Текст книги "Майское лето"

Глава двадцать первая

Нина открыла глаза и лениво потянулась. В комнате блуждала утренняя свежесть, легкие занавески раздувались… Сердце ее радостно стукнуло: «День рождения!»

Со счастливой улыбкой Нина подтащила поближе Любовь, зарылась носом в ее шерстку и задремала еще ненадолго. Проснулась она, только когда в комнату открылась дверь.

– Именинница моя, – ласково сказала мама и, присев на кровать, провела по Нининой щеке ладонью.

Нина приоткрыла один глаз. Мама наклонилась и расцеловала всю Нинину мордашку.

– С днем рождения, доченька!

В комнату вошли дедушка и бабушка:

– А! Так ты уже проснулась! – бодро сказал дедушка.

У бабушки в руках был огромный шоколадный торт с семнадцатью зажженными свечами. Нина села в кровати и, зажмурившись, задула все до одной и снова подставила личико поцелуям.

– Давай, чисти перышки и спускайся на завтрак, – сказала мама и закрыла дверь, оставив Нину одну.

Нина приняла ванну. Особенно долго втирала в кожу все возможные масла и кремы. Пребывая в пьянящем состоянии абсолютного счастья, Нина покрутилась у зеркала, расчесала волосы и даже включила телефон, чтобы все, кто хотел, мог до нее дозвониться. И только после всего этого, бросив взгляд в окно, заметила, что небо хмурится.

– Похоже, шашлыки накрылись, – сказала Нина, садясь за стол, застеленный белой скатертью, в гостиной.

Мама тоже бросила взгляд за окно.

– Ничего, есть крытая беседка, – сказала она. – Не зря строили, папа, а ты возмущался…

– Кстати, – Нина обмакнула вишню в сгущенку и положила себе в рот, – а папа где?

– Сегодня приедет. Решит все дела и как раз к шашлыкам будет здесь.

На улице залаял Джин, потом открылась входная дверь, и в дом ввалились Нинины друзья. Первой к ней подлетела Туся и крепко обняла, протянув какой-то альбом. Нина не успела рассмотреть подарок, потому что тут же оказалась в бесцеремонных Даниных руках. Она так давно его не видела, что даже удивилась, как этот недоросль изменился за последний месяц: взгляд у него стал гораздо взрослее и серьезнее, хотя шаловливость никуда не делась. Туся рассказывала иногда, что он много работает, подружился с рабочими со стройки, они подсказали ему, где можно снять недорогое жилье – Даня хотел все заработанное потратить на оплату квартиры на полгода вперед для Насти, чтобы она могла начать новую жизнь.

– Ну что, ты жива еще, моя старушка? – весело сказал он, кладя Нине руки на плечи и оглядывая ее, как бы оценивая ущерб, нанесенный временем.

Нина легко толкнула его в грудь. Поцелуи, поздравления, объятия. Ванечка пожелал что-то серьезное и милое, но Нина почти не запомнила слов. Филя… он крепко прижал ее к себе. Нина снова прислушалась к своему сердцу. Нет, ничего… Как это все-таки она так легко разлюбила? Наверно, тут дело в том, подумала она, что ее влюбленность не подпитывалась действиями с его стороны. А без еды ничто не может выжить. Нина вспомнила, как недавно у речки, оставшись с ней наедине, Филя спросил, глядя на воду:

– Ну, что, Нина Рамазанова, все-таки пообещала кому-то руку и сердце, да?

Нина кивнула:

– Думаю, я больше не буду с тобой флиртовать, Филя. Некрасиво это будет выглядеть…

– Жаль, Нина, – Филя наконец посмотрел на нее. Он совсем не улыбался. – Мне правда очень жаль.

– Жаль. Но у тебя это быстро пройдет. У меня же прошло…

Нина вернулась в настоящее, когда Филины друзья облепили ее со всех сторон, неожиданно подхватили и стали подбрасывать к потолку.

– Так, молодежь, молодежь, – бодро сказал дедушка, перекрикивая галдящих друзей, – давайте к столу! Может, хоть торт заставит вас помолчать.

– Андрей Георгиевич! – сразу же отозвался Даня. – Какой торт? Достаточно одного вашего взгляда.

Пришлось принести еще стулья, потому что на всех не хватило. Бабушка разливала чай и смеялась над шутками мальчишек. Потом Даня с серьезным видом поднялся, выставил перед собой фарфоровую кружку с чаем и, прокашлявшись, выдал:

– Дорогая и глубокоуважаемая Нина Сергеевна, годы идут… – он посмотрел на нее. – Определенно идут. Но вы пока успешно отбиваете их удары. – Дедушка расхохотался. – Не останавливайтесь и продолжайте отбивать в том же духе. Ну, вздрогнули! – и вылил в себя все, что было в кружке.

А потом, зажмурившись, пропищал:

– Горячо.

– Конечно, горячо! Я же только вскипятила, – взволнованно сказала бабушка, положив руку Дане на спину.

Нина закатила глаза. А ведь только подумала, что он повзрослел…

Весь день Нина провела в приятной суматохе. Друзья торчали у них на участке до вечера. С заднего двора в дом постоянно проникали звонкие молодые голоса и громкий смех.

То и дело приходилось бегать к телефону и отвечать на звонки родственников и друзей. Нина даже заглянула в социальные сети. Дима Лосев и правда завалил ее сообщениями. Последнее было таким: «С днем рождения, крошка. Скажи, где тебя найти, и самый сладкий подарок для самой сладкой девочки тут же будет у тебя». Нина не смогла удержаться от смеха. Дима, Дима… Она ответила ему «Спасибо», проигнорировав вторую часть поздравления, и бросила телефон на кровать.

Никита не звонил, не писал и не приходил. День уже клонился к вечеру. Если сначала Нина старалась не зацикливаться на его молчании, то сейчас стала все чаще бросать взгляд на калитку. Он уже выздоровел, и они даже виделись после его болезни… Где же он? Когда Туся фотографировала ее под яблоней вместе с Джином, Нина сказала:

– А если он забыл?

– Забыл? – удивилась Туся, настраивая какие-то параметры на пленочном фотоаппарате. – Нет, он не забыл, Нина. Мне кажется, очень уж он старался ради тебя, чтобы вот так просто забыть. Дай ему время… Встань чуть дальше, листва создаст красивую тень. Все-таки хорошо, что мы в тот раз не израсходовали всю пленку. Сделаю тебе сегодня замечательные атмосферные снимки.

Туся убрала «ФЭД 5» от лица и оглядела живописную картину: Нина в белом платье чуть выше колен кутается в яркий, но не кричаще-красный вязаный кардиган, распущенные светлые волосы ее раздувает ветер, а Джин спокойно сидит, привалившись боком к Нининой ноге. Туся посмотрела через объектив старенького фотоаппарата и сделала снимок.

– Нина, помоги, пожалуйста, вынести еду! – крикнула мама.

Пока накрывали на стол в беседке, стал накрапывать дождь.

– Ничего, богатой будешь, – сказала бабушка, улыбнувшись.

Нине было уже все равно. Пусть хоть ливень! Она бросила еще один взгляд на калитку. Ну где же он, где?

Когда Нина зашла в дом, чтобы вынести последнее блюдо – салат из свежих овощей, – взгляд ее упал на коричневый альбом с розовой атласной ленточкой, который подарила Туся. Поставив салат на стол в беседке, Нина взяла Тусю за руку и потянула за собой в дом. Они устроились у зажженного камина на мягком ковре.

Нина открыла альбом.

– Где ты откопала именно такой? Прямо как из СССР, – спросила она.

– Покопалась и откопала. Ты же эстет, тебе нельзя дарить что-то а-ля двухтысячные.

В альбоме были фотографии с момента их знакомства. А рядом с каждым снимком Туся написала воспоминание из этого периода их жизни, которое ценит больше всего.

На последних страницах был скрин из FaceTime.

– Боже мой, если бы я знала, что ты сделаешь снимок экрана… – проворчала Нина.

– Мало кто хорошо выглядит, общаясь по видеосвязи, Нина. Помнишь этот день? Я болела в апреле, а ты позвонила, чтобы показать мне красивый закат. Я тогда виду не подала, но потом проплакала всю ночь от счастья. Понимаешь, ты гуляла и наслаждалась закатом, но ты подумала обо мне. Просто взяла и подумала. Это так о многом говорит… Я тогда подумала, какая у нас хорошая дружба, Нина…

Нина улыбнулась и перелистнула страницу. Совместный снимок с Тусей, Даней, Ваней и Филей, сделанный почти месяц назад.

– Ваня такой симпатичный стал, да? – сказала она, посмотрев на Тусю.

Она тоже рассматривала снимок.

– Я не заметила…

Туся замолчала. У Нины затекли ноги из-за долго сидения на коленях, и она пересела на диван. Туся осталась неподвижна. Она смотрела на огонь, а потом вдруг заговорила:

– Я правда не заметила, что он стал симпатичный, потому что я только и могу, что думать, какой он храбрый и… самый замечательный. Понимаешь, он за меня заступился тогда, на пляже. Не то чтобы я такая влюбчивая, что тут же потеряла голову из-за первого порядочного парня. Просто… это же Ваня. Я к нему всегда тянулась, всегда видела, какой он хороший, какой совестливый… И тот случай, как спусковой крючок…

– А зачем же ты бегала от него?

– Страшно! – прошептала Туся. – Дружить с глухой девочкой одно, а любить ее…

– Думаешь, Ваня мог бы тебя из-за этого разлюбить?

– Нет. Но он имеет полное право меня не любить. Ну… точнее не влюбляться. И если я признаюсь, а он ответит, что только дружба… – Туся прикрыла глаза, видимо, представив неловкость ситуации. – Я перееду в Индию, только бы с ним больше не встретиться.

– Учитывая, что его родители дипломаты, Индия – не самый удачный выбор. Чтобы не пересекаться с Ваней, тебе достаточно жить, как жила…

– Нина, ты еще шутишь? – простонала Туся.

– Извини.

Нина посмотрела на Ваню, которого заметила еще в начале Тусиной речи. Он, видимо, зашел, чтобы позвать их на улицу, но, услышав свое имя, остановился в дверном проеме. Нина думала, что он подойдет к Тусе и что-то скажет ей, но он повернулся и вышел. Ну ладно, сами разберутся. Ванечка не дурак.

Уже стали разжигать мангал, когда скрипнула калитка. Нина быстро обернулась и тут же сжала вмиг вспотевшие ладошки. Около Никиты уже прыгал Джин. Он наклонился, чтобы погладить собаку, а в левой руке у него Нина увидела огромный букет красных, как королевская мантия, садовых роз, на которых поблескивали капли дождя. Никита увидел ее. Она не стала дожидаться, когда он подойдет к ней, сама, не отводя взгляда, не спеша пошла навстречу. Так они смогут побыть хотя бы несколько минут вдали от чужих ушей.

– Будет гроза, – сказал Никита, как только они оказались напротив друг друга, их разделял только букет цветов, – а розы перед грозой так пахнут… Извини, что задержался.

Нина покачала головой и улыбнулась:

– Ты не задержался, просто я тебя слишком сильно ждала.

Никита бросил быстрый взгляд ей за спину, потом провел ладонью по плечу.

– С днем рождения, – сказал он негромко, затем наклонился и аккуратно поцеловал Нину в щеку.

Нина вздохнула и закрыла глаза. Как все это сладко-томяще! И яркий аромат августовских роз перед грозой, и тепло его сухих губ…

– Слишком много лишних глаз для других поцелуев, – прошептал он ей на ухо.

Нина покрепче прижала букет и открыла глаза. Никита выглядел каким-то растерянно-серьезным. Может быть, даже его, двадцатилетнего парня, ситуация между ними выбивала из колеи? Он протянул ей потрепанную, очень ветхую небольшую книжечку, на обложке которой было написано: «А. А. Фетъ».

– Это самый первый сборник, аж девятнадцатого века. Там уже много стерлось, но я подумал… Это же твой любимый? Ты ведь его стих мне написала тогда, на пикнике?

Теперь Нина прижимала к груди вместе с букетом и книгу.

– Любимый, – согласилась Нина.

Никита с облегчением улыбнулся. А Нине захотелось объяснить, что это она не про Фета, а про него, про Никиту…

Прохладный воздух окрасился запахом жареного шашлыка. В беседке уютно горела теплым светом лампа. На улице стрекотали сверчки. Не стихал гомон голосов. Нина смотрела на смеющихся близких, чувствовала, как под столом Никита водит большим пальцем по ее ладони, и таяла от счастья, как будто светило жаркое июньское солнце.

Вдруг в беседке с огромным букетом цветов и не менее огромной подарочной коробкой появился папа.

– А вот и я! – сказал он весело. – Где моя почти взрослая, но все-таки еще маленькая Ниночка?

Нина вскочила и бросилась папе на шею.

– Давай, доченька, расти здоровой, будь счастливой. Я рядом, – пожелал он, вручая ей подарки.

Оглядывая стол и выбирая, где бы сесть, папа увидел Никиту и удивленно приподнял брови. Неужели мама не делилась с ним своими опасениями?

– Папа, – сказала Нина, – садись со мной… там есть свободный стул. Я хочу познакомить тебя…

– Вот как… – папа внимательно посмотрел на нее. – Ну пойдем, познакомишь.

После застолья все снова вернулись во двор и развели костер. Нина, немного поластившись, уговорила дедушку сыграть что-нибудь на гитаре.

– Ох, крутишь мной, как хочешь! – покачал головой дедушка и стал перебирать струны, видимо, вспоминая песню.

Когда по двору разнеслись первые лиричные аккорды, Даня вскочил и подал руку Нининой бабушке.

– Мадам! – сказал он, поклонившись.

– Что такое? – удивилась бабушка.

– Не откажите в танце, мадам, не разбивайте сердце юного поручика.

Бабушка засмеялась, но все-таки встала.

– Балагур и шут! – сказала она.

– Только вы учтите, поручик, что дама занята, – добавил дедушка, улыбнувшись.

– Как можно, сударь! Только танец!

Дедушка снова заиграл. К бабушке с Даней присоединились Нинины мама и папа, потом Филины друзья с их девушками. Ваня пригласил Тусю. Нина улыбалась, смотря на них на всех.

Начались слова:

 
Приятно вспомнить в час заката
Любовь, забытую когда-то.
Полезно вспомнить в час рассвета
Слова забытого поэта.
 

Нина почувствовала, как Никита берет ее за руку и тянет к танцующим. Сложно назвать вальсированием то, как они незамысловато переступали с ноги на ногу по кругу, но Нина сейчас не смогла бы вспомнить танца более изящного, чем этот.

 
Щедра к нам, грешникам, земля.
А небеса полны угрозы.
И что-то там еще тра-ля-ля-ля…
Перед грозой так пахнут розы.
 

– Ах, «перед грозой так пахнут розы», – улыбнулась Нина, заглядывая Никите в глаза.

Он улыбнулся.

– Не то чтобы я цитировал… Они и правда пахнут именно перед грозой, как тут еще выразиться…

Нина засмеялась. А Никита вдруг обнял ее крепче, так что она почти врезалась в него, и прошептал на ухо:

– У меня есть еще один подарок, но нужно умотать отсюда.

– Когда?

Нина почувствовала, как он убрал правую руку с ее талии, чтобы посмотреть на часы.

– Минут через сорок. Только надень что-то потеплее, в платье точно ночью замерзнешь.

 
Мы знаем все, ведь мы не дети,
Опасно жить на белом свете.
Но как не жить на свете белом,
Коль любишь жизнь душой и телом.
 

– Надо же тебе было родиться в такой прохладный денек! – добавил он весело.

Нина могла поспорить на что угодно, что он, как и она, не чувствовал холода.

Глава двадцать вторая

В дверь постучали. Нина замерла.

– Это я… Я войду?

– Минутку!

Нина быстро запрыгала, натягивая джинсы, а потом свитер. Бросив взгляд на себя в зеркало, она подошла к двери и впустила Никиту.

– Готова?

Нина кивнула и улыбнулась.

Она сказала маме, что утомилась и хочет отдохнуть. Мама бросила взгляд на Никиту, который с улыбкой слушал дедушку, и разрешила ей уйти. «Думаю, гости смогут обойтись без тебя», – сказала она.

– Тогда я лягу сразу спать, – добавила Нина, надеясь, что мама не станет заходить к ней вечером.

Мама кивнула.

Никита незаметно зашел в дом чуть позже, воспользовавшись тем, что все были увлечены анекдотом, который рассказывал Даня. Им с Ниной нужно было встретиться перед калиткой, которая вела сразу в лес. Она находилась с другой стороны дома, и Никита не мог попасть туда так, чтобы его не заметили все, кто сейчас был на участке. Нинино окно выходило очень удачно. Как раз через него они планировали сбежать на несколько часов.

– Ого, – он оглядел комнату, – она прям как для тебя сделана.

– Что ты имеешь в виду?

– Да так… – он покачал головой, а потом увидел свернувшуюся в калачик Любовь и погладил ее. Она подняла мордочку. – Ну как ты поживаешь? – спросил он.

Любовь медленно моргнула, мол, все хорошо, спасибо, но не могли бы вы не мешать мне спать…

Пока Нина переобувалась, Никита подошел к столу.

– Это Туся подарила альбом, – сказала Нина, завязывая кроссовку. – Ты можешь посмотреть, но там ничего интересного… точнее, наши общие с ней воспоминания – это, конечно, интересно, но только для нас…

Никита кивнул, быстро пролистнул пару страниц, посмотрел на беззубую Нину, улыбнулся и отложил альбом.

– О, это твоя мама?

Нина подняла голову, закончив завязывать кроссовки, и посмотрела на цветную фотографию в руках Никиты. Нина так и не выкинула этот снимок из маминого прошлого. Не то чтобы ее что-то останавливало, просто руки не доходили, да и жалко немного – память же…

Никита посмотрел на фотографию, потом на Нину.

– Все-таки есть в тебе что-то от мамы. Улыбки похожи и в принципе овал лица… Хотя вообще я бы подумал, что этот парень, – он тыкнул пальцем в того молодого человека, на чьих коленях сидела мама, – твой отец, если бы не увидел твоего папу сегодня.

– Ну а я просто в прабабушку… – сказала Нина и подошла к Никите.

Он положил фотографию на стол, притянул Нину к себе и поцеловал. Сначала Нина обомлела и сжала в кулаках твердую ткань его джинсовки, а когда поцелуй стал теплее и глубже, она успокоилась и прижалась поближе.

– Нужно идти, иначе провороним время, – сказал он, начав целовать ее щеку.

Нине совсем не хотелось, чтобы поцелуй заканчивался. Она прижалась к Никите еще ближе, положила ладонь на его щеку и поцеловала сама. Он все крепче и крепче обнимал ее. Нина совсем забылась. Не слышала ничего вокруг, только чувствовала, как его теплая рука лежит на ее талии под немного задравшимся свитером, а вторая рука зарылась в волосы.

Совсем не так Нина представляла этот первый (зачем считать те, другие, неприятные?) поцелуй с ним. Ей почему-то казалось, что все непременно должно быть ужасно романтично, может быть, даже на пикнике на рассвете. Но кому нужна вычурная романтика, когда есть небольшая комната, в которую из распахнутого окна проникал прохладный августовский ветер и которая была освещена только тусклым теплым светом настольной лампы… Небольшая комната, в которой можно, совершенно потеряв себя и свои мысли, целоваться с любимым мальчишкой…

– Ты планировал так?.. – спросила тихо Нина, когда он немного отстранился.

– Нет, – он слабо улыбнулся, – просто не мог не поцеловать.

– Мы так долго к этому шли, – прошептала Нина, – должно было быть так же впечатляюще, как в лучших фильмах старого Голливуда, а получилось… – она легко провела губами по его щеке, – получилось лучше всего на свете…

Они постояли в тишине еще несколько минут, иногда совсем легко касаясь друг друга губами, а потом Никита тряхнул головой и сказал, бросив взгляд на наручные часы:

– Так, черепашка, мы с тобой через пять минут будем ужасно опаздывать.

– Почему это я черепашка… – проворчала Нина, пока он выглядывал в окно, чтобы убедиться, что никого поблизости нет. – Куда мы идем? Опять ресторан под открытым небом?

– Почти, – улыбнулся, а потом прыгнул.

Ступни сразу обожгло. Хоть и второй этаж и трава смягчила падение, а все равно ощутимо. Он повернулся, чтобы поймать Нину. В этот раз ему удалось не уронить ее.

– Если это ресторан под открытым небом, – сказала она, натянув рукава свитера на ладони, – надеюсь, ты прихватил стеклянную посуду.

– Можно было стеклянную? Я думал, необходим именно фарфор…

– Это ирония или сарказм?

– А что такое сарказм? – он спросил это искренне.

– Ну, насмешливое замечание. Чуть жестче, чем ирония.

– Нет, я не насмехаюсь. Шучу просто…

– Тогда ты иронизируешь.

– Ладно…

– Погоди, так тарелки стеклянные, фарфоровые или одноразовые…

К этому времени они уже выбрались с участка и шли вдоль леса. Тихо шумели верхушки сосен. Вдруг Нине на нос упала огромная толстая капля.

– Ой… – сказала она, забыв про тарелки. – Все-таки будет дождь. А то он весь день собирался… Собрался наконец.

Никита посмотрел на темное, покрытое тучами небо.

– Будем надеяться, что сейчас польет пару минут, а потом прояснится… иначе сюрприз станет менее… – он задумался, подбирая слово. – Скажем так, не таким приятным на вид, как мог бы быть.

Нине стало интересно, что он задумал. И она собиралась задавать вопросы, когда Никита вдруг взял ее за руку и повел в сторону заброшенного амбара посреди поля. Амбар почти таял в темноте, только сверкание молний позволяло разглядеть ветхое здание.

– Пришли, – сказал Никита. – Надо только, чтобы дождь закончился. А то толку от амбара будет мало.

Они вбежали внутрь как раз в тот момент, когда у неба как будто расстегнули молнию, и вода хлынула со всей силой. В амбаре пахло странно. Нина не могла точно определить запах, это была какая-то смесь свежести, скота и соломы, которая, как ковер, покрывала деревянный пол. Никита прислонился к стене и посмотрел на часы.

– К которому часу дождь просто обязан прекратить лить? – спросила Нина, остановившись около него.

– Двадцать три сорок пять.

Нина нахмурила брови:

– Погоди… время моего рождения? – она вспомнила, как пару дней назад он спросил у нее, когда точно она появилась на свет.

– Ой, я родилась почти на следующий день, еще пятнадцать бы минут – и все… – ответила она тогда.

– А что, разве принципиально: день позже или раньше? – спросил он.

– Ну как… Вот как-то я ради интереса ходила к астрологу. И она сказала мне, что я родилась под очень счастливыми звездами. Там, знаешь, каждые четыре минуты имеют значение. Так что, может быть, родилась бы на следующий день – и была бы совсем другим человеком. Может быть, даже тебя бы не встретила.

– Я не верю в астрологию, – улыбнулся Никита.

– А в судьбу веришь?

Он пожал плечами:

– Да не знаю… хочется, конечно, верить, что я бы встретил тебя, даже если бы родители не умерли и я бы остался жить в Осетии… Не знаю. Но все равно все получается так, как надо. Жизнь ведь штука неглупая… Если мы встретились, значит, так нам обоим нужно. Не встретились бы… Значит, нам и не нужно было. Значит, ничего бы не потеряли.

– А так, получается, должны что-то приобрести?

– Получается, должны. Или научиться чему-то, – сказал он.

Дождь мерно барабанил по крыше амбара, а Никита и Нина целовались.

– У меня уже губы болят… – сказала Нина с улыбкой. – Дорвались, называется. Так что за подарок?

Никита медленно покачал головой.

– Кажется, затихает… – сказал он, прислушавшись.

Капли становились все реже и реже. И наконец стало так тихо, что было слышно их глубокое дыхание.

– Так, ты постой здесь, а мне нужно проверить, разошлись ли тучи, – сказал он и поднялся по ветхой лестнице, которую Нина сразу и не заметила.

Без Никиты амбар сразу превратился в холодное и унылое место, в котором ходил ветер и скрипели все доски. Когда стало уже совсем жутко и Нина даже успела припомнить одну сцену из «Астрала», Никита появился на верхних ступенях:

– Идем, небо прояснилось. Слушай, а ты реально удачливая…

– Я же говорила, счастливые звезды, каждые четыре минуты… – сказала Нина, опираясь на его руку. Слишком хлипкие были ступеньки, она боялась провалиться.

Оказавшись на втором этаже, Нина замерла. Здесь пахло гораздо приятнее, чем на первом. Соломой, дождем и свежестью. А на потолке было огромное круглое окно, под которым стоял небольшой столик, накрытый белой скатертью. На столике Нина разглядела торт, чайные кружки и термос, который совсем не сочетался с утонченностью белой скатерки, но который, по непонятной Нине причине, только добавлял атмосфере уюта.

Никита отодвинул для Нины стул (как-то она говорила ему, что ей было бы очень приятно, если бы он так делал). Она села.

– Посмотри наверх, – шепнул он ей на ухо, и кожа ее покрылась мурашками от тепла его дыхания.

Нина подняла голову. Огромное звездное небо заглядывало в окно и подмигивало.

– Господи, какие яркие звезды…

– Это потому, что город далеко, – сказал Никита.

А Нина подумала: «Нет, потому что ты рядом».

– Что это за место? Такое окно…

– Не знаю, нашел, когда с парнями лазил по заброшкам в детстве, – его голос доносился откуда-то сзади. – Наверно, кто-то хотел себе сделать что-то вроде мастерской… ну, я имею в виду, здесь, на втором этаже. Первый-то точно для животных.

Вдруг полилась тихая музыка, в которой иногда слышались шумы. Нина повернулась.

– Боже мой, ты и проигрыватель для винила притащил!

– Бабушка любила слушать. Я подумал, что музыка с телефона как-то… не в твоем вкусе.

– Что это у меня за вкус такой? Что комната моя мне подходит, винил подходит, альбом а-ля СССР подходит – это про Тусин подарок вспомнила, – а современные технологии не подходят.

Никита улыбнулся, достал из кармана зажигалку и поднес к свече, стоящей на столике. Тут же возник небольшой прыгающий островок света. Луны, подглядывающей в окно на потолке, ярких звезд и этой свечи было вполне достаточно, чтобы все отчетливо видеть. Никита разлил чай из термоса. Нина тут же почувствовала запах мелиссы и мяты. Потом разрезал торт.

– У нас есть еще минута, – приглушенно сказал он, достал из кармана свечку и вставил в торт, а потом поднес зажигалку. – Так… – посмотрел на часы, – ровно сорок пять минут. Поздравляю, теперь ты официально родилась. Загадывай желание.

Нина смотрела на Никиту, одна часть лица которого была освещена свечой, а другая была немного в тени; слушала какой-то приятный советский джаз, и сердце ее от счастья било крыльями в груди. Какое загадывать желание, когда все уже сбылось? Нина закрыла глаза и с тихим счастьем в сердце, ни о чем не думая, просто задула свечку.

Они сидели под этим звездным окном, наверное, несколько часов. Много говорили, иногда танцевали, иногда молча смотрели наверх, на звезды. Чай уже давно остыл даже в термосе, а уходить из этого амбара – кто бы мог подумать! – Нине совсем не хотелось. Когда Никитины часы показали, что время близится к рассвету, он молча подав руку, пригласил Нину на последний на сегодня танец. Но они не танцевали. Так и замерли, целуясь. Все как в тумане.

Легко, тепло, громко бились сердца…

Небо уже стало голубеть, когда Нина прокралась в свою комнату, распрощавшись с Никитой. Все-таки нет ничего лучше тихого счастья! Что эти бабочки в животе, что это волнение… Самое сладкое – уверенность в самых сильных, самых спокойных чувствах. Одинокая настольная лампа так и горела, как они ее оставили перед уходом. Нина подошла выключить, когда взгляд ее упал на снимок мамы и ее первой любви. Задумавшись, Нина перевернула его и еще раз прочитала надпись: «2005 год. Мой Димочка! Не забывай обо мне в армии. Я тебя очень жду. Люблю. Не могу не любить!» 2005 год… Мама здесь в том же возрасте, что и она, Нина. «Ты можешь себе представить, в моем возрасте она уже была мной беременна», – сказала Нина Тусе как-то. Все, что она когда-то слышала: все разговоры про ее непохожесть ни на кого из родителей, бабушкина резкость с гостьей, которая все никак не хотела замолчать, Никитино замечание, что если бы он не видел ее отца, то подумал бы, что вот он, на фотографии, – все завертелось в голове, все соединилось, как бывает, когда наконец обратил внимание на детали, которым раньше не придавал значения, потому что ничего и не искал. Нина села на кровать. В молчании она просидела так до тех пор, пока не послышался шум на кухне. Нина знала, кто просыпается раньше всех. Она спустилась вниз. Бабушка сидела за столом и пила кофе.

– Боже мой, Нина, как ты рано… А почему такие красные глаза? Плохо спала?

Нина села за стол, напротив бабушки, и положила прямо перед ней найденную фотографию.

– Бабушка, – спросила она с нездоровым спокойствием, – мой папа мне не папа?