Текст книги "Искушая судьбу"

Она ведь не хотела, не собиралась ничего чувствовать, но чувствовала, и именно это ужасало ее. Каким бы отвратительным ни казался подобный поступок, она шла на это по необходимости, по долгу, ради Кулхевена. Но, как она теперь ясно понимала, когда пальцы Адриана ласкали ее, когда он лежал на ней, готовый к тому, чтобы взять ее, все мысли о Кулхевене вылетели у нее из головы, и на какой-то миг ей хотелось только его.

– Детка? – Шепот Саймы раздавался из другого конца комнаты.

Мара повернулась в направлении звуков, но ей мешало плечо Сент-Обина….

Сайма подошла поближе и остановилась возле постели. При виде обнаженного тела Сент-Обина, распростертого на ее юной хозяйке, в глазах служанки появилось беспокойство.

– О, девочка, с тобой все в порядке? Этот зверь сделал тебе больно?

– Нет, Сайма, он не сделал мне больно. У него не было этой возможности. Твое питье сделало больше, чем обещало. Сейчас он уже целиком во власти сна. – Она тщетно попыталась пошевельнуться. – Впечатление такое, как будто меня придавила лошадь. Должно быть, во сне он весит раза в два больше. Ты должна помочь мне выбраться, самой мне вряд ли это удастся.

Объединенными усилиями они смогли наконец перевалить тело Сент-Обина на другую сторону постели. Он спал так крепко, что при этом даже не шелохнулся. Мара начала подниматься, и при виде ее расстегнутой ночной рубашки и обнаженной груди глаза Саймы потемнели.

– Он тебя взял?

Застегивая рубашку, Мара слезла с постели:

– В общем, нет, он уснул, прежде чем смог завершить дело. Поэтому, кажется, все наши труды этой ночью окончились неудачей.

Ей показалось, что она услышала, как Сайма пробормотала что-то вроде «слава Богу», но предпочла не обращать на это внимания.

– Что же нам теперь делать? Теперь мы никак не сможем доказать, что он покусился на Арабеллину… на мою девственность. Как теперь заставить его жениться на мне?

Проверяя, нет ли кого вокруг, Сайма выглянула за дверь и поманила Мару за собой.

– Может быть, мы все же сможем извлечь кое-какую пользу из этой ночи. Но нужно спешить. Дел у нас много, а, рассвет совсем уже скоро.

Адриан открыл глаза и удивился, обнаружив, что его голова лежит не на подушке. Проникающий через открытые окна яркий солнечный свет вызывал острые приступы головной боли.

Где же, черт побери, Хантингтон? Почему он не разбудил его раньше? Адриан закрыл глаза и застонал.

Во рту было сухо, как будто он был набит песком, глотать было почти невозможно. Голова раскалывалась, тело болело, даже зубы – и те болели при малейшем движении, и он, прикрыв одной рукой лицо от слепящего солнца, другой пошарил вокруг в поисках подушки.

Однако вместо этого он нащупал нечто совсем иное.

Тело. Напряженное, неподвижное тело, лежащее рядом с ним. «О Боже», простонал он про себя. Теперь придется объясняться с какой-нибудь перепуганной горничной, которую он прошлой ночью, будучи в невменяемом состоянии, затащил в свою постель. Не удивительно, что Хантингтон не пришел будить его.

Тело, лежащее рядом с ним, пошевелилось.

Очень медленно, чтобы свести приступы головной боли к минимуму, Адриан повернулся на бок и открыл глаза, прищурился и при виде представшего перед ним видения снова закрыл их. «Нет, этого не могло быть!

Боже, скажи, что это не так!»

Он снова открыл глаза, надеясь на то, что это просто дурной сон.

– Арабелла? – с трудом произнес он.

Не говоря ни слова, но и не отрицая его предположения, она просто смотрела на него сквозь эти свои ужасные очки – неужели она даже спит с этой чертовой штукой на носу?

Сон слетел с него как по мановению волшебной палочки.

– Арабелла, что, черт возьми, вы делаете в моей постели? И где, дьявол его побери, мой камердинер? – Он сел, потряс головой и приложил руку к заколовшему виску. – Нет, не отвечайте. Что вы делаете здесь – вполне очевидно. Хотелось бы мне только вспомнить, как, черт побери, вы тут очутились.

Он обхватил голову руками, надеясь успокоить пульсирующую боль в висках, и постарался вспомнить хоть какие-нибудь события минувшей ночи. И не смог ничего припомнить. Даже то, каким образом попал в свою постель. Он снова взглянул на Арабеллу, втайне надеясь, что она испарилась.

Но она по-прежнему была здесь и смотрела на него, как будто он был самим дьяволом во плоти. И молчала, круглыми глазами уставившись на его совершенно обнаженное тело. В довершении ко всему на ней был этот вечный дурацкий белый чепчик, хотя и слегка помятый.

– Не пугайтесь, – сказал он, потянувшись, чтобы успокоить ее. Она отпрянула и закрылась простыней. – Черт побери, Арабелла, я не собираюсь причинять вам зла. Я просто хочу убедиться в том, что с вами все в порядке.

Арабелла затихла. Он протянул руку, взял у нее простыню и отбросил ее в сторону. Она вся окаменела от страха, все ее тело было напряжено. Опустив глаза вниз, он понял причину этого.

На белой ночной рубашке ярко выделялись пятна крови. Рукав был порван на плече, а надорванное кружево воротника свисало вниз. Бог мой, не удивительно, что она смотрит на него, как будто у него выросло три головы.

– Арабелла, я не могу представить никакого объяснения тому, что произошло здесь этой ночью. Не знаю, что на меня нашло. Не помню даже, как все было, но, очевидно, что я причинил вам зло и самым отвратительным образом лишил вас невинности. Искренне и глубоко сожалею об этом.

Она по-прежнему молчала, глядя на него, как испуганная лань на охотника.

– Не смотрите на меня так. Скажите же что-нибудь. Скажите, что с вами все в порядке, что вы прощаете меня, что выйдете за меня замуж, как только я смогу раздобыть специальное разрешение.

Арабелла заморгала:

– Выйти за вас замуж?

По крайней мере, она может говорить.

– Да, я, конечно, понимаю, что сейчас это, вероятно, последнее, чего вам хотелось бы, но это – единственный способ каким-то образом исправить то, что я с вами сделал. Я знаю, что вы хотели дождаться приезда вашей семьи, устроить торжественную и блестящую церемонию. Но, боюсь, что мы не можем ждать столько.

Видите ли, в результате того, что случилось этой ночью, может появиться ребенок, и…

– Ребенок?

– Да, ребенок, и я знаю, что после всего случившегося вы должны желать мне погибели и вечных мук, но поймите, Арабелла, этой ночью я был не в себе.

Очевидно, мы с Рольфом выпили слишком много, и я потерял чувство всякого приличия. Даже не знаю, как вы сюда попали. Хотел бы знать – Вы принесли меня сюда.

Адриан остолбенел от изумления:

– Я принес вас сюда? Как же я это сделал? Выломал дверь вашей спальни и, как варвар, взвалил вас на плечо?

– Нет, это было не так. Я была в коридоре, в восточном крыле, и направлялась в библиотеку взять что-нибудь почитать. Было уже поздно. Вы говорили, что разрешаете мне пользоваться вашими книгами, а я не могла уснуть, поэтому и хотела взять какую-нибудь книгу. Мы повстречались на лестнице, и вы пригласили меня зайти в вашу спальню. Сказали, что хотите кое-что показать, – она помолчала, – нечто, что покажется мне более интересным, чем любая книга.

При этих словах Адриан содрогнулся. Он изнасиловал ее, невинную девушку, и обещал, что ей это будет интересно? Бог мой, какое варварство, каким же он оказался зверем. В надежде успокоить ее, Адриан протянул к ней руку, но она вся съежилась от страха.

– Арабелла, я не могу винить вас в ваших чувствах ко мне. Понимаю, как это страшно и что у вас есть полное право ненавидеть меня, но…

Дверь в спальню Адриана внезапно распахнулась, и внутрь ворвался Рольф.

– Адриан, вставай. Арабелла пропала и… – Он остановился, увидев, куда пропала Арабелла. – О, мне кажется, ты знаешь, где она…

– Где он? Ему сказали, что моя девочка исчезла?

Что он собирается предпринять?

В комнату ворвалась Сайма и тоже замерла, увидев свою хозяйку в постели Адриана. Будто бы шокированная, она всплеснула руками.

– Да поможет нам Бог, моя девочка обесчещена.

– Никто не обесчещен, – ответил Адриан, начиная уже раздражаться. Он встал. – Просто все произошло несколько в другом порядке, чем обычно, и…

При виде совершенно голого Адриана на лице Саймы появилось такое выражение, как будто он только что явился из преисподней.

Адриан взглянул на своего друга:

– Подай мне, пожалуйста, халат, Рольф.

Одевшись, он вновь повернулся к служанке:

– Как я уже сказал, Арабелла вовсе не обесчещена.

Как раз в это время она встала с постели и стали заметны пятна крови на порванной рубашке. У Саймы вырвался крик.

– Проводите вашу хозяйку в ее комнату и проследите, чтобы она приняла ванну. Немного настоя из первоцвета миссис Денбери тоже не помешает. Если кто-нибудь будет спрашивать, говорите им, что Арабелла плохо себя чувствует. А я немедленно займусь добыванием специального разрешения на нашу свадьбу.

– Но что, если…

Адриан прервал ее:

– Никто, кроме нас четверых, не должен знать того, что произошло этой ночью. Мы просто скажем, что Арабелла и я так влюбились друг в друга, что были не в состоянии ждать, пока прибудет ее семья. Каждый, кто скажет что-нибудь другое, будет иметь дело со мной. – Тут он повернулся к Арабелле, по-прежнему молчавшей. Его голос смягчился:

– Боюсь, что большая свадьба, на которую вы рассчитывали, теперь стала невозможна.

– В сложившихся обстоятельствах она не только невозможна, но и неуместна, милорд.

Ее страдальческий тон задел гордость Адриана.

– Ради Бога, извините меня, Арабелла, за то, что я раздаю распоряжения направо и налево, даже не спросив вашего согласия. Вы вовсе не обязаны выходить за меня замуж. Понимаю, перспектива замужества со мной сейчас кажется вам менее чем привлекательной, но обещаю, что никогда больше не заставлю вас пережить подобное. И если вы в состоянии поверить мне, то могу заверить – ранее со мной не случалось ничего подобного. И никогда больше не случится. Не знаю, какая муха меня укусила, . До этого я никогда не брал женщин насильно. Знаю, что вам будет трудно простить меня и что вам кажется почти невозможным согласиться на свадьбу со мной. Но, несмотря ни на что, я предлагаю вам это, Арабелла. Если вы согласитесь, то будете хозяйкой Кулхевена, графиней, вам будет оказываться всяческое уважение и дана полная свобода в управлении этим владением.

Мара смотрела на него, кающегося и полного стыда, предлагающего ей все, о чем она мечтала все эти пять лет, и даже более того, и ей было стыдно за то, каким образом она этого достигла. Она обманула его самым низким образом, заставила думать о самом себе как о насильнике, о подлеце, сомневаться в своей порядочности, и от этой мысли победа уже не казалось ей такой полной.

В первый момент Маре захотелось отказаться от его предложения, оставить Кулхевен и забыть обо всех планах мщения, но что-то удержало ее от этого шага, она сама не знала что – какая-то тайная сила, побуждающая ее к дальнейшему действию.

Поэтому она шагнула вперед и протянула ему руку – Я выйду за вас замуж, милорд.

Глава 10

Тремя днями позднее в маленькой уютной церкви Кулхевена состоялась скромная и нешумная церемония венчания Адриана и Мары. Священника раздобыли столь же поспешно, как и разрешение на брак. Рольф и Сайма были свидетелями, и Маре пришлось идти к алтарю одной. Не было ни великолепного платья, ни пышной церемонии, проход между скамейками не был украшен цветами и лентами, как она мечтала еще ребенком. Только маленький букетик лилий и самое яркое платье, которое она смогла найти в гардеробе Арабеллы – голубое шелковое, с пышными рукавами и совершенно гладкое.

И все же, когда Мара смотрела на простое золотое кольцо на безымянном пальце – знак того, что она Стала женой Сент-Обина, она понимала, что в этой победе чести мало. Ощущение вины за свой поступок, когда она заставила Сент-Обина поверить, что в ту ночь он взял ее силой, становилось все отчетливей. Сколько бы она ни твердила себе, что он был врагом, что это был единственный способ достичь цели, Мара никак не могла забыть слова, которые он произнес во время их первой встречи.

Он не потерпит предательства, Как поступит Адриан, если когда-нибудь узнает всю правду? Что он не изнасиловал ее, как сам полагал.

Что на самом деле она опоила его и заставила поверить в то, что он лишил ее девственности, для того чтобы вынудить жениться. Что он женился не на Арабелле Вентворт, как собирался, а на женщине, которой, по его мнению, вообще не существовало на белом свете. Как он в таком случае поступит?

И, как уже не в первый раз, Мара постаралась выкинуть из головы эти беспокоящие ее вопросы, сконцентрироваться на мысли о том, что теперь она стала, как и хотела, хозяйкой Кулхевена. План сработал превосходно, а Сент-Обин может и не узнать ни о чем.

Поэтому, отринув эти чувства и изобразив на лице приятную улыбку, Мара приготовилась к тому, чтобы быть представленной слугам в качестве новой хозяйки.

По мере того, как все новые и новые обитатели дома подходили поприветствовать ее, начиная с Хораса Кроу, управляющего замком, и кончая последним мальчишкой-слугой, единственной обязанностью которого было гасить по вечерам свечи, Мара все более входила в роль Арабеллы, новой леди Сент-Обин Никто из этих людей не знал ее, потому что после штурма «круглоголовых» вся прислуга Кулхевена была полностью сменена.

Мара улыбалась, пытаясь запомнить каждое лицо и имя, и когда наконец дело дошло до последнего человека, приятной наружности посудомойки по имени Анна с волосами цвета меда, голова у нее шла кругом После произнесенного Рольфом витиеватого тоста за долгий и счастливый союз она и Сент-Обин прошлись в обязательном танце под аккомпанемент маленького оркестрика, состоящего из обитателей замка. Миссис Денбери играла на клавесине. Мара нашла это несколько удивительным, зная, что танцы и вообще всякое веселье были запрещены самим крестным Арабеллы. Однако она решила не углубляться в этот вопрос, «довольная хотя бы малой толикой веселья, доставшейся ей в этот день Все это время Сент-Обин даже не пытался заговорить с ней. Более того, он избегал встречаться с ней взглядом, смотрел на окружающих, на пол – куда угодно, но только не на нее Мара решила, что он должно быть, считает себя самым низким человеком и, в свою очередь, ненавидела себя за то, что заставила его так думать о себе.

Когда они закончили танец, он наклонился к ней, взял за руку и прошептал на ухо:

– Оставайтесь и веселитесь, мадам. Я должен ненадолго уехать. У меня есть дела – Но, милорд, ведь это же день нашей свадьбы.

Прежде чем она закончила фразу, он вместе с Рольфом уже шел к двери, за которой его ждала оседланная лошадь.

Вскоре от него осталась только пыль, поднятая пущенным в галоп животным.

Вечеринка уже давно окончилась, и слуги разошлись по своим комнатам, а Мара все сидела перед затухающим камином в своей спальне, поджидая возвращения мужа. Не успели еще высохнуть чернила на их брачном свидетельстве, как все ее вещи были уже перенесены в новую спальню – спальню графини, сообщающуюся с его спальней. Она была гораздо больше предыдущей, и окна ее выходили прямо на подъездную дорогу к дому.

Стены были оштукатурены и окрашены в бледно-желтый цвет, а кровать обита светло-голубой материей, что делало спальню светлой и приветливой.

Сент-Обин так и не появился вечером, даже не прислал никакого известия, и с каждой минутой, прошедшей после одинокого ужина, раздражение Мары возрастало. Миссис Филпот, кухарка, превзошла самое себя, подав на стол жаренную на медленном огне говядину на вертеле, пирог с голубями с нежной, рассыпчатой корочкой, различные кремы, пудинги и марципан из миндаля, специально для данного случая отформованный в виде маленьких сердечек..

А новобрачный так и не появился, чтобы насладиться всем этим.

– Он просто неблагодарное животное, – произнесла Мара вслух, поднимаясь с мягкого кресла, где сидела и читала у огня. Она, снова прошлась по устланной коврами комнате, увидела свое отражение в зеркале и нахмурилась. Кем же была эта странно выглядевшая женщина в зеркале? Если бы Мара не знала точно, что это она, она бы не узнала себя – настолько она вошла в роль Арабеллы. Начала даже носить с собой маленькую Библию, найденную в одном из саквояжей, делала все, что возможно, чтобы подчеркнуть законность своего пребывания тут.

А также все, что могло заставить ее забыть, каким способом она этого достигла.

Мара подошла к окну и, раздвинув тяжелые парчовые занавеси, взглянула на подъездную дорогу к замку Дорога была залита лунным светом и так же пуста, как и прежде, когда она уже смотрела на нее Мальчикслуга, ожидающий, чтобы принять по возвращении лошадь его светлости, давно уже уснул на ступеньках лестницы. Даже собаки дремали рядом с ним, и их большие серые тела служили ему теплой подушкой.

Где же, черт побери, был Сент-Обин? И что там случилось такого чертовски важного, чтобы заставить его покинуть собственную свадьбу? Может быть, причиной этого является чувство вины за изнасилование?

Не потому ли он уехал? Поглощенная подобными мыслями, она машинально взглянула на дверь спальни А может быть, он уже вернулся, и она просто не услышала, как он вошел? Но почему тогда он не зашел к ней? Хотя бы для того, чтобы пожелать ей доброй ночи. В конце концов, теперь она его жена, Не зная, что делать, Мара в неуверенности остановилась перед дверью. Она, наоборот, должна быть рада, что он не захотел разделить с ней постель. Почему же ее так беспокоит то, что Адриан предпочел занятия своими собственными делами брачной постели? Этим вечером, чувствуя себя обиженной и оскорбленной таким пренебрежением со стороны Сент-Обина, она ведет себя так, как вела бы себя в подобной ситуации Арабелла.

Это уже начинает заходить слишком далеко.

Она повернулась, решив выкинуть из головы всякие мысли о брачном ложе и отсутствующем муже, и ее взгляд упал на резные часы. Три часа ночи? Неужели уже так поздно? Он сказал, что уедет ненадолго, а отсутствует почти двенадцать часов. Что, же это за дело, если на него требуется столько времени?

Мара, взяв со стола свечу, повернула ручку двери и вошла в его спальню.

В комнате было темно и не заметно никаких признаков того, что сегодня ночью здесь кто-либо появлялся.

Кровать Сент-Обина была тоже пуста и аккуратно застелена. Он вообще не возвращался.

Поставив свечу на стоящий рядом с кроватью стол, Мара начала изучать «логово льва». Кровать была покрыта голубым парчовым покрывалом, его вытканная ирисами поверхность поблескивала в свете свечи. Обходя кровать кругом, она провела ладонью по скользкой поверхности драгоценной ткани.

Возле гардероба орехового дерева стояла начищенная до зеркального блеска пара сапог, таких прямых и гладких, как будто их заполняли невидимые ноги. На стоящем рядом с кроватью сундуке возле фарфорового таза для умывания лежал гребень из панциря черепахи Везде чувствовался идеальный порядок, всякая вещь находилась на своем месте.

Стоя в одной ночной рубашке, Мара внезапно почувствовала, что в комнате холодно. Камин не горел, но вместо того, чтобы вернуться обратно в свою спальню за пледом, она взяла лежащий на кровати халат Сент-Обина и накинула его на плечи.

Тотчас же ее окутал его запах, к которому она так быстро успела привыкнуть, – резкий мужской запах, который Мара нашла вполне приятным. Если бы она не была уверена в обратном, то могла бы поклясться, что он только что вошел в комнату. Рукава халата спускались ниже пальцев, так что ей пришлось несколько раз закатать их, чтобы иметь возможность действовать руками.

Через несколько минут, видя, что Сент-Обин и не думал возвращаться, она начала обыскивать все шкафы и ящики в надежде найти бесценный кулхевенский гобелен, но безуспешно. Эта неудача только усилила ее раздражение.

Зато она убедилась в том, что ее новоиспеченный муж – человек весьма аккуратный. Лежащие в гардеробе рубашки были аккуратно сложены, бриджи подобраны по цветам. Даже туалетные принадлежности были разложены в безукоризненном порядке, что она отнесла на счет его военного прошлого.

На ночном столике возле кровати стояли небольшие бронзовые часы, показывающие фазы луны, которые вдруг начали негромко бить, показывая, что уже половина четвертого утра. Мара невольно кинула взгляд на входную дверь. Что это за новобрачный, который бросает свою жену, да еще в первую брачную ночь? Если она абсолютно не устраивает его как жена, тогда почему он так стремился жениться на ней? Неужели он думает, что ему удастся бросить ее сразу после церемонии бракосочетания?

Ну что ж, когда он вернется, ему придется ответить на эти и многие другие вопросы. Если, конечно, он вернется. Даже Арабелла имеет право на недовольство.

Мара решительно уселась в мягкое старинное кресло возле потухшего очага с твердым намерением дождаться возвращения Сент-Обина. Минуты текли с раздражающей медлительностью, что еще более подчеркивалось загробным тиканием часов в другом конце комнаты.

Чтобы как-то убить время, Мара решила почитать книгу, которая лежала раскрытой на столике рядом с креслом. Она поджала под себя ноги, спрятав их под мягкую парчу халата, и начала читать с того места, на котором в последний раз остановился Сент-Обин, решив ожидать его возвращения хоть до утра, если это понадобится.

К несчастью, книга, которую Сент-Обин выбрал себе для ночного чтения, была не слишком увлекательна – какой-то древний том, посвященный Проблемам выращивания овец, и вскоре ее глаза начали слипаться. И прежде чем она поняла, что засыпает, ее голова, свесилась на грудь, а выскользнувшая из рук книга упала на ковер.

В таком виде и застал ее Адриан, в скором времени вернувшийся в свою спальню. Поначалу он был недоволен этим вторжением. Это была его комната, его личные владения, и он не собирался разделять их ни с кем.

Даже с женой.

Но спустя мгновение, когда в неверном свете свечи он заметил, что ее стройное тело закутано в его халат, и увидел умиротворенное сном лицо, его недовольство быстро исчезло.

Арабелла поступила так, как на ее месте поступила бы любая новобрачная. Она ожидала возвращения своего мужа, вероятно спрашивая себя, где его так долго носят черти. Ее нельзя было винить за это. Она ничего не знала о причинах его отсутствия и, весьма вероятно, 1 решила, что ею пренебрегают. Адриан стянул с себя верхнюю одежду и бросил ее на скамью, стоящую в ногах постели. Потом расстегнул воротник и помассировал шею, онемевшую после нескольких часов, проведенных в седле. Он чертовски устал. Несколько бессонных ночей в сочетании с тем, что почти двенадцать часов, руководствуясь ложным донесением, он провел , на сельских дорогах Ирландии, наконец-то дали себя знать. Адриан чувствовал такую усталость, что единственным оставшимся у него желанием было свалиться в кровать и проспать дня три.

Но сначала ему придется разобраться с этой спящей женщиной-женой, свернувшийся клубком в его кресле.

Арабелла сидела, поджав под себя ноги и закутавшись в его халат, очки сползли с ее носа. Волосы не были зачесаны назад на обычный манер, а свободно падали на одно плечо; сверху немного криво сидел этот ее дурацкий белый чепчик. Черный локон, упавший на лоб, смягчал обычно строгое выражение лица.

Он смотрел на нее, и его настроение начало понемногу смягчаться. Арабелла должна была бы выйти замуж за человека, желающего ее саму, а не то, что она может принести ему. Не стоило ей сочетаться законным браком с мужчиной, которого она даже и не видела, человеком, который, не желая на самом деле, чтобы она стала его женой, все же изнасиловал ее прежде, чем она успела распаковать чемоданы.

Адриан нахмурился. Никогда прежде он не брал женщину насильно. И то, что это все-таки случилось, никак не укладывалось у него в голове. Это противоречило его природе, всем понятиям о чести, которые были заложены в нем с самого рождения.

Он мало что помнил о событиях той ночи, только то, как они сидели с Рольфом в кабинете, пили виски и обменивались старыми историями. То, что всплывало в его памяти, не имело никакого отношения к Арабелле. Даже во сне он видел эту призрачную женщину, Огненную Леди, эту рыжеволосую галлюцинацию, встреченную им у озера. Именно она приходила к нему, но, очевидно, это было во сне, во сне, где все было вполне невинно.

Прибыв в первый раз в Кулхевен после смерти дяди, 1 Адриан прочитал в дневнике Джеймса про Огненную Леди. Многие его страницы были заполнены описаниями того, как она стояла на башне или, стеная, проплывала по темному коридору. Сначала он решил, что все-) эти истории о преследующем дядю бестелесном видении – совершеннейший бред сумасшедшего. Еще в самом раннем возрасте Адриан убедился, что все на свете имеет логическое и рациональное объяснение, если, конечно, как следует подумать, Мертворожденных сыновей, появлявшихся у дяди, можно было объяснить физическими недостатками его самого или его жены, а вовсе не сбывшимся проклятием какой-то ведьмы. Его безвременную смерть Адриан относил на счет падения с башни в пьяном виде. Джеймс всегда был любителем выпить, а после смерти жены при родах, как говорили, запил горькую.

Поэтому Адриан никогда не верил, что это она столкнула его с башни.

Кого же тогда он в тот день видел плавающей в озере, если не Огненную Леди?

Однако в настоящий момент он слишком устал, чтобы искать какое-либо рациональное объяснение этому. Кроме того, с тех пор он больше не видел ее и склонялся к мысли выбросить эту историю из головы. Единственное, что ему было нужно в настоящий момент, так это – постель, огонь в очаге и глоток бренди, чтобы согреться внутри.

Адриан встал на колени перед очагом, сложил в кучку растопку и чиркнул кремнем по кресалу. Ему не хотелось будить Хантингтона, чтобы тот разжег огонь, – он и сам прекрасно может с этим справиться.

А как только огонь разгорится, он разбудит Арабеллу и отправит ее в свою спальню – Милорд?

Арабелла проснулась. Значит, ему не придется будить ее и отправлять в постель. Когда дерево загорелось и в камине затрещал огонь, Адриан встал и повернулся к ней.

– Доброе утро Арабелла!

Она выпрямилась в кресле, протирая под очками заспанные глаза.

– А который час?

– Слишком рано, чтобы вставать. Почему бы вам не пойти в свою постель? Очень трогательно с вашей стороны, что дождались меня, но теперь я тут, поэтому у вас нет нужды оставаться долее в моей спальне.

По появившемуся на ее лице выражению полнейшего недоумения он понял, что она озадачена столь грубым предложением, – Я просто хочу сказать, что я вовсе не требую от вас делить со мной постель, Арабелла.

– Но я ваша жена.

Адриан сел на постель и начал снимать грязные сапоги.

– Да, конечно, но, как вам прекрасно известно, мы уже покончили с законным оформлением наших супружеских отношений. Многие женатые пары спят в разных комнатах. Это вполне употребительная практика. Я отвел в ваше распоряжение большую и удобную спальню Если вам не нравится обстановка, я разрешаю вам устроить все по своему вкусу. Делайте с ней что хотите, лишь бы вам было там удобно. Нет никакой необходимости ожидать меня каждую ночь допоздна, когда у вас есть своя постель и огонь в очаге.

Арабелла встала с кресла.

– Каждую ночь? Вы хотите сказать, что часто будете отсутствовать до такого часа?

– Весьма возможно. У меня есть дела, которыми я обязан заниматься. Дела по имению, о которых вы не имеете никакого понятия. Часто они отнимают очень много времени.

– Какое же дело может занимать ваше внимание в такое время суток?

Она начинает вести себя как опытная скандалистка, подумал он, страстно желая, чтобы она оставила его в покое. Он устал и был раздражен Конечно, это не ее вина, но ему не хотелось, чтобы она знала о его делах больше, чем это окажется абсолютно необходимо.

И лучше всего было бы положить этому конец прямо сейчас.

– Арабелла, вы стали моей женой, но это не означает, что вы имеете право вмешиваться во все дела по управлению этими владениями. Лучше сосредоточьтесь на Кулхевене, на управлении домом, на гардеробе и тому подобном Вас не должно беспокоить то, что происходит за пределами этих стен Это моя забота. А сейчас, если бы не возражаете, я предпочел бы остаться один. Около восьми утра мне надо будет выехать – осмотреть поля, поговорить с людьми. Мне хотелось бы немного отдохнуть.

Он подошел к двери и встал возле нее, ожидая, пока она уйдет. Некоторое время Мара смотрела на него, борясь с желанием не выполнить его требования, но она понимала, что не может этого сделать. Арабелле никогда бы и в голову не пришло прекословить мужу, каким бы болваном он ни оказался. Но, может быть, найдется какой-нибудь обходной путь?

Не говоря ни слова, она вышла за дверь, думая про себя, что, хотя Адриан и выиграл этот раунд, он, без сомнения, весьма далек от того, чтобы выиграть всю партию.