Текст книги "Гектор Сервадак"

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

из которой видно, что Пальмирен Розет имеет полное право быть недовольным хозяйственным инвентарем колонии

Галлия между тем следовала своим путем в межпланетном пространстве, повинуясь силе притяжения Солнца. Ничто до сих пор не нарушало ее движения. Планета Нерина, прихваченная ею в качестве спутника в поясе астероидов, оставалась ей верной, добросовестно обращаясь вокруг нее в двухнедельный срок. Казалось, все должно было идти без помех в течение всего галлийского года.

Но обитателей Галлии невольно тревожила все та же неотвязная мысль: вернутся ли они на Землю? Не ошибся ли астроном в своих вычислениях? Верно ли он определил новую орбиту Галлии и продолжительность обращения кометы вокруг Солнца?

Пальмирен Розет был так обидчив, что просить его проверить результаты его наблюдений никто не решался.

Вот почему Гектор Сервадак, граф Тимашев и Прокофьев не могли не тревожиться. Что касается других колонистов, то эти вопросы нисколько их не заботили. Какая покорность судьбе! Какая житейская мудрость! В особенности испанцы, прозябавшие в нищете у себя на родине, чувствовали себя счастливыми как никогда в жизни. Негрете и его спутники никогда еще не находились в таких прекрасных условиях. Какое им было дело до пути движения Галлии? Зачем было знать, удержит ли ее Солнце в сфере своего притяжения, или она ускользнет от него и умчится в другие миры? Они беззаботно пели и плясали, а может ли быть что-нибудь лучшее для махо, как проводить время в песнях и танцах?

Самыми счастливыми из всей колонии были, без сомнения, юный Пабло и крошка Нина. Какие чудесные прогулки совершали они вдвоем, бегая по длинным коридорам Улья Нины и карабкаясь на прибрежные скалы. То они катались на коньках по необозримым ледяным просторам моря, то забавлялись рыбной ловлей на берегу озерка, которое благодаря огненному потоку лавы никогда не замерзало. Развлечения не мешали им, впрочем, брать уроки у Гектора Сервадака. Они уже научились довольно бегло болтать по-французски, а главное, прекрасно понимали друг Друга.

Зачем было детям беспокоиться о будущем? Почему стали бы они жалеть о прошлом?

Однажды Пабло спросил:

– Есть ли у тебя родные, Нина?

– Нет, Пабло, – ответила девочка, – я совсем одна на свете. А ты?

– Я тоже один на свете, Нина. А чем ты занималась на Земле?

– Я пасла коз, Пабло.

– А я, – сказал мальчик, – день и ночь скакал верхом впереди упряжки дилижанса.

– Но теперь ведь мы не одиноки, Пабло.

– Нет, Нина, не одиноки.

– Губернатор наш отец, а граф и лейтенант наши дяди.

– А Бен-Зуф наш товарищ, – подхватил Пабло.

– И все остальные так ласковы и добры к нам, – добавила Нина. – Все нас балуют. Даже слишком балуют, Пабло. Будем стараться, чтобы они были довольны нами… всегда довольны.

– Ты такая умница, Нина, что с тобой невольно становишься умнее.

– Я твоя сестра, а ты мой братец, – серьезно проговорила Нина.

– Конечно, – согласился Пабло.

Эти два юные существа были так милы, так прелестны, что вскоре стали общими любимцами. Все их ласкали, называли нежными именами, причем немало ласк доставалось и на долю козочки Марзи. Капитан Сервадак и граф Тимашев относились к детям с отеческой любовью. Стоило ли Пабло сожалеть о выжженных полях Андалузии, а Нине – о голых скалах Сардинии? Им, право же, казалось, что они всю жизнь прожили на Галлии.

Наступил июль. За этот месяц комете предстояло пролететь по своей орбите лишь двадцать два миллиона лье, а расстояние, отделявшее ее от Солнца, равнялось теперь ста семидесяти двум миллионам лье. Таким образом, Галлия отстояла от центра притяжения в четыре с половиной раза дальше, чем Земля, и почти сравнялась с нею в скорости. Действительно, средняя скорость движения земного шара по эклиптике приблизительно достигает двадцати одного миллиона лье в месяц, то есть двадцати восьми тысяч восьмисот лье в час.

Шестьдесят второго апреля по галлийскому календарю профессор отправил капитану Сервадаку лаконичную записку. Пальмирен Розет предлагал в тот же день приступить к определению массы и плотности кометы, а также силы тяжести на ее поверхности.

Гектор Сервадак, граф Тимашев и Прокофьев не преминули явиться в назначенное время. Однако предстоящие опыты не могли интересовать их в той же мере как профессора; им гораздо больше хотелось узнать, из какого вещества состоит почти целиком Галлия.

Ранним утром Пальмирен Розет встретился с ними в главном зале. Пока еще он был в довольно сносном расположении духа, но ведь день только начинался!

Всем известно, что такое сила тяжести. Это влияние земного притяжения на тело с массой, принятой за единицу. Читатель помнит, что сила тяжести на Галлии оказалась значительно меньше, чем на Земле, благодаря чему мускульная сила галлийцев заметно возросла. Но никто не знал, насколько именно.

Что касается массы, это не что иное, как количество вещества, заключенного в данном теле, весом которого она и определяется. Наконец, плотностью называется масса тела, заключенная в единице его объема.

Итак, перед колонистами стояли три вопроса:

Первый вопрос – какова сила тяжести на поверхности Галлии?

Второй вопрос – какое количество вещества заключено в комете, то есть какова ее масса и соответственно каков ее вес?

Третий вопрос – какова масса Галлии при данном, уже известном, объеме кометы, иначе говоря, какова ее плотность?

– Господа, – сказал профессор, – сегодня нам предстоит закончить исследование различных элементов моей кометы. Когда мы определим путем точных измерений силу тяжести на поверхности Галлии, ее массу и плотность,

– для нас не останется больше тайн. Словом, нам предстоит взвесить Галлию!

Бен-Зуф, появившись на пороге зала, слышал последние слова Пальмирена Розета. Он тут же молча вышел и, вернувшись несколько минут спустя, насмешливо сказал: – Я обыскал все хозяйственные склады, но не мог найти подходящих весов; к тому же я, право, не знаю, на какой крючок мы ухитрились бы их подвесить!

И с этими словами Бен-Зуф поднял голову кверху, как бы ища глазами, нет ли на небе гвоздя.

Сердитый взгляд профессора и знак, поданный Гектором Сервадаком, заставили насмешника умолкнуть.

– Господа, – продолжал Пальмирен Розет, – прежде всего мне необходимо узнать, сколько весит на Галлии земной килограмм. Вследствие меньшей массы Галлии сила ее притяжения слабее земной, а из этого следует, что любой предмет весит здесь меньше, чем весил бы на поверхности Земли. Но какова разница этих двух весов, вот что необходимо выяснить.

– Совершенно справедливо, – заметил лейтенант Прокофьев, – но обыкновенные весы, если бы у нас они и нашлись, не годятся для подобного опыта, так как обе их чашки в одинаковой мере испытывают силу притяжения и не могут показать соотношения между галлийским весом и весом земным.

– В самом деле, – прибавил граф Тимашев, – если положить на весы, скажем, килограммовую гирю, она столько же потеряет в весе, сколько и предмет, взятый для взвешивания, и поэтому…

– Господа, – перебил его Пальмирен Розет, – если вы говорите все это для моего сведения, то лишь даром теряете время; не мешайте мне, пожалуйста, продолжать мою лекцию по физике.

Профессор более чем когда-либо чувствовал себя лектором ex cathedra note 13Note13
  на кафедре (лат.)


[Закрыть].

– Есть ли у вас безмен и гиря весом в килограмм? – спросил он. – Все дело в этом. На безмене имеется либо стальная полоска, либо пружина, и все основано на гибкости этой полоски или на упругости пружины. Таким образом, сила притяжения не влияет на сам прибор. Действительно, если я взвешу на безмене гирю весом в один земной килограмм, стрелка точно отметит, сколько весит килограмм на поверхности Галлии. Следовательно, я узнаю разницу между притяжением Галлии и притяжением Земли. Итак, повторяю свой вопрос: найдется ли у вас безмен?

Слушатели Пальмирена Розета вопросительно переглянулись. Затем Гектор Сервадак обернулся к Бен-Зуфу, который досконально знал весь хозяйственный инвентарь колонии.

– У нас нет ни безмена, ни килограммовой гири, – заявил тот.

Профессор с досады громко топнул ногой.

– Но, – продолжал Бен-Зуф, – кажется, я знаю, где найти безмен, да и гирю впридачу.

– Где же?

– На тартане Хаккабута.

– Надо было сразу сказать об этом, болван! – крикнул профессор, передернув плечами.

– А главное, надо сходить за безменом, – добавил капитан Сервадак.

– Иду! – отозвался Бен-Зуф.

– Я пойду с тобой, – сказал Гектор Сервадак, – ведь Хаккабут непременно заартачится, если попросят у него что-нибудь взаймы.

– Пойдемте все вместе на тартану, – решил граф Тимашев. – Посмотрим, как устроился Исаак на борту своей «Ганзы»…

Все уже собрались в путь, как вдруг профессор сказал:

– Граф Тимашев, не мог бы кто-нибудь из ваших людей выточить из здешней горной породы кубик с ребром в один дециметр?

– Мой механик сделает это без труда, – ответил граф Тимашев, – при условии, что ему дадут метр для измерения.

– Вероятно, у вас нет не только безмена, но и метра? – ворчливо спросил Пальмирен Розет.

Действительно, на складе колонии не имелось ничего похожего на метр. Бен-Зуф принужден был признать эту печальную истину.

– Но на борту «Ганзы», – добавил он, – наверняка все это найдется.

– Так идем туда! – воскликнул Пальмирен Розет, поспешно устремляясь в главную галерею.

Все последовали за ним. Несколько минут спустя Гектор Сервадак, граф Тимашев, Прокофьев и Бен-Зуф выбрались из пещеры на прибрежные высокие скалы. Они спустились на берег и направились к узкой бухте, где стояли «Добрыня» и «Ганза», скованные ледяным панцирем.

Несмотря на необычайно низкую температуру – тридцать пять градусов ниже нуля, – капитан Сервадак и его спутники, хорошо укутанные, тепло одетые, в толстых капюшонах и меховых шубах, без труда переносили стужу. Их бороды, брови и ресницы обледенели, так как пар от дыхания тотчас же замерзал на морозе. Забавно было смотреть на лица, ощетинившиеся тонкими, острыми, точно колючки дикобраза, иглами инея. Профессор, походивший при своем маленьком росте на медвежонка, казался еще свирепее обыкновенного.

Было восемь часов утра. Солнце быстро поднималось к зениту. Его диск, значительно уменьшенный расстоянием, напоминал полную луну в кульминации. Лучи уже совсем не грели, и даже свет их до странности потускнел. Прибрежные скалы у подножья вулкана и сама огнедышащая гора блистали чистой белизной снегов, выпавших еще в то время, пока галлийская атмосфера была насыщена парами. Всю гору, вплоть до самой дымящейся вершины, покрывала сплошная снежная пелена без единого темного пятнышка. По северному склону низвергался поток лавы. Там снега уступили место огненным каскадам, которые струились по извилистым склонам до отверстия главной пещеры, откуда ниспадали отвесно в море.

На сто пятьдесят футов выше пещеры зияла черная дыра, над которой раздваивался поток лавы. Из этого отверстия торчала труба телескопа. Там помещалась обсерватория Пальмирена Розета.

Ослепительно белая прибрежная полоса сливалась с ледяным покровом моря, так что границы между ними нельзя было различить. По сравнению с беспредельными снеговыми просторами небо казалось бледно-голубым. На берегу виднелись отпечатки ног колонистов, которые ежедневно спускались к морю то колоть лед для добывания пресной воды, то кататься на коньках. На ледяной поверхности моря переплетались следы от коньков, напоминая круги, которые чертят на речной глади водяные насекомые.

От берега к «Ганзе» тоже вели отпечатки шагов – следы Исаака Хаккабута, который проходил здесь в последний раз после снегопада. Под влиянием сильных морозов эти следы затвердели, как камень.

От скалистых отрогов горного массива до бухты, где зимовали оба корабля, было не больше полкилометра.

Дойдя до бухты, лейтенант Прокофьев обратил внимание спутников на то, что ватерлиния «Ганзы» и «Добрыни» значительно поднялась. Тартана и шкуна возвышались теперь футов на двадцать над уровнем моря.

– Вот любопытное явление! – заметил капитан Сервадак.

– Не только любопытное, но и опасное; – отвечал лейтенант Прокофьев. – Очевидно, под корпусом кораблей, где глубина невелика, происходит постепенное замерзание. Мало-помалу ледяная кора утолщается и с непреодолимой силой выталкивает все, что в ней находится.

– Но этот процесс со временем прекратится? – спросил граф Тимашев.

– Не знаю, отец, – отвечал лейтенант Прокофьев, – ведь морозы еще не достигли предела.

– Еще бы! – воскликнул профессор. – Не стоило улетать на двести миллионов лье от Солнца, если температура там такая же, как на земных полюсах!

– Вы очень любезны, профессор, – усмехнулся лейтенант Прокофьев. – К счастью, холода межпланетных пространств не превышают шестидесяти – семидесяти градусов, что еще довольно терпимо.

– Ничего! – сказал Гектор Сервадак. – Мороз без ветра не вызывает простуды; вот увидите, за всю зиму мы даже ни разу не чихнем.

Между тем лейтенант Прокофьев поделился с графом Тимашевым тревогой, которую внушало ему положение шкуны. Вполне возможно, что вследствие утолщения ледяного покрова «Добрыня» поднимется на значительную высоту. В таком случае шкуне во время таянья льдов угрожает та же опасность, что китобойным судам, которые часто гибнут при зимовке в полярных морях. Но как предотвратить это?

Путники приблизились к «Ганзе», скованной ледяным панцирем. Ступеньки, недавно вырубленные во льду Исааком Хаккабутом, облегчали доступ на борт судна. Любопытно, как поступит старик, если его тартана поднимется еще выше, на сотню футов. Ну, да это уж его дело!

Из медной трубы, торчавшей среди обледенелых сугробов, покрывавших палубу «Ганзы», тянулся легкий синеватый дымок. Скупой старик, очевидно, расходовал топливо с величайшей бережливостью, но он, по-видимому, не очень страдал от холода. В самом деле, лед, сковавший тартану, плохо пропускал тепло, тем самым помогая сохранять внутри судна сносную температуру.

– Эй! Навуходоносор! – крикнул Бен-Зуф.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

где Исаак находит превосходный случай дать денег взаймы из расчета тысячи восьмисот процентов

На зов Бен-Зуфа на корме приоткрылась дверца люка, и Исаак Хаккабут высунулся оттуда по пояс.

– Кто там? – крикнул он. – Что вам нужно? Тут никого нет! Здесь ничего не продают и не дают взаймы!

Вот с каким радушием приветствовал он своих посетителей.

– Потише, любезный Хаккабут! – остановил его капитан Сервадак повелительным тоном. – Вы что же, принимаете нас за воров?

– Ах, это вы, господин генерал-губернатор! – отозвался тот, не выходя из каюты.

– Он самый! – сказал Бен-Зуф, взобравшись на палубу тартаны. – Ты должен быть польщен такой честью. Ну-ка, выползай из своей конуры!

Исаак Хаккабут решился, наконец, вылезти из люка, придерживая дверцу рукой, чтобы в случае опасности тут же ее захлопнуть.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Побеседовать с вами, почтенный Исаак, – отвечал капитан. – Но мы замерзли на морозе, поэтому окажите нам любезность и впустите ненадолго в свою каюту.

– Как? Вы желаете войти? – воскликнул Исаак, даже не пытаясь скрыть, насколько это посещение казалось ему подозрительным.

– Вот именно! – ответил Гектор Сервадак, взбираясь по ступеням в сопровождении своих спутников.

– Но у «меня ничего для вас нет! – жалобно проговорил Исаак. – Я совсем бедный человек.

– Ну вот, начинается нытье! – фыркнул Бен-Зуф. – Посторонись-ка, Илия!

И схватив Хаккабута за шиворот, Бен-Зуф попросту оттолкнул его и открыл дверцу люка.

– Слушайте хорошенько, Хаккабут, – сказал капитан Сервадак, перед тем как войти, – мы не собираемся насильно завладеть вашим добром. Я повторяю: в тот день, когда интересы колонии этого потребуют, я не постесняюсь распорядиться грузом тартаны, то есть ради общественного блага заберу у вас товары… по рыночным ценам Европы!

– По ценам Европы? – пробормотал сквозь зубы Исаак Хаккабут. – Как бы не так! По рыночным ценам Галлии, причем я сам их назначу.

Между тем Гектор Сервадак и его спутники спустились в каюту «Ганзы». Это было тесное помещение, почти целиком загроможденное товарами. В углу, против койки, стояла небольшая чугунная печка, где едва тлели угольки. В глубине виднелся шкаф, старательно запертый на ключ. Несколько табуреток, еловый стол сомнительной чистоты да самая необходимая кухонная утварь – такова была обстановка, правда, мало комфортабельная, но зато вполне достойная владельца «Ганзы».

Как только новоприбывшие спустились в каюту, а старик захлопнул дверь, Бен-Зуф первым делом подбросил угля в печку, так как холод в помещении стоял собачий. Это вызвало упреки и жалобы Исаака Хаккабута, который готов был пожертвовать собственной шкурой, лишь бы не тратить драгоценный запас топлива. Но никто его не слушал. Бен-Зуф пристроился около печки, умело раздувая в ней огонь. Затем гости, рассевшись кто как мог, предоставили капитану Сервадаку объяснить цель их посещения.

Исаак Хаккабут стоял перед ними, судорожно стиснув крючковатые пальцы и всем своим видом напоминая осужденного, которому читают смертный приговор.

– Любезный Исаак, – начал капитан Сервадак, – мы пришли, чтобы попросить вас об услуге.

– Об услуге?

– Да, в наших общих интересах.

– Но у нас с вами нет общих интересов…

– Выслушайте меня и не причитайте, Хаккабут. Мы не собираемся вас ограбить.

– Просить меня об услуге? меня, такого бедняка!.. – плакался старик.

– Вот в чем дело, – заговорил Гектор Сервадак, словно не замечая его испуга.

Судя по столь торжественному вступлению, Исаак Хаккабут мог подумать, что у него потребуют все его состояние.

– Одним словом, любезный Исаак, – продолжал капитан, – нам понадобился безмен. Можете ли вы одолжить нам безмен?

– Безмен? – воскликнул Исаак в ужасе, точно у него хотели занять несколько тысяч франков. – Вы говорите, безмен?

– Ну да, безмен для взвешивания, – нетерпеливо повторил Пальмирен Розет, раздраженный столь долгими переговорами.

– Неужели у вас нет безмена? – спросил лейтенант Прокофьев.

– Есть у него, я знаю! – сказал Бен-Зуф.

– В самом деле… есть… как будто, – отвечал Исаак Хаккабут нерешительно.

– Так вот, почтенный Исаак, – не окажете ли вы нам величайшую услугу, не одолжите ли ваш безмен?

– Одолжить? – затрясся ростовщик. – Господин губернатор, вы хотите взять у меня безмен?

– На один день! – вмешался профессор. – Только на один день, Исаак! Мы вам вернем ваш безмен!

– Но ведь это хрупкий прибор, сударь, – залепетал Исаак Хаккабут. – В такие морозы пружина может лопнуть…

– Экая скотина! – вспылил Пальмирен Розет.

– И потом вы, пожалуй, будете взвешивать слишком большую тяжесть?

– Ты что же думаешь, Эфраим, – спросил Бен-Зуф, – что мы повесим на него гору?

– Больше чем гору! – заявил Пальмирен Розет. – Мы хотим взвесить Галлию.

– Пощадите! – взмолился Исаак, чьи жалобы клонились к вполне понятной цели.

Тут снова вмешался капитан Сервадак.

– Любезный Хаккабут, – сказал он, – нам нужно взвесить всего-навсего один килограмм.

– Боже милостивый, целый килограмм!

– И притом эта гиря будет весить гораздо меньше, благодаря меньшей силе притяжения Галлии. Так что вам нечего бояться за безмен.

– Конечно… господин губернатор… – ответил Исаак, – но одолжить… одолжить!

– Раз вы не хотите дать в долг, продайте его нам, – предложил граф Тимашев.

– Продать? – воскликнул Исаак Хаккабут. – Продать мой безмен? Да если я его продам, на чем же мне вешать мои товары? У меня нет весов! У меня только один этот маленький прибор, очень хрупкий, очень точный, и вы хотите отнять его у меня!

Бен-Зуф понять не мог, как это его капитан до сих пор не задушил мерзкого упрямца. Но Гектор Сервадак, по правде сказать, от души забавлялся, пробуя воздействовать на Исаака всеми возможными способами убеждения.

– Ну, почтенный Исаак, – сказал он без всякого раздражения, – я вижу, что вы не согласны одолжить нам безмен.

– Увы! это невозможно, господин губернатор.

– А продать?

– Продать? О, ни за что на свете!

– В таком случае не хотите ли дать его нам напрокат?

Глаза Исаака Хаккабута загорелись как уголья.

– Вы возместите мне убыток в случае поломки безмена? – спросил он, оживляясь.

– Да.

– И дадите залог, который останется у меня, если безмен испортится?

– Да.

– Сколько же?

– Я дам сто франков залога за безмен, не стоящий и двадцати. Этого достаточно?..

– Едва ли… господин губернатор… ведь этот безмен, так сказать, единственный в нашем новом мире! А скажите-ка, – прибавил он, – я получу эти сто франков золотом?

– Золотом.

– И вы бы хотели взять напрокат безмен, без которого я совершенно не могу обойтись, взять напрокат на целый день?

– На один день.

– А плата за прокат?

– Двадцать франков, – ответил граф Тимашев. – Это вам подходит?

– Увы!.. сила на вашей стороне! – прошептал Исаак Хаккабут, молитвенно складывая руки. – Приходится покориться!

Торг был заключен и, по-видимому, к величайшему удовлетворению Исаака. Двадцать франков за прокат да сто франков залогу, и все это звонкой монетой, французской или русской! Кто, кто, а Исаак Хаккабут не продал бы права первородства за чечевичную похлебку, разве только чечевица была бы из жемчуга.

Окинув всех подозрительным взглядом, торговец вышел из каюты, чтобы принести безмен.

– Что за человек! – сказал граф Тимашев.

– Да, – засмеялся Гектор Сервадак, – законченный тип в своем роде.

Исаак Хаккабут тотчас же вернулся, держа в руках пресловутый прибор.

Это был пружинный безмен с крючком, на котором подвешивался груз. По кругу с нанесенными на него делениями двигалась стрелка, отмечая вес. Таким образом, как уже разъяснял Пальмирен Розет, сам прибор не находится в зависимости от силы тяжести, какова бы она ни была. На земле он показал бы килограмм для каждого предмета, весящего килограмм. Какой же вес для того же самого предмета отметил бы он на Галлии? Это мы узнаем в свое время.

Исааку отсчитали сто двадцать франков золотом, и он прикрыл драгоценный металл руками, точно крышкой сундука. Безмен был передан Бен-Зуфу, и посетители собирались было покинуть каюту «Ганзы». Но в эту минуту профессор вспомнил, что ему необходим для опытов еще один предмет. Безмен окажется бесполезным, если не подвесить к нему кусок галлийской горной породы точно установленных размеров, равный, например, одному кубическому дециметру.

– Стойте! Это еще не все! – заявил Пальмирен Розет, останавливаясь на пороге. – Нам нужно еще занять…

Исаак Хаккабут вздрогнул.

– Нам нужно занять метр и гирю весом в килограмм.

– Вот это уж невозможно, мой добрый господин, – сказал Исаак. – Я крайне сожалею, я был бы так рад вам услужить!

На этот раз Исаак Хаккабут говорил чистую правду, утверждая, что на судне нет ни метра, ни гири, о чем он искренне сожалеет. Он бы и тут обделал выгодное дельце.

Расстроенный Пальмирен Розет сердито смотрел на своих спутников, как будто считая их виновными в своей неудаче. Он имел все основания огорчаться, ибо без метра и гири не мог придумать, как получить искомый результат.

– Должен же я, однако, найти выход из положения! – бормотал он, почесывая голову.

Профессор поспешно поднялся обратно по ступенькам, ведущим к люку. Его спутники последовали за ним. Не успели они вступить на борт тартаны, как до них донесся звон монет.

Это Исаак Хаккабут старательно прятал золото в один из ящиков шкафа.

При этом звуке профессор насторожился и стремительно спустился в каюту. За ним последовали все остальные, хотя и не понимали, чего он хочет.

– Есть у вас серебро? – крикнул тот, хватая Исаака за рукав ветхого плаща.

– У меня… серебро?.. – пролепетал Исаак Хаккабут, побледнев от страха, точно на него напали воры.

– Да, да! серебряные монеты! – продолжал профессор с горячностью. – Французские деньги? У вас есть пятифранковые монеты?

– Да… нет… – заикался Исаак, сам не понимая, что он говорит.

Профессор нагнулся над ящиком, в то время как Исаак Хаккабут тщетно пытался его запереть. Капитан Сервадак, граф Тимашев и лейтенант Прокофьев, ничего не понимая, но решив прийти на помощь профессору, с удивлением наблюдали за этой сценой.

– Мне нужны французские деньги! – кричал Пальмирен Розет.

– Не дам! ни за что! – вопил в ответ торговец, как будто у него собирались вырвать сердце.

– Мне они нужны, говорят тебе, и я их достану!

– Только через мой труп! – голосил Исаак Хаккабут.

Капитан Сервадак счел, что пришло время вмешаться.

– Дорогой профессор, – сказал он улыбаясь, – предоставьте мне уладить и это дело.

– Ах, господин губернатор! – воскликнул Исаак Хаккабут, на котором лица не было, – заступитесь, защитите мое добро!

– Замолчите, почтенный Исаак, – приказал капитан.

Затем, обратившись к Пальмирену Розету, он спросил:

– Вам необходимо для опытов некоторое количество пятифранковых монет?

– Да, – отвечал профессор, – для начала мне нужно сорок.

– Итого двести франков! – прошептал ростовщик.

– Помимо того, – продолжал профессор, – мне нужно десять монет по два франка и двадцать по пятьдесят сантимов.

– Тридцать франков! – раздался жалобный голос.

– Всего двести тридцать франков? – переспросил Гектор Сервадак.

– Да, двести тридцать франков, – подтвердил Пальмирен Розет.

– Отлично, – сказал капитан Сервадак и спросил, обращаясь к графу Тимашеву: – Граф, найдутся ли у вас деньги, чтобы внести залог Исааку в обеспечение займа, который я принужден у него сделать?

– Мой кошелек к вашим услугам, капитан, – отвечал граф Тимашев, – но у меня с собой только рубли в ассигнациях.

– Никаких ассигнаций! никаких бумаг! – запротестовал Исаак Хаккабут. – Бумажные деньги не имеют хождения на Галлии.

– А разве серебро здесь имеет хождение? – холодно спросил граф Тимашев.

– Почтенный Исаак, – заявил, наконец, капитан, – до сих пор я снисходительно выслушивал ваши жалобы. Но советую вам не выводить меня из терпения. Волей или неволей, а вам придется выдать вам двести тридцать франков.

– Грабеж! – завопил Исаак.

И тут же замолчал, так как могучая рука Бен-Зуфа сдавила ему горло.

– Оставь его, Бен-Зуф, – сказал капитан Сервадак, – оставь! Он их отдаст по доброй воле.

– Никогда!.. Никогда!..

– Под какие проценты, любезный Исаак, вы согласны ссудить нам двести тридцать франков?

– Ссуда?.. это только ссуда? – воскликнул Исаак Хаккабут, и лицо его сразу просияло.

– Ну да, простой заем. Какие проценты вы потребуете?

– Ах, господин генерал-губернатор! – заговорил ростовщик с приторной любезностью, – вы же знаете, как трудно заработать деньги и какая это теперь редкость на Галлии…

– Надоели мне ваши глупые рассуждения… Сколько вы просите? – прервал его Гектор Сервадак.

– Что же, господин губернатор, – ответил Исаак Хаккабут, – мне кажется, что десять франков процентов…

– В день?

– Само собой… в день!

Не успел он окончить фразы, как граф Тимашев бросил на стол пачку рублевых ассигнаций. Исаак схватил их и начал торопливо пересчитывать. Хотя это были только «бумажки», такое обеспечение удовлетворило бы самого алчного ростовщика.

Французские серебряные монеты были немедленно вручены профессору, и тот сунул их в карман с видимым удовлетворением.

Что касается Исаака, то он просто-напросто поместил свой капитал из расчета более тысячи восьмисот процентов. Право же, продолжая давать взаймы на таких условиях, он еще быстрее нажил бы состояние на Галлии, чем на Земле!

Несколько минут спустя капитан Сервадак и его спутники покинули тартану, и Пальмирен Розет воскликнул с торжеством:

– Господа, я уношу с собой не двести тридцать франков, а материал, из которого мы сделаем ровно один килограмм и один метр!