Текст книги "Поворот судьбы"

– Это еще что за чертовщина? – спросил я.

– Это не смертельно, – начала быстро объяснять мама. – Это заболевание затрагивает мозг и позвоночник. Я еще толком не разобралась. Я даже не знаю, как заболела. Может, это вирус. В результате этой болезни происходит дезориентация. Если твоя иммунная система предрасположена к тому, чтобы заболеть, то вирус ее поражает…

Я чуть не умер со страху.

– Когда ты выздоровеешь? А нам она передастся? Чем ее лечить? Что такое дезориентация? Это как болезнь Альцгеймера?

– Нет, – ответила мама, – совсем не так. Если брать худшее развитие сценария, то так.

– Что это значит?

– Я могу заболеть, как было раньше, – тихо проговорила мама. – Но, возможно, и нет. Может, у меня вообще не проявится никаких симптомов. То, что со мной было, это из-за рассеянного склероза. Все, что меня беспокоило раньше, во время занятий балетом, это тоже из-за болезни. Онемение конечностей, шаткость. Руки меня совсем не слушались. Это заболевание поражает разных людей по-разному. Даже у одного и того же человека могут быть разные симптомы в зависимости от стадии болезни. Тогда, весной, когда у меня были странные ощущения, это тоже объяснялось рассеянным склерозом.

– Но это не будет продолжаться все время? Или ты будешь такая теперь постоянно?!

– Нет, – ответила она, сжимая руки на руле. В свое время она учила меня водить машину.

– Возможно, мне станет значительно хуже, но не сейчас, а позже. Гейб, мне надо принять решение. Важное решение. Это как при диабете. Если ты перестаешь есть шоколад, то потеряешь лишний вес и, может, твое состояние улучшится. Или же ты можешь сразу начать колоть инсулин. У меня тоже есть выбор: попробовать гомеопатию или натуропатию, принимать дополнительно витамины. Валиум от дрожи в руках и нервов. Антидепрессанты…

– Значит, у тебя депрессия.

– Ну, не до такой степени. Но, наверное, в ближайшем будущем можно ждать всего. Я могу начать прямо сейчас, чтобы предотвратить ухудшение состояния. Я могу начать с приема лекарств от рака.

– Рака?

– Некоторые полагают, что такие лекарства способны предотвратить проявления рассеянного склероза. Я думала, что схожу с ума. А ты, Гейб? – Она рассмеялась, но как-то напряженно. – Доктор сказал, что форма болезни может быть довольно безобидной. О, как мне жаль, Гейб. Возможно, я буду чувствовать себя абсолютно нормально, как сейчас. Не так, как пару недель назад. Я смогу работать и танцевать…

– А ты сможешь заботиться об Аори? Пока папа…

– Конечно. И о тебе, и о Каролине…

– У тебя могут начаться провалы в памяти?

– Не знаю. Думаю, что нет. Или они будут кратковременными. Вероятно, мне надо сразу согласиться на уколы.

– Уколы? Ты же их терпеть не можешь.

– Но именно так вводят лекарства от рака. Они замедляют действие разрушительных факторов. Мне надо найти вход…

Ее попытка говорить нормальным языком едва не заставила меня расплакаться.

– Но что ты будешь делать сейчас? Надо убить этот вирус?

– Он не лечится, Гейб. Это не простуда. Он будет со мной, пока я жива.

– Ты, наверное, меня разыгрываешь.

– Нет. Нам нужно сообщить об этом Каролине и малышке. Мы должны быть вместе.

– Ты собираешься заболеть сразу после того, как объявишь об этом? Тебе снова надо лечь в постель?

Я подумал о бале. Мне придется быть сиделкой при матери?

– Мы… когда? Мам, давай остановимся и купим кофе или воды.

– Нет, Гейб. Мне ничего не нужно. Нам надо домой. Мы приготовим какой-нибудь ужин.

– Мам, подожди секундочку. Ты можешь не заболеть вообще, или ты можешь заболеть так, что не поднимешься с постели, но нет никаких предупредительных сигналов?

– Сотни тысяч людей страдают от рассеянного склероза, – сказала мама. – Многие годами живут с этим диагнозом, даже не подозревая о нем. Если ты посмотришь на человека, то вряд ли догадаешься, что у него это заболевание. Однако некоторые полностью теряют зрение, некоторые – способность говорить…

– Но если сотни тысяч людей болеют этим, почему никто ничего не знает?

Мама вздохнула. Это был вздох человека, который потерпел сокрушительное поражение. Я ощутил себя полным идиотом.

– Мама, прости меня.

Я заметил, что ее глаза наполнились слезами.

– Это я должна просить у тебя прощения. Это ужасно. А еще твой отец.

Она вздохнула еще раз и распрямила плечи, как и принято у Джиллисов.

– Послушай, дорогой мой, ты не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем. А затем позвоним папе.

Если гнев можно представить себе в виде полосы разгона, то я преодолел бы ее в тот момент быстрее всех. Лео для меня не существовал. Мама старалась держаться изо всех сил и бодро произнесла: «Мы позвоним папе». Хотя прекрасно знала, что за все месяцы его отсутствия мы так и не смогли найти его. Даже по тому адресу в Нью-Йорке, по которому, как он уверял, его всегда можно застать. Никому не удалось получить ответ хотя бы на одно письмо, ни Каролине, ни Кейси, ни мне. Мама знала, что за все время Лео звонил всего три раза: через неделю после отъезда, на Рождество и в день рождения Аори. Это все, что мне было известно. Может, он звонил маме, когда мы уже спали, но она сказала бы об этом. Она волновалась еще до того, как узнала свой диагноз: постоянно поднимала трубку, словно проверяя, работает ли телефон. Такое поведение свойственно подросткам моего возраста, а не взрослой женщине.

Мы проехали по Пайн-стрит, потом по трассе мимо знаменитого рекламного плаката «А-Б Шаблона» и повернули к нашему району. Его называли Серая Гавань, хотя здесь стояло всего одно серое здание, а никакой гавани и в помине не было. Мой отец рассказал мне, что название местности связано с фермером по фамилии Грей, который раньше владел всей землей вокруг.

Обычно мою маму не остановить, но на этот раз она хранила молчание. У самого дома она сказала:

– Сынок, я не хочу, чтобы ты волновался. Когда нам удастся найти папу, он сразу приедет домой. Я здорова и сильна. Я буду следовать всем указаниям врача. Даже если это будет означать прием лекарств. Не сейчас, но… – Она протянула руку и сжала мою ладонь. – Я не собираюсь стать растением, Гейб.

– Все в порядке, мама, – вымолвил я, хотя она знала, что это не так.

Кара находилась у Мариссы. Я позвонил ей и сказал, чтобы она без лишних разговоров оторвала зад от дивана и пришла домой. Мама поехала за Аори, которая была у Стеллы, коллеги мамы. Потом она приготовила вермишель с оливковым маслом и салат из свежих огурцов.

Мы ели в полной тишине.

Затем мама нарушила молчание:

– Аврора, помнишь, как маме было плохо?

– Мама не мыла голову?

– Да.

– От мамы плохо пахло, – добавила Аори.

– Это потому, что я была больна. Но тетя Кейси отвела меня к доктору, и он собирается сделать все, чтобы маме стало лучше, Аврора.

– Мама молодец. – Я едва не разрыдался, потому что такими словами мы обычно поощряли Аори, когда она делала что-то заслуживающее похвалы. – Мама умеет кушать, как большая девочка. Мама хорошая.

– Но когда я снова заболею, тетя Кейси и бабушка с дедушкой помогут нам. Папа скоро приедет.

Честно говоря, Аори почти забыла Лео уже после трех месяцев его отсутствия. Но она широко улыбнулась, бросившись через стол обнимать маму.

– Мама молодец.

– Гей, – обратилась ко мне Аори. Она не выговаривала «Гейб», продолжая называть меня «Гей», к великому удовольствию Люка. – Папа будет дома.

– Да, малышка-коротышка. Папа приедет, и все наладится.

– Гейб, я прошу тебя, уложи ее спать.

У меня не было выполнено задание по английскому, но глухое отчаяние в голосе мамы испугало меня. Я решил наплевать на английский. Миссис Кимбол, которая была моим «консультантом», все равно не ждала от меня блестящих результатов.

В спальне я снял с Аори кофту и застегнул на ней пижаму-комбинезон с вырезанным отверстием для пальца на ноге. Нам приходилось разрезать на всех пижамах шов по линии стопы, иначе с сестрой начиналась истерика. Я заставил ее почистить зубы пастой с принцессой Жасмин.

Мы прочитали одну из страшилок на ночь о пятидесяти двух поросятах и лисятах и о змеях, которые управляют движением на большой дороге и разговаривают смешными голосами, коверкая слова. Чтение одной такой сказки могло стоить двух часов тяжелого физического труда. Аори захотела, чтобы я разрешил ей попрыгать на кровати. Мы с Карой делали это так: поддерживали Аори, когда она прыгала со словами: «Прыг-подпрыг-прыг-подпрыг-бум!» – и укладывали ее под одеяло. Если ее не остановить, то она может прыгать так сутки напролет. Я уложил ее с пятой попытки. Ощутив, что у меня в горле словно застрял большой комок, я поцеловал сестру, выскочил из комнаты и намеренно громко протопал вниз. Я не хотел застать маму врасплох.

Мама и Каролина сидели за кухонным столом. Я знал, что она только что рассказала сестре о том, что у нее обнаружили рассеянный склероз и что он поражает разных людей по-разному. Каролина выглядела откровенно скучающей. В конце концов, она спросила:

– Можно я позвоню Джастин? Мама устало кивнула.

– Только по мобильному, потому что мне нужен домашний телефон.

Я принес трубку и нашел номер сотового телефона, который нам оставил отец.

– Мне уйти? – спросил я ее.

– Нет, – ответила она. – Присядь. Она набрала номер. Прислушалась.

Затем протянула трубку мне. Я набрал номер снова.

– Вы набрали номер, который больше не обслуживается, – сообщил металлический голос.

– Может, он не оплатил счет? – предположил я.

– Но я его оплачивала, Гейб, – ответила мне мама.

– Возможно, он в зоне недоступности. В каньонах.

– Нет, и ты сам об этом знаешь, – проговорила она. Я сел рядом.

Мне так не хотелось слушать это.

– Он просто не желает, чтобы мы могли дозвониться, – сказала мама. – Хорошо. Может, Кейси права – он никогда и не хотел, чтобы мы поддерживали связь. Если это так, я переживу, но мне надо подождать, Гейб. Я должна повременить, иначе я не знаю того Лео Штейнера, с которым провела всю сознательную жизнь. Он ни при каких обстоятельствах не подводил меня, и он знает, что я верю в него. Пусть сейчас его захлестнула волна, и он поступает как эгоист, слабый, бездушный… Он хороший человек, он хороший человек. Твой отец… хороший человек.

Слезы катились по ее щекам. Но она не плакала в голос. Она сидела неподвижно, положив раскрытые ладони на колени и медленно дыша.

Я встал:

– Ничего, если я пойду к Люку?

– Но уже темно, Гейб, – проговорила она. – Я не хочу, чтобы ты ехал на велосипеде.

– Я пройдусь пешком. Мама вздохнула.

– Гейб, возьми машину, – сказала она. – Я знаю, что ты это делаешь. Здесь всего несколько кварталов.

Меня пронзило, словно током. Я понятия не имел, откуда ей это было известно. Я посмотрел на нее, чтобы увидеть, дрожат ли у нее руки, но все было в порядке. Мама уставилась на стену, как будто всматривалась в зеркало.

Эдвард Хоппер – мой любимый художник. Нет, не так. Он единственный художник, на чьи картины я смотрю. Мне они нравятся, потому что кажутся похожими на фотографии, только еще реалистичнее. Складывалось впечатление, что Хоппер способен изобразить то, что человек переживает, что трогает его душу. Взгляд изнутри. Даже когда он рисует дома, тебе кажется, что ты знаешь, о чем задумались окна.

Когда я посмотрел на маму, ее лицо было мертвенно-бледным и освещалось ярким светом лампы. Она положила руки на стол, волосы у нее с одной стороны были заложены за ухо. Мама была бы идеальной моделью для картин Хоппера. Она выглядела так, словно находилась не в своем доме, а сидела в каком-то далеком кафе, где могла позволить себе только одну чашечку кофе в ожидании автобуса, который придет не скоро. Она была бы идеальной моделью для картин Хоппера, но только вряд ли кому-нибудь хотелось воплощения такого сюжета в жизнь.

Глава тринадцатая
Псалом 55

Излишек багажа

От Джей А. Джиллис

«Шебойган Ньюс-Кларион»

«Дорогая Джей,

Как меня все достало! Больше не могу. Мне надоело, что все только и твердят: «Шерри, ты такая сильная». Мой отец пережил недавно сердечный приступ, но, слава Богу, с ним все будет в порядке. Однако ему потребуется человек, который в течение нескольких месяцев возил бы его на восстановительные процедуры. Мама не может этого делать, потому что, несмотря на неплохое здоровье, у нее серьезные проблемы со зрением, и она собирается лечь на операцию. И я, и мой муж сейчас по горло заняты, так как должны помочь сыну определиться с колледжем, а у меня довольно строгое начальство и изнуряющая работа. Мои брат и сестра живут «за границей». В Индиане. Это меньше часа езды от нас. Вы думаете, они предложили свою помощь? Брат только и делает, что ноет по поводу своего развода, а сестра жалуется на артрит, который, заверяю вас, не доставляет ей особых хлопот. Почему люди с удовольствием пользуются тобой, только потому, что тебе удалось сохранить силы и нормальную семью? Если бы не мой муж, я, наверное, уже прикладывалась бы к бутылке!

Несущая непосильный груз из Олеандра».

«Дорогая Несущая непосильный груз,

Выдохните! Представьте себе совсем другую картину! Вы больше никакая не сильная женщина. Вы слабая. Вы в депрессии. У вас артрит, и ваш брак трещит по швам. У ваших родителей нет никаких проблем со здоровьем, потому что самих родителей уже нет. Ваш сын не ищет колледж. Ему необходимы восстановительные процедуры и курс реабилитации, так как он задавил пешехода, ведя в пьяном состоянии машину. Он пьет, потому что пьете вы.

Стало легче? Люди рассчитывают на вас по одной простой причине, и вы ее уже сформулировали: у вас есть силы и нормальная семья. Это редкость. Конечно, вам приходится нелегко, кто спорит? Расширьте круг своих друзей.

Помните, что вам есть, за что благодарить судьбу.

Джей».

* * *

Сообщить детям о своем диагнозе, наверное, было для меня самым серьезным испытанием.

Но то, что мне самой пришлось пережить перед входом в кабинет врача, – это отдельная тема.

Вот как это было.

Кейси и я сидели друг напротив друга в приемной. Мы крутились на стуле, просмотрели содержимое всех шкафчиков, потом я встала и прошла в ванную комнату. Кейси поднялась и посмотрела записи в моей медицинской карте.

– Я тебе так завидую, – сказала она. – На сколько ты похудела?

Никто не заговаривал на тему, которая интересовала нас больше всего, так словно в кабинете присутствовал еще один человек. Время тянулось. Расшифровка теста способна занять несколько дней, но после того как врач сам вызвал тебя в кабинет, это не может отнять… сорок семь минут ожидания.

– Какого черта мы здесь так долго сидим? Он что, пошел поиграть в гольф? – раздраженно произнесла Кейси, взглянув на часы, по моим подсчетам, в пятнадцатый раз. Как будто услышав ее слова, на пороге появился доктор Биллингтон. Он снял очки, присел за стол и положил между нами снимки моей шеи и головы.

– Итак, миссис Джиллис, думаю, что я вам не сообщу ничего нового. Через эти двери редко входит пациент, который предварительно не побывал в Сети, чтобы разузнать все о своем состоянии, симптомах болезни и методах лечения. На встречу со мной человек обычно является с метровым списком вопросов, на которые я готов ответить. Но самый важный вопрос, который обычно задают первым, касается того, как будет протекать болезнь, и именно на него я пока не готов дать исчерпывающий ответ…

– Подождите, – прервала его Кейси, – мы не то, чтобы не интересуемся Интернетом, но не знаем, о каком заболевании идет речь. У Джулии опухоль, предынфарктное состояние…

– Извините меня. Я почему-то предположил, что вы знаете о своем диагнозе, так как подозрение на рассеянный склероз напрашивалось само собой. Снимки это подтверждают.

– У меня рассеянный склероз? – спросила я. – У меня рассеянный склероз? Я буду калекой? В инвалидной коляске? У меня двухлетняя дочь. Разве эта болезнь поражает и молодых людей? То есть я хотела сказать, что думала, будто это заболевание касается только людей пожилого возраста. Подождите, но мой доктор, терапевт… Там речь шла об атаках…

– Об атаксии, вызванной действием вируса или инфекцией во внутреннем ухе. Состояние редкое, и оно может спровоцировать проблемы с координацией, даже слуховые галлюцинации, но вы, миссис Джиллис, уже перешагнули возрастной рубеж, когда вас можно было бы исключить из группы риска.

– Депрессия, синдром хронической усталости. Это ведь тоже возможно? Визуально, то есть виртуально это не определить. Отравление. Ртутное. Что-то такое тоже я слышала от врача.

– Миссис Джиллис, перечисленные заболевания могли принести вам больший вред! Было время, когда рассеянный склероз диагностировался в единичных случаях, но теперь существуют способы доказать правильность этого диагноза со стопроцентной уверенностью. Я могу констатировать как факт, что вы больны уже не один год. Подождите! У вас отмечается период восстановления. Наш мозг обладает удивительной способностью мобилизовать ресурсы организма, когда один из участков системы поражен. Это похоже на работу полиции, которая после аварии направляет поток машин по другой полосе движения. Между двадцатью и сорока годами наблюдается начало заболевания. Но это не инфекция! Ваше состояние характеризуется постепенным разрушением миелинизированного нервного волокна, когда…

– Я знаю, что такое рассеянный склероз! – сказала я сердито. – И именно поэтому мне необходимо услышать мнение еще одного специалиста. Я ведь сейчас чувствую себя хорошо. Великолепно, можно даже сказать. На прошлой неделе я посетила танцевальные занятия, хотя и ощущала некую напряженность в мышцах. Но если бы у меня было то, что две недели назад, я шаталась бы, как пьяная.

– Нет, это вовсе не обязательно. Давайте надеяться, что ремиссия продлится долгое время. Люди иногда после первого серьезного проявления болезни остаются в норме. Многие годы. Это происходит не так часто, но я был свидетелем таких случаев. То, что вы сказали, не может не радовать. У вас нет больше проблем с координацией. Значит, это дает нам основания предполагать, что у вас не самая страшная форма рассеянного склероза.

– Если он у меня вообще есть!

– Это может быть случай, который у нас принято рассматривать, как заболевание с низкой частотой повторений, – продолжал доктор. – Возможно, пройдет не один месяц, прежде чем вы ощутите ухудшение состояния. И даже притом, что это возможно, вы можете столкнуться с приступообразными болями не такой силы, как раньше. Не буду скрывать, вероятно и другое развитие событий, когда симптоматика обострится. Мы не можем говорить наверняка. Как вы сами оцениваете свое состояние?

Я подумала о чувстве онемения в конечностях.

– Немного затекают ноги и руки, – сказала я. – Наружная часть бедра. У меня есть небольшие проблемы с координацией. А еще мне довольно сложно сформулировать мысль. Это звучит глупо, но иногда мне трудно скомпоновать слова. Получается, что у меня проблема управления и телом, и мозгом.

– Как долго вы наблюдаете когнитивную дезориентацию? – Доктор Биллингтон выглядел заинтересованным, но не удивленным.

– Проблема контроля? – Я вспомнила то ощущение ужаса, которое настигло меня тогда в балетном классе.

– Сколько? Неделя, месяц? Кейси ответила за меня:

– Два года. По крайней мере, я уже тогда стала замечать. И она готова это подтвердить.

– Понятно. Я говорил о проблемах с памятью.

– У меня нет проблем ни с памятью, ни с мышлением, – закричала я, начиная плакать и злясь на себя, за то, что не сумела сдержать эмоций. – У меня есть небольшая проблема с запоминанием информации, но я думаю, что такое происходит со многими женщинами накануне менопаузы. У меня и раньше наблюдались трудности восприятия. Еще в школе. Она передалась…

– Все сходится. То, что вы описали, подтверждает наличие заболевания.

– Нет! Со мной все в порядке!

– Что ж, не буду спорить. Притом, что у вас не отмечалось никаких тяжелых симптомов, все указывает именно на это. – Доктор Биллингтон вздохнул. – Но нам придется наблюдать за малейшими переменами, чтобы не пропустить важных или переломных моментов. Тем более, что у вас совсем недавно был довольно сложный период. Что могло спровоцировать обострение? Смерть родственника? Шок? Я спрашиваю вас не из любопытства, а потому что стресс мог повлиять на ваше состояние.

– Да, – сказала Кейси.

– Но я все-таки думаю, что мне понадобятся консультация еще одного терапевта и еще несколько анализов. Я не ставлю под сомнение ваш авторитет, но… – начала я.

– Я только приветствую это, миссис Джиллис. Однако такие снимки трудно оспорить, – произнес доктор Биллингтон. – Это снимки позвоночника пациента, у которого смело можно диагностировать рассеянный склероз.

Кейси позже начала объяснять то, что говорил еще доктор Биллингтон. Она тщательно все законспектировала. Он сказал, что делает мне назначения, которые рекомендовал бы «своей собственной жене». Он предложил провести консультацию относительно необходимости курса уколов. Эти уколы давали надежду если не на выздоровление, то на стабильное состояние. Единственное лекарство, которое я узнала, – интерферон. Я слышала, что его используют при лечении рака. Уколы давали облегчение, но имели и побочные эффекты, хотя и незначительные, но «требующие внимания». Кейси спросила о том, насколько эффективным ему представляется применение антидепрессантов, а затем засыпала его вопросами о том, работают ли в округе группы поддержки и окажут ли они ощутимую пользу. Она рассказала доктору о том, что слышала о мышечных релаксантах, которые не только способствуют снятию мышечного напряжения, но и нормализуют сон. Кейси успела даже спросить у него о занятиях йогой и танцами, о влиянии на мой организм жаркого и влажного лета и о том, не вредно ли мне работать с компьютером.

Я не задала ни одного вопроса.

Мой мозг кричал, но ни одного звука не сорвалось с моих уст.

Доктор Биллингтон вручил мне кипу разноцветных листков с ответами на особенно часто задаваемые вопросы и с номерами телефонов врачей, но я просто уронила все бумаги: не потому, что у меня начался мышечный спазм, а потому, что я не могла принять эту новость как нечто само собой разумеющееся.

Доктор отнесся к моему настроению с пониманием:

– Мне тоже нелегко вручать вам эти буклеты. Пройдет немало времени, прежде чем вы поймете, что ваше тело вас не предало, – просто иногда очень сложно сохранить здоровье.

– Но я здорова! – закричала я.

– Миссис Джиллис! – мягко пожурил меня доктор Биллингтон.

– Как может протекать самый кошмарный сценарий? – спросила я.

– Давайте не будем пока седлать хромую лошадь, – сказал он.

– Нет, ответьте. Я имею право знать.

– Самая страшная форма рассеянного склероза протекает в виде быстро прогрессирующей потери ориентации, что может привести к смерти. Обычно такая форма наблюдается у мужчин, хотя женщины подвержены этой болезни в два раза больше, наверное, из-за гормональных колебаний. Что ж, можно сказать, что женщину спасает ее способность к деторождению.

– Да, – согласилась я.

– Исследования этого заболевания в группах мужчин и женщин проводятся с недавних пор, и мы не знаем точной причины, почему женщины чаще болеют рассеянным склерозом. Но у них болезнь протекает не так жестко. Лучшим вариантом будет ваше теперешнее состояние, с незначительным ухудшением, которое проявится не так скоро, как могло бы.

– Я буду прикована к инвалидному креслу?

– Нет, не обязательно.

– Я умру молодой? Я имею в виду – относительно молодой? Я уже поняла, что моя молодость позади.

– Нет. Не стоит этого ждать. Мы не знаем точно, миссис Джиллис. Ничего неизвестно, пока болезнь не заявит о себе снова, иначе все, что я скажу сейчас, может оказаться ложью. Здесь трудно что-то утверждать. Многие из тех, у кого выявлен рассеянный склероз, живут вполне нормальной жизнью. У некоторых проблемы с координацией, и они ходят с тростью. Очень редко отмечаются случаи, когда человек нуждается в помощи при отправлении физиологических потребностей. – Отправлении физиологических потребностей? Вы хотите сказать, что мне понадобятся памперсы? У меня будут проблемы с мочевым пузырем? Я лучше умру. Я лучше умру.

– Нет, это не лучший вариант, – серьезным голосом произнесла Кейси.

– Кейси, ты же знаешь мою природную деликатность. Я сама брезглива по натуре…

– Я все это прекрасно знаю. Но умереть хуже. Не надо думать о самом плохом. Подумай о детях. Обо мне. О Лео.

– Я только что узнала, что у меня болезнь, которая может уничтожить меня.

– Джулиана, ты меня не слушаешь? Врач сказал, что такой исход вовсе не обязателен. Вполне вероятно, что у тебя все будет в порядке. А может, у тебя произойдет ухудшение, но незначительное. Никто не отнял у тебя надежды на то, что ты будешь танцевать, работать, гулять…

– Я хочу спросить еще об одном, – с отчаянием в голосе обратилась я к доктору. – У меня есть читатели, которые пишут мне о нетрадиционных методах лечения рассеянного склероза, о фитопрепаратах, даже о жалах пчел. Я намерена попробовать диету, упражнения и только потом перейти на лекарства…

– Да, конечно, миссис Джиллис, – ответил доктор Биллингтон, сняв очки и потерев глаза, отчего он немедленно стал выглядеть как подросток, как Гейб. – Многие мои коллеги склонны верить, что вы ощутите какие-то улучшения, но болезнь все-таки будет развиваться в вашем организме. Если говорить откровенно, то доктора считают, что более тяжелые формы рассеянного склероза (когда состояние пациента ухудшается стремительно) являются следствием того, что человек долгое время откладывал неизбежный прием лекарственных препаратов. Некоторые сразу приступают к их использованию, но мы не можем ничего гарантировать, так как сложно контролировать динамику изменений нервной системы. Учитывая, что вам сорок пять – почти, – я питаю надежду на то, что ваше состояние не ухудшится. Может, только вы и будете знать о том, что больны. Однако я полагаю, что наш успех все же зависит от того, будем ли мы прибегать к медикаментозной терапии. Только это и позволит контролировать процесс. Пока у нас нет оснований подозревать, что вам понадобится механическая поддержка. Как бы чудовищно это ни прозвучало, но придет время, когда вы поймете, что можете причислить себя к людям, которым повезло.

Мое сознание было пусто и открыто. В нем эхом звучало только одно: «Повезло! Повезло! Повезло!» и «Лео! Лео! Лео! Лео!» Я попыталась улыбнуться. Я попыталась быть вежливой. Кейси помогла мне подняться на ноги.