

– Ну, здравствуй. Терентий, мой дружище родной! Гляжу, всё такой

же, даже моложе выглядишь без бороды.

Глебу не терпелось встретиться с атаманом Андреем, к которому, по

сути и ехал на встречу. Полковник вглядывался в лица представителей отряда, представляя вожака, крепким пожилым мужиком с бородой. Предводитель ассоциировался с Степаном Разиным.

– Понял, что с братцем атаману Андрею служите? – сказал старику.

Терентий хитро посмеялся и стал привязывать лошадей: – Да, Глеб

Андреевич, батька у нас славный, добрый атаман! Под его крылом мы все орлы.

– Как бы атамана вашего повидать, – видя занятость Терентия,

обратился к брату.

Тот улыбнулся и подмигнул хихикающему старику: – Проходи,

проходи в хату, после будешь о делах рассказывать, батька сегодня ничего не хочет слушать, отдохнуть желает.

Глеб вошёл в избушку, сложенную из брёвен. В комнате стоял стол,

посреди ведёрный самовар. Павел подтолкнул: – Присядь, сейчас чайку попьём с медком, поговорим ладком.

В комнату ворвался всполошенный Колька, узнавший, об

освобождении Глеба. Сиял от радости, бежал, торопился, запыхался: – Глеб Андреевич, я выполнил ваш приказ, сделал, как говорили! – доложил с порога и обхватил полковника худыми руками, ликуя, как ребёнок.

– Это мой связной, помощник, – сказал Глеб, пожимая руку юноше. – Смышленый малый, молодец!

– Знаю, – посмеиваясь, ответил Павел, кивнув парню, вспомнив, как

тот упрашивал, чтобы поверили.

– Только вот пароль зря не сказали. Знаете, как пришлось трудно

доказывать, что не провокатор, – щебетал Колька. – Один только атаман Андрей и поверил, – он указал на Павла.

– Как? Атаман? – не поверил Глеб и взглянул в честные глаза

Кольки. – Братуха – атаман Андрей?

Парень расплылся улыбкой. «Вот чудеса! Они оказывается

братья?!»

Сидели всю ночь пили чай. Терентий угождал то одному, то другому.

– Брось это холопство, дядька, посиди спокойно, отдохни,

расслабься, – заворчал на него Глеб.

– Как же могу среди двух мною уважаемых господ сидеть, не

прислуживая. Не отнимайте, прошу вас, такого удовольствия, Глеб Андреевич.

– Делай, как знаешь, – отмахнулся полковник. – Вот ни на минуту не

может без дела. Перпетуум-мобиле, не иначе…

– Что перпету? – не расслышал Терентий и не понял о чём речь.

– Вечный двигатель говорю! Мой дорогой дядька! По латыни это…

Состояние приподнятого настроения скоро улеглось. Глеб завёл

серьёзный разговор, касающийся командировки. Мысли перегружались профессиональными заботами. Жизнь кочевника, присущая в последнее время, заставляла торопиться, бежать. Боялся опоздать, чего-то недоделать.

– Тшш! – прошипел атаман, приложив палец к губам. – О деле

завтра. Не хочется печалить встречу. Посидим без забот, поговорим о родном.

Покурили. Положив руки на плечи друг другу, затянули старинную

казацкую песню.

– О родителях что-нибудь слышал? – прервал пение Павел. Боялся

этого вопроса и долго собирался задать. Глеб чувствовал, как гложет брату сердце трогательная тема. Вилять не стал, ответил прямо, как подобает офицеру, прошедшему адище военных лет, потерявшему за эти годы многих боевых друзей. Война научила относиться к смерти сдержанно, оставляя в душе рубцы и преждевременную седину.

– Отец погиб, Паша, – ответил скорбя. – Его расстреляли.

Павел, молча, качнул головой, сохраняя внешнее спокойствие, только

внутри отразился ужас, и слёзы навернулись на глаза. Предчувствовал это, понимал, что, попав в плен, отец никогда не примет сторону врага.

– Но мама жива, здорова! Папа успел отправить её за рубеж, на

военном корабле союзников. Она у бабушки, – уже умилённо рассказывал Глеб.

– Очень рад, Глебушка. Только далеко это от нас. Эх, брат, хочется

собраться за чашкой чая, послушать Шопена. – Задумался, загрустил. Папироса между пальцев прогорела и потухла. – Наступит ли время?..

Глеб закурил: – В молодости увлекался естествознанием. Есть в

физике понятие – флуктуация, когда малая частица в водной среде, испытывает непрерывные беспорядочные смещения под ударами молекул жидкости. Сейчас с тобой в таком же положении, брат. Отовсюду бьют, мечемся, не находя места. Мы те малые частицы прежнего государства, попавшие в водоворот нынешней власти.

Глеб замолчал. Вспомнил семью: – Жену вот не могу отыскать.

Уехала куда-то, даже тёща не знает – где сейчас. Может, другого завела? Ведь сколько не видимся. По сыну скучаю. Во сне каждую ночь снится.

– А ещё родные у неё есть? Живёт, может, у кого-нибудь из них?

Время-то, вон какое… – брат старался вселить в брата надежду.

– Не знаю, вроде бы нет никого.

Павел потянулся, заправив ладони за голову: – А я недавно в поезде

женщину встретил. У неё ребёнок – просто ангел. Красивый малец, смышленый, ко мне в поезде привязался. Представляешь? – засмеялся, вспомнив тот день. – Чем-то на тебя похож, вылитый ты в детстве. Ещё подумал: «какое сходство». Мальчику лет… как Костеньке было бы сейчас. Мне эта женщина в душу запала.

– И что? Оказалась не свободной?

– К сожалению. Но дело в другом.

– В чём же?

– Оказалась женой моего заклятого врага.

– Неужели Обухова?

– Так точно, господин полковник, его самого.

– Вот ведь, как в жизни бывает? – усмехнулся Глеб. Помолчав,

добавил: – Так отбей! Ты же атаман!

Павел взглянул на брата, желая понять, шутит или серьёзно

предлагает: – Я его не убил-то из-за неё. На курке палец лежал, а тут вдруг появилась. Обожгло в груди, перевернулось… Сколько годков искал комиссара… Не знаю, как с таким живёт? Нашего с тобой ведь круга, по всему видно. Встретил на вокзале. Знаешь, какое первое слово услышал? – задумчиво улыбнулся. – Дааа… опять вокзал. С Лизой любимой тоже на перроне встретились, и так же сказала… Представляешь?..

– И какие же слова жена Обухова произнесла? Наверное: «Да

здравствует революция!» Ведь с ярым фанатиком живёт. Что ещё могла сказать эта дама? – шутил Глеб.

– Не юродствуй, – приструнил Павел, задумчиво глядя в потолок. —

Сказала «мерси». Да, это было первым словом Лизочки, когда услышал её голос. Тогда подал руку, помог забраться в вагон. Это немыслимо! В давке, в суете, среди звучащих матов, услышал красивое, благородное – «мерси».

– На лирику потянуло, брат? Увлекался же литературой, писал,

помню. Неплохо получалось. Напиши ей страстное любовное послание. Как Онегин Татьяне: «Я к вам пишу, чего же боле…»

– Несёшь чушь какую-то! – оборвал его Павел. – К тому же это не

Онегина слова, а Татьяны. Что с тебя взять? Солдафон и есть солдафон. Ничего в тебе нет поэтичного.

– Простил Обухову?

– Нет! – выдохнул Павел, – ему, не прощу никогда!

19

После наглого нападения на тюрьму в город ввели войска. Были

наказаны виновные. Уволены с постов и арестованы, начальник тюрьмы, начальник охраны и многие лица из администрации. Обухова событие не коснулось. Это время он проводил в отпуске, отдыхал по бесплатной путёвке на Черноморском побережье. Накануне Трофима Егоровича повысили в звании и должности, за бдительность и беспощадную борьбу с контрреволюцией. Ему удалось раскрыть заговор, так говорилось в приказе о награждении, и выявить, врага, тщательно маскировавшегося в рядах большевистской партии. Врагом этим оказался Зубавин.

По городу происходили аресты. Хватали всех, кто каким-то боком мог

скомпрометировать себя. Милиция вынюхивала всюду. Конспиративные квартиры атамана оказались провалены, белогвардейское подполье было арестовано. Разоблачили и официанта Брызгалова.

Павлу доложили обстановку. Срочно пришлось уводить людей.

Готовилась секретная операция по уничтожению банды. Глеб оставался с братом. Возвращаться в центр было опасно, любая поездка грозила арестом. Личность старшего Синицына была расклеена на каждом углу. По дорогам, на вокзалах, шныряли ищейки новой власти. С донесением в центр, Глеб отправил помощника-Колю, описав всё на словах.

Как загнанные волки, отряд Павла шарахался от кумачовых войск,

преследующих по пятам.

– Кончилось наше время, – сказал на привале атаман Глебу, —

пустое всё это, брат, бесполезное. Гонимыми оказались с земли нашей. Будут бить, пока не прикончат. Давай думать, как тебя на чужбину отправить к матушке нашей.

– Почему меня, а сам?

– Люди под командой, в ответе за них. Да и клятву

не исполнил ещё. Вот что держит. Давно бы уехал.

– А я, по-твоему, безответственный? У меня тоже люди, и они

доверяют мне.

– Значит, разговора на эту тему не получится? Так понимаю? —

обиделся Павел.

– Правильно понимаешь. Не думай больше об этом даже заикаться.

Присягу не нарушу, – убедительно сказал Глеб.

Павел замолчал. Знал, что напрасно завёл этот разговор, но в

глубине души, все-таки мечтал отослать Глеба подальше, в безопасное место и лучше Франции придумать не мог.

Вскоре банда атамана Андрея напоролась на засаду. Красные видать

долго ждали враждебное войско, оцепив большой район регулярными частями. Обстрелянный из пулемётов, с замаскированных позиций, отряд пытался скрыться, но был рассечён на две половины, появившейся из укрытия конницей. Одна из половин вмиг была смята и уничтожена натиском кавалеристов. Уцелеть удалось не многим, лишь тем, кто попали в плен. Другая половина отряда, где находились Павел и Глеб пыталась вырваться из западни. Выйдя из зоны пулемётного обстрела, вступили в сражение с конным отрядом. Атаман дрался как лев, помогая и Глебу и Терентию отмахиваться от сабель неприятеля. Павел видел сражённого шашкой Димку Соколова. Лучшие друзья гибли один за другим. Атаману всё же удалось с небольшой группой прорвать окружение и выйти к лесу. Оказавшись в лесу, Павел остановил коня и крикнул бойцам: – Вместе не уйти, ребята! Впереди засада! Надо рассыпаться поодиночке! Уходите, братья кто как сможет! Прячьтесь в лесу! Может, кому и удастся уцелеть! Храни вас бог!

И все, как советовал атаман, бросились в стороны, надеясь на

быстрые ноги лошадей и удачу.

Глеб, Павел и Терентий остались втроём.

– Теперя слушай мою команду, – выступил Терентий. – Хоть вы мне

братцы и господа, но послушайтесь старика. Знаю этот район! Объезжал не раз! Айда за мной! – И Терентий повёл атамана и полковника по глухим местам, где предполагал укрыться и отсидеться. Пришлось в итоге бросить коней, пробираться сквозь буреломную чащу. Терентий оказался проворен и хитёр. Отмахав не малый путь, по полям, по оврагам, перешли речку вброд и затерялись в лесу. Ночь провели в густой глуши. Утром вышли на опушку, залегли, высматривая округу в бинокль. Вдали показался конный отряд красных, двигающийся спокойным шагом в сторону реки. У берега остановились, сделали привал. Через оптику были видны лица бойцов, звёзды на околышах. Глеб видел каждого бойца. Отыскал среди них старшего. Внимательно присмотрелся, вспоминая, где видел эту личность. Вспомнив, передал бинокль Павлу: – Погляди на командира. Никого не напоминает?

– Обухов! – признал тот. – Почему здесь?

– Атамана, наверное, ищет. Кого ещё? Хорошо тебя знает, вот и

послали охотиться.

Обухов действительно искал Павла. Сам напросился участвовать в

походе, в надежде встретить проклятого врага. Трофим Егорович не желал, чтобы давняя история с семьёй Синицына, если атамана поймают живым, всплыла наружу. Опасался лишней огласки грязных дел, ибо стремился двигаться дальше по карьерной лестнице и чистую анкету пачкать не собирался. Вот почему был здесь. Задумка была проста. В случае встречи с бандитом думал сделать так, чтобы живым Павла не брать.

– Дальше идти не следует, – сказал Глеб, – нужно переждать.

– Ночью будем пробираться, – согласился Павел, – темень наш друг.

Только вот куда идти?

Поблизости хуторок, – вступил в разговор Терентий, – бывал там

однажды. Женщина на примете есть. Живёт одна с дочкой малой. Вдова. Мужа красные убили. У неё на время можно схорониться.

– Оказывается, Терентий зря времени не теряет? – решил

подшутить Павел, подмигнув Глебу. – То-то гляжу, в отряде по вечерам не сыщешь. Всё куда-нибудь да улизнёт. На разведку, говорит, хожу.

– Ну, Павел Андреевич, – застеснялся дядька, – раскритиковал до

смущения. Всего два раза и был.

– Молодец, Терентий, – похвалил Глеб. – Пока живёшь, нужно

полноценно жизнью пользоваться. Гляди, и пригодились старания.

Терентий взял бинокль и поглядел на привал красноармейцев: – Кому

молятся, коли Бога не признают, Глеб Андреевич? Отчего церкви отвергают? Неужто Ленин милее?

– Сатане служат. Ему и молятся. А сатана сам Ленин и есть, —

ответил Глеб.

Терентий перекрестил лоб, помня заповедь, не произносить имени

Божия в суе.

Ночью с лёгкой руки Терентия Павел и Глеб отдыхали на мягких

перинах, застеленных свежими простынями знакомой вдовой дядьки. Чистые после бани, накормленные. Только Терентия рядом не было, а в соседней комнате, чуть слышно ритмично поскрипывала кровать.

Почти месяц сидели на иждивении хозяйки. Но та была рада гостям.

Ухаживала, обстирывала, кормила, видать соскучилась по бабьим делам и прятала, когда чужой глаз стремился что-нибудь высмотреть на подворье. Терентий похаживал петухом, почёсывая бородку, которую снова отпустил, и почти каждый день подравнивал, смотрясь в зеркало, оценивая внешний вид.

Но пришло время уходить. Дом вдовы оказался под пристальным

вниманием дотошного соседа. Видать заподозрил хозяйку в укрывательстве и часто, подвыпив, набивался в гости.

– Куда предлагаешь идти? – спросил Глеб брата.

– В большой город нужно пробираться, легче затеряться среди

люда. Предлагаю сначала наведаться в лагерь. Думаю, засады там уже нет. Из тайника возьмём денег, золотишка, и отправлю вас с Терентием в столицу. Подождёте там, пока здесь управлюсь. Поживёте, присмотритесь…

– Ну, нет! Одного не оставлю! – заявил Глеб. – Сколько уже

терялись, хватит. Теперь будем вместе.

– Опасно – вместе. Особенно в этих местах. Уехать с вами не могу,

не имею духовного права. Пока Обухов рядом, хочу воспользоваться моментом. Потом можно не найти. Мало ли переведут куда. Ищи после…

Вечером следующего дня вышли из хутора, так же, как и зашли,

оставаясь незамеченными не единому взору.

Было начало лета. Солнце упало за край, заревом занималось

полнеба.

– Ветер завтра будет. Закат красный, – сказал Терентий. – Пусть

немного продует, а то, что-то душно.

Позади послышался топот. Дядька и братья заметили

приближающихся всадников.

– Бежать надобно в лесок, – спохватился Терентий.

– Не успеем, – сказал Глеб.

Павел взвёл курок нагана, спрятал пистолет за пояс.

– А ну стой! – Подъехали три всадника, за плечами у двоих были

винтовки. Третий держал карабин наизготовку, направляя, то на Павла, то на Глеба. – Кто такие!?

Терентий вышел вперёд и на ходу сочинил историю:

– Мы, друже, мастеровые…

Патрульный отстранил его рукояткой плети и вытаращил глаза на

Павла. – А ну, ты, повороти физиономь!

Павел посмотрел на него, прищурившись.

– Братцы! Это ж атаман Андрей! – восторженный удачей, крикнул

солдат товарищам, и заторопился скинуть винтовку с заплечья.

Лишь только назвал имя, Павел, не раздумывая, вынул наган и

выстрелил. Боец, державший их на мушке, свалился с коня. Второй выстрел произвёл в крикуна, замешкавшегося с оружием, третьего уложил Глеб.

– Ну и реакция у тебя брат, – усмехнулся Глеб. – Не успел пистолет

вытащить, а ты уже двух оприходовал.

– По коням, братцы, выстрелы слышны далеко, надо уходить пока

за нами не кинулись, – сказал Павел.

Вскочили на коней, которых проворно удержал за поводья Терентий,

и галопом помчались через поле. Возле опушки леса напоролись на кавалерийский отряд. По ним начали стрелять. Началась погоня.

– Быстро в лес! – скомандовал Терентий.

Павел заметил, что лошадь брата сбавила ход, а сам Глеб еле

удерживается в седле. Развернул коня:

– Терентий! Глеба ранило!

Дядька вернулся, помог перекинуть Глеба на коня Павла. Конница

приближалась, слышен был свист наездников. Беглецы проехали ручей, заросший травой, в стороне был овраг, затянутый крапивой.

– Не уйти Павел Андреевич, всем не уйти, – встревожился

Терентий. – Налегке бы ушли, а так нет. Спрыгнул с лошади, подбежал:

– Слезай атаман скорее, – командовал он.

Стянул раненного Глеба на плечо, потащил в сырую ямину, уложил в

гущу крапивы:

– Сидите, Павел Андреевич, здесь, уведу их… Иначе нельзя никак.

Укрыв господ травой, спешно вернулся к лошадям.

Заросли были высокими, надёжно скрывали братьев. С двух метров

не было видно. Рядом журчал ручей, создавал шумовой фон. Природа помогала.

Терентий вскочил на коня и, выстрелив в сторону преследователей,

понёсся вперёд, удерживая за узды двух жеребцов. Красноармейцы промчались мимо братьев, притаившихся в траве. Глеб лежал тихо, не издал ни звука.

Скрываясь за деревьями, старик отводил красноармейцев дальше от

ручья, постреливал, старался создать правдивую картину бегства нескольких человек.

– Потерпи, потерпи, – приговаривал Павел, вытаскивая брата на

сухую поляну. Расстегнул китель, осмотрел рану. Разорвав на себе рубаху, перевязал.

– Уходи! Одному легче будет. Мне хана. Чувствую, – шептал Глеб.

– Молчи. Знаешь же – не оставлю.

– Не уйти вдвоём? Не сможешь тащить. Чай пудов шесть вешу не

меньше.

Павел нервничал. Никогда не приходилось быть заложником трудной

ситуации, смекалка ни разу не поводила, но в эту минуту, переживая за родного человека, мозг словно отключился. До хутора, откуда шли, было версты три не меньше. Если пробираться в другую сторону, – ближе семи вёрст жилья не встретить. Павел держал голову Глеба на коленях, читал молитву, ждал ночи. Тот мучился, но брат брату ничем помочь не мог. Горестные слёзы увлажняли глаза. Когда стемнело, решил идти в хутор за подводой. Невдалеке послышался шорох, затем отчетливо обозначились шаги. Вытащил наган. Фырканье лошади заставило насторожиться больше. Глеб уже находился в бреду и постанывал.

– Павел Андреевич, – услышал тихий зов Терентия.

Настороженность спала. Поднявшись, ответил.

– Насилу нашёл, – обрадовался старик, накинув повод коня, на

торчащую из земли корягу. – Темень непроглядная. Давно здесь кручусь. Как там, Глеб Андреевич?

– Худо ему.

Терентий опустился к раненому, потрогал лоб. – Возвращаться надо

Павел Андреевич.

Усадили Глеба в седло, наклонив к гриве. Удерживая с обеих сторон,

шли рядом, направляясь в хутор к той же знакомой женщине. По дороге Терентий рассказал, как уходил от погони. Говорил без эмоций, будто проделал привычную работу: – Отвёл далеко, потом залёг. Коней двух шугнул шибче, чтобы коммунары за ними гнались. Темно уже было, не видно, кто удирает. Солдатики за ними и рванули.… Отлежался и назад. Хорошо, хоть нашёл.

До хутора добрались без приключений. Занесли Глеба в дом и

уложили на кровать.

– Лекаря бы надо, – сказала женщина, – только где взять? На всю

округу один фельдшер в Бубенцах. Верст пять отсель.

Услышав, Павел не раздумывая, накинул новую рубаху и собрался в

путь.

– Куда? – спросил Терентий. – Ночь, дороги не видно.

– Поеду, – решительно сказал Павел, – приглядывайте за ним.

Отговаривать было бесполезно, Павел и к чёрту бы отправился,

только бы спасти единственного родного брата.

– Дай-ка золотишка немного, – шепнул Терентию.

Тот достал сидор и, покопавшись, подал мешочек.

– С краю дом, на въезде, второй справа, – напутствовала хозяйка. —

Езжай всё время по этой дороге, не сворачивай, – показала, выйдя за околицу вместе с ним.

Павел пустил коня во всю прыть, не боясь, ничего и ни кого. Быстро

доехал до Бубенцов. Оставив коня на краю хутора, чтобы не всполошить спящих, нашёл дом, в котором по рассказу Прасковьи проживал фельдшер. Вошёл во двор тихо. Постучав в окно, прижался к двери.

– Кто там? – спросил мужской голос.

– Откройте, я за фельдшером, – прошептал Павел в щель.

– Утром приходи, – услышал ответ.

– Не могу утром, человеку плохо, нужен срочно врач.

– Говорю, утром, – вновь послышался упрямый голос хозяина.

У Павла сыграли нервы. Достал наган, намереваясь сгоряча

разрешить ситуацию силой, но быстро одумался, удержал себя от сиюминутного стресса.

– Я заплачу, – сказал он. – Много заплачу!

После небольшой паузы дверь приоткрылась, и толстый мужик

засветился с фонарём, держа в другой руке ухват. Синицын впихнул его в дом, наставив наган, спросил: – Ты фельдшер?

– Нет, – ответил испуганный мужик. – Сын врачует.

– Где он?

– Спит, – дрожа, ответил отец.

– Буди скорей, больному плохо!

Мужик убежал в дом. Павел прошёл через сенцы в комнату, спрятав

пистолет. Через несколько секунд вышел молодой, совсем юный парень и, зевая, посмотрел на гостя.

– Вы чей будете, товарищ?

– С Верхоречья, – соврал Павел.

– Что стряслось? – не торопясь, расспрашивал лекарь.

Павлу не терпелось, надоела лишняя возня. Вытащил горсть золотых

украшений и высыпал на стол.

– Одевайся парень, помощь нужна срочная, да пошевеливайся.

Отец врача заметно беспокоился, наблюдая неадекватные действия

ночного пришельца, сорившего дорогими вещами, да к тому же угрожающего пистолетом. Принял Павла за отпетого бандита. Атаман понимал волнение старика и, торопя молодого лекаря, успокоил папашу: – Ничего с вашим сыном не случится, обещаю.

Наконец парень был одет и готов в дорогу. Открыл перед уходом

чемоданчик с медицинскими инструментами и, убедившись, что ничего не забыл, взглянул на отца: – Ну всё, я в порядке.

– Лошадь есть? – спросил Павел.

– Есть, – засуетился отец, – сейчас запрягу в телегу.

– К чёрту! – отрезал Павел. – Верхом поедем!

Выехали за околицу и повернули в обратное направление от

Верхоречья.

– Нам же туда? – возразил парень, показывая в другую сторону.

– Езжай куда говорят! – приказал Павел. – Меньше думай.

На место прибыли под утро, когда ночное небо окрасилось синевой.

Павел завёл врача в дом и увидел Глеба, лежащим на широкой лавке. Руки были сцеплены на груди. Бледное лицо сохраняло улыбку, веки закрывали красивые, голубые глаза. Возле на табурете сидела хозяйка и что-то пришёптывала. Терентий был рядом. Склонив голову, удерживал её в широких мужицких ладонях. Павел опустился на колени у изголовья и погладил брата.

– Час тому, как отошёл, – с скорбью, чуть не плача, сказал Терентий.

– Не успел, – прошипел Павел, сдерживая надрыв.

Врач тронул его за плечо, сочувствуя: – Что у него, было? – спросил.

– Какое это имеет значение сейчас, – просипел Павел, встав.

Подошёл к окну, достал папиросу: – Извини, что побеспокоил. Езжай домой. Отец волнуется за тебя.

– Я верну оплату, – сказал фельдшер.

– Ах, оставь! – махнул Павел. – Помяни брата, добрым словом.

Поставь свечу, за упокой души прекрасной.

20

Смерть Глеба негативом отразилась на психику Павла. Он стал

раздражительным, нервничал без повода, много курил. Ради чего жил, к чему стремился, в одночасье рухнуло, провалилось в бездну. Потерял семью, брата, верных, дорогих друзей. Ощутил себя одиноким, несчастным в родной, дикой стране, которая выбросила, как не нужный хлам и прогоняла, прогоняла, как бездомного, бродячего пса.

Хоронить Глеба в России не захотел. Выехал с Терентием далеко в

лес, кремировал, прах запаял в серебряную урну. Решил упокоить там, где будут оплакивать родные. Считал, если вырвется из страны, назад может не вернуться. Могила отца не известна. Семья похоронена далеко, пусть хоть брат, думал, будет ближе к матери.

Помянули Глеба на девятый день, и Павел собрался в дорогу.

– Ну, что Терентий, не нужен теперь я тебе. Хочу, чтобы остаток

жизни прожил как нормальный человек. Ты это заслужил. Вижу у вас с Прасковьей неплохие отношения. Денег, золота хватит. Как всё угомонится, заберёшь и то, что зарывали с тобой на чёрный день возле лагеря. Бери и мою долю. А я буду другую жизнь продумывать.

Павел оделся, взял половину казны, что хранилась у Терентия в

котомке, и крепко обняв преданного дядьку, вышел из дома. Шёл с мешком на плече, одетый в обычного крестьянского мужика, не зная пока, куда и зачем. Отойдя с версту от хутора, услышал, что кто-то догоняет. Остановился, оглянулся. За ним в таком же простом одеянии, с наплечником, прихрамывая, ковылял Терентий:

– Ну и проворен, Павел Андреевич, еле догнал. Куды спешишь? Я

ноги все сбил!

Без лишних слов Павел обнял верного друга, и вместе побрели

дальше. За время проживания у Прасковьи, Павел отрастил бородку, и два бородатых мужика, только один намного старше, вошли в город, где кипела бурная мирная жизнь.

Бывший атаман вел себя уверенно, спокойно, было всё равно —

поймают или нет. Одного боялся, чтобы не арестовали раньше, чем отыщет Обухова. Полагался на судьбу, считал, что будет именно так, как начертано всевышним.

Сняли с Терентием квартиру. Месть не давала Павлу покоя, давно

стала целью в жизни, остальное не волновало. Помнил клятву и вынашивал план. Но ужасным было, то обстоятельство, что нравившаяся женщина, являлась женой злейшего врага. Ловил себя на мысли, что часто думает о ней. Вспоминал слова Глеба: – «…отбей!..» Казались эти слова тогда абсурдом, но сейчас запали в душу. «Если знала бы о преступлении супруга, вряд ли вышла замуж за него», – этой мыслью успокаивал себя. Воспитанность, благородство выдавали её красивые, добрые глаза. Павел был убеждён, что она не любит Обухова, это жизненная ошибка, которую, возможно, захочет исправить.

Синицын долго не решался пойти по адресу на квартиру комиссара,

где бывал однажды с неосуществлённой миссией. Боялся вновь увидеть там Наталью и тогда планы снова сорвутся.

В один из сентябрьских дней, поминая друга Сергея Рунича,

вспомнил, как во время войны в эту самую пору угнали поезд, спасая пленных офицеров. Павла охватило сиюминутное решительное желание совершить смелый, дерзкий поступок и даже показалось, будто кто-то подталкивает на этот шаг. Ничего не сказав Терентию, бесшумно пройдя по комнатам, пока тот спал, вышел из дому. Проходя под окнами квартиры, услышал дребезжание стёкол при открытии рамы.

– Далеко ли Павел Андреевич? – спросил Терентий, высунувшись из

окна, потягиваясь, будто только проснулся.

Хитрый дядька не спал, когда Павел собирался уходить.

Прищурившись, лежал на диване и слышал, как тот щёлкал

револьвером, набивая в барабан патроны.

– Пойду, прогуляюсь, – недовольно ответил Павел, сожалея, что не

удалось обмануть проныру.

– Погоди, – по-отцовски сказал старик. Вышел к нему во двор прямо

в тапочках и тихонько спросил: – А пистоль, зачем взял?

Павел замялся, как нашкодивший мальчик, придумывая, что соврать.

– Я же вижу, Павел Андреевич, все твои мысли читаю. Не даёт тебе

покоя этот сатана, будь он неладен. Замечаю, как днями мучаешься и куда стремишь свою прыть. А что бы со мною не посоветоваться?

– Ну ладно, хватит полемизировать, – оборвал его Павел. – Иди,

отдыхай. Это моё дело. Понимаешь, моё!

– Да нет его там, – лукаво ответил Терентий. – Давно уж побывал на

той квартире. Переехал куда-то. Как жена от него сбежала, так и съехал.

– Что сказал? Жена сбежала? Откуда такие сведения? —

разволновался Павел, выдавая радость по поводу услышанного.

– Соседей поспрашивал. Они всё знают о своих дворовых, даже то,

что сами жильцы про себя не ведают.

– Когда ж успеваешь, шельмец. Почему раньше не сказал?

Терентий замялся: – Я ж не думал, что тебя опять туды потянет.

– Куда сбежала? Соседи случайно не доложили, коль говоришь,

знают всё?

Терентий подозрительно посмотрел на господина, читая в его

глазах неподдельный интерес к затронутой теме разговора., и догадался, от чего тот вдруг умиленно воспылал: – Вот этого жильцы дома не знают. Говорят, Обухов сам её ищет, отыскать не может. Он сейчас важный начальник.

– Одевайся, сходим чего-нибудь выпьем, – успокоился Павел. —

Братишку помянем, да Сергея – друга моего дорогого.

Шли по городу порознь. Терентий двигался по другой стороне улицы.

Павел был в обычной фуражке, козырьком прикрывающей глаза. Проходя городскую площадь, где, как всегда было людно, заметил знакомого парнишку. «Это же Сергей! – мелькнуло в голове. – Почему здесь? Григорий же должен был отвезти его к своей матери в деревню».

Павел подошёл к мальчику и взял за руку: – Здравствуй, Серёжа.

Тот посмотрел на него и, узнав, улыбнулся. Павел потрепал давно не

стриженую, взъерошенную шевелюру: – Поговорим?

Зашли в городской сквер, присели на пригретую солнцем скамейку.

По пути Павел купил мальчишке пару пирожков.

– Почему один, где Гриша?

Серёжа прожевал набитый рот и, вздохнув, заморгал глазами. Слёзы