Текст книги "Немного больше, чем любовь"

Глава седьмая

Пашка сидел на качелях в саду. Рядом, положив голову ему на колени, тревожно дремал Бин. В его преклонном возрасте чехарда, начавшаяся в коттедже «Чайка» с рассветом, была слишком тяжелым испытанием. Мистер Дарси устроился на траве в паре метров от них и жалобно поскуливал. Его выгнала из дома тетя Лиза, запретив даже смотреть в сторону свадебного платья. Пышную фату пес почему-то особенно невзлюбил. В тени яблонь дядя Алекс и Елисей пили кофе: каким-то образом им все же удалось пробраться на кухню и утащить пару бутербродов. Агате же с утра кусок в горло не лез.

Где-то под крышей веранды привычно выл Снежок. Чем старше становился кот, тем меньше он любил людей. А сегодня в коттедже с самого утра царил кавардак, хотя церемония должна была начаться ближе к вечеру.

Агата аккуратно опустилась на качели рядом с братом.

– Спасибо! – сказала она просто.

Но Пашка промолчал. Только пожал плечами, показывая, что услышал.

– Ты злишься на меня? – спросила Агата.

– А есть за что? – юноша по-прежнему смотрел перед собой.

Агата не знала. Она вообще ничего не знала. Убежать от мамы, а потом – и от тети Лизы оказалось непросто.

– Что у тебя с Алей?

– Ничего. Мы друзья, – Пашка снова пожал плечами и добавил тихо, – лучшие друзья.

– А что по этому поводу думает Аля?

– Ничего не думает, – огрызнулся Пашка и засопел сердито, словно Снежок, загнанный собаками на шкаф.

– А Аля думает так же? – повторила Агата.

– Ты не отстанешь?

– Если очень попросишь…

– Аля считает иначе… – Пашка тяжело вздохнул, – но она не Эльза. Она другая.

– Лучший друг. Я поняла, – Агата противно захихикала, изображая Елисея.

Паша вымученно улыбнулся.

Дождь пошел после обеда. Мелкий, колкий, несмелый, он сменился отголосками гулкой грозы, что неслась к острову с запада. Дядя Александр с тревогой вслушивался в прогноз погоды, который передавали по радио.

– Дождик – это всегда к счастью, – заметила тетя Лиза, бросив на племянницу обеспокоенный взгляд.

«Дождь – это всегда к счастью», – два часа спустя повторяла про себя Агата, глядя, как украшенную лентами праздничную арку трепал бессовестный ветер.

Дождь то и дело прекращался и начинался снова. Темное небо вспыхивало зарницами, и где-то вдали громыхала гроза, а море волновалось. Не шумело, не буянило, а просто тревожно билось о покатый, покладистый берег, как будто хотело дождаться наконец ответа: да или нет…

Да или нет?

Агата куталась в синюю Пашкину штормовку, наброшенную поверх свадебного платья, и изо всех сил старалась не дрожать особенно явно. Дядя Алекс неодобрительно покачал головой и в сотый раз предложил плед. Она отказалась, конечно.

Платье было милым. Кукольно милым. Не стоило даже и надеяться, что мама и тетя Лиза и в этом важном вопросе предоставят ей право голоса, – не предоставили. В кипенно-белом платье с пышной юбкой длиной чуть выше колена и рукавами-фонариками Агата казалась себе зефиркой.

Ужас…

Зато она отстояла право на церемонию на пляже…

Жених опаздывал. Неприлично опаздывал. Причину они знали: при выезде из города во время грозы упало дерево, перегородив единственную дорогу. Пашка проехал почти десять километров под проливным дождем на велосипеде, чтобы сообщить об этом. К тому же из-за урагана на всем острове выключили свет.

– Анна просила передать, что все под контролем, – пробасил брат, отряхиваясь, как Дарси. – У нас есть что-нибудь горячее выпить?

– Только игристое, – ухмыльнулась Аглая. – Я так понимаю, что в вашей глуши ураган – это не повод отменять свадьбу?

– Если невеста еще здесь, значит, не повод, – пожал плечами дядя Алекс.

Агата фыркнула и показала дяде язык.

– Зефиркам слово не давали! – заметил Александр Колбецкий и прижал упирающуюся, дрожащую племянницу к себе. Выругался, коснувшись ледяных пальцев девушки. Прошептал:

– Сумасшедшая. Упрямая, как Станислав. Он бы не отступил, Агата. Он бы оценил и гром, и молнии, и прочее.

– Я не отступлю, дядя. Гроза – совсем не повод отменять церемонию.

– Шторм, – заметил Александр.

– Тем более…

Звук приближающегося мотоцикла Агата узнала сразу, но все равно не смогла сдержать улыбки, когда, немного забуксовав во влажном песке, на пляж въехал Елисей. Промокший насквозь, он стянул перепачканный в грязи шлем и с трудом поставил на подножку своего монстра, нашел глазами Агату и крикнул:

– Едут! Весь город едет! Дорогу расчищали всем миром, сестренка! Твой жених умеет убеждать!

Она знала это отлично.

Украшенную лентами праздничную арку по-прежнему беззастенчиво трепал ветер. Оставалось только удивляться, как хрупкое сооружение еще держалось. Дождя не было. Далекие раскаты грома отдавались странной болью в груди.

Лысоватый мужчина в строгом костюме и галстуке все говорил и говорил, но Агата его не слушала. Елисей не соврал: за ее спиной на пляже действительно собралась вся округа, и ее близкие, конечно, – тетя Лиза и дядя Александр; ухмыляющийся Елисей, грязный и с трудом удерживающий встревоженных собак; хмурый Павел и присмиревшая Алевтина рядом; мама и Анна.

Но Агата на них не смотрела. Как не смотрела и на Николая Орлова. Сжимая в руках букет белых лилий, Агата вглядывалась в бесконечное, холодное, безжалостное море. Море, которому было абсолютно все равно, будет она счастлива или нет.

– Да… – произнес Николай, сжимая в горячей ладони ее заледеневшие пальцы.

Агата наконец подняла на него глаза. На непривычно бледных щеках жениха алым полыхал румянец, а Агата вспомнила мельничный холм и грозу…

Тусклый свет пробивался сквозь покосившиеся, а местами и вовсе оторванные ставни, оставляя на полу неровные полосы. Агата задрожала. Только сейчас она поняла, насколько промокла и замерзла.

– Куртку лучше снять, – заметил Николай.

– Холодно, – возразила Агата, тщетно пытаясь унять дрожь.

– Снимай. Она все равно мокрая! – в голосе юноши прорезался металл, и Агата против воли подчинилась.

Николай же быстро расстегнул свою штормовку, стянул через голову свитер и протянул ей.

– Замерзнешь же, – проговорила девушка, но предложенный свитер надела.

Сразу стало тепло. И почему-то уютно.

– Не замерзну, – шепнул Николай и подошел вплотную.

Агата отступила назад и наткнулась спиной на стену. Юноша был уже рядом.

– Можно? – спросил он еле слышно, касаясь ее подбородка рукой.

– Да, – твердо сказала Агата и закрыла глаза.

Его губы были теплыми. И сухими. И такими нежными. Агате казалось, что ее бедное сердце сейчас выскочит из груди. Что еще немного – и ей не хватит дыхания. Он отстранился сам, одел на палец широкое кольцо, а потом уткнулся лбом в ее лоб и сжал в объятиях.

Позади пляж взорвался сотней голосов. Закатное небо полыхнуло яркой зарницей, грянул гром… Залаяли собаки.

Агата открыла глаза.

Впереди на темных волнах беззаботно покачивался «Флиппер».

Янек Берг стоял у руля. Поймав ее взгляд, он поднял руку и отсалютовал новобрачным бокалом.

В следующее мгновение взревел мотор. Подняв столб брызг, «Флиппер» развернулся и направился прочь от берега.

…Сидя в салоне самолета, Агата сжимала в руках книгу, которую Пашка вручил ей перед самым отъездом, и никак не могла решиться ее открыть.

«Поющие в терновнике» Колин Маккалоу пахли табаком, а еще почему-то грозой.

На самой первой странице аккуратным мужским почерком было написано:

«Края бездны сомкнулись, дышать нечем. Стоишь на дне и понимаешь – слишком поздно…»[6]6
  Колин Маккалоу «Поющие в терновнике».


[Закрыть]

Эпилог

Эльза ждала его на скамейке в старом яблоневом саду. Несмотря на теплую для начала сентября погоду, осень уже вовсю вступила в свои права. Пахло переспелыми яблоками и прелой листвой. Еще накануне они договорились встретиться вечером. Павел посмотрел на часы: он опаздывал, стало немного неловко.

– Привет! – воскликнула Эльза и вскочила, подставив щеку для поцелуя.

– Привет! – прошептал Пашка.

– И где ты был? – спросила Эльза. – Я думала, ты готовишься к экзамену.

– Вышел прогуляться, – соврал Паша, глядя куда-то в сторону. – Голова разболелась от физики.

Эльза засмеялась и взяла его за руку.

– Завтра ты распрощаешься с ней на всю жизнь!

– Хотелось бы, но вряд ли… – Пашка устало потер глаза. – Когда ты уезжаешь?

– Завтра рано утром. Мама безумно счастлива, что новое назначение отца – в столице.

– А ты?

– Я не хочу уезжать. Правда… Я буду скучать.

Пашка хотел поцеловать ее, но почему-то не решился. Это казалось сейчас неправильным. Неверным.

Эльза и вовсе не смотрела на него. Только нетерпеливо теребила кончик соломенной косы и кусала губы.

– Мы еще увидимся? – спросила она еле слышно.

– Конечно! – воскликнул Пашка и осекся. – Должны… Мы…

Эльза не позволила ему договорить. Прильнула, целуя яростно, настойчиво. Словно всему миру назло. И тогда Павел мягко отстранился, заключил лицо девчонки в ладони и поцеловал сам. Мягко. Нежно. Надеясь успокоить. Эльза поддалась всего лишь на мгновение, а потом вырвалась и, схватив сумку, побежала к калитке.

Он не стал догонять ее. Просто смотрел, как она уходит, гадая, обернется или нет.

Не обернулась…