Текст книги "Полночь"

ГЛАВА 12

Я снова уложила альбом на дно коробки, завернула детские вещи в бумагу, обвязала голубыми ленточками, обмотала коробку коричневым скотчем и задвинула на место, в дальний угол.

Осторожно пробралась к люку, пытаясь кое-как разобраться в том, что произошло. Мне было очень грустно, как будто в той коробке на самом деле я нашла мёртвого братика. Я выключила свет и тихонько спустилась по стремянке.

Уилла и Жасмин не было. Я стояла на лестничной площадке, все ещё сжимая в руке таймер. Может, они не слышали, как он прозвенел? Куда они подевались?

Я уже хотела позвать их, как вдруг до меня донёсся голос Жасмин. Она была в комнате Уилла. Может быть, они там спрятались, чтобы неожиданно выскочить и напугать меня? Я на цыпочках двинулась к его комнате. Осторожно приоткрыла дверь и заглянула.

Уилл и Жасмин стояли посреди комнаты. Уилл обнимал Жасмин, запустив руки в её чудесные волосы. Он наклонил голову. Она запрокинула лицо кверху.

Они целовались. Я смотрела на них и не могла отвести глаз. Может, прошла секунда, а может, минута, час. Время остановилось, хотя таймер по-прежнему тикал у меня в руке.

Вдруг Уилл чуть отодвинулся.

– Твоя фея втыкается мне в грудь.

Жасмин закинула фею за плечо.

– Боже мой. Бедная Фиалка! – сказала она.

– Бедная Фиалка и её порхающие феечки, – сказал Уилл.

И они засмеялись.

Этого я вынести не могла. Я влетела в комнату и сорвала с Жасмин фею прямо через голову.

– Правильно, смейтесь! Смейтесь надо мной, вы оба! – заорала я и с размаху швырнула фею Жасмин в угол.

Я убежала к себе в комнату. Жасмин побежала за мной. Она плакала.

– Ах, Фиалка, я не хотела…

– Нет, хотела. Не беспокойся, я и сама знаю, что они дурацкие. Я сама дура, девочка-подросток возится с феями, с глупыми, тупыми куколками! – кричала я.

Я стала хватать фею Роз, Иву, Стрекозу, Воронью фею, срывать их одну за другой, откручивать им головы, ручки-ножки, яростно комкать крылышки.

Жасмин тоже кричала, упрашивала меня остановиться. Примчался Уилл, начал хватать меня за руки. Я вырвалась, оцарапав ему лицо вороньим клювом.

– Что это за игры, Филь? – прошептал он. По щеке у него потекла кровь.

Я сказала:

– Я больше не играю в игры.

Сдёрнула с вешалки свою куртку, оттолкнула их обоих и бросилась вниз по лестнице. На бегу схватила десятку, которая так и лежала на столе, и выбежала на улицу. В руке у меня была зажата Воронья фея. Я вцепилась в неё мёртвой хваткой, словно в какой-нибудь талисман, и кинулась прочь.

Я не знала, куда бегу, что делаю. Мне просто было необходимо убежать от всех. Я слышала, как Уилл зовёт меня, но не оглянулась. Я не знала, бегут они за мной или нет. Все равно им меня не догнать. Я мчалась, будто у меня самой выросли крылья.

И в городе я продолжала бежать, как сумасшедшая. Мне нужно было уйти как можно дальше. В голове прозвучала фраза: «…аж через три графства». И вдруг я поняла, куда бегу. Не было нужды смотреть адрес. Я помнила его наизусть.

На станции я купила детский билет. Он стоил девять фунтов девяносто девять пенсов. Маршрут был довольно сложный, с двумя пересадками. Кассир два раза мне объяснил, и я повторяла его слова про себя, словно заклинание.

В поездах и на платформах между пересадками я не находила себе места. Все думала про Уилла и Жасмин. Вспоминала нашу короткую, такую яркую дружбу. Неужели она с самого начала подружилась со мной только для того, чтобы познакомиться с Уиллом? А он? Его действительно интересует Жасмин или все это – хитрая игра, чтобы задеть меня побольнее?

Голова у меня чуть не лопалась, когда я думала об этом. Все можно было объяснить и так, и этак. Совсем как на иллюстрациях Каспера Грёзы. Смотришь на картинку, где нарисована безобразная старая ведьма и стайка визжащих детей, и думаешь поначалу, что она грозит им каким-то злобным колдовством и они плачут от страха. А потом присмотришься как следует и видишь, что это просто расстроенная старушка пятится от нахальных детишек, которые дразнят её и строят ей всякие козни. Или вдруг прекрасная нимфа с крольчонком на руках оказывается голодной хищницей, готовой вцепиться кролику в горло, задушить его и зажарить себе на обед. Несчастная принцесса в когтях громадного чешуйчатого змея – кажется, тут уж все понятно, но, может, она сама заманила этого змея, зачаровала его и теперь запрокинула голову от восторга?

Я мысленно перелистывала книги Каспера Грёзы. Оказывается, я помню все его иллюстрации, все до единой.

Несколько часов спустя я добралась до конечной станции. И вот я стою в растерянности на платформе и не знаю, куда теперь идти. Спросила встречную старушку, не знает ли она, где находится Парадайз-стрит, но она ответила с иностранным акцентом, что нездешняя. Спросила молодого человека, он сказал, что никогда не слышал про такую улицу. Спросила школьниц – они странно посмотрели на меня, покачали головой и захихикали. Тогда я сошла с платформы и вышла на улицу. На стоянке стояло такси, и я спросила водителя, знает ли он этот адрес.

Он сказал:

– Ну конечно, деточка. Залезай.

– Нет, мне не хочется ехать, – сказала я и покраснела. – Я лучше пешком. Вы не могли бы указать мне дорогу?

Он вздохнул и быстро протараторил весь маршрут: налево, опять налево, направо, опять направо… В голове у меня все поплыло.

– Запомнила? – спросил он.

Я кивнула, не решаясь попросить его повторить все сначала.

– Чепуха! Небось одна каша в голове, да? – сказал он. – Ну-ка запрыгивай. Я отвезу тебя.

– Но у меня нет денег.

– Ничего. Не могу же я отпустить тебя болтаться по незнакомому городу. К тому же район там не очень-то спокойный.

– Спасибо вам большое.

– У меня, знаешь ли, дочка, как ты. Хочется думать, что при случае кто-нибудь и её выручит.

Таксист долго вёз меня по мрачным улицам, среди почерневших складов, пустырей и заколоченных магазинчиков. Дальше пошли совершенно одинаковые унылые переулки, и наконец мы добрались до Парадайз-стрит. Это была уродливая улица с приземистыми домами, неухоженными садиками и кучами мусора прямо на мостовой.

– Ты уверена, что тебе сюда?

– Да, пожалуйста. Дом двадцать восемь.

Таксист затормозил у самого дома. Штукатурка на стенах кое-где облупилась, на крыше не хватало черепиц. Кто-то заклеил окна полиэтиленовой плёнкой вместо стёкол, так что дом смотрел на мир тусклыми глазами. Дверь была выкрашена грубой красной краской, какой красят почтовые ящики – словно ярко-красная губная помада на лице старухи.

Не может быть, чтобы такой художник, как Каспер Грёза, жил в этом доме! Но больше идти мне было некуда, поэтому я горячо поблагодарила сердобольного таксиста и сделала вид, будто все в полном порядке. Он сидел и с сомнением смотрел на меня. Не могла же я вечно стоять на тротуаре. Пришлось войти в проломанную калитку и подняться на крыльцо. Только когда я постучала, машина уехала.

Я подождала пару секунд, затаив дыхание, а потом снова побежала к калитке. Но не успела, дверь дома отворилась.

– Эй, что тебе?

Довольно молодая женщина с усталым бледным лицом, с хнычущим младенцем на руках.

– Ой, простите! Я, наверное, ошиблась адресом, – промямлила я.

– Да? – Она подозрительно смерила меня взглядом с ног до головы. – Кого ты хотела видеть?

Я сделала глубокий вдох.

– Понимаете, я думала, здесь раньше жил Каспер Грёза.

– Что-что? Здесь жил человек по имени Каспер? Я в этом сильно сомневаюсь.

– Значит, вы давно здесь живёте?

– Всего полгода, да и того много. Мерзкая трущоба. Я все хожу в местный совет с тех самых пор как родился ребёнок, но они ничего не хотят слушать. Его постоянно мучают простуды, глядишь – и до астмы дойдёт, если мы отсюда не переедем.

Малыш захныкал громче, будто понимал, о чем идёт речь. Женщина перехватила его поудобнее.

– Пойду я. Пора его кормить. Всего хорошего.

– Да. Извините. До свидания.

Я ещё не успела договорить, как она закрыла дверь.

Я боком протиснулась в перекошенную калитку и остановилась, глядя на дом. Наверное, я неправильно запомнила адрес. Но ведь я знала его долгие годы, лучше, чем собственный. Да какая разница? Во всяком случае, сейчас Каспера Грёзы здесь нет.

Я зажмурилась, боясь расплакаться прямо посреди улицы. Сунула руки в карманы куртки, покрепче сжала Воронью фею. И тут услышала шаги. Я открыла глаза и увидела очень толстого человека, который шёл переваливаясь мне навстречу. Он просто не мог идти ровно, такой он был грузный. Когда он подошёл ближе, я услышала его свистящее дыхание.

Мне он понравился, хотя и был такой толстый. На нем был огромный оливково-зелёный пиджак, гигантские чёрные брюки и лиловые замшевые ботинки. Светлые, довольно длинные волосы спадали ему на лицо. От ходьбы он весь покраснел. Было неловко его разглядывать. Наверное, ему уже надоело, что все на него таращатся. Я отвела глаза и снова посмотрела на дом.

Я ждала, пока пузан пройдёт мимо. Но он замедлил ход, его лиловые ботинки едва двигались. Вдруг он остановился, оказавшись почти вплотную ко мне. Он быстро, со свистом дышал. От него пахло туалетной водой с ароматом лимона. Сунув руку в карман пиджака, он вытащил носовой платок и вытер лоб. Потом как-то застенчиво кивнул мне и двинулся прочь, туда, откуда пришёл. Можно подумать, он специально приходил посмотреть на дом номер двадцать восемь. Для этого могла быть только одна причина.

– Простите, – робко крикнула я ему в спину. – Я знаю, это звучит очень глупо, но… Вы любите Каспера Грёзу?

Он остановился. Обернулся, насторожённо посмотрел на меня.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что он раньше жил здесь. А вы, мне показалось, тоже смотрели на этот дом.

– А тебе нравится Каспер Грёза? – спросил он.

– Очень. У меня все его книжки, даже «Дымчатая фея». Я знаю их наизусть, все двенадцать.

– А которая тебе больше нравится?

– Наверное… Вообще-то они мне все нравятся, но, наверное, больше всех – «Полночь».

– Какая страница?

– Последняя, та, где принцесса выглядывает из окна своего дворца. То есть это я так думаю, что она во дворце. Может быть, это тюрьма – трудно отличить при лунном свете. Там вдали виднеется церковь с высоким шпилем, и часы бьют полночь. На следующей странице сказано, что, если загадать желание, пока бьют часы, оно обязательно сбудется.

– Разве там так сказано? Или же там сказано, что желание, может быть, сбудется?

– Ой, правда! Так вы действительно его фан, раз настолько хорошо знаете его книги.

Но он, как ни странно, покачал головой.

– Нет, я бы не назвал себя фаном. Я вижу недостатки в каждой иллюстрации.

– Но ведь они такие прекрасные! Все до единой! Даже когда он рисует что-нибудь уродливое или злое. Это самые чудесные иллюстрации в мире! – возмутилась я.

– Что ж, я не стану с тобой спорить. Я уверен, Каспер Грёза был бы очень горд, если бы знал, что на свете живёт такой горячий поклонник его творчества.

– Я всегда говорила, что я его фан номер один, только это глупо, ведь его книгами зачитываются сотни и тысячи людей. Есть даже фан-клуб, но там заправляют его издатели. Он сам никогда не выходит на сайт.

– Я слышал, он большой нелюдим, – печально произнёс толстяк.

– Никто не знает, где он живёт, и он никогда не даёт интервью, и не раздаёт автографов, и никогда никому не пишет.

– Совсем никому?

– Ну, может быть, один раз, давным-давно, – сказала я, с нежностью думая про свою тайну.

Я невольно улыбнулась, и толстяк улыбнулся мне в ответ.

– А вам он тоже написал? – спросила я. – Вы поэтому знаете этот дом?

– Я всегда знал этот дом, – сказал он.

Я внимательно вгляделась в его лицо и вдруг представила его при другом освещении.

– Это вы! – прошептала я.

– По-моему, я тоже тебя знаю. Ты… Ты… У тебя какое-то цветочное имя. Постой… Ты Фиалка!

– Как вы меня узнали?

– Ты, Фиалка, первый человек, который написал мне письмо о моей книжке. Я храню его как сокровище.

– И вы мне прислали ответ, и там был обратный адрес. Я ещё раз вам написала, но письмо вернулось назад.

– Я переехал. А когда вышла следующая книжка, меня завалили письмами. Я решил, что никому больше не могу отвечать. Прости.

– Я понимаю. А я вам до сих пор пишу.

– Что, моим издателям?

– Нет. Пишу письма и складываю в большую серебряную шкатулку. Я держу её в платяном шкафу. Ну, как будто я их отправила.

– Какая прелесть! Но теперь, я думаю, ты не будешь мне писать, после того как узнала, какой я на самом деле. Не очень-то похож на прекрасного принца, а?

– По-моему, вы красивый. Очень, – сказала я.

– Ты очень добрая девочка, Фиалка. – Он снова порылся в кармане и вытащил записную книжку в кожаном переплёте и авторучку.

– Вы хотите дать мне автограф?

– Если хочешь. И маленькую картинку?

– Ой, пожалуйста!

Он положил книжечку на левую ладонь и начал рисовать. Я следила, как чёрные линии на страничке складываются в знакомую маленькую фею, чуть склонившую голову набок.

– Это фея Фиалка!

– Она самая.

– Так интересно смотреть, как она появляется на бумаге, словно по волшебству. По-моему, это и есть волшебство! Ведь утром я ещё не знала, что приеду сюда. Я живу за много-много миль от этого места. И все-таки я здесь, и вы здесь, какое удивительное, чудесное совпадение!

– Не такое уж совпадение. Я почти каждый день прихожу сюда. За углом меня ждёт шофёр. Я прогуливаюсь по этой улице до самого дома. Постою минутку-другую, вспомню те времена, когда я ещё не был Каспером Грёзой.

– А кем же вы были?

– Это секрет, Фиалка.

– Я никому не скажу, вы же знаете.

– Я был несчастным, застенчивым толстым мальчиком по имени Колин Данвелл. Дома у меня было не очень-то хорошо, вот в этом самом доме. А школу я ненавидел. Я плоховато учился, и все вокруг надо мной смеялись.

– Но, наверное, по рисованию вы были лучше всех.

– Наверное, был, но рисование никто не считал серьёзным предметом. К тому же в школе рисовали не то, что мне хотелось. Зато дома я запирался у себя в комнате и создавал на бумаге свой собственный волшебный мир. Правда, приходилось прятать рисунки от братьев, не то они бы меня совсем задразнили. Я мечтал поступить в художественное училище, но в шестнадцать лет мне пришлось бросить школу и пойти работать в газетный киоск, к дяде. Я ненавидел эту работу. Мне всегда было сложно общаться с людьми, да к тому же такое количество шоколада вокруг – постоянный соблазн. Я ел целый день и ещё полночи. И до сих пор сохранил эту привычку, хотя Оливия все время уговаривает меня начать худеть. Она мой издатель, а теперь и партнёр.

– Блондинка с длинными волосами, – вздохнула я.

– Верно. Ты так много знаешь обо мне, Фиалка. Я послал ей «Дымчатую фею». Эту книжку я сочинил ещё подростком, когда работал в киоске. Я отправил её многим издателям, и все они её отвергли. Так продолжалось несколько лет. Я впал в депрессию. Мне казалось, что мои мечты никогда не сбудутся, но вот рукопись попала к Оливии. Она прочла, ей понравилось, она захотела со мной встретиться… А позднее, когда разразился скандал и тираж изъяли, она не потеряла веры в меня и заказала мне новую книжку. Теперь у меня совсем другая жизнь, и я до сих пор не могу до конца в это поверить. Я не хочу жить богемной жизнью, которой живёт большинство художников и писателей. Не по душе мне это. Да и вид у меня не презентабельный. Так что слава меня не волнует, и богатство тоже, хотя, конечно, очень приятно иметь возможность жить в таком доме, какой мне нравится, и наполнить его красивыми вещами. Но самое чудесное – я могу целыми днями работать, создавать свои волшебные миры.

Мне нравится приезжать сюда, чтобы на минуточку окунуться в ту, прежнюю жизнь, вспомнить, как все было раньше. Я теперь благодарю судьбу за то, что жил в этом уродливом доме и даже за то, что всегда оставался третьим лишним – иначе бы я не начал придумывать свой собственный мир, где живут крошечные прекрасные существа. Ну, вот тебе твоя фея.

Он нарисовал очень красивую фею Фиалок и сделал ей длинные тёмные волосы, точь-в-точь как у меня.

Фиалке, моему фану номер один.

Я очень рад, что мы встретились.

Ровно в полночь загадай желание!

С самыми лучшими пожеланиями от Каспера Грёзы.

— Я обязательно загадаю желание, – сказала я.

– А тебе тоже нравится рисовать?

– Да, но я не так уж много рисую. Я шью.

– Что же ты шьёшь?

Я сделала глубокий вдох.

– Я шью фей. Ваших фей.

Я вытащила из кармана растерзанную Воронью фею.

– Боже, это же просто чудо! Как раз то, что нужно. Сейчас производят много кукол по моим книжкам, но я их терпеть не могу.

– И я тоже. Если хотите, я подарю вам Воронью фею, только у неё нога отваливается и волос немножко не хватает. Я сегодня разозлилась и разорвала всех своих фей.

– Мне очень приятно получить в подарок твою фею. Очень тонкая работа. Но знаешь, Фиалка, что я думаю? Тебе бы стоило самой научиться придумывать каких-нибудь существ. Ты так замечательно шьёшь. Создай свой мир. Я был очень большим, поэтому мне был нужен очень маленький мир. А ты такая маленькая – может быть, тебе захочется создать что-нибудь большое. Придумай себе большой и прекрасный мир! Волшебный мир!

Я думала о его словах всю дорогу до дома. Шофёр Каспера Грёзы отвёз меня на станцию. И снова я долго-долго ехала по железной дороге, пересаживалась с одного поезда на другой. Картинку с феей Фиалок я аккуратно спрятала в карман, чтобы она не помялась.

Домой от станции я шла пешком. Папиной машины у крыльца не было – значит, я успела вернуться раньше них. О встрече с Уиллом думать не хотелось. А вдруг Жасмин ещё не ушла, что мне тогда делать? Пришлось постучаться, потому что ключа у меня с собой не было.

Уилл открыл дверь. Сгрёб меня в охапку и крепко-крепко прижал к себе.

– Я боялся, ты вообще не вернёшься. Не знал, что и делать. Даже хотел позвонить маме с папой. Я так беспокоился! Сначала думал, ты вот-вот вернёшься. Жасмин тоже так думала. Она несколько часов прождала вместе со мной, но потом ей пришлось уехать. Она очень переживает. Считает, все случилось из-за неё. Но это я виноват, я знаю. Я всегда во всем виноват. Сам не понимаю, почему я над тобой так издеваюсь. Будто что-то меня заставляет. Может, наша старушка была права, дурная кровь сказывается?

– Чушь все это! – Я обняла его. – А я ведь знаю, почему мама с папой всегда так странно к тебе относились, почему иногда ведут себя, словно ты подменыш. Был другой мальчик Уильям, их первенец. Он умер совсем маленьким. Наверное, они не очень хорошо поступили, нечестно усыновлять ребёнка взамен потерянного. Но я рада, что они так сделали, иначе бы у меня не было тебя – моего брата!

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Уилл, не разжимая рук.

– Пошли, я покажу тебе.

Мы забрались на чердак и вместе перебрали детские вещички. Уилл долго молча разглядывая фотографии.

– Интересно, в раннем детстве я был на него похож? Разве что чёрные волосы… – Уилл посмотрел на последнюю фотографию с мёртвым ребёнком и вздрогнул. – Давай уберём все это на место.

– Ужас какой! Эта коробка – как гробик маленького Уильяма.

– Может, где-нибудь отыщется урночка с его прахом?

– Уилл, прекрати!

Но нам было хорошо вдвоём на чердаке. Только когда спустились на лестничную площадку, стало неловко. Мы оба невольно посмотрели на дверь комнаты Уилла.

Я спросила:

– Значит, Жасмин теперь – твоя подружка?

– Н-не знаю… Она с тобой хочет дружить. Позвони ей, что ли. Скажи, что благополучно вернулась домой.

– Не хочу.

– Фиалка, она волнуется.

– Тогда сам звони.

Уилл набрал номер и тут же прижал трубку к моему уху.

– Алло? Фиалка? Это ты? Ой, пожалуйста, пусть это будешь ты! – Голос у Жасмин осип, будто она плакала.

Я прошептала:

– Это я.

– У тебя все в порядке? Ты уже дома? Ах, Фиалка, я прошу тебя, скажи, что мы по-прежнему друзья.

– Тебе ведь на самом деле не нужна моя дружба, так? Ты просто хотела познакомиться с Уиллом?

– Неправда! Ну, верно, я хотела познакомиться, но с тобой я подружилась раньше. Разве ты не помнишь? В классе, в самый первый день? Я прямо-таки упрашивала тебя стать моей подружкой, я тогда даже не знала, что у тебя есть брат.

Я задумалась.

– Разве не так? – требовательно спросила Жасмин. – Я хотела дружить с тобой! Ты не похожа на других и так по-доброму ко мне отнеслась, и мы как-то сразу поладили, будто были давным-давно знакомы. А теперь я все испортила, да?

Я набрала побольше воздуху.

– Нет. Мы друзья по-прежнему. Все равно друзья.

– Самые лучшие?

– Самые лучшие, что бы ни случилось, – сказала я и повесила трубку.

Уилл пошёл в кухню и набросился на остатки нашего «пикника». Я вдруг почувствовала, что умираю с голоду, и тоже присоединилась к нему, набила полный рот сыра, креветок, хлеба и винограда.

Когда мы все подъели и уже не могли пошевелиться, с улицы донёсся шум мотора. Это вернулись мама с папой. Вошли в дом, розовые от ветра. После визита к бабушке они долго гуляли по берегу моря. Мама с трудом удерживала на весу огромный пакет с китайской едой.

– Мне так совестно, что мы бросили вас на произвол судьбы, без нормального обеда, – сказала она.

– Я же говорил, что у них все в порядке. У вас точно все в порядке, безобразники? – Папа посмотрел нам в глаза. – Знаете что, забудьте все, что я наговорил. Я маленько погорячился. Кто старое помянет, тому глаз вон. Пошли, заправимся.

Уилл одолел целую тарелку, но я не смогла впихнуть в себя ни кусочка.

– Это же твоё любимое, Фиалка, – морская капуста и креветки. Почему ты ничего не ешь? – забеспокоилась мама. – Что-нибудь случилось, золотко?

– Ну… – Я заколебалась, но не смогла удержаться. – Да, случилось. Я кое-что искала на чердаке…

– Не надо! – запротестовал Уилл.

– Вам не разрешается лазить на чердак, и ты это прекрасно знаешь, – сказал папа.

– Да, но дело не в этом. Я нашла… Я нашла вещи того малыша, Уилла.

Мама и папа перестали есть. Как будто я произнесла волшебные слова и превратила их в камень. Их руки сжимали ножи и вилки, рты были раскрыты. Уилл качнулся на стуле, сморщился.

– Помолчала бы ты, Фиалка, – буркнул он.

– Нет. Мы и так слишком долго молчали. Почему нельзя об этом поговорить?

– Потому что мама расстроится. – Папа бешено швырнул вилку и ножик на тарелку.

Мама покачала головой, словно очнувшись от транса.

– Ничего, – тихо сказала она, хотя по щекам у неё покатились слезы. – Знаю, надо было давно вам рассказать. Просто было невыносимо вспоминать об этом. Все произошло по моей вине…

– Не было никакой твоей вины! Это внезапная смерть, такое случается с грудными детьми. – Папа взял маму за руку. – Ты же знаешь.

– Нельзя было спать. Надо было сидеть с ним. Он был болен…

– Небольшая простуда, только и всего. Мы оставили включённой систему связи с детской, чтобы слышать, как он хлюпает носиком, – сказал папа.

– Но когда проснулись… – Мама заплакала.

– Мы сразу поняли, что его уже нет, мы сразу это поняли, хоть я и пытался сделать ему, бедненькому, искусственное дыхание. – У папы тоже были слезы на глазах. Он посмотрел на меня и объяснил: – Нам пришлось пережить очень тяжёлое время. Мне дали отпуск, чтобы я мог прийти в себя, и в тот самый день, когда я снова вышел на службу, прямо как знак судьбы – я расследовал один несчастный случай. Молодая мать, передозировка наркотиков, остался грудной ребёнок в состоянии ломки. Мы пошли навестить ребёнка, и удивительное дело – у него были голубые глаза и густые чёрные волосики, совсем как у нашего Уильяма. Мы не могли его не взять, хоть и пришлось несколько месяцев оформлять всевозможные бумаги, и со здоровьем у малыша были проблемы. Но в конце концов он все-таки стал нашим. Я сказала:

– У нашего Уилла глаза зеленые.

– У всех младенцев поначалу голубые глаза. Потом они меняются. – Мама вытерла щеки тыльной стороной свободной руки.

– У меня-то точно изменились, – произнёс Уилл.

– Прости, что мы не рассказали тебе раньше. Мне хотелось забыть обо всем, но это неправильно, что я не рассказала тебе про нашего первого маленького Уилла.

– Я второй, – вздохнул Уилл. – Второй сорт, – прибавил он с горечью.

Мама выпустила папину руку, встала, обошла вокруг стола, положила руки Уиллу на плечи. Он хотел вырваться, но она удержала его.

– Теперь ты первый, – сказала она. – Все равно ты наш сын, что бы ни случилось. Правда?

Теперь она смотрела через стол прямо на папу.

Несколько секунд он молчал. Может быть, пытался разобраться, что он на самом деле чувствует. А может, просто был слишком смущён, чтобы сразу ответить. Но потом он вдруг кивнул головой.

– Конечно, ты наш сын.

Я стиснула руки под столом и молилась про себя – только бы Уилл чего-нибудь не ляпнул! Но он вообще ничего не произнёс. Просто кивнул и медленно вышел из комнаты.

– Пойти за ним? – спросила мама.

– Не нужно. Пусть побудет один, – сказал папа.

Мне тоже хотелось побыть одной. Я сослалась на то, что мне нужно доделать уроки, и ушла к себе. Посмотрела на потолок. Фей больше не было. Даже следа не осталось, ни крыла, ни ноги, ни клочка волос. Будто они взяли и улетели.

Я достала рукоделие, перебрала лоскутки. Сделала несколько набросков на обороте старого конверта. Потом взяла большой кусок обёрточной бумаги – для выкройки. И стала рисовать фигурки младенцев, сперва маленькие, потом перевернула бумагу и начала рисовать крупнее, смелее, и в конце концов у меня получилась выкройка новорождённого младенца в натуральную величину.

Я вырезала её и принялась искать подходящий материал для тела. Не белый, не розовый. У меня была светло-зелёная шёлковая рубашка. Идеальный оттенок для подкидыша фей.

Я работала до позднего вечера, закалывала, намётывала, кроила и шила. Я так и на смогла найти свою любимую иголку, и часть ниток куда-то подевались, но я старалась, как могла.

Мама постучалась ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи.

– Мам, не входи. – попросила я. – Я готовлю сюрприз.

– Чудно. Я сейчас подходила к комнате Уилла, и он тоже сказал, что кое-что готовит. Странная вы парочка. Чем вы только весь день занимались? Я за вас беспокоилась.

– У нас все было хорошо, мам, честное слово. Спокойной ночи!

– Не сиди слишком долго, ладно? – крикнул папа. – Спокойной ночи, Фиалка. Спокойной ночи, Уилл.

Я крикнула в ответ: «Спокойной ночи». Не знаю, ответил Уилл или нет. Я погасила свет и продолжала работать при ночнике. Мне хотелось увидеть, как младенец обретает форму. В доме было очень тихо. Я поглядывала на часы – ждала полуночи. Потом я услышала, как Уилл на цыпочках прошёл через лестничную площадку, подсунул записку мне под дверь. Я развернула и прочла:

«Выгляни в окно через десять минут. Уилл».

Услышала, как внизу тихонько отворилась дверь. Уилл вышел в сад. Что он там делает?

Я вышила младенцу лицо. Глаза сделала зелёными как трава, с длинными чёрными ресницами. Потом подошла к окну и выглянула. Возле нашего дома было темно, но в соседнем саду среди зарослей виднелся какой-то потусторонний свет. Я увидела тёмный силуэт. Это был Уилл с фонариком, он освещал снизу старую яблоню мисс Ланг.

Я вглядывалась, прижимаясь лбом к холодному стеклу. На ветках висели непонятные плоды. Я распахнула окно и высунулась прямо в ночь. Это были не плоды – это были феи! Уилл починил всех моих бедненьких разорванных кукол. И теперь они висели на дереве и тихо кружились на ветру.

Уилл переводил фонарик с одной феи на другую. В золотистом свете над его головой промелькнула летучая мышь. Потом ещё и ещё, словно крылатые гоблины. Где-то вдали ударили часы. Полночь.

Я посмотрела в ночь и загадала желание.

Дорогая Фиалка!

Мне было очень приятно встретиться с тобой. Я думаю, что задолжал тебе письмо! Для меня очень много значит, что ты любишь мои работы и так хорошо их знаешь! Я пришлю тебе самый первый экземпляр тринадцатой книжки. Думаю, я её назову «Волшебные встречи». Там будет особое посвящение…

С самыми лучшими пожеланиями,

Каспер Грёза