Текст книги "Без предела"

Глава 9

Сентябрь 2013 года

Ванда Финн не устраивала никакого скандала, она просто самоустранилась. Бросила фуражку на пол, попрощалась с женщиной, сидевшей на посту, и выскользнула за дверь.

Вот она, настоящая свобода, бесконечная и абсолютная! Стена, окружающая парк Виктория-Эмбаркмент-гарденс, промелькнула мимо, не вызывая ни малейшего чувства сожаления. Улетучилось беспокойство по поводу напрасно потраченного времени, звуки парка затмили недавнее прошлое. Перед Вандой лежали теперь весь мир, вся жизнь и большое будущее, уготованное лишь малому количеству избранных.

А все благодаря плану. С того самого момента, когда Ату Абаншамаш Думузи погладил ее по щеке и назвал своим цветком, с той секунды, когда кровь отхлынула от головы, погрузив ее в бессознательное состояние, с того прекрасного мгновения, когда она наконец пришла в себя и пристально всмотрелась в его многообещающий взгляд и ощутила на своей руке прикосновение его губ, именно тогда она узнала в Ату Абаншамаше то будущее, о котором всегда мечтала.

Однако, едва Ванда сообщила о своем решении Ширли, на нее посыпались бесконечные и бесполезные предостережения.

– На картинке все действительно выглядит многообещающе, я и сама вижу. Симпатичные здания, захватывающие ритуалы, море в непосредственной близости… Ванда, как только ты очутишься там, то увидишь, что это был не более чем флирт и что ты проделала свой путь абсолютно напрасно, – предупреждала подруга. – Ату Абаншамаш получает любую женщину, какую пожелает. Просто подумай о его способностях и внешности.

Ширли говорила это с выпученными от возбуждения глазами. Она тоже находилась под действием его харизмы.

– Я прекрасно знаю, что у тебя давным-давно не было мужчины, но если ты лезешь на стенку или испытываешь некоторый дискомфорт от отсутствия сексуальных отношений, здесь, в Лондоне, найдется куча мужиков для твоей постели, причем они вряд ли окажутся способны нанести тебе больше душевных ран, чем ты сама им позволишь.

Ванда покачала головой. Для Ширли все было так просто…

– Ширли, мне кажется, ты не совсем понимаешь. Я хочу стать избранной Ату Абаншамаша. Я хочу жить в соответствии с его предписаниями и вынашивать его детей. Я чувствую, что именно это и есть мое истинное предназначение в жизни.

– Избранной, говоришь? – Ширли едва не рассмеялась, но все-таки сдержалась, увидев серьезный взгляд Ванды. – Пусть так, Ванда. Но разве ты не заметила, как желчно смотрела на тебя его помощница? Тебе точно не удастся ее потеснить, поверь мне.

– Ширли, она уже старая.

– Спасибо, дорогая, – обиделась подруга. – По-моему, она примерно моего возраста.

Ванда отвернулась. За окном ее комнатушки мир тоже представлял собой стену, которая возвышалась перед Вандой, заслоняя весь свет и все мечты. За стеной жили другие люди с такими же несбывшимися надеждами. И стена становилась с каждым днем все мрачнее. В этом квартале будущее вынашивалось в мечтах. Парни хотели стать футболистами или рок-звездами, а девушки – их сибаритствующими женами.

Здесь с утра до вечера смотрели реалити-шоу и убогие телевикторины, поглощая перед экраном фастфуд и все больше удаляясь от тех возможностей, которые заключают в себе сколь-нибудь приличное образование и здоровые амбиции. По итогам изучения данного квартала, статистики пришли бы к выводу, что лишь несколько людей на тысячу единиц здешнего населения оказываются способны достичь земли обетованной, изобилующей успехом, богатством и вечным счастьем. Как будто она изо дня в день не жила с таким сознанием.

– Прости, Ширли, – извинилась Ванда, заметив, как сильно расстроилась подруга. – Я вовсе не это имела в виду, а лишь то, что я еще молода и пока не рожала, что теперь я готова к этому и телом, и душой. И к тому же могу с уверенностью тебе сообщить – Ату не спит со своей помощницей. Я чувствую такие вещи безошибочно.

– Тебя ждет разочарование, Ванда, и ты, конечно, пожалеешь о предпринятой авантюре. Ты собираешься потратить все сбережения на провальный проект. На что ты собираешься жить, когда вернешься? Где ты будешь жить? В моей каморке мы вдвоем не поместимся, ты ведь прекрасно знаешь.

– Я приеду к тебе в гости, Ширли, и буду жить в отеле. Но вернусь я совсем другим человеком, имей в виду.

Ширли поджала губы.

– А с кем же я буду развлекаться? А обсуждать сплетни, вернувшись домой с тоскливой работы? – Она заплакала. – Ты ведь не можешь просто так взять и бросить меня одну в этой дыре, правда?

Ванда, промолчав, взяла Ширли за плечи и крепко прижала к себе.

– По крайней мере, хоть имейлы мне пиши о своем житье-бытье. Ты ведь напишешь, Ванда, да? – всхлипывала Ширли.

– Конечно. Буду писать тебе каждый божий день, если будет возможность.

– Ты только говоришь так…

– Нет, Ширли, я обещаю. А я держу свои обещания.

* * *

В имейле, отправленном в Академию натурабсорбции, Ванда сообщила, что определилась с датой прибытия, и просила по возможности встретить ее на станции в Кальмаре. Кроме того, написала, что рассчитывает попасть на несколько академических курсов, не ограничиваясь тем, на который подавала первичную заявку. А затем она намеревалась остаться в Академии и безвозмездно трудиться во имя проповедуемых Ату Абаншамашем идеалов.

Ванда на все сто была уверена, что получит то, чего хочет. Ату Абаншамаш не скрывал своей заинтересованности, и тогда в Лондоне мог бы заполучить Ванду, если б не был поглощен организацией курса. И они оба это поняли. Теперь она готовилась наверстать упущенное. Они продолжат с того, на чем остановились.

Пришло время.

Спустя пару дней Ванда получила письмо, в котором сообщалось, что желающих записаться на курсы слишком много, ей обещали написать, когда появится свободное место, однако не следует рассчитывать на то, что это произойдет в текущем году.

Ванда отказалась поверить этому. Стоит только Ату Абаншамашу взглянуть на нее, как ситуация изменится. Надо было только как следует подготовиться. Она обратила внимание на имя отправителя – Пирьо Абаншамаш Думузи.

Ширли была права. С этой женщиной явно завяжется серьезное соперничество. Кровавая борьба не на жизнь, а на смерть.

В последующие дни и ночи Ванда занималась подготовкой – изучала концепцию «свободной энергии космоса» и то и дело цитировала высказывания Ату Абаншамаша об Академии натурабсорбции. Она стремилась овладеть этой темой во всей полноте, проникнуть в самую суть учения, и это оказалось совсем несложно, так как все, что было связано с Ату Абаншамашем Думузи, представлялось ей правильным и логичным. Создавалось ощущение, что силой своей мысли Ату охватывал все существующие верования и человеческие добродетели и объединял их в единый совершенный свод правил, и это завораживало Ванду. Чем больше она читала, чем глубже вникала в смысл, тем сильнее чувствовала, как все эти предписания и правила, направленные на достижение совершенного существования, способствовали уходу из ее жизни всех неприглядностей и нелепостей мирской суеты.

В конце концов Ванда выпрямилась и почувствовала, что в ней поселилось умиротворение. Никакой колы на столе и мерцающего телеэкрана с бесконечными сериалами, никакого шума в голове. Последние сомнения в необходимости задуманного ею предприятия улетучились, она успокоилась и преисполнилась решимости.

Она предстанет перед Ату Абаншамашом уже подготовленной. Ее чувственность и посвященность в учение потрясут его и убедят в том, что он наконец-то встретил женщину, достойную его во всех отношениях.

А та, другая женщина, которая считает себя неуязвимой и чинит Ванде препоны, просто-напросто исчезнет.

Глава 10

Четверг, 1 мая 2014 года

Вилли Куре, шкипер, которого все называли Дядя Сэм, жил на улице Моседэльсвай в желтом фахверковом доме с прилегающей коптильней, всего через два дома к северу от жилища Хаберсота. Вдоль дороги между Сандвигом и Снойебэком тянулось беспорядочное нагромождение всевозможных типов частных домов, тут и там они возвышались на несколько метров над дорожным полотном, причем из всех открывался прекрасный вид на рыбацкие хижины, гавань и море. Настоящий рай, если только забыть о том, что на днях один мужчина из этих краев пустил себе пулю в лоб.

Они постучались в переднюю дверь, но поскольку никто не открыл, прошли мимо коптильни в глубь двора, где стоял внедорожник.

Карл потрогал радиатор. Холодный.

Стук в заднюю дверь дома также не принес результата, но велосипедист, проезжавший мимо, когда они приплелись обратно к машине, просветил их:

– Дядя Сэм сейчас в море. Он работает рулевым на рыболовном катере, который в данный момент выполняет функции «отводящего» судна. Так что не рассчитывайте увидеть Сэма в ближайшее время.

– Отводящего судна?

– Ну да. Проклятые русские капитаны не в состоянии правильно поднять якорь, они скребут им по дну, и якорь цепляется за кабели. И вот опять. На прошлое Рождество мы остались без электричества на полтора месяца все по той же причине. Ну, естественно, на этот раз все не настолько плохо… В общем, когда такое случается, Сэм сидит на своем катере и отводит все корабли, держащие курс на ремонтное судно, которое восстанавливает поврежденные кабели.

– Понятно. Но все-таки нам бы очень хотелось поговорить с ним о Хаберсоте; ведь они были друзьями, верно?

– О боже, Хаберсот! – велосипедист фыркнул. – Ну, может, конечно, они и были друзьями, и все-таки с Хаберсотом не так-то просто было дружить. Они играли с Дядей Сэмом в карты; пожалуй, в последние несколько лет только это их и объединяло.

– То есть вы считаете, что Хаберсот вряд ли посвящал Сэма в расследование дела, которое так сильно его занимало?

– Господи, да я уверен, что первые десять лет так и было. Но знаете, что? Даже такой человек, как Дядя Сэм, может устать, правда? Сэм – добрейшая душа, но все-таки всему есть пределы. Нет-нет, если хотите знать мое мнение, в последнее время они просто изредка резались в картишки, не более того.

– По-вашему, Сэм был не в курсе, до какой степени отчаялся Хаберсот?

– С чего ему быть в курсе? Он ведь бо́льшую часть времени в море, а Хаберсот не был человеком, который выставляет свои чувства напоказ. Но почему бы вам не позвонить Дяде Сэму? Или, вы думаете, жители Борнхольма не имеют доступа к телефонной связи?

Он посмеялся и дал им номер телефона. Линия оказалась занята.

* * *

Вокруг вполне обычного кирпичного дома Хаберсота царила какая-то странная атмосфера запустения. Здесь не возникало ощущения близости духов и привидений – жилище скорее напоминало замок Спящей красавицы, погруженной в беспробудный сон. Печальное зрелище – заброшенная крепость в ожидании искупительного поцелуя, призванного снять чары.

– После распада семьи жизнь покинула этот дом навсегда, чувствуете? – прокомментировала Роза, вставляя ключ в замочную скважину.

Терпкий кислый запах, устремившийся им навстречу, только подтвердил ее слова.

– Фу! Неужели криминалисты не могли хотя бы проветрить помещение? – недовольно воскликнула Роза.

Обычно подобный запах свидетельствует о том, что давно не выносилось мусорное ведро. Или о том, что где-то стоит ящик с гниющими овощами. Или о недоеденных консервах, полуразложившихся на дне железной банки. О посуде, не мытой на протяжении нескольких месяцев. Но в доме Хаберсота не было ничего из вышеперечисленного. В глаза первым делом бросались колоссальные хаотически громоздившиеся со всех сторон кучи макулатуры. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что все эти бумаги упорядочены, аккуратно и продуманно разложены и распределены по стопкам. Кухня сияла почти идеальной чистотой, гостиную явно совсем недавно тщательно пропылесосили, насколько это представлялось возможным, учитывая многочисленные груды бумаг.

– Здесь все провоняло никотином и отчаянием, – заметил Ассад из угла, стараясь не задеть стопку журналов в метр высотой, которая готова была рухнуть в любой момент.

– Скорее уж целлюлозой и многолетней изолированностью, – поправил его Карл.

– Ты думаешь, криминалисты действительно изучили вот это все? – спросил Ассад, разведя руки в стороны и показывая на обступившие его бумажные высокогорья.

Мёрк тяжело вздохнул.

– Вряд ли.

– И с чего же мы начнем? – тоскливо поинтересовалась Роза.

– Хороший вопрос. Ну, зато теперь ты, наверное, понимаешь, почему он опустил руки и почему в полиции Рённе с такой готовностью дали нам ключ и разрешили распоряжаться материалом, наработанным Хаберсотом. Спасибо, Роза, услужила, – сыронизировал Карл. – Может, нам с Ассадом стоит вернуться вечером домой, а ты пока побудешь здесь? С твоим талантом систематизации ты смогла бы разложить все материалы в алфавитном или хронологическом порядке за… ну, скажем, за месяц или два.

Карл рассмеялся, но это ничуть не смутило коллегу.

– Я твердо убеждена, здесь скрывается что-то очень важное, что поможет продвинуться нам в расследовании. И я думаю, мы наверняка сможем сдвинуть дело Хаберсота с мертвой точки, если, конечно, захотим, – чересчур резко парировала Роза.

Вероятно, она была права, но на просмотр всех материалов потребуется не одна неделя, даже если подключить к работе дополнительные ресурсы. Не говоря уж о нежелании Карла этим заниматься. При поверхностном ознакомлении с делом создавалось ощущение, что Хаберсот обшарил весь остров в ближайшие дни после трагедии и задокументировал несколько сотен фактов, обнаруженных им в последующие годы. Каждому факту посвящена отдельная стопка.

Но как разобраться, какая из этих стопок представляет больший интерес, чем остальные?

– Мы все пакуем и берем с собой в Управление, – заявила Роза.

Карл нахмурился.

– Только через мой труп. К тому же у нас в подвале нет места. Куда ты рассчитываешь приткнуть этот бумажный мавзолей?

– Организуем специальное пространство в помещении, которое красит Ассад.

– Тогда я так и не докрашу, – донеслось из угла гостиной.

– Хватит, замолчите оба сейчас же! Разве это помещение не предназначалось для Гордона, когда он закончит учебу и переберется к нам на постоянную работу? Как вы думаете, что скажет наш любимый шеф Ларс Бьёрн, если, вопреки настойчивому требованию, его любимчик не получит рабочего места в отделе «Q»?

– А я-то считала, Карл, тебя не сильно волнует, что подумает и скажет Ларс Бьёрн, – снова подколола его Роза.

Мёрк ухмыльнулся. Черт возьми, естественно, его это не волновало. Ведь начальником отдела «Q» был он сам, а никакой не Ларс Бьёрн, хотя у последнего и имелось на этот счет собственное мнение. Кроме того, Ларс присваивал львиную долю финансирования, выделявшегося отделу «Q», и Карл прекрасно знал, кому при случае можно было настучать. Нет-нет, Бьёрна это не касается. Но дело не в этом. Просто Карл совершенно не желал складировать в своем подвале никакие бумаги и вещи, вот и всё.

– Гордон может посидеть и у меня, пока мы работаем над этим делом, – предложил Ассад. – Мне даже нравится, что я буду не один.

Карл был шокирован. Проклятие, они и впрямь серьезно настроены.

– Ну что же, может, все-таки позвонишь Дяде Сэму?

– Позвони сам, Ассад, – проворчал Карл. Око за око. – У меня вот-вот батарея в телефоне сядет, – пояснил он.

– Ты можешь воспользоваться стационарным, вон он, – курчавый не полез за словом в карман и с готовностью указал на раритетный аппарат, венчавший очередную стопку журнальных вырезок на обеденном столе.

Мёрк вздохнул. Кто здесь, скажите на милость, является начальником отдела «Q»? Они ведь, черт подери, пока даже не взялись за дело официально… Он хотел было еще поупрямиться, но все-таки посчитал, что удобнее будет сдаться, и набрал номер.

Из трубки послышались шипение и взволнованный голос.

– Черт, а у меня мурашки пошли по спине, стоило лишь увидеть на дисплее домашний номер Кристиана, – закричал Дядя Сэм, после того как Карл представился. Связь прерывалась, на заднем плане слышался шум двигателя, и Мёрку пришлось зажать свободное ухо рукой. – Нет, я прямо чуть не упал, когда увидел, откуда мне звонят. Ну да, мы с Кристианом, бывало, играли в картишки… кстати, вот как раз вечером накануне рокового выстрела. Извините, я не имею возможности разговаривать долго, тут как раз из Эстонии подвалил махина-контейнеровоз «Средиземноморской судоходной компании» и направляется прямиком в акваторию восстановительных работ, так что мне придется выйти в открытое море и немного погудеть.

– Я постараюсь как можно короче. Вы утверждаете, что последний вечер провели вместе с ним. Для меня это новый факт. Почему полицейские были не в курсе?

– Наверное, потому, что они не спрашивали. Я зашел к нему на инструктаж. Надо же мне было научиться управляться с этой дурацкой камерой, верно?

– И как вам показался Хаберсот в тот момент? Он был в порядке? Вы не заметили в его поведении ничего необычного?

– Он был слегка захмелевший. «Линье Аквавит» и парочка «портеров» прекрасно прочищают слезные каналы, не так ли? Откровенно говоря, он был как-то сентиментально настроен, но с ним такое часто случалось, так что я не обратил на это особого внимания.

– Сентиментально настроен? В чем это проявлялось?

– Он пустил слезу. Сидел и сжимал в руках вещи Бьярке – синий шарфик и деревянную фигурку, вырезанную сыном.

– Вы хотите сказать, он был выведен из равновесия?

– Нет-нет, ни в коем случае. Он ведь обставил меня в карты, ха-ха… Нет, он просто немного загрустил, но такое частенько случалось.

– Он часто плакал в подобных ситуациях?

– Ну, может, пару раз до этого, я уже не помню точно. Но это явно не было его постоянным состоянием. Возможно, он просто хлебнул лишнего и стал придавать слишком большое значение вещам. Он рассказывал мне о том, что пережил в связи с разводом много лет назад, и то и дело спрашивал: «Сэм, а помнишь то? Сэм, а помнишь это?» Тем вечером мне не показалось это удивительным, он ведь жил в полном одиночестве. Но теперь, задним числом, я, кажется, лучше понимаю, что крутилось у него в голове в тот момент. Очень странный вечер, о котором я вспоминаю с большой грустью, но вам мои воспоминания вряд ли принесут какую-то пользу. Кстати, эстонский идиот уже вплотную подобрался к левому борту; черта с два он у меня пойдет дальше! Я должен сейчас же вмешаться – пускай эта консервная банка проваливает подобру-поздорову, пока дров не наломала! А вы звоните, если понадобится. Правда, к сожалению, я все равно ни шиша не знаю.

Карл медленно положил трубку. Все это ему жутко не нравилось. Дело с самого начала неслось на него с угрожающей стремительностью – и вот итог.

– Что он сказал? – поинтересовалась Роза, стоя у журнального столика и просматривая одну из стопок макулатуры.

Карл поднялся. Бокалы с алкогольных посиделок Хаберсота были давно убраны на место, а вот шарф и деревянная фигурка по-прежнему лежали рядом с журнальным столиком.

Карл взял фигурку и изучил ее – довольно коряво выполненная статуэтка мужчины, ее будто вырезал ребенок, и в то же время изделие было трогательным и весьма выразительным.

– Сэм сказал, что накануне Хаберсот был очень печален и даже плакал. И что теперь он готов признать: такое поведение было не характерно для этого человека.

– Значит, Хаберсот совершил самоубийство не в состоянии аффекта, я же говорила. Он знал, что застрелится. И, возможно, планировал свой поступок довольно давно.

– Вполне может быть. И в таком случае, я тут, конечно, ни при чем, правда же?

С этими словами Карл осмотрелся, засовывая деревянную фигурку в карман. Несомненно, во всем этом хаосе была некая система. Стопки по правую руку и над буфетом являлись самыми старыми – бумага в них успела пожелтеть; те, что громоздились по пути в смежную комнату, более свежими – бумага сохранила белизну. Папки с металлическими кольцами располагались в алфавитном порядке по темам. На подоконниках складировались всевозможные видеозаписи и различные каталоги.

Мёрк прошел в соседнюю комнату, где уже стоял Ассад, рассматривая доску для заметок, залепленную фотографиями разного формата.

– Что это еще за фигня? – спросил он.

– Фотографии старых микроавтобусов.

Как будто Карл и сам не видел.

Он подошел поближе.

– Ну да, это знаменитая фольксвагеновская «буханка». На снимках одни только старые «буханки».

– Какие еще буханки? Ничего не пойму, Карл!

– Ассад, так прозвали данную модель микроавтобуса «Фольксваген», из-за ее формы[8]8
  Речь идет об автомобиле «T1» концерна «Фольксваген», производившемся с 1950 по 1967 г., одном из первых гражданских минивэнов.


[Закрыть].

– Вот оно что! А тебе не кажется странным, что все они сфотографированы спереди?

– Кажется. И еще – все они разные. Мне кажется, здесь нет двух совершенно одинаковых автомобилей.

Ассад кивнул.

– Я и не знал, что было так много вариаций этой модели. Красные, оранжевые, синие, зеленые, белые, цвета на любой вкус…

– Да уж, и модификации тоже. Вот этот автомобиль с запасным колесом спереди – один их самых старых. У некоторых сбоку есть стекла, у других нету. Ты посчитал, сколько их тут?

Можно было не сомневаться, что Ассад успел сосчитать.

– Да, сто тридцать две штуки.

– Итак, какая гипотеза имелась у Хаберсота?

– Что Альберту сбила такая вот «буханка».

– Фольксвагеновская, именно! И я тоже так думаю.

– Одна из тех, что помечены крестиком.

– Каким крестиком?

Ассад показал на четыре-пять фотографий, которые действительно были отмечены небольшим крестиком в углу.

– Смотри, все машины на выделенных снимках голубого цвета.

– Вижу. Только, к сожалению, голубые «буханки» были самыми распространенными, – сказал Карл. – В шестидесятые-семидесятые годы их можно было встретить повсюду.

– Карл, и все-таки он отметил не все голубые, а только те, у которых лобовое стекло состоит из двух половинок и с неоткрывающимися окнами в средней части кузова.

– И все же, насколько я помню, данная модель была наиболее популярной. Совершенно типичный, стандартный, ничем не примечательный фургончик, хотя со временем его форма претерпела некоторые изменения.

– Вот на этом стоит жирное пятно, – заметил Ассад. – Гляди! Такое впечатление, что Хаберсот несколько раз ткнул прямо в середину бампера. Как будто хотел сказать: «Ну, вот и ты!»

Карл приблизил голову. Точно подмечено. Это была одна из специальных модификаций модели – с громоздким бампером, усиленным двумя плоскими вертикальными креплениями, к которым, параллельно основному бамперу, была приварена горизонтальная металлическая трубка.

– Ассад, из тех, что с крестиками, этот автомобиль единственный, у которого имеется характерный составной бампер. Молодец, что обратил внимание.

– Карл, а теперь посмотри вон туда. Опять та же самая модель.

Ассад указал в направлении стены, за которой располагалась еще одна комната.

На стене висела увеличенная копия той же фотографии; она была прикреплена малярной лентой между двумя картинами, которые, как это ни странно, были помечены теми же инициалами, что и пейзаж на стене в Доме собраний. Вероятно, художник был местным.

При ближайшем рассмотрении фотокопии оказалось, что изображение крупнозернистое и нечеткое, так что толком не видно было ни номерного знака, ни лица человека, который запечатлен в момент выхода через водительскую дверцу. Вероятно, степень приближения была максимально возможной для обычной любительской камеры, а может, в момент съемки у фотографа дрогнула рука.

– Карл, смотри-ка, что написано внизу. «BMV/BR CI B14G27, 5 июля 1997 года». Ровно за четыре с половиной месяца до аварии, да?

Но Карл промолчал.

Из размытого облака ветвей серых оттенков от верхнего края фотографии тянулась почти незаметная стрелка, проведенная маркером и указывающая на человека в автомобиле. Она была размером около десяти сантиметров и сопровождалась несколькими едва различимыми словами.

С трудом прочитав надпись, Карл испытал настоящее потрясение.

«Эй, Карл Мёрк, а вот и он» – гласила надпись.

– Куда ты там уставился? – поинтересовался Ассад.

Мёрк тихо вздохнул. По направлению застывшего взгляда Ассад уже понял, на что именно пялился его начальник.

– Боже всемогущий, да он меня прессует, – вновь вздохнул Карл. – И понятное дело, тут не написано имя этого человека.

– Как ты думаешь, удастся ли нам с помощью специалистов Управления добиться более четкого изображения лица?

– Только не с этого источника. – Он повернулся к двери гостиной. – Роза, подойди-ка сюда.

С того момента, как она показалась в дверях, до того, как поняла, что именно они обнаружили, прошло меньше пяти секунд.

– Да уж, ну и делишки…

Карл поджал губы.

– Пути назад нет, – прокомментировал Ассад.

Мёрк долго смотрел на увеличенный снимок, затем в который раз вздохнул. Нет пути назад? Да уж, и впрямь… Он обернулся к Розе.

– Я вынужден констатировать: действительно, некоторые признаки указывают на то, что ты была права относительно Хаберсота. Возможно, он в течение долгих лет подозревал этого самого парня в совершении преступления, но никак не мог найти его и в конце концов сдался. Он решил предоставить поиски другим, хотел выбросить это дело из головы, прекрасно понимая, что не сможет выполнить эту миссию самостоятельно. И самоубийство стало для него не только способом выбить дело из головы, но и дать ему новый ход. В связи с вышесказанным, теперь я так же, как и ты, склонен считать, что он был чуть ли не уверен, что мы приплывем на остров и продолжим расследование. Его самоубийство стало для нас своего рода пригласительным билетом.

– А обратного билета нет, – заключил Ассад. – Но что же может значить BMV/BR CI B14G27?

– Может, инициалы фотографа, а может, какой-то регистрационный номер. Роза, ты просмотрела папки?

Она кивнула.

– Никаких идей в связи с данной последовательностью букв и цифр?

– Нет. Система достаточно простая, тем более что эти папки почти пустые.

– Ну, и что теперь, Карл? – спросил Ассад.

– Вот именно – что теперь?

Мёрк поглядел на своих помощников. Они проработали вместе почти семь лет, раскрыли кучу дел, а их глаза по-прежнему горели от готовности ринуться в бой. Иногда такое рвение заряжало его энергией, иногда – нет. В настоящий момент у них не получилось совершить прорыв, а значит, ему самому предстояло углубиться в имеющиеся факты и извлечь новые сведения хоть из-под земли.

Он барабанил пальцами по стене рядом с фотокопией. Ассад сказал, нет пути назад…

– Ладно уж. Роза, зарезервируй нам гостиницу еще на две ночи. А мы с тобой, Ассад, давай-ка осмотрим дом. Надо понять принцип, по которому сгруппированы материалы, и прикинуть объем груза, который нам предстоит забрать с собой.