Текст книги "Долина кукол"

Энн вышла из спальни, приблизилась к постели, хотела что-то сказать, но увидела, что Лайон уже спит. Улыбаясь, она подошла к столу, разыскала листок бумаги со штампом гостиницы и написала на нем: «Спокойной ночи, мой спящий принц. Увидимся завтра. Люблю тебя». Прислонив записку к телефонному аппарату, Энн тихонько выскользнула из комнаты.

Лежа в своем номере, глубоко взволнованная и потрясенная, Энн долго не могла заснуть. Мысленно она перебирала события прошедшего вечера, вспоминала каждое сказанное им слово, каждое выражение его лица. Она вспомнила, как он пообещал, что в дальнейшем ее ждут более приятные физические ощущения, и засомневалась. Сбудутся ли его слова? Неужели ей самой предстоит испытать такое же блаженство и наслаждение, которое заставляло дрожать, млеть и замирать его тело? Самым важным в ее жизни теперь был Лайон, его объятия, то удовлетворение, которое она ему доставляла. Какое счастье знать, что этот изумительный человек хочет чувствовать ее тело рядом со своим, и она наконец поняла, что значит любовь. Продолжая размышлять, Энн сама не заметила, как погрузилась в легкий, но глубокий сон.

Она встала ровно в девять. День стоял ясный и ветреный. Посмотрев в окно, она увидела какую-то девушку, поджидавшую автобус, мужчину, придерживавшего рукой шляпу, чтобы ее не сорвал дувший ему навстречу и мешавший идти ветер. Она посочувствовала им обоим, она сейчас жалела всех, кто не испытывал тех чувств, которые переполняли ее в этот момент.

«Ах вы, бедняжки. Вам кажется, что наступил обычный холодный день. Посмотрите на меня, пожалуйста! Мне так хочется крикнуть вам всем, как я счастлива! Весь мир принадлежит мне. В этом здании находится человек, самый лучший человек на свете, и он мой!»

Такие мысли проносились в голове Энн, когда она разглядывала уличных прохожих. Бледная неоновая вывеска ресторана напротив, казалось, мигает ей в знак того, что понимает ее. Энн также в ответ подмигнула ей. Да, день был чудесный! И вообще ресторанчик да и весь городок казались ей совершенно восхитительными.

Когда Энн принимала горячую ванну и вода проникла в то место внутри ее, которое все еще саднило и болело, это стало еще одним напоминанием о нем, о чудесной реальности пережитого ею. Настроение у Энн поднялось еще больше, все в ней как будто пело.

Энн долго и тщательно укладывала волосы, дважды меняла губную помаду, при этом все время поглядывая на часы и прислушиваясь, не звонит ли телефон. В четверть одиннадцатого она начала беспокоиться. Неужели он говорил, что они встретятся прямо в театре? Но она помнит, что он пообещал, что они пойдут туда вместе. А вдруг она ошиблась и он сказал, чтобы она шла одна? Когда телефон наконец зазвонил, она сломя голову бросилась к нему. Но это был не Лайон, звонила Нили. Она сказала c упреком:

– Ты могла бы после спектакля хотя бы подойти ко мне поздороваться. В чем дело?

– Я решила, что ты будешь на приеме.

– Я? Меня же держат за хористку. А сейчас у меня должна быть репетиция. Что за шутки? Назначать репетицию прямо перед дневным спектаклем! Бедняжка Мэл, он до смерти устал.

– А где он сейчас?

– Внизу, в кафе. Мы договорились встретиться там.

– Увидимся на репетиции.

– А тебе зачем приходить? Там будет одно занудство.

– Нили, послушай меня, но не говори ни слова. Может случиться так… Появилась такая возможность, что ты заменишь Терри Кинг. Ты ведь ее роль знаешь?

– Всю, еще бы! – Нили взвизгнула от радости. – Вдоль и поперек! От начала до конца! Я даже все песни Хелен наизусть помню. Ты меня, Энн, случайно не разыгрываешь?

– Нет, появился тут один вариант. Вчера вечером я присутствовала на одном совещании. Но сиди пока тихо, и никому ни слова.

– Ой, здорово! Поверить не могу. Боже мой! Мне не терпится рассказать все Мэлу. Пока! Увидимся в театре.

Было уже без четверти одиннадцать, а Лайон все не звонил. Уже три раза она сама подходила к телефону, но каждый раз останавливала себя. Закурив сигарету, Энн стояла и неотрывно смотрела на холодное зимнее солнце, заглядывавшее в комнату. Медленно текли минуты. Где-то вдалеке мелодично пробил колокол. Что же ей сейчас делать? Так и торчать весь день в своем номере? Может, пойти в театр, никого не дожидаясь? Нет, этого делать не следует. Если он ей не позвонил, а сам уже находится в театре, получится, что она за ним бегает. Нелепость какая-то! Она не в Лоренсвиле, и Лайон не просто знакомый. Для них не может быть никаких дурацких правил и предрассудков. Она решительно подошла к телефону и попросила соединить ее c номером Лайона. Его голос поначалу звучал как-то глухо, как спросонок, но он мгновенно пришел в себя и воскликнул:

– Боже мой, дорогая! Неужели уже без пяти одиннадцать? А мне казалось, что я оставил распоряжение разбудить меня в десять!

– Понятия не имею, когда ты мог успеть это сделать, разве что просыпался посреди ночи.

– Я как раз читаю твою записку, – сконфуженно рассмеялся он. – Ну я и даю! Ланселот из меня еще тот! Давай спускайся сюда. Составишь мне компанию, пока я буду бриться. – Даже в телефон ей было слышно, как он потягивается со сна. – Давай приходи. Я сейчас закажу нам кофе.

Когда она подошла к его номеру, дверь была полуоткрыта, и на ее робкий стук он весело прокричал: «Заходи!» Он стоял в одних трусах в ванной и брился. Когда она вошла, он притянул ее к себе, осторожно поцеловал, стараясь не запачкать мыльной пеной, и продолжил бритье. Простота и непринужденность его поведения лишь подчеркивали новые, интимные узы, связавшие их. Ей казалось совершенно естественным, что она находится у него в комнате и наблюдает, как он, почти нагишом, быстро бреется. Энн сидела на смятой постели, впервые в жизни испытывая подлинное счастье. Лайон смыл c лица оставшуюся пену, вошел в комнату, склонился над Энн и нежно поцеловал ее. Потом начал натягивать на себя рубашку, посвистывая, завязал галстук. От чувства всепоглощающей радости Энн вся даже как-то ослабела. Ей так хотелось знать, какое же чувство испытывает сейчас к ней Лайон, неужели он чувствует то же, что и она. Но навряд ли. Слишком много других девушек видели его когда-то полуголым в процессе бритья. Энн постаралась тут же отогнать от себя эту мысль. Ни одна девушка до нее не испытывала того, что переживает сейчас она, а поэтому они не в счет. Она не позволит своему воображению испортить ей самый чудесный день в ее жизни!

Раздался стук в дверь, и, катя перед собой столик, вошел официант. Лайон подписал счет и, когда официант удалился, жестом пригласил Энн угощаться, сам же он, стоя, уже пил апельсиновый сок. Затем c чашкой кофе в руках он направился к телефону и попросил соединить его c номером Генри Беллами.

Генри, как оказалось, тоже еще не ушел. Лайон, рассмеявшись, бросил:

– Ладно, трусишка. Давай сверим наши часы. На моих одиннадцать тридцать. Давай войдем туда оба ровно через десять минут. – Он повесил трубку и c насмешливой улыбкой повернулся к Энн. – Ну как? Способна лицезреть кровавое побоище? Выдержишь?

– Не пропущу ни за что на свете. А что такое будет?

– Да ничего особенного. Просто несколько здоровых мужиков набросятся на маленькую девочку и заставят ее уйти из шоу.

– Похоже, что вся процедура тебе уже хорошо знакома.

– Ты права. Иногда, правда, не все проходит гладко. Порой нарываешься на такую Терри Кинг, которая в результате оказывается Хелен Лоусон в миниатюре. Ей всаживают в спину нож, но кровь не хлещет. Вот тут-то и понимаешь, что проиграл.

В лифте они встретились c Генри. Если он и удивился, увидев их вместе, то и виду не подал.

Вся труппа, за исключением Хелен, уже собралась в театре. Хористки, одни без верхней одежды, другие кутавшиеся в шубки, сидели на сцене, пряча ненакрашенные глаза под темными очками. Они прихлебывали кофе из бумажных стаканчиков, и ясно было, что настроение у них паршивое. Нили сидела на самом кончике стула, напряженная, как бы изготовившаяся к прыжку.

Энн уселась в зале рядом c Генри и Лайоном. В следующую минуту торопливо вошла Дженнифер Норт, громко прося у всех прощения за то, что проспала. Услышав ее извинения, режиссер, до этого о чем-то шептавшийся c дирижером, повернулся к ней, добродушно кивнул:

– Твое присутствие ничего не меняет, принцесса. Если желаешь, можешь возвращаться обратно и поспать еще пару часиков.

Дженнифер улыбнулась и спустилась в полутемный зал. Генри сделал ей знак сесть рядом c ними. Узнав Энн, Дженнифер расплылась в улыбке и восторженно заметила:

– Как здорово! Вот это успех! Правда, я тут ни при чем, ведь я ничего не делаю. Но шоу великолепное, и я безумно рада в нем хоть как-то участвовать.

– Вы смотритесь в нем восхитительно, – искренне призналась ей Энн.

– Спасибо, но не сомневаюсь, что мое имя на афишах не заставит настоящих театралов броситься к кассам за билетами.

– Не принижай себя, – вмешался в разговор Генри, – увидишь, когда мы приедем в Нью-Йорк, о тебе будут писать все газеты. А через полтора месяца после первого выступления – учти, я тебе это гарантирую – у тебя уже будет контракт c Голливудом.

Дженнифер радостно заулыбалась, и на щеках у нее выступили ямочки.

– Ах, Генри… честное слово, я была бы в восторге. – Вдруг у нее на лбу появилась крошечная морщинка, и она прибавила: – Но только если контракт будет классный. Не на крошечные роли.

– Но среди них может попасться бриллиант, который сделает тебя звездой, – осторожно заметил Генри.

Морщинка на лбу Дженнифер стала резче.

– Если иметь талант, а у меня, как тебе, Генри, прекрасно известно, его нет и в помине. Вот потому-то мне и нужен хороший контракт. Если они будут тратить большие деньги, то им придется меня использовать, а следовательно, надлежащим образом обучать и готовить на роли.

– Позволь мне одному все уладить. Если они пообещают не много денег, но хорошую студию и я дам «добро», то непременно соглашайся. Теперь, c наступлением телевидения, они не больно стремятся заключать многолетние крупные контракты.

– В таком случае мне, может быть, лучше остаться в Нью-Йорке? И Пауэрс, и Лонгуорт уже приглашали меня к себе в качестве фотомодели и манекенщицы, и я смогла бы заработать хорошие деньги плюс к тем, которые я получу за участие в вашем шоу.

Генри неожиданно резко повернулся к ней и решительно потребовал:

– Давай говорить начистоту, Дженнифер. Тебе действительно нужен этот контракт c Голливудом? Или же ты предпочитаешь карьеру в фоторекламе? Зачем мне лезть из кожи вон, если тебе все равно. И что у тебя c Тони Поларом? Как далеко зашли ваши отношения?

Дженнифер продолжала улыбаться.

– Газеты все слишком преувеличили. Я в самом деле обожаю Тони, но ни я, ни он не особенно торопимся вступать в законный брак. К тому же, как тебе известно, я все еще юридически считаюсь замужем за князем Миральо.

– Ну, об этом не беспокойся. Все бумаги уже практически подписаны, и твой брак будет признан недействительным. Но не забудь, что я учил тебя говорить, когда ты предстанешь перед судьей. Ты – нормальная девушка, католичка, тебе хотелось иметь детей, а этот подонок и думать о них не собирался.

– А ты действительно католичка? – заинтересовался Лайон.

Дженнифер равнодушно пожала плечами:

– Ею была моя мать, отец же нет. Они разошлись. Меня даже так и не крестили. Но надеюсь, Генри, никто не станет все это проверять?

– Делай, как я говорю. Ты – католичка, хотела, чтобы вас венчал священник, но князь настоял на гражданском браке. Скажешь так, и половина дела будет сделана. Потом тебе только останется побольше поговорить о детях, которых ты якобы хотела иметь. Энн будет свидетельницей у тебя на бракоразводном процессе.

– Кем я буду? – поразилась Энн.

– Знаешь, Энн, я еще раньше собирался тебе сказать. Нам нужен свидетель. Не беспокойся, дело будет слушаться при закрытых дверях. Твоя задача – сказать, что ты подруга Дженнифер, что она признавалась тебе еще до свадьбы, как счастлива она стать его женой, что она очень хочет уехать к нему в Италию и нарожать уйму детишек. Главное, не забудь упомянуть этих самых детишек.

– Но ведь мне же надо будет дать клятву, что я говорю правду, – старалась переубедить его Энн.

– Ничего, сложишь пальцы крестиком, и все будет в порядке, клятва не считается, – сказал Генри и, посмотрев на сцену, шепнул всем: – Ну, ребята, держитесь! Началось!

Посреди сцены стояла Терри Кинг, c выражением ошарашенного недоумения уставившись на режиссера.

– Выбросить мою балладу! Так вы сказали? – крикнула она. – Вы что, ополоумели? Вы же читали, что обо мне написали критики!

– Шоу и так продолжается слишком долго, оно несколько затянуто, ласточка, и песенок в нем более чем достаточно, – небрежным тоном отпарировал он.

– Что c того? Выкиньте какую-нибудь другую песню, что вам стоит! Вы прекрасно понимаете, что баллада, которую исполняю я, – самая удачная во всем спектакле.

– Это не мое решение, – устало сказал режиссер.

– Где мне найти Гила Кейса?

– Он сейчас занят со сценаристами и приходить не собирается. Эй, Билл! Билл Паули, подойди-ка сюда! – На сцену вышел худощавый молодой человек. – Билл, любовная сцена, в которой заняты вы c Терри, снимается c программы. Мы сейчас работаем над новым танцем, который ты будешь исполнять один вместо вашего дуэта. Мы готовим этот танец для выступлений в Филли. Вместо того чтобы признаваться в любви к Терри, ты будешь танцевать соло. Это прибавит темпа всему действию.

Билл, сияя от радости, согласно кивнул и испарился.

– А чем буду заниматься я во время его танца? Сидеть в своей уборной? – завизжала Терри. – Вы что, не соображаете, что если снимете эту любовную сцену, уберете песню, то мне останутся лишь две строчки текста в первом акте и ритмический номер во втором, вот и все!

– Номер второго акта остается, – ответил режиссер. – Но его ты будешь исполнять вместе c кордебалетом и хористами второго плана. Хористы будут петь, а кордебалет сопровождать их танцем.

– И что же буду делать я?

– Вместо того чтобы петь вместе c ними, ты пойдешь по сцене налево и там остановишься… Потом c тебя уберут прожектор, и, когда выйдет хор основного плана, ты тихонько уйдешь со сцены.

– Еще чего придумал!

Терри схватила пальто и, возмущенная донельзя, сбежала со сцены и выскочила на улицу. Режиссер как ни в чем не бывало продолжал давать указания, что убрать или сократить, как расставить статистов.

Терри вернулась ровно через десять минут, в качестве подкрепления ведя за собой маленького человечка, чем-то похожего на енота. Весь ощетинившись, «енот» прошествовал через зал к сцене и требовательным голосом осведомился:

– Так, давай объясни мне, что тут происходит?

Режиссер повернулся, c высоты сцены взглянул на него, стоявшего внизу, и совершенно невинно переспросил:

– Происходит? Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь.

– Послушай, Лерой! – рявкнул «енот». – Твое наивное девичье личико меня не обманет. Мы это уже не раз проходили, забыл, что ли? Скажи прямо: Хелен боится Терри. Но в этот раз Терри наконец повезло. Ей попалась самая лучшая и удачная песня во всем шоу. Неужели ты скажешь, что ребята согласились позволить Хелен убрать из спектакля самый шикарный номер, лучшую балладу?

– Позвони им сам, – предложил Лерой.

– Уже звонил. Они сейчас на совещании у Гила Кейса. Может, ты еще скажешь, что за две строки текста и половину ритмического номера Гил готов платить Терри по четыре сотни зелененьких в неделю?

– Если она решит остаться и выполнит наши требования, я думаю, у него не будет другого выхода.

– Ах вот к чему вы клоните, вы хотите обойти условия контракта. Вы будете счастливы, если она уйдет сама, тогда за жалкие крохи вы подыщете кого-то другого на ее место. Но если вы ее уволите, вам придется продолжать платить ей вплоть до июня, да еще раскошелиться на замену.

– Никто не собирается увольнять Терри Кинг.

– Да, вы не можете себе этого позволить, впрочем, вам и не удастся. Вот почему вы делаете все, чтобы она ушла по собственному желанию.

Режиссер сел на край сцены и c выражением неистощимого терпения сказал:

– Никто не пытается заставить Терри уйти. Мы сейчас говорим не об актерах. Мы пытаемся собрать шоу в единое целое, сделать из него гармоничный ансамбль. Естественно, что как импресарио ты думаешь только о своей подопечной. И я тебя не виню, Эл. Бизнес есть бизнес. Но моя задача, мой бизнес – это сам спектакль. Я снимаю только те сцены, которые и Гил Кейс, и авторы, и я сам считаем необходимым убрать, независимо от того, кого эти сокращения могут задеть. Меня волнует только сам спектакль.

«Енот» бросил сигарету на толстый ковер, покрывавший пол театрального зала, и раздавил ее, говоря:

– Не вешай мне лапшу на уши! Ты выполняешь распоряжения Кейса, полученные им от Хелен Лоусон. У него, конечно, не было другого выбора, ему пришлось защищать Железную Мымру. А как же! Ее, безусловно, надо защищать от настоящей певицы, при ее-то трубном гласе!

– Давай не будем переходить на личности, – отрезал Лерой.

– А почему бы и нет? Нам c тобой прекрасно известно, что она плебейка и давно уже вышла из моды. Если бы эта старая перечница попробовала начать карьеру сейчас, в наши дни, ее бы вышвырнули после первого же прослушивания.

– По-моему, это следует немедленно прекратить, – раздался из темноты зала возмущенный голос Генри.

Импресарио Терри Кинг ошеломленно повернулся к нему:

– Я вас не заметил, мистер Беллами. Добрый день. Послушайте, лично я ничего не имею против Хелен, но я сражаюсь за свою подопечную. Вот так же вы наверняка двадцать лет назад сражались за Хелен Лоусон.

– Мне не приходилось смешивать c грязью великую актрису в ее отсутствие, – прогремел Генри в ответ. – Черт побери, вы-то кто такой? Что вы из себя представляете? Жалкий агентишка, ничего не имеющий, кроме стола в каком-то офисе у черта на рогах, на Сорок шестой Западной улице. И у вас хватило наглости стоять здесь и оскорблять величайшую из современных звезд варьете?

Маленький человечек испуганно сжался:

– Но, мистер Беллами! Как поступили бы вы на моем месте?

– Это зависело бы от моей клиентки. Если бы подобное произошло c Хелен Лоусон, мы бы, заведомо уведомив администрацию и сохраняя достоинство, сами отказались от выступлений. Потому что Хелен Лоусон, даже в ее юные годы, всегда могла рассчитывать на приглашение в другой спектакль и на гораздо лучшую роль. Но, имея в клиентах такую актрису, как ваша, я бы немедленно согласился на любые условия, даже на самые жалкие крохи. Я бы убедил ее согласиться на две строчки текста и крошечный номер, но постарался бы выбить из продюсера все деньги, которые ей причитаются. Вам-то что, если при одном упоминании ее имени все бродвейские продюсеры начинают ржать, как будто вы рассказываете им страшно смешной анекдот? Это ее проблема, а не ваша. Может, вам лучше от нее отделаться и попробовать подыскать кого-то другого? Но повторяю: по-моему, вам лучше заставить ее остаться в шоу, чтобы вы смогли получить хотя бы свои десять процентов комиссионных, потому что и так уже видно невооруженным глазом, что она до смерти напугана. Может быть, это последнее шоу, в котором ей вообще удалось получить роль, и вам не следует упускать единственную и весьма необременительную возможность сорвать деньгу.

Молчавшая дотоле Терри Кинг наконец пришла в себя и завопила во весь голос:

– Слушайте, вы! В пении Хелен Лоусон мне и в подметки не годится. Я ее запою где угодно! И нечего нас c Элом стращать! Так я вас и испугалась! На вашем поганом шоу свет клином не сошелся, а я еще стану звездой поярче, чем ваша старуха. Не сомневайтесь, я уйду сама! Сию минуту! Гордо и c достоинством!

– Ласточка, ну подожди секундочку, – начал уговаривать ее Эл. – Ты что, не видишь, что им только того и нужно?

– А ты-то чего от меня добиваешься? – зарычала она. – Чтобы я выступала в Филадельфии и Нью-Йорке на десятых ролях, как никому не известная статистка? Тебя волнуют только твои паршивые десять процентов!

– Они здесь совершенно ни при чем. И ты сама это великолепно понимаешь. Пожелай ты выступать в ночных клубах, мы зарабатывали бы в два раза больше. Но ведь мы c тобой заранее договорились и решили, что выступление на Бродвее даст тебе шанс заключить контракт c Голливудом.

– Какой еще Голливуд? – перехватил инициативу Генри. – Боже, помоги мне. А я-то был уверен, что подобные рассуждения давно канули в Лету вместе c фильмами Руби Килера. Любой администратор, считающий, что, как только его клиентка попадет на Бродвей, такой контракт ей будет немедленно обеспечен, по-моему, и гроша ломаного не стоит. Безусловно, выступление на Бродвее имеет колоссальное значение, но там же надо показать себя во всей красе, показать, на что ты действительно способен. Если твоей клиентке нужен простой контракт c долевым участием в акциях, пожалуйста, могу ей это устроить и без участия в нашем шоу. Но на настоящий контракт, чтобы сниматься в фильмах, может рассчитывать лишь звезда. Умный импресарио сумеет сделать из своей актрисы звезду, если научит ее выглядеть и вести себя как звезда, будь то на Бродвее или в дешевом кафешантане. Но, как я уже говорил, ты явно сам не веришь, что твоя подопечная потянет на звезду, потому что ты допустил, чтобы она выглядела и вела себя как простая статистка.

Терри дернула Эла за руку:

– Хватит, Эл. Пошли отсюда.

– Подожди минутку. У нас же c ними контракт, и ты обязана играть сегодня в дневном спектакле, – поспешил напомнить ей Эл.

– Я и шага по сцене не сделаю, если они все поснимают.

– Боюсь, что придется, – сказал Генри. – Вы должны были уведомить нас о своем уходе за две недели и выступить в Филадельфии.

– Я не позволю так себя опозорить, – твердила Терри. – И не подумаю выступать в Филадельфии, куда приедет множество критиков, в крошечной роли не то статистки, не то хористки.

– Что здесь за шум? – раздался голос Гила Кейса, направлявшегося по центральному проходу к сцене. – Кто это здесь отказывается выступать?

– Мистер Кейс! – устремилась к нему Терри, чуть не плача. – Вы убрали мою роль. Не могу же я появиться на сцене в качестве обыкновенной хористки!

– Я уже сказал ей, что другого выхода у нее нет, – медленно произнес Генри. – Даже если она сию минуту вручит нам заявление об уходе.

– Ну успокойся, остановись на минутку, – ласково начал Кейс, c сочувствием глядя на Терри. – Зачем доставлять друг другу лишние неприятности? Моя дорогая деточка, я только сейчас понял, насколько маленькой оказалась твоя роль после всех наших переделок. Она действительно превратилась чуть ли не в проходную… – Он старался придать себе озабоченный вид.

– Я не могу ее играть, – упорствовала Терри.

Кейс неожиданно улыбнулся:

– Можешь не играть, вот и все.

– А что будет c дневным спектаклем! – спросил Генри.

Кейс отмахнулся:

– Забудь о нем. Мы дадим в нем замену. Роль так мала, что большого значения это не имеет. – Он полуобнял Терри. – Пошли ко мне в номер. И ты, Эл, конечно. Терри сможет написать официальное заявление об уходе, а в качестве премии я выплачу ей жалованье за два месяца. – Он остановился, как будто о чем-то задумался, и продолжил: – Послушайте меня, мы поступим следующим образом. Я позвоню своему пресс-агенту и распоряжусь, чтобы он оповестил о твоем уходе все нью-йоркские газеты, таким образом тебе будет обеспечена самая широкая реклама. Дорогуша моя, вообрази себе, уже на следующей неделе, в Нью-Йорке, у тебя отбоя не будет от продюсеров, ведь не каждая актриса может позволить себе уйти по собственному желанию из шоу Хелен Лоусон, имея такой контракт, как у тебя. Ты прославишься еще больше!

Кейс провел Терри через зал, и они удалились из театра, за ними уныло тащился «енот». Как только они ушли, Генри подошел к сцене и о чем-то быстро переговорил c режиссером. Тот согласно кивнул, весь оживился и громко позвал:

– Нили О’Хара!

Нили бросилась к нему.

– Ты сможешь до половины третьего выучить общую хоровую песню из ритмического номера?

– Я уже знаю обе общие песни наизусть.

Режиссер едва заметно улыбнулся:

– Великолепно! Исполняем сейчас одну, а потом общий танец. Пошли, ребята, за работу, а ты, Нили, отправляйся в костюмерную и примерь костюмы Терри, проверь, подойдут ли они тебе. А сейчас все хористы начинают c первой цифры.

Генри поднялся со своего места:

– Пошли отсюда. По-моему, нам просто необходимо глотнуть свежего воздуха.

Очутившись на улице, они некоторое время постояли, не зная, что сказать друг другу. Все чувствовали себя крайне неловко после увиденного ими в театре.

– Пойду подремлю, – наконец сказала Дженнифер и направилась в сторону отеля.

Генри продолжал стоять, не говоря ни слова, уставившись куда-то в пространство невидящим взором. Лайон сжал руку Энн.

– Мне все это показалось таким мерзким, – сказала Энн и, выдавив из себя жалкую улыбку, прибавила: – Но, наверное, таковы правила игры в шоу-бизнесе.

– Это не шоу-бизнес, – пробурчал Генри, – вонючее дерьмо, и не более того. Как ни кинь, все равно говном воняет. Того и гляди, начну блевать. Я чувствовал себя как Джо Луис на ринге, ведущий бой c двумя калеками-лилипутами. Господи боже ты мой! Ну что же, пойду звонить Хелен, порадую ее хорошими известиями.

Он медленно двинулся к отелю, а Лайон c Энн перешли улицу и зашли в ресторанчик, где он заказал им обоим по порции яичницы. Когда они сели за столик, Лайон убежденно сказал:

– Генри не прав. Мы поцарапали котеночка, но он не ответил нам тем же. А ее импресарио – человек весьма заурядный, каких много. Это тебе не Генри Беллами. Генри – высший класс, и двадцать лет назад ему уже не было равных. И двадцать лет назад если бы вы попробовали поцарапать Хелен Лоусон, то все пальцы себе пообломали бы. Поверь мне, Генри – не подонок. Просто они – не бойцы.

– Но ведь они убрали балладу и вдвое сократили ритмический номер. Где уж тут Терри было сопротивляться! Генри говорил так разумно и логично.

Лайон жадно набросился на яичницу, продолжая объяснять ей создавшуюся ситуацию:

– Неужели ты действительно веришь, что балладу выкинули окончательно? Как только Терри подпишет свое заявление и укатит в Нью-Йорк, все вернется на круги своя. Если бы Терри не сдалась, они бы держали ее в черном теле до конца разъездных спектаклей. Не сомневаюсь, что Хелен устроила бы всем на это время не жизнь, а сущий ад, но в день премьеры в Нью-Йорке им пришлось бы пойти на попятный, и Терри победила бы. Представь, что ты играешь в покер, так вот, у Терри был выигрышный расклад, но Генри сблефовал и увел весь банк.

Через четверть часа в ресторанчик зашел Генри. Он c трудом проглотил засохший бутерброд c цыпленком, сообщив при этом, что его язва снова разыгралась. В час тридцать заявилось несколько хористов и хористочек, зашедших перекусить на скорую руку. Они расселись маленькими группками за столики и начали сплетничать о том, что произошло. Главной темой всех разговоров сейчас уже была Нили.

Энн решила зайти к Нили за кулисы только после дневного спектакля. Хорошо зная ее, она прекрасно могла себе представить, что сейчас c нею творится. Все представление они c Лайоном простояли в конце набитого до отказа зала. Нили справилась c новой ролью c профессиональной легкостью, и, насколько могла судить Энн, от перемены актрисы спектакль не выиграл и не проиграл. Роль урезали настолько, что она уже фактически ничего не определяла.

– Энн, я так и знала, что здесь не обошлось без тебя, – захлебываясь, затараторила Нили, когда Энн пришла за кулисы, чтобы поздравить ее. – Сегодня Хелен мне все рассказала. Ах, Энн, я тебя обожаю. Ты мне правда-правда как сестра. А… вот и Мэл!

Энн повернулась и увидела стоявшего в уголке и старавшегося казаться незаметным молодого человека. Он ринулся к ней, пожал ей руку и снова слился со стенкой. Он был высок, чрезвычайно тощ, а его проницательные темные глаза c неизъяснимым обожанием следили за Нили. Его обаяние сразу же покорило Энн, и она не могла не порадоваться за подругу.

– Правда она была великолепна? – c гордостью спросил Мэл.

– Изумительна, – c такой же горячностью откликнулась Энн.

– А в следующий понедельник в Филадельфии я буду также исполнять балладу и любовный дуэт, – щебетала счастливая Нили. – И Хелен Лоусон обещала проследить за тем, чтобы к выступлениям в Нью-Йорке мне приготовили новые костюмы, а то, как она считает, костюмы Терри для меня слишком мудреные.

Хелен также была в восторге от Нили и, когда к ней в гримерную заглянула Энн, крикнула:

– Твоя подружка показала настоящий класс, согласна?

Ее слова и неумеренное восхищение очень удивили Энн, поскольку она придерживалась несколько иного мнения и считала, что Нили всего лишь добросовестно сыграла свою роль. Хелен продолжала говорить:

– Она показала этой шлюхе, что та не стоит ни гроша. Нили создана для этой роли, роли милой и наивной простушки. Поверь моему слову, когда в понедельник она исполнит выходную балладу, все встанет на свои места. Когда подобную песню исполняет очаровательная простодушная девчонка, зрители начинают лезть на стены, так их забирает. – Увидев, что Энн направилась к двери, Хелен требовательно осведомилась: – Эй, куда это ты летишь?

– Меня внизу ждет Лайон Берк.

Хелен как-то странно взглянула на нее и сказала:

– Послушай, я видела, как вы вчера на приеме держались за руки. Если ты хочешь в Нью-Хейвене поразвлечься, дело твое. Ничего не имею против. Но помни, что настоящее – это брюлик у тебя на пальце.

– Я собираюсь его вернуть.

– Да ты ошалела! – возопила Хелен. – Пойми, Энни, ради бога, не принимай всерьез один полет в койку. – Заметив, что Энн c возмущением отвернулась, Хелен тут же смягчилась. – Послушай, ангелочек, ты молода, я сама такой была, и, безусловно, Лайон – мужик потрясный, так что порезвись, если хочешь. Ведь живешь только раз. Но, умоляю, не бросай Аллена ради столь быстротечного романа.

Энн слегка улыбнулась и пошла к выходу.

– Ты сейчас едешь в Нью-Йорк? – спросила Хелен.

– Да, конечно.

– Завтра утром мы отправляемся в Филли и будем репетировать. Вернем на место выходную арию, то бишь балладу, кое-что подправим, и думаю, что к вечернему спектаклю в понедельник шоу у нас пойдет гладко. У твоей подружки будет приличная роль, и я уже предупредила Кейса не искать никого другого для спектаклей в Нью-Йорке. Я ею довольна.

– Ни пуха ни пера в понедельник, – спокойно сказала Энн.

– Тогда и увидимся, ведь ты придешь c Джино и Алленом. Не забыла, что после спектакля мы гуляем как следует?

«Аллен! Премьера! Джино!» – лихорадочно пронеслось в голове Энн.

– Тогда до встречи, – звонко крикнула ей вслед Хелен.

На улице ее дожидался Лайон.

– Ну как, отдала все визиты? – спросил он. Она кивнула, он просунул ее руку в свою и сказал: – Нас отпускают. Мы можем вернуться ближайшим поездом. Я боялся, что нам придется задержаться, но Генри решил остаться один. Он поедет отсюда прямо в Филадельфию, и мы встретимся там в понедельник.