Текст книги "Поворот судьбы"

Так случилось, что я сам не дотронулся до календаря, пока не наступил июнь.

Глава восемнадцатая
Изречения 24

Излишек багажа

От Джей А. Джиллис

«Шебойган Ньюс-Кларион»

«Дорогая Джей,

За последние несколько месяцев из наших отношений исчезла искорка. Я начинаю думать, что мой муж устал от меня. Он делает мне замечания, постоянно сравнивает то, как я готовлю, с тем, как готовила его мама. А по пятницам предпочитает исчезать из дому и проводить время в обществе друзей. Я думаю, что пришло время подумать о ребенке. Это даст нам общую почву под ногами. У нас появятся общие заботы и общие радости. Мы сможем почувствовать себя более взрослыми. Нам обоим по девятнадцать лет.

Одинокая из Лебартона».

«Дорогая Одинокая,

Конечно, у вас появится общая почва с рождением ребенка. Я бы сказала – размером с большой материк. Парень, который не хочет оставаться дома по вечерам, фактически говорит вам: «ЭЙ! ДОРОГАЯ! Я НЕ ЖЕЛАЮ СЕБЯ ГРУЗИТЬ!» А вы хотите, чтобы он ощутил ответственность сразу за двоих. Возможно, вы втайне собираетесь, стать одинокой матерью, которая живет на пособие. Я бы советовала вам подумать о том, чтобы найти себе хобби, на время, забыв о беременности. Станьте участником марафона. Позируйте в стиле «ню». Грустно, но факт: внимание уделяют, как правило, тем, кому плевать, уделяют ли ему внимание, потому что он уделяет внимание массе других вещей. Главным остается вопрос: а вы хотите его внимания?

Джей».

«Дорогая Джей,

Мне только четырнадцать лет, а ему, моему самому любимому человеку на земле, – девятнадцать. Если вы думаете, что разница в возрасте сказывается на наших отношениях, то я вам твердо отвечу: нет. Мне кажется, что он мой ровесник. Мы – как двое детей, играющих на солнце. Нам нравятся одни и те же вещи, начиная от закатов и заканчивая сортом оливок! Проблема заключается лишь в том, что он хочет секса – как, впрочем, и я, – но я этого очень боюсь. Если мои родители узнают, они сровняют меня с землей. Я больше никогда не увижу его. Помогите мне, Джей. У нас идеальные отношения, и мой любимый говорит, что есть только один способ сделать нашу любовь совершенной.

Мечтательница из Делавана».

«Дорогая Мечтательница,

Если вас беспокоит, достаточно ли вы взрослая для секса, то я вам скажу прямо: вы еще недостаточно взрослая, даже чтобы об этом спрашивать. Я не знаю о вас ничего, но уверена только в одном: если ваш парень действительно отстает в своем развитии, что для той стороны вашего романа, о которой мы говорим, было бы благословением, тогда он просто не может разделять интересы школьницы средних классов. Единственное, что способно превратить вашу иллюзию в несчастье, – это секс. И ваш любимый человек должен стать первым, кто скажет вам об этом. Не могу не согласиться, что спустя десять лет эта разница в возрасте не будет иметь никакого значения, но не сейчас.

Джей».

* * *

– Когда следует оплатить счета? – спросила меня Кейси спустя несколько недель.

Мне только что сделали очередной укол интерферона, но времена, когда меня немилосердно трясло и тошнило сразу после уколов, почти прошли. Я научилась сама делать себе уколы, тренируясь на апельсинах. Мне казалось, что получается довольно хорошо. Если уж мне суждено было пойти на это, то придется довести дело до конца. После уколов я чувствовала слабость, напоминая сама себе надувную куклу, из которой выпустили воздух. Мне хотелось поговорить о том, что дела потихоньку идут на лад, но Кейси в этот день была какая-то необычайно хмурая. Она перескакивала с темы на тему, пока готовила чай со льдом, и старательно избегала встречаться со мной глазами. Обычно Кейси открыто смотрела на собеседника, но тогда я была слишком утомлена, чтобы заподозрить неладное.

– Как ты думаешь, что Джейн будет делать с детьми восемь дней? – спросила я Кейси. – Она не смогла бы занять их и восемь часов, не говоря уже о восьми днях.

– Наверное, она закупила билеты на все представления на Бродвее и, скорее всего, купит им целый летний гардероб, который окажется… хорошим. – Кейси говорила как-то туманно. В этот раз она не стремилась анализировать чужое поведение. – Надеюсь, что они не будут слишком скучать, – проговорила я.

– О, я думаю, что смена обстановки им не повредит, – отозвалась Кейси. Она разбирала вещи для шкафа, складывая рубашки по цвету. – А ты сможешь провести время с Аори. Мы отправимся с девочками в зоопарк или еще куда-нибудь. Кстати, Джулиана, я должна убегать. Надеюсь, у тебя все хорошо? Я перезвоню.

– Да, конечно, – озадаченно ответила я.

Обычно Кейси стремилась побыть со мной подольше, зная, насколько плохо мне бывает после уколов.

Кейси не умела врать.

В тот вечер, как всегда после очередного укола, меня словно окутало туманом. Я хотела спать. Но дети вели себя великолепно. На удивление великолепно. Они принесли мне имбирного эля и оставались со мной в комнате, пока я лежала трупом на кровати, слишком уставшая, чтобы держать в руках книгу. Я была укрыта кучей одеял. Гейб сам искупал Аори и почитал ей.

– Что ты хочешь, мама? – поинтересовалась Кара. – Включить телевизор? Или, может, принести какой-нибудь фильм?

– Я не смогу смотреть кино, – сказала я. – Вы и так сегодня уделили мне столько внимания, сколько я и не рассчитывала получить. Если хотите, можете пойти погулять с друзьями.

– Нет, мы не хотим оставлять тебя в таком состоянии, – ответила мне Кара, и в тот момент я ей верила. – Давай поиграем.

Я едва не присела от изумления.

Получив разрешение пойти погулять, Кара им не воспользовалась. .. Вместо этого сама предложила поиграть?

– Знаешь, как мы играли в машине, – продолжала Кара, – по дороге в загородный дом бабушки и дедушки?

– Хорошо, – задумчиво протянула я. Я была очень осторожна, так как не знала, какую игру затевает сама Кара.

В эту минуту вернулся Гейб, чтобы сообщить, что Аори уже спит.

– Так, Гейб, ты начинаешь. Мама, я хочу загонять тебя, чтобы ты заснула, – объявила Каролина, укладываясь рядом со мной на большой кровати.

Оглядываясь назад, я понимаю, что в тот вечер она действительно грустила. Она поняла всю грандиозность того, что затеяла. Очевидно, неосознанно ей хотелось, чтобы мама защитила ее. Ей захотелось снова стать обычным ребенком, хотя бы в оставшиеся несколько часов. Возможно, я ошибаюсь. Но она прильнула ко мне, стирая свои блестящие тени для глаз о мою руку.

– Так, хорошо. Лучший футболист, – начал Гейб.

– Не годится, – сказала я. – Я не могу уследить за игрой.

– Из ныне живущих, из ныне играющих или всех времен и народов? – уточнила Каролина, и Гейб начал поддразнивать ее.

Единственный футболист, которого она знала по имени, – Брэд Фавр. В этот момент меня озарило.

– Джонни Унитас, – произнесла я.

Я полагала, что это имя не может принадлежать реальному персонажу, так как оно звучало, как имя супергероя из комиксов.

– Выиграла, – объявил Гейб. – Твоя очередь.

– Президенты, которые оставались на второй срок, – пробормотала я, думая, что им не удастся ответить.

– Джефферсон, Клинтон, Джонсон, Рейган, – перечислила Каролина.

Мы замолчали от изумления. Я пришла в себя.

– А как же Рузвельт?

– Не многовато ли? – съязвила моя дочь.

– Нет, как раз.

– Он ведь умер во время четвертого срока, – миролюбиво сказала Кара.

– Твоя очередь, – заявила я.

– Имя победителя забега «Тройная корона», – произнесла Кара. – Я имею в виду лошадь, которая выиграла дерби в Кентукки…

– Я знаю, что означает «победитель забега „Тройная корона“», – бросил Гейб раздраженно.

Прикрыв глаза, я наблюдала, как Гейб присел у моего компьютера и что-то напряженно ищет.

– Секретариат, – выпалила Кара.

– Он был самым быстрым, – заметила я. – Но я бы не назвала его великим победителем.

– Адмирал, – назвал Гейб.

– Вояка, – добавила Кара. Я признала ее победу.

– Хорошо. Твоя очередь выбирать.

– Величайшая пьеса.

– Современная или на все времена? – спросила я.

– Классика, – ответила она.

Мне показалось, что, задумавшись, я заснула, а передо мной шли, как на параде, знакомые названия: «Прошлое лето», «Сон в летнюю ночь», «Убить пересмешника». Я остановилась на последней. Гейб произнес:

– «Иметь и не иметь».

– Кино на букву «Т», – сказала я.

Каролина оставила нас далеко позади, назвав «Трамвай „Желание“».

– Лучшая песня, выигравшая «Оскара», – продолжила Кара. Она сама требовала, чтобы мы признали лучшей песенку из мультфильма «Русалочка». Каролина до сих пор полагала, что «Спящая красавица» – это великая история любви. Я вдруг запаниковала, говоря себе: «Я не имею права подвергать опасности свою дочь. Я ведь уже подумала, что она стала взрослой, но теперь вижу, что она лишь маленькая девочка. Может, не надо мне делать эти уколы и терять время, выпадая из жизни на несколько дней. О Лео, твоя дочь сейчас нуждается в тебе как никогда». Но мы продолжали играть. Я вспомнила, как моя мама всегда повторяла, что ей по душе «Беглец», а не «Три монетки в фонтане». Гейб ответил:

– «Мария».

Я подняла вверх указательный палец и кивнула в знак согласия.

Я заметила, как они посмотрели на меня. Наверное, подумали, что мама наконец-то заснула. Мне было любопытно, что они собираются делать. Кара прикрыла мне плечи и поцеловала. У меня по щеке скользнула слеза, но она не заметила этого, так как поправляла шнур от прикроватной лампы. У меня все болело, и спина, и шея. Хотелось принять болеутоляющее, но я прислушивалась, как они уходят из комнаты.

Гейб спросил:

– Как так вышло, что ты знала всю эту ерунду? Ты все время выигрывала.

– Гейб, потому что я большой специалист по всякой ерунде. Так-то. Я все знаю – вот тебе и ответ.

– Ты раньше не тянула в моих глазах на девушку, знакомую с историей президентов, – признался Гейб.

– Конечно, ты думал, что я простушка без мозгов, но это не так. Я опаснее, чем кажусь на самом деле.

Я не успела напомнить им о том, чтобы они не забыли взять крем против угревой сыпи и открытки-благодарности за подарки ко дню рождения. Я их не поцеловала на ночь. Даже если бы я их поцеловала, то не думала бы, что целую их перед разлукой. Я не спросила, что они планируют делать у Джейн. Не напомнила о том, чтобы они взяли с собой не только джинсы. Им необходим перерыв. Я знала, что даже серое небо над Манхэттеном будет благословением. В тот же момент мне показалось, что поднялась большая волна, огромная, мутная, и я нырнула в нее. Я заснула, а когда проснулась, то мне не суждено было увидеть детей до тех пор, пока Лео не вошел в ту самую дверь, через которую они только что вышли.

Глава девятнадцатая
Дневник Гейба

Первые два дня в автобусе я фактически проспал. Когда я проснулся, мы въезжали в городок Питт в Вермонте. У меня был с собой пакет, на случай если мне станет плохо, настолько больным я себя чувствовал.

Кара не стала делать из моего состояния трагедии и сказала Кейси, которая приехала за нами в шесть утра, что я «всегда такой в это время». Но проведя рядом со мной тридцать часов в дороге, когда от меня шел жар, как от тостера, Кара предложила поехать в какой-нибудь большой город, например в Манчестер, и обратиться в больницу за помощью.

Однако когда я проснулся, то был уже совершенно здоров. Очень хотелось есть. Я съел все, что было в наших двух рюкзаках. Водитель остановился, и я как мог вымылся в какой-то забегаловке с помощью бумажных полотенец и жидкого мыла. Затем купил шесть упаковок апельсинового сока и три длинных батона, игнорируя вечное напоминание дедушки Штейнера о том, что такие батоны выглядят подозрительно и неестественно. Как оказалось, я проспал так долго, что моя сестра успела прочитать «Андерсонвиль» (позже она презрительно заметила: «Я ненавижу литературу!»). Кара схватила два батона и сок.

– Мы почти на месте. Слушай, ты разве что наши носки не съел! – сказала она. – Ты уже решил, что мы скажем людям? О нас.

– Я полагаю, – спокойным голосом произнес я, – что если наш отец там, то он заберет нас в свою хижину и нам не придется сталкиваться с проблемами до конца жизни.

– Ты уже придумал, как добраться до этой «Хрустальной рощи» или «Пещеры», или как там она называется? – Она сверилась с дорожной картой, которую нам насильно вручила Кейси вместе с мобильным телефоном. – Как нам теперь ехать?

– Мы будем добираться автостопом, – сообщил я.

– Это равносильно самоубийству, – ответила Кара. – Мы окажемся изнасилованными и брошенными в придорожную канаву.

– Такое может произойти только в Калифорнии. В Вермонте никто не имеет права убивать голосующего на дороге. Это закон штата, – постарался развеселить ее я.

Я вспомнил о револьвере в рюкзаке, и эта мысль согрела меня. Мы не окажемся в придорожной канаве.

Но, как мы вскоре поняли, никто не спешил нас подбирать.

Пару часов мы просидели, храня молчание и наблюдая за проезжающими мимо минивэнами. Водители вели себя как люди, которые заметили инвалида, но любой ценой хотят дать понять, что они его не видят. Я лишний раз ощутил, как я вспотел и как мне неудобно в своей одежде. Этот вирус меня едва не доконал. Мне хотелось поскорее принять горячий душ, переодеться в чистое. Я натянул шелковый капюшон плотнее на голову, но от этого, наверное, наш вид внушал водителям еще большее подозрение. Очевидно, им казалось, что мы какие-то больные или опасные. Я захватил с собой пару книг в мягких переплетах из маминого стола. Мне хотелось почитать, однако я не мог сосредоточиться. Я вообще старался не думать о том, что скажет папа, если узнает, какой путь нам пришлось преодолеть, или что мы скажем ему. Может, и не стоит делать особой проблемы из такой ситуации, но, согласитесь, обстоятельства сложились самые странные, и наш неожиданный визит обещал стать для него сюрпризом. Я начал выстраивать слова в красивые предложения, как отец, когда готовился к выступлению в суде. Я знал, что главная цель – это произвести впечатление и найти отклик в душе слушателя, но вот незадача, я не знал, какие слова надо подобрать, чтобы умолять собственного отца вернуться домой и позаботиться о своих детях. В конце концов, разве это не его прямая обязанность? Он должен быть рядом, чтобы нам не приходилось переживать, окажемся ли мы в придорожной канаве или нет. Меня начало тошнить, но уже не из-за болезни, а на нервной почве. Я не мог себе представить, что почувствую, увидев Лео после такого перерыва, хотя догадывался, что восторга у меня это не вызовет. Я вспомнил, как мама лежала на кровати и шептала: «Убить… пересмешника». Я так надеялся, что эти чертовы уколы, которые применяют при лечении рака, помогут ей.

Через какое-то время мы решили пройти немного пешком.

В Машфилде мы увидели такой магазин, как в старых телешоу. Там была полка с сухими завтраками двух видов, овсянка в большой емкости и шесть пачек стирального порошка.

Каролина спросила, есть ли у них лаваш. Мне хотелось ее придушить.

Я перебил ее:

– Простите, вы могли бы нам подсказать, где находится «Хрустальная роща»?

Старик за прилавком переспросил:

– Чья роща?

– Это… Я не знаю, как объяснить. Там все живут большой коммуной, и у каждого есть крошечный домик.

– А, лагерь этих хиппи. Вообще-то они хорошие ребята. Только принимают бывших заключенных. Хотят направить их на путь истинный. Я не против того, что все имеют право на еще один шанс, но мне кажется странным, что они не боятся их принимать. Все-таки там полно детей. А эти парни выросли в Нью-Йорке и в Чикаго. Вряд ли они приспособятся…

Кара начала нетерпеливо постукивать ногой.

– Нам надо туда поехать, – сказала она. – Причем срочно.

– Ну, вам придется пройти миль семь до перекрестка. Затем на развилке повернете налево, и еще миль семь-восемь. У них там вывеска размером с мою ладонь, но вы не пропустите ее, потому что там много яблонь. Разных, есть даже «Гарланд»

– Мы можем заказать такси? – поинтересовалась Кара.

– Такси?

– Возможно, нас кто-нибудь подвезет? Мы не сумеем пройти столько пешком. Мой брат болен, а мы только что проделали долгий путь из Висконсина.

– Но здесь вы не найдете ни одного такси.

– О! – воскликнула Кара.

– Нэд Годин. Он тут скоро появится. Нэд живет неподалеку, столярничает. Сделал мне крыльцо. Очень хорошее. Порядочный работник, скажу я вам.

– Ну и? – спросил я. Мне хотелось ответить более грубо.

– Он может вас подбросить, потому что везет им гвозди и все такое, – произнес старик. – Ха-ха, они там выращивают все, кроме гвоздей. Такое никому не под силу.

«Охо-хо, – подумал я. – Они тут соображают еще медленнее, чем в Шебойгане».

– И он будет… – с надеждой в голосе подсказал я.

– Дайте подумать. Сейчас у нас десять. Самое позднее, – в двенадцать. У них там один телефон. Я не понимаю, почему они так живут. Разве удобно разговаривать, когда тебе в спину дышат двадцать человек…

– Даниэль! – раздался голос из-за занавески. – Сколько ты будешь надоедать своими разговорами этим детям?

Вслед за этим появилась высокая пожилая женщина. У нее была осанка, которой могла бы позавидовать молодая девушка.

– Вы можете подождать его прямо здесь. У окна есть два стула. Да, там, возле шахматной доски…

Мы решили, что должны что-нибудь купить, раз уж будем сидеть здесь так долго, поэтому запаслись пакетом с пончиками и начали самую долгую из запомнившихся мне партию в шахматы. Наконец тренькнул звоночек, и большой тяжеловесный мужчина с бородой прошествовал внутрь. На плечах у него было по объемистому деревянному ящику.

– Будет еще идти снег, Даниэль, как думаешь? – спросил он.

– Да, может быть. Там сейчас сыпет мелкой крупой, так что он не залежится.

– Мне нужно пятнадцать фунтов гвоздей по шестнадцать центов, Даниэль.

Старик повторил полученный заказ, и это прозвучало довольно странно.

– А еще мне понадобятся тридцатифунтовый мешок пшеничной муки и два мешка картофеля, – продолжал мужчина.

Вся эта сцена напоминала мне эпизод из кино о жизни маленького города в предыдущем столетии. Чтобы увезти все это, парню потребуется большая тележка. Я думал, что у меня душа с телом расстанется, пока они продолжали вести неспешную беседу о сиропе, урожае и прочей ерунде. Здоровяк переносил в машину около семидесяти фунтов всякой всячины, пока Даниэль записывал все на бумажке. Никто о нас, даже словом не обмолвился. Каролина все время била меня ногой в голень.

Наконец я встал и произнес:

– Позвольте мне помочь вам перенести покупки в машину.

– А, Нэд. Тут молодежь хочет отправиться с тобой. Сможешь их подбросить?

– А какое у вас дело в «Хрустальной роще»? – спросил меня великан, как будто я был агентом ЦРУ

– Мы думаем, что там наш отец. Во всяком случае, мы знаем, что он там был, – сказала Каролина. – Его имя Лео Штейнер.

– Мне это имя неизвестно. Я не знаю никакого Лео Штейнера.

– Ну, он переписывался с Индией Холлвей. Это мы знаем точно. Они были друзьями.

– Может быть. А вы писали ему или пытались дозвониться?

– Много раз. Именно поэтому мы приехали сюда. Он не отвечает.

– Хорошо, – произнес Нэд Годин. – Полезайте в грузовик. Вам не помешает поспать и поесть, как следует.

Обычно в машине люди поддерживают хоть какую-то беседу, но Нэд Годин не произнес ни слова за все двадцать минут, пока мы ехали из города к вывеске (она и вправду оказалась размером с ладонь). На огромном деревянном почтовом ящике мы прочли:

«Хрустальная роща». Здесь же значилось: «Охота запрещена» и «Посторонним вход строго воспрещен», что, очевидно, должно было произвести большее впечатление, чем просто «Посторонним вход воспрещен».

– Я так полагаю, что должен оставить вас в машине, пока пойду и найду Индию, – нарушил молчание Нэд. – Потом она поговорит с вами.

Мы сидели в машине, наблюдая, как лобовое стекло заметает снегом. Мне показалось, что наше ожидание продлилось часов десять.

Наконец дверь со стороны пассажирского места открылась, и мы увидели маленькую старушку с яркими глазами, одетую во все лиловое (у нее даже сапоги «под замшу» были лилового цвета). Она сказала:

– Быстрее в большой дом. На вас стоит посмотреть со стороны. Короче говоря, она не стала нас слушать, пока мы не приняли душ и не переоделись. Потом нас накормили. Старушка дала нам джинсы, пальто, сапоги и свитера, которые взяла у седой женщины с молодым розовым лицом. Ее волосы были закреплены большим количеством ленточек и заколок. Она спросила, нужно ли нам что-нибудь постирать, и я ответил ей:

– Не стоит беспокоиться, мэм. Но она заметила:

– Я все равно иду стирать. Мне безразлично, сколько пар носков там будет.

Она попросила называть ее Джанет и подала нам две большие тарелки горохового супа. Я представляю, как взбрыкнула бы Каролина, если бы это сделала мама, но после двух дней голода (не считая съеденных батонов) она была настроена более чем миролюбиво. Мы съели все до крошки, а потом Джанет сказала:

– Теперь вы можете пройти к Индии в кабинет. Он наверху, поднимитесь по ступенькам.

«Ступеньки» оказались шириной со стену нашего дома. Они вели на балкон длиной около десяти футов. Под его крышей с деревянными колоннами носились птицы. Сбоку от балкона мы увидели настоящих маленьких детей, которые сидели в настоящей классной комнате. Далее шел ряд закрытых дверей. Наконец мы заметили массивные двойные двери из дуба, которые стояли распахнутыми. Их поддерживали две совы, отлитые из металла. Индия восседала за необъятным рабочим столом. Я видел довольно странные кабинеты, но кабинет Индии по странности мог переплюнуть все прочие. Для начала, там, где у нормальных людей стоят напольные вазы, у нее мы заметили птичьи гнезда. Штук тридцать. В кабинете имелось и чучело полярной совы, такой большой, что я чуть не умер со страху, хотя и знал, что птица-то неживая. Индия поспешно начала объяснять нам, что не убивала птицы. Она умерла естественной смертью, и сын Индии Приор нашел ее в лесу, давно, еще когда был мальчиком. Пачки бумаг в кабинете были придавлены камнями, на подоконниках стояли банки с подкрашенной водой, а в горшке росла береза. Но самое ужасное – это человеческий скелет, который служил Индии вместо вешалки. На черепе красовалась ее лиловая шляпа.

– Мой муж, – махнув рукой в сторону скелета, объявила Индия. – Доктор Гамильтон Холлвей. Таково было его собственное желание. Он хотел остаться здесь, и я решила, что не стану развеивать его прах. Лучше учить детей анатомии на наглядном пособии.

Я не стал спрашивать и надеялся, что ей не придет в голову объяснять, каким образом ее дорогой супруг Гамильтон Холлвей претерпел подобное превращение, после того как душа покинула его бренное тело.

– Он умер шесть лет назад. Ему было восемьдесят пять, но я думаю, что состояние костей демонстрирует его активность при жизни. Вы не находите?

Я не знал, что ответить. Вообще-то я думаю, что вряд ли хоть чей-то скелет можно описать как «прекрасно выглядящий». Каролина толкнула меня в спину.

– Более того, меня успокаивает его присутствие здесь. Мистер Холлвей был не единственным «обитателем» кабинета. Здесь присутствовали также и головы оленей, потом еще что-то маленькое, похожее на белку. В кабинете стоял такой запах, что мне показалось, будто нас втолкнули в ореховую скорлупу.

– Однако вы здесь из-за своего отца, – сказала Индия, жестом приглашая нас присесть на вполне нормальные с виду стулья. Сама она сидела на большом синем надувном мяче, который используют на спортивных тренировках. Мы застали ее за работой на компьютере. – Ваш отец был здесь несколько месяцев назад. Он оставался примерно месяц. Ему тут очень понравилось, и он произвел на нас весьма приятное впечатление, тем не менее, пришлось попросить его уехать.

– Неужели? – изумленно произнесла Кара.

– Да, но не потому, что он сделал что-нибудь постыдное. Хотя у нас здесь собственная система порицаний, должна признаться. Мы попросили Лео покинуть коммуну из-за того, что Собрание посчитало причины его переезда недостаточно серьезными. Скажем так, наши философские взгляды не совпали. Понимаете, мой муж предложил основать эту коммуну из двух семей, нашей собственной и семьи Годин. Они по-прежнему здесь, но теперь к нам присоединились еще семей двадцать, а также несколько холостых людей, друзей моего сына Приора. Я уверена, что если вы провели время в магазине Даниэля Барта, то наслушались рассказов об опасных преступниках. Это не соответствует истине. Они просто молодые люди, которые совершили серьезные ошибки в своей жизни, связанные либо с наркотиками, либо с воровством. – Честно говоря, я еще не слышал, чтобы кто-то мог поставить в один ряд то и другое. – Приор намерен доказать, что работа и жизнь в коммуне могут изменить ситуацию в корне. Он верит, что тюрьма не поставила их на путь исправления. Я не скажу, что все идет как по маслу, но мы не теряем надежды.

– Относительно нашего отца, – напомнила Каролина.

– О да, конечно, – извинилась Индия. – Я продолжаю работу, начатую мужем. Он изучал особенности жизни закрытого сообщества, нормы поведения, механизмы приспособления новичков к жизни в коммуне, причины и конфликты, которые заставляют людей искать убежища, изолируя себя от так называемого внешнего мира. Он интересовался тем, как люди понимают стресс и вознаграждение. Лео тоже проявил заинтересованность. Я бы сказала, что он чрезвычайно помог нам, потому что на его примере мы могли увидеть…

– Мне очень жаль вас прерывать, – перебила ее Каролина, – но наше дело не терпит отлагательства. Наша мама серьезно заболела, и поэтому мы просто обязаны найти отца. Почему он уехал от вас?

– Но я уже сказала, – ответила Индия, и в этот момент леди, которая называла себя Джанет, вошла с чайником и печеньем. – Мы не принимаем здесь людей, которые убегают от чего-то. Мы приветствуем в своих рядах тех, кто стремится к чему-то. Лео оставил семью, и мне не составило труда догадаться, что расставание было для нее очень нелегким. Я не говорю, что мы не принимаем разведенных людей. Но нам показалось, что Лео оставил семью не по тем причинам, которые можно было бы назвать уважительными. Он не использовал всех средств, для того чтобы окончательную разлуку можно было считать оправданной.

– Окончательную разлуку, – повторил я.

– Да, он намерен был остаться, – сказала Индия. – Он объявил, что привез с собой все необходимое и готов влиться в наш коллектив с соблюдением всех формальностей. Ему хотелось, чтобы мы приняли не только его самого, но и его близкого друга (о личности которого нам ничего неизвестно) из Нью-Йорка. У нас принято ждать три месяца испытательного срока. Он внес значительную сумму. Все здесь отнеслись к нему с симпатией, кроме, пожалуй, моего сына Приора, который считал себя звездой и воспринял Лео, с его блестящим образованием, как прямую угрозу своему положению. Однако все же мы не стали ждать конца испытательного срока, потому что знали – он не станет членом коммуны. Лео уехал через месяц. Когда он написал мне на прошлой неделе, то, кажется, говорил…

– Он написал вам на прошлой неделе? – выдохнула Каролина! – Да мы пытаемся связаться с ним уже несколько месяцев. Мы словно в аду. Я не шучу. Не выдумываю. Мама больна, и нам пришлось продавать дом…

– В том-то и проблема, – произнесла Индия. – Мы посчитали, что Лео не очень ответственно отнесся к тому, чего от него требовало прошлое.

Прошлое, подумал я. Вот мы сидим здесь с Каролиной – пятьдесят процентов его прошлого, и ноль процентов его будущего.

Я сказал:

– Спасибо вам. Думаю, что нам надо отправляться назад.

– Но идет снег, – улыбнулась в ответ Индия. – Наверное, вы и сами заметили. Если я отпущу вас в такую погоду, то не засну. Да еще и такое известие.

– А что он написал? – спросила Каролина.

– Что у него все в порядке. Что он нашел место по душе, что вспоминает нас с любовью, У меня здесь двое внуков – Мир и Пол, примерно вашего возраста, а еще Джессика Годин, Ива Свиини, Мегги и Эван Мейзи, мальчики Колдер, дочь Рамиреза Лилиана… Все они ваши ровесники. Хотите, оставайтесь с нами на пару дней. Вернете себе силы. Затем мы отвезем вас обратно к автобусу. Вам нужны деньги? Мы можем оплатить проезд до долины Гудзона.

– У нас есть деньги, – тихо проговорила Каролина.

– Тогда я попрошу Джанет отвезти вас к домику, который мы держим как раз для гостей. А может, вы хотите остаться с Собранием? Думаю, что вас не смутило бы соседство людей. В спальнях у нас есть перегородки.

– Нет, спасибо. Нам бы не хотелось нарушать ваш покой, – сказал я.

Мы сидели друг напротив друга в маленьком домике, и никто из нас не знал, с чего начать. Стояло тяжелое молчание. Наконец Кара тряхнула головой и вымолвила:

– Да что она знает? Может, он нашел место, где собираемся остаться на какое-то время. Теперь нам хотя бы точно известно, где его искать…

– Я за то, чтобы отправиться домой.

– Нет, Гейб. Мы сделали уже так много.

– Тогда я ложусь спать.

Я разложил откидную кровать. Как во сне, до меня донеслись слова Кары – она говорила с Кейси по телефону. Я услышал, как она трясет меня, пытаясь разбудить к ужину, как она уходит и возвращается. Затем в темноте комнаты я ощутил чужую руку на своем плече и сразу понял, что это не моя сестра. Вскочив, я едва не оторвал кровать от стены.

– Не бойся так! – засмеялась девушка.

Она была едва различима в комнате, но я сразу узнал ее. Это была та красотка с фотографии, которую я видел в электронных письмах отца. Джессика с длинными каштановыми волосами.

– Я пришла, потому что твоя сестра смотрит кино с другими ребятами, и я решила, что могу показать тебе водопад в снегу. Это что-то!

Не будь она такой хорошенькой, я, скорее всего, натянул бы одеяло на голову и снова заснул. Но она ждала меня, и я оделся, а потом направился за ней вдоль узкой петляющей тропинки. Она сказала, что это оленья тропа. Где-то поблизости шумела вода.

– Медленнее, – предупредила Джессика, положив мне ладонь на грудь.

У водопада стояли олень и два олененка. Они пили воду, и вся картинка казалась мне сказочной. Я стою посреди заснеженного леса и наблюдаю за оленями, словно призраками из ниоткуда.

– Видишь, они не хотят пить из пруда, а водопад любят. Она вышла на поляну.

– Привет, ребятки, – обратилась она к оленям, и взрослый самец посмотрел на нее грустными темно-золотистыми глазами. – Вам лучше отправляться по своим делам, потому что мы собираемся здесь поплавать.

Олени с королевской грацией не спеша поднялись на склон за водопадом и ушли.

«Ничего себе, – подумал я. – Эти коммунары уже до такой степени слились с природой, что не чувствуют холода».

– Давай же, – позвала меня Джессика, стаскивая пальто и снимая шапку и свитер. На ней был лишь спортивный купальник, и я немедленно ощутил сильнейшее возбуждение.

– Я думаю, что воздержусь. Не подумай ничего плохого, но я не любитель ледяной воды.