Текст книги "Машина Любви"

– О, понимаю, – сказала Мэгги, чтобы не молчать.

– Я поменяю гостиницу. Ребенок – волшебное слово для Кристи. Я скажу ему, что Парк опасен для малыша из-за хулиганов. Я хочу начать в Калифорнии новую жизнь – завести большой дом, приглашать к себе интересных людей. Уговорю его нанять Калли и Хейса. Мы должны попасть в хорошее общество, чтобы наш ребенок дружил с приличными сверстниками. Голливуд с нетерпением ждет Этель Эванс Лейн.

– Вас может постичь разочарование, – заметила Мэгги.

Она обвела комнату взглядом, ища Робина.

– Он в кабинете с Дианой, – сказала Этель.

– Извините?

– Я говорю, вашего друга заарканила Диана.

Мэгги от изумления потеряла дар речи. Возникла напряженная тишина. Затем к ним подошли Дан и Кристи.

– Мы говорили о передаче, которую можно пустить в эфир через два года, – сообщил Кристи. – Представляешь, спонсоры выстроились в очередь, ожидая, когда я освобожусь.

– Вы позволите налить вам новую порцию этой липучки? – Дан улыбнулся Мэгги.

Из библиотеки донесся громкий смех. Диана явно не скучала. Дан улыбнулся и понизил тон до таинственного шепота:

– Я видел, вы пришли сюда с Робином Стоуном. Означает ли это, что вы и уйдете с ним?

– Так принято, верно? – сказала Мэгги.

– Какая жалость. Я собирался пригласить вас пообедать со мной. Как долго вы пробудете в городе?

– Около двух недель.

– Можно вам позвонить?

– Ну…

Мэгги на мгновение задумалась. Она не могла просто сказать «нет».

– Позвольте мне позвонить вам. Я собираюсь завтра поехать к моим родным в Филадельфию. Не знаю, сколько дней я там проведу.

– Вам известно, где меня можно найти?

– В Ай-би-си, – улыбнулась Мэгги. – А теперь я поищу Робина.

Она направилась в библиотеку. Диана завладела вниманием аудитории, рассказывая смешные истории о своих сыновьях-близнецах.

– Они сейчас такого роста, что я не могу скрывать их возраст. Молятся на «Битлз». Не стригут волосы. Недавно, представляя их моим друзьям, я посмотрела на этих двух семнадцатилетних верзил и сказала: «Познакомьтесь с близнецами-канторами».

Все захохотали громче, чем следовало. Только Робин не засмеялся. Он внимательно смотрел на Диану. Когда она протянула ему пустой бокал, он попросил официанта наполнить его.

Мэгги подошла к Робину и взяла его под руку.

– Уже семь, – прошептала она, – я умираю от голода.

– Стол уставлен деликатесами, – сказал он, не отводя глаз от Дианы.

– Я хочу уйти.

– Я работаю, детка.

Робин хлопнул себя по карману:

– Договор у меня. Я ношу его уже две недели. Она должна поставить свою подпись. Ты можешь оказать мне услугу, став свидетелем.

– Сколько времени это займет?

– Надеюсь, это произойдет сегодня за обедом.

– Она обедает с нами?

– Она обедает со мной. Ты можешь присоединиться к нам.

Мэгги повернулась и вышла из комнаты. Она не оглянулась, зная, что Робин не посмотрит ей вслед. Увидела, как Дантон Миллер пожимает в прихожей руку миссис Остин. Мэгги подошла к нему:

– Ваше предложение пообедать еще в силе?

– Конечно. Вам нравится «Павильон»?

– Это один из моих любимейших ресторанов.

«Павильон» начал пустеть. Потягивая бренди, Мэгги попыталась угадать реакцию Робина на ее уход. Было уже около одиннадцати часов. Вероятно, он уже вернулся домой и смотрит выпуск новостей. Ее злость рассеялась, она почувствовала себя виноватой в том, что покинула его. Что изменило бы присутствие Дианы? Робину она была нужна для «Хэппенинга». Мэгги понимала, что поступила как ребенок, проявила собственнические чувства. Она никогда не вела себя так с другими мужчинами – с Адамом и Энди, – наверно, потому, что недостаточно сильно любила. Наверно, в этом заключался секрет ее успеха. Так ли это? Нужно ли притворяться равнодушной, чтобы удержать мужчину? Она отправилась в ресторан с Даном, чтобы подразнить Робина. Какая нелепость – у нее есть Робин, она любит его. Почему она сидит в «Павильоне» и слушает историю жизни этого кретина?

– Я рад, что у вас с Робином ничего нет, – внезапно заявил он.

Она с любопытством посмотрела на него:

– Почему вы это сказали?

– Потому что я не люблю его.

– Он мой очень хороший друг.

В ее голосе звучало предостережение. Дан улыбнулся:

– И все же он мне не нравится – в этом нет ничего личного.

Что ж, а ей ничто не нравилось в Дантоне Миллере. Особенно его самодовольная улыбка.

– Возможно, вы его боитесь.

– Боюсь?

– Если ваша неприязнь к нему не носит личного характера, значит она связана с работой. Я знаю, что вы оба – сотрудники Ай-би-си, и знакома с порядками, царящими в телекомпаниях. Наверняка Робин вылез за рамки своего отдела, и между вами вспыхнуло соперничество.

Дан откинул голову назад и засмеялся. Когда он посмотрел на Мэгги, его карие глаза напоминали узкие щелки.

– Я не боюсь великого Робина Стоуна. И знаете почему? В нем слишком много гордости – это его и погубит.

– Я считала, что гордость – это достоинство.

– Только не в нашем бизнесе. Скажу вам кое-что, Мэгги. Когда внутри компании начинается борьба, я забываю о гордости. Поэтому я выживу. Иногда необходимо ползать, каким бы могущественным ты ни был. Но Робин Стоун никогда не станет ползать. Поэтому он не выживет. А в этом бизнесе самое главное – выжить.

Она взялась за сумочку, надеясь, что он воспримет это как сигнал к завершению обеда. Дан тотчас попросил у официанта счет.

– Я вас утомил разговорами о моей работе. Хотите выпить где-нибудь по последнему бокалу?

– Я очень устала, Дан, а завтра мне рано вставать.

Когда Дан остановил такси, она сказала ему, что живет в «Плазе». Он отвез ее в отель и подождал, пока она не скрылась в здании. Пройдя через вестибюль, Мэгги вышла из гостиницы на Пятьдесят восьмую улицу, села в другое такси и поехала к Робину.

Вставляя ключ в замочную скважину, она не увидела света под дверью. Вероятно, Робин уже спит. Мэгги прошла на цыпочках через темную гостиную и оказалась в спальне. Увидела в полумраке очертания кровати, не застеленной после их дневной любви. Она была пуста. Мэгги вернулась в гостиную и собралась зажечь люстру, но вдруг заметила свет под дверью его кабинета. Она улыбнулась – очевидно, он работает над книгой. Подойдя к двери и взявшись за ручку, Мэгги вдруг услышала голос Дианы. Актриса, похоже, была пьяна.

– Этот ковер недостаточно мягкий…

Робин засмеялся:

– Я же предложил тебе лечь на кровать.

– Я не трахаюсь на простынях, на которых спала другая женщина!

Затем стало тихо.

Мэгги бесшумно открыла дверь. Она не поверила своим глазам. Робин и Диана были голыми. Он вытянулся в кресле, стоявшем в углу комнаты, его глаза были закрыты, а руки лежали на затылке. Диана занималась французской любовью, стоя перед ним на коленях. Они не замечали присутствия Мэгги. Она вышла из комнаты и тихо закрыла дверь. Затем вернулась в спальню и зажгла свет. Взяла из шкафа свой чемодан, затем, передумав, оставила его на полу. Что такое несколько слаксов и одно платье? Она никогда больше не наденет вещи, которые носила при нем. Забрав косметичку и бумажник, направилась в гостиную. Повернувшись, бросила взгляд на ложе, которое она несколько часов тому назад делила с Робином. Она собиралась спать на этой кровати сегодня и всегда. Считала ее частью своего будущего. Диана отказалась лечь на эту простыню. Сколько девушек побывало здесь? Сколько еще будет? Мэгги бросилась к кровати и попыталась разорвать простыню в клочья, но ткань оказалась слишком прочной. Ее ярость не находила выхода. Никто не будет спать на этой простыне, в этой кровати! Она вспомнила, что в медицинском шкафчике стоит флакон с жидкостью для зажигалок. Побежала в ванную. Обрызгала простыню и подушку, чиркнула спичкой, поднесла ее к книге. Когда страницы вспыхнули, она бросила книгу на кровать. Простыня вспыхнула оранжевым пламенем.

Мэгги выскочила из квартиры. Пройдя по коридору первого этажа, остановилась у двери. Спокойно сказала консьержу:

– Я звонила в квартиру Робина Стоуна. Похоже, там никого нет, но я почувствовала запах дыма.

Консьерж устремился к лифту. Мэгги перешла на другую сторону улицы и встала под козырек подъезда. Увидев всполохи огня в окне спальни, медленно улыбнулась. Через несколько минут услышала вой сирен. Вскоре огонь погас, из окна спальни валили клубы густого дыма. Мэгги заметила Робина, вышедшего на улицу вместе с другими жильцами. Он был в брюках и пальто. Диана закуталась в его плащ, она была босая. Актриса подпрыгивала на одной ноге. Мэгги рассмеялась. «Надеюсь, Диана подхватит пневмонию», – произнесла она вслух и зашагала по улице.

Пройдя пять кварталов, Мэгги задрожала, на ее лбу выступила испарина. Боже, что она натворила! Она могла убить его и всех обитателей дома. Мэгги стало дурно, она осознала непростительность своего поступка. Она поняла, как люди убивают в момент ярости, а потом их признают временно невменяемыми. Она даже не подумала о том, что огонь может охватить все здание. Какое счастье, что все обошлось. Она увидела такси, остановила его и пробормотала: «В аэропорт Кеннеди». Затем Мэгги откинулась на спинку сиденья. Ей придется ждать несколько часов самолета, летящего в Лос-Анджелес, но это не имело значения. Машина мчалась по темной улице, приближаясь к Ист-Ривер-драйв, где жили Остины. Мэгги посмотрела на массивный особняк, построенный из плитняка. На втором этаже горел свет. Мэгги испытала безумную зависть к Джудит Остин, наслаждавшейся покоем в своей комфортабельной крепости…

В этот момент Джудит Остин стояла перед зеркалом, рассматривая себя. Она улыбнулась своему отражению. Улыбка вышла натянутой. Ей удавалось сохранять ее на лице до половины десятого, пока не разошлись все гости. У Джудит болела голова; миссис Остин хотела уйти в свою комнату, но она заставила себя перекусить перед сном в спальне Грегори. Она едва притронулась к холодной индейке под ворчание мужа. По его мнению, на их вечеринке было слишком много людей из шоу-бизнеса. В следующем году, если яичный коктейль вообще состоится, он сам лично проверит список гостей.

При других обстоятельствах Джудит возразила бы мужу или успокоила бы его, но сегодня она была слишком занята своими собственными мыслями. Когда Джудит наконец удалилась в спальню, она бросилась на кровать, не раздевшись, и попыталась проанализировать происшедшее.

Но сейчас, стоя в ночной рубашке, она пришла к горькому заключению – Робин Стоун не клюнул на ее наживку. Внезапно душевные силы оставили Джудит, и она расплакалась. Она весь вечер держала себя в руках. Не позволяла себе думать о том, что ее отвергли. Она не могла распускаться при гостях и Грегори. Но сейчас она должна была выпустить свои эмоции наружу. Джудит высморкалась в платок. Она не будет плакать! Слезы для нее – непозволительная роскошь. Она могла лишь пустить несколько трогательных слезинок во время печального спектакля или узнав о кончине друга. Эти слезы катились из уголков глаз, не портя макияжа. Но она никогда не плакала навзрыд – это бы означало опухшие веки на следующий день и мешки под глазами. А завтра ее ждут ланч в «Колони» и торжественный обед вечером.

Робин отверг ее. Точнее, проигнорировал завуалированное предложение. Завуалированное! Она еще никому не предлагала себя столь явно. Прежде ей хватало одного взгляда, еле заметной улыбки, чтобы вызвать немедленную реакцию. Боже… она так его хотела! Джудит нуждалась в мужчине, который обнимет ее и скажет ей, что она красива. Она испытывала потребность в любви. Хотела Робина! Хотела заниматься любовью с человеком, который поможет ей почувствовать себя молодой и желанной. Грегори уже несколько месяцев даже не пытался что-то сделать в постели. Боже, снова стать молодой, будить страсть в таком мужчине, как Робин, сидеть, держась за руки, в полутемных барах, гулять по песку в Гемптоне, любоваться луной… У Джудит любовь зарождалась в сердце и сознании, а чувственность была чем-то вторичным. Секс доставлял ей радость лишь при наличии эмоциональной вовлеченности. О, если бы Робин обнял Джудит, прижался к ней своим обнаженным телом, ласкал ее лицо! Все остальное не столь важно.

Грегори никогда не волновал ее как мужчина. Даже будучи молодым и сильным, он не обладал той искоркой, от которой вспыхивает пламя романа. Не произносил в постели ласковых слов. Они никогда не занимались французской любовью. Возможно, тут была и ее вина. Она держалась так, что он не осмеливался предложить ей это. Но Грегори никогда не заводил Джудит так, как ее любовники. Он не поверил бы в то, что она может быть столь страстной в постели. Романтика внебрачной связи пробуждала в ней огонь. Однако многие качества Грегори вызывали у нее восхищение. Джудит любила его так же преданно, как своих родителей. Ей казалось, что без него она бы пропала. Их совместная жизнь была великолепной. Джудит никогда не скучала в обществе Грегори. Но их не связывала романтическая страсть. Возможно, такая динамо-машина, как Грегори, не способна на проявление нежности, столь важной для женщины, думала Джудит. Но у Робина Стоуна энергии было не меньше, чем у Грегори, однако Джудит ощущала, что внутри его таится огонь страсти. Сегодня он ушел с этой вышедшей в тираж актрисой, Дианой Уильямс. Почему человек, недоступный для нее, Джудит, достается бог знает кому? Это несправедливо! Завладеть Робином – это было бы блестящей победой. Он стал бы для нее не просто любовником для заполнения свободного времени. Он обладал не только витальностью, которая восхищала ее в Грегори, но и красотой – о боже, какое счастье обрести любовь такого человека!

Но он отверг ее. Может быть, Робин решил, что эта связь для него слишком опасна? Ну конечно, дело в этом. Он мог испугаться, что плохой финал их романа повредит его карьере. Она должна дать ему понять, что, если они проведут вместе месяц или год, это никак не повлияет на его положение в Ай-би-си.

Она подошла к зеркалу и посмотрела на свое лицо. Господи, на нем образовались складки кожи. Раньше она их не замечала. Джудит натянула кожу. Теперь она выглядела великолепно! Завтра она займется поисками врача. И ей следует принимать какие-то таблетки. У нее уже пять месяцев не было менструаций, по ночам она сильно потела. Нельзя допустить, чтобы, лежа с Робином, она проснулась влажной от пота.

Она надела халат. Странно, что Грегори не зашел пожелать ей спокойной ночи и еще раз заявить, что это был их последний яичный коктейль. Она заглянет к нему, поцелует в лоб и пожелает счастливого Нового года – если только он еще не заснул. Приняв решение сделать подтяжку и все же добиться любви Робина, она воспряла духом. Она скажет Грегори о своем намерении сделать операцию. Объяснит это желание собственным тщеславием. Ее временное исчезновение легко будет объяснить знакомым мнимой поездкой к Конни в Рим.

Улыбка исчезла с лица Джудит, когда женщина вошла в спальню Грегори.

Он лежал в одежде на кровати. Тревога и угрызения совести сдавили ей горло.

– Грег, – прошептала она.

– Этот яичный коктейль стоит комом в моем желудке, – выдавил из себя он.

Она облегченно перевела дыхание:

– Ты говоришь это каждый год, но пьешь больше всех. Никто не заставляет тебя делать это. Ты мог пить виски. Раздевайся.

– Я не могу пошевелиться, Джудит. При малейшем движении меня пронзает боль.

– Налить тебе содовой?

– Я уже пил ее.

– Грегори, тебе не следует лежать так.

Он попытался сесть, но тотчас согнулся пополам. Побледнев, растерянно посмотрел на жену:

– Джудит, это что-то другое.

Она приблизилась к нему:

– Где у тебя болит?

– В желудке.

– Это просто несварение, Грег. Постарайся раздеться, тогда ты расслабишься.

Он попытался сдвинуться и закричал от боли. Джудит поспешила к телефону и стала звонить доктору. Она заметила, что он не остановил ее. Грегори сидел на кровати, согнувшись и покачиваясь взад-вперед.

Доктор Спинек прибыл через двадцать минут. Джудит ждала его внизу.

– Дэвид, слава богу, что вы смогли приехать.

– Хорошо, что я позвонил домой. Судя по вашим словам, это не сердце.

– По-моему, это обычное несварение. Извините, что я потревожила вас, но с ним такое впервые.

Пока доктор обследовал Грегори, Джудит стояла в коридоре. Когда врач позвал ее, она вошла в спальню. Грегори сидел на стуле. Он был одет и совершенно спокоен.

– Я ввел ему димедрол, чтобы снять боль, – сказал доктор Спинек. – Думаю, у Грегори воспаление желчного пузыря.

– Это не опасно?

Фраза прозвучала скорее как утверждение, нежели как вопрос.

– Надо сделать анализы, – заявил врач. – Но вы правы, тут нет ничего серьезного. Просто неприятно.

Они доехали до больницы в машине доктора. Грегори поместили в угловую палату. Медсестра взяла анализы. Джудит сидела в холле и курила одну сигарету за другой. Через полчаса появился доктор Спинек.

– Все не так просто, как мы думали. У него в желчном протоке камень, требуется немедленная операция. Я вызвал доктора Лесгарна. Он прибудет с минуты на минуту.

В час ночи Грегори повезли в операционную. Санитарка принесла Джудит кофе. Она стала ждать в палате. Наверно, она задремала – доктор Спинек коснулся ее щеки. Джудит растерянно осмотрелась по сторонам. Вспомнив, где она находится, поглядела на часы. Было уже четыре часа утра. Джудит увидела пустую кровать. Бросила испуганный взгляд на доктора Спинека. Он улыбнулся.

– Все в порядке. Грегори находится в послеоперационной палате. Около него постоянно дежурит сиделка.

– Он поправится?

Врач кивнул:

– У него уже некоторое время были желчные камни. Операция оказалась более сложной, чем мы предполагали. В ближайшее время он не сможет вернуться в свой офис – ему следует отдохнуть до конца зимы и восстановить свои силы.

– Он никогда на это не согласится, – сказала миссис Остин.

– Это необходимо, Джудит. Он уже не молод. Как и все мы. Операция стала серьезным потрясением для его организма. Думаю, он будет не в состоянии работать несколько месяцев.

– Когда он придет в себя?

– Не раньше десяти часов утра. Я отвезу вас домой.

Она легла в постель лишь на рассвете. Бедный Грегори – он ненавидит безделье. Ей придется провести зиму в Палм-Бич и… Джудит устыдилась своих мыслей. Как она смеет думать о Робине? Слезы появились на ее глазах. «О Грегори, я люблю тебя, – прошептала она, уткнувшись в подушку. – Я очень люблю тебя. Пожалуйста, выздоравливай». Она поклялась, что отныне никогда не будет думать о Робине Стоуне. Давая себе обещание, она знала, что не сдержит его. Джудит ненавидела себя за то, что, лежа в полутемной спальне, она пыталась угадать, с кем сейчас спит Робин Стоун.

Робин лежал один на узкой кровати в тесной комнате гарвардского клуба.

Впервые за эту ночь он улыбнулся. Мэгги, устроив пожар, все же предупредила консьержа. Происшествие начало его забавлять. Он едва не засмеялся, представив себе, как она вошла в кабинет и увидела Диану, целующую его член! Самое ужасное заключалось в том, что он упорно не желал вставать. Пожар выручил Робина – он ничего не смог бы сделать с этой сумасшедшей женщиной. Она даже не умела делать минет – ее зубы были острыми как бритва. Да, пожар начался вовремя. Диана мгновенно протрезвела. Она была рада, что он отвез ее в отель. Но зачем он привел Диану к себе? Она подписала контракт в «Джилли». Если он чувствовал, что должен отблагодарить ее, он мог отправиться к ней в гостиницу. Арчи сказал бы, что он хотел быть пойманным на месте преступления, хотел избавиться от Мэгги. Что ж, он легко отделался. Обгорела одна спальня. И он потерял Мэгги Стюарт. Робин слегка нахмурился, затем заставил себя улыбнуться. «Нет, Конрад, это ты потерял Мэгги. Но не я. Ты мертв, маленький ублюдок, мертв».

Поддавшись внезапному порыву, он поднял трубку и попросил соединить его с актерским профсоюзом «Вестерн Юнион». Где она живет? Ладно, он отправит телеграмму на адрес «Сенчури Пикчерс».

Телеграмма попала к Мэгги в «Мелтон Тауэрс», пролежав на студии три дня. Прочитав ее, она купила маленькую рамку, поместила туда послание Робина и повесила его на стену в ванной. Там было написано следующее:

Я ОШИБСЯ. ТЫ СТАНЕШЬ ЗВЕЗДОЙ. ТЫ – СУМАСШЕДШАЯ.

Джудит все дни проводила у постели Грегори. Она впервые поняла, что он красит волосы. Ее удивило сочетание седины и рыжих прядей. За неделю макушка Грегори совсем побелела. На его щеках образовалась щетина; сейчас он выглядел как немощный старик. Но когда Грегори стал проявлять интерес к окружающему миру, Джудит поняла, что он поправляется. К концу второй недели Грегори посмотрел на индексы Нильсена. Послал за парикмахером и отправил Джудит пройтись по магазинам. Она вернулась в пять часов. Его волосы снова порыжели; он сменил больничный халат на свою шелковую пижаму. Джудит застала мужа за чтением «Таймс». Теперь он походил на председателя правления Ай-би-си. Но Грегори сильно похудел. Впервые он выглядел на свой возраст. Вздрогнув, Джудит попыталась представить, какой вид имела бы она после такого испытания. Андре подкрашивал ее волосы уже пятнадцать лет. Боже, она была бы сейчас совершенно седой. И без косметики!

Грегори отложил журнал в сторону, снял телефонную трубку и попросил соединить его с Ай-би-си.

– Дорогой, оба доктора, Лесгарн и Спинек, сказали: никакой работы. Они настаивают на длительном отдыхе после выхода из больницы.

– Хорошо, – согласился он. – Мы проведем конец зимы в Палм-Бич. Это будет мой первый отпуск за многие годы.

Он взял жену за руку.

– Я так рад, что это всего лишь желчный камень. Меня давно мучили боли, но я терпел. Признаюсь тебе – я боялся обращаться к врачу. Думал, что это рак. Если бы у меня были силы, я бы запрыгал от радости, узнав истинный диагноз. Этой зимой я буду наслаждаться твоим обществом и гольфом. Поэтому я должен позвонить и оставить все дела в порядке.

Он связался с Клиффом Дорном, начальником юридического отдела.

– Клифф, я хочу, чтобы через полчаса вы были у меня. А теперь переключите меня на Робина Стоуна.

Клифф Дорн и Робин Стоун приехали в половине шестого. Джудит сидела в кресле возле мужа.

– Мне подождать в холле, пока вы беседуете? – спросила она.

– Нет, останься, Джудит, – сказал Грегори. – Я принял важное решение. Я хочу, чтобы ты о нем знала. Робин, вы согласны стать президентом Ай-би-си?

Робин молчал. Первым отреагировал Клифф Дорн:

– Президентом Ай-би-си? А кто такой Дантон Миллер?

Грегори пожал плечами:

– Официально он является президентом телесети.

– А что такое «президент Ай-би-си»? – спросил Клифф.

– Я только что придумал эту должность. Это означает всего лишь разделение власти на время моего отсутствия.

– Вы полагаете, Дан это стерпит?

– Да, потому что он сохранит свою власть. Он всегда докладывал обо всем мне. Теперь он будет делать это через Робина.

Клифф кивнул. Затем мужчины посмотрели на Робина.

Он встал:

– Извините, но я – пас.

– Вы в своем уме? – выпалил Грегори.

– Только сумасшедший ответил бы вам согласием. После двух месяцев борьбы с Даном я бы стал почетным сторожевым псом и посыльным. Затем вы возвращаетесь с красивым загаром из Палм-Бич, а я, нажив себе кучу врагов, среди которых главным будет Дан, снова становлюсь президентом редакции новостей.

– Кто сказал, что вы вернетесь в редакцию новостей? – сказал Грегори.

– Я понял, что эта должность – временная. Как и любая другая, созданная искусственно.

Грегори потер подбородок:

– Возможно, такой я ее задумывал изначально, но теперь мне кажется, что есть смысл оставить ее навсегда.

– Я прежде всего репортер, – сказал Робин.

– Ерунда! – закричал Грегори. – Вы сделали из вашего «Хэппенинга» настоящее развлекательное шоу. Не сознавая этого, ушли от информационной передачи. Если бы я не знал вас так хорошо, я бы решил, что вы тоже мечтаете о власти.

Робин раскованно улыбнулся, но его глаза цветом напоминали сталь.

– Возможно, я действительно стремлюсь к ней.

Грегори улыбнулся:

– Я всегда воздерживаюсь от поспешных оценок. Я проделал большую домашнюю работу.

Он взял с тумбочки папку:

– Не верите? О’кей: вы выросли в Бостоне. Вас ждет состояние. Ваш отец был известным адвокатом. Ваша мать живет в Риме. К сожалению, ее здоровье оставляет желать лучшего. У вас есть сестра в Сан-Франциско. Ее муж весьма богат. Человек вашего типа делает свою работу, потому что любит ее. Он чувствует себя защищенным и не рвется к власти. Возьмите меня, Робин, – я вырос на Десятой авеню, кое-кто из моих друзей детства угодил на электрический стул. Знаю, что это напоминает фильмы Богарта, но это правда. Другие мои сверстники добились успеха, став адвокатами, политиками и врачами. Потому что все мы мечтали о власти. Преступники, выросшие на Десятой авеню, не разменивали себя на грабежи. Они совершали убийства. Если они шли в бизнес, то тоже становились убийцами. Я – убийца. Дан – тоже. Вы – нет. Я не доверил бы вам финансовые дела телекомпании даже на пять минут. Вы в своем «Взгляде» всегда превышали бюджет. Вы сделали передачу престижной. Теперь, когда «Взглядом» занимается Энди Парино, а Клифф присматривает за передачей, она впервые стала приносить доходы.

– Зато она кое-что потеряла, – сказал Робин. – Я собирался в следующий понедельник встретиться с Энди. Он дает слишком много нью-йоркских материалов и мало новостей из Европы.

– Это встреча не состоится, – выпалил Грегори. – Вы не разбираетесь в коммерческой стороне дела. Передача имеет неплохой рейтинг. Она может давать прибыль в течение еще одного сезона. К счастью, «Хэппенинг» приносит нам достаточно денег, хоть это и ваше детище.

Грегори улыбкой смягчил свои слова.

– Но я пригласил вас не для того, чтобы читать лекцию о телевизионной экономике. Дан отлично ею владеет. Клифф – тоже. У Дана есть одно достоинство – он никогда не порекомендует убыточную передачу.

– А как насчет качества? – спросил Робин.

– Публике оно не нужно. Мы сохраняем несколько передач высокого художественного уровня. Они убыточны. Вам известно, чего хотят зрители. Дерьма. Подтверждением этого служат высокие рейтинги старых фильмов. Я не пойду по такому пути. Я хочу создавать новые шоу для пикового времени. Но телекомпания должна приносить доход. Это – забота Дана. Мы победим, соединив ваш вкус с коммерческим чутьем Дана.

Робин сомкнул кончики пальцев. Уставился на них. Потом поднял голову:

– Кто займет место президента редакции новостей?

– Я жду ваших предложений.

– Энди Парино.

– По-моему, он не потянет, – сказал Грегори.

– Я за ним пригляжу. Он будет обо всем докладывать мне.

Грегори кивнул:

– Хорошо, я согласен.

– Как насчет контракта? – спросил Робин.

– Дан работает без контракта.

– А мне он нужен.

– На какой срок?

– На год.

Робин заметил, что Остин испытал облегчение.

– Грегори, из этого может ничего не получиться. Но я хочу сказать вам следующее. Я не намерен беспокоить вас телефонными звонками по малейшему поводу. Я стану настоящим президентом Ай-би-си. Буду предлагать идеи и отстаивать их. Мне нужна гарантия на год. Нельзя ни о чем судить по шести неделям. Но за год либо я оправдаю ваши надежды, либо вернусь в редакцию новостей.

Грегори кивнул:

– Вы правы. Что вы скажете, если я предложу вам шестьдесят тысяч долларов в год плюс покрытие расходов?

– По-моему, это смешно.

– Дан начинал с пятидесяти.

– Сколько он получает сейчас?

– Семьдесят пять тысяч плюс покрытие расходов и процент с прибыли.

Робин кивнул:

– Это звучит лучше.

Грегори помолчал. Затем улыбнулся:

– Мне нравится ваша смелость. А также готовность взять ответственность на себя. О’кей, Клифф подготовит контракт.

Грегори протянул руку Робину:

– Желаю удачи президенту Ай-би-си.

Робин улыбнулся:

– А я желаю председателю правления превосходного отдыха.

Затем он посмотрел на Джудит:

– Заботьтесь о нем получше, миссис Остин.

Новость пронеслась по Мэдисон-авеню, как тайфун.

Дантон Миллер испытал шок, но он сделал вид, будто новая должность Робина – его личное изобретение. Дан встретил прессу своей обычной улыбкой и сделал заявление: «Он способный парень. Мне нужен помощник на время отсутствия Грегори».

Но Миллер часами смотрел на небо из своего окна, гадая, что думают люди. Он стал принимать транквилизаторы. Обходил стороной «21» и другие рестораны, где бывали сотрудники агентства. Допоздна сидел в офисе. Узнав, что Робин записывает «Хэппенинг», посвященный Диане Уильямс, начал молить бога о том, чтобы актриса, как с ней не раз бывало в прошлом, вдруг куда-нибудь исчезла, бросив Стоуна. Тогда Робин сядет в лужу.

Но прошел январь, и страх Дантона рассеялся. Все решения о заменах передач были приняты несколько месяцев тому назад. Грегори выбрал новые шоу еще в ноябре. Некоторые из них, похоже, нравились публике, а кое-где успех превзошел все ожидания. Настала пора просматривать пробные записи передач, которые должны были пойти в эфир осенью.

К февралю Дантон окончательно успокоился. Затем он узнал о новом офисе Робина. Несколько комнат в пентхаусе! Дан ворвался в кабинет Клиффа.

Юрист попытался отмахнуться:

– Куда еще мы можем его поместить? Скажите мне. Энди Парино занял кабинет Робина. Другого места просто нет. У Грегори наверху пустуют сотни квадратных метров. Он собирался оборудовать там спортзал и сауну. Из-за нехватки площади Грегори отдал эти помещения Робину.

– Как в этой ситуации выгляжу я? Робин делит пентхаус с Грегори!

Клифф вздохнул:

– О’кей, скажите мне, куда поместить его, я буду вашим должником.

– Туда следовало перевести меня, – выпалил Дан. – А Робину отдать мой кабинет.

Клифф улыбнулся.

– Не слишком разумная мысль для человека, который твердит всем, что Робина повысили, чтобы убрать его из редакции новостей. Окажись Робин в вашем кабинете, Дан, все решат, что он заменил вас. Тогда получится, что избавиться пожелали от Дантона Миллера.

Дан ответил на это лишь мрачным молчанием. Газеты уделяли много внимания новому назначению Робина. Сначала сам Стоун воздерживался от комментариев. Но в конце концов уступил прессе и дал интервью. Произошло это в тот день, когда он обосновался в новом офисе.

Он стоял у большого стола, а репортеры забрасывали его вопросами. Его ответы были вежливыми, но уклончивыми. Пресса, чувствуя его нежелание открыться, прощупывала Робина. Он испытывал сочувствие к своим бывшим коллегам. Они нуждались в каком-то материале.

– Давайте лучше поговорим не о моей новой должности, а о телевидении вообще, – с улыбкой сказал Робин.

– Ваше мнение о нем? – спросил молодой человек.

– Это осьминог. Не просто «ящик», а Машина Любви.

– Почему Машина Любви? – удивился репортер.

– Потому что телевидение продает любовь. Создает ее. Судьба кандидата в президенты определяется тем, как он выглядит на телеэкране. Телевидение превращает политиков в кинозвезд, а кинозвезд – в политиков. Девушка быстрее выйдет замуж, если она пользуется эликсиром для рта, рекламируемым с экрана. Телевидение утверждает, что женщины будут виснуть у вас на шее, если вы станете употреблять определенную помаду для волос. Дети едят кукурузные хлопья, чтобы походить на бейсбольных кумиров. Но, как все великие любовники, телевидение отличается непостоянством. Оно обладает магнетизмом, но у него нет сердца, которое заменяют индексы Нильсена. Когда «цифры» падают, передача умирает. Машина Любви – сердце и пульс двадцатого века.