Текст книги "Майское лето"

Глава седьмая

Нина не понимала, как ночь за пару дней до лета может выдаться такой холодной. Вместе с Тусей они, пробираясь тайком по кустам за Даней, совсем задубели. Даже плащи и свитера не спасали.

Даня шел бодро, присвистывал. Нина удивлялась, неужели ему ни капли не страшно и не жутко одному (он же не подозревает о том, что они записались в шпионы) в лесу, ночью, да еще и в такой холод. «Неужели в голове он не придумывает миллионы сюжетов, как его съедает медведь или волки? – думала она, пытаясь согреть пальцы горячим дыханием. – Хотя о чем это я. Это же Даня. Конечно, он не допускает вероятность того, что в лесу с ним может что-то случиться. Он ведь даже на танцы эти дурацкие тащится, нисколько не сомневаясь, что выползет сухим из воды».

– А что мы дальше будем делать? Так и будем по кустам за ним ползать? – прошептала Туся, когда Даня почти подошел к хлипкому, измученному десятилетиями мосту, который соединял два берега реки: дачный поселок и деревню.

– Нет. Кусты закончатся через пару метров.

Как только Даня занес ногу над мостом, Нина приняла решение раскрыть себя.

– Кхм… привет.

Даня подпрыгнул на месте от неожиданности и быстро обернулся.

– И какого черта?

– Не очень-то хочется объяснять тете Тане, почему у тебя переломаны ребра.

Он покачал головой.

В лесу было темно, поэтому Нина не могла разглядеть его глаза. Только силуэт, от которого исходило раздражение.

– Еще и Улитку потащила!

– Я сама пошла, я тоже волнуюсь, – сказала Туся.

– Да, мы взяли баллончик, мы просто будем неподалеку. Затеряемся среди деревенских на танцах.

– Затеряетесь? – Теперь в Данином голосе Нина четко услышала насмешку. Наверно, он даже приподнял бровь, как обычно. – Вы себя видели? Ваши светлые плащи даже в лесу выдают вас с головой. Даже если ты, Нина, не натянула белые брюки, то вы все равно ни разу не сойдете за своих… О чем мы вообще говорим? Марш. Обе. Домой.

– Но… – Туся попыталась сказать что-то, однако Даня ее даже слушать не захотел.

Он злился и высказал девочкам все, что думал об их поступке.

– Мы никуда не пойдем, – упрямо сказала Нина. – Никуда!

– Господи, я тебя сейчас придушу, подстрекательница!

– Мы, конечно, можем уйти… – Нина ощутила, как Туся сжала ее руку, как бы спрашивая ее, понимает ли она, что говорит. – Но только если ты нас проводишь. Доведешь до самого дома. Мы уже в километре от «Соснового бора». Страшно, понимаешь…

Данино лицо вдруг подсветилось в темноте – это он достал телефон и глянул на время.

– Я не могу, – сказал он раздраженно, – меня ждут. Туда и обратно – это минимум полчаса. Не успею…

– Ну, о чем мы тогда говорим! – сказала Нина и, держа Тусю за руку, подошла к Дане. – Или ты можешь никуда не ходить, довести нас до дома и, ни за что не угадаешь, просто лечь спать. – Даня хмуро глянул на нее. – Что ж… Так и быть. Сопроводим тебя. Веди!

– Я с вами обеими разберусь завтра, даже не сомневайтесь.

– Ты доживи сначала, – сказала Нина.

Они шли еще пятнадцать минут или около того. Нина и Туся ненавязчиво жались к Дане с обеих сторон. Вряд ли он смог бы защитить их в случае настоящей беды, но его уверенная бестолковость, выражающаяся в том, что он и не думал о животных и других угрозах леса, окружала их теплым коконом и немного успокаивала.

Нина еще никогда не была в лесу ночью. Конечно, они ходили гулять, устраивали пикники, жарили сосиски на костре, дорога к реке лежала через лес, но все это был лес днем. А дневной лес не сравнится с лесом ночным, когда свет молодой луны почти не касается земли из-за высоких сосен. Ночной лес погружен в сон. Днем он полон жизни: чирикают птицы, дует ветер, ветки хрустят под лапами животных, а ночью… ночью стоит тишина, как бетонная стена. И тишина эта осязаемая, удушающая, пугающая.

Страх начал отступать, когда из-за деревьев показались огни деревни и небольшие домики. Почти сразу, стоило им дойти до самого первого деревянного маленького дома, который, видимо, означал негласное начало деревни, Нина услышала музыку.

– Это вам не городские клубы, где музыку заглушают стены, не пропуская дальше. Тут о дискотеке знают все соседи и вся природа, – сказал Даня.

Когда они приблизились к светящемуся одноэтажному длинному зданию, на фасаде которого красовалась огромная вывеска: «Клуб», Даня заставил их остановиться.

– Вы слишком привлекаете к себе внимание, – он оглядел их. – От вас за версту несет эпохой невинности и викторианской Англии. Все-таки надела белые брюки, серьезно, Нин?

Нина в свою очередь посмотрела на него. Он оделся не так, как обычно. Даже на даче Даня предпочитал щеголять в хороших тканях и светлых одеждах, а сегодня на нем были старые порванные джинсы, грязные сапоги (Нина не могла точно сказать, задумана ли была грязь или Даня просто неаккуратно передвигался по лесу) и какая-то бесформенная куртка, которую, видимо, носили лет десять назад.

– Значит так, я пойду один. Вы моментально привлечете ко мне внимание. А без вас я смогу в толпе затеряться и найти Настю без проблем. Мы с ней будем недалеко от клуба. Вы можете побыть на танцах пока, я вас заберу. Одни никуда не ходите, по деревне не разгуливайте. Поняла, Улитка?

– Поняла, – сказала Туся.

– Баллончик из рук не выпускай, мало ли что, – Даня посмотрел на Нину.

– Сколько у вас будет это… свидание? – спросила она.

– Думаю, час или около того. Погуляем, потанцуем и все такое. Тут в толпе вы должны быть в безопасности. Хотя, конечно, все сразу поймут, что вы нездешние. Надеюсь, ума не задирать нос у вас хватит.

– Надеюсь, тебе хватит ума сказать Насте, что это ваша последняя встреча!

Даня ничего не ответил. Бросив: «Все, заберу вас с танцев позже», – он направился в сторону одноэтажного здания.

Нина посмотрела на небо. Молодой полумесяц закрыли темные тучи и налетел холодный ветер. Нина сжала Тусину ладошку. Ей вдруг стало жутко и страшно, гораздо страшнее, чем было в лесу.

В клубе (хотя Нина могла бы придумать множество шуток относительно этого непримечательного обшарпанного здания, которое, очевидно, не очень-то подходило для танцев молодежи) было нечем дышать. Народу оказалось гораздо больше, чем Нина предполагала. Ей казалось, что количество людей должно быть примерно равно количеству старшеклассников на вечеринке перед Новым годом в их лицее, но деревня все-таки куда больше школы, и молодых ребят собралось почти столько же, сколько и в самых популярных клубах города.

На Нину и Тусю особенно никто внимания не обращал. Нина боялась, что они, войдя в зал, будут таким же центром внимания, как Иисус на картине Иванова «Явление Христа народу». Но в такой толпе затеряться легко.

«Даже если выглядишь в десять раз лучше… господи, неужели кто-то еще носит джинсы на низкой посадке?»

Девочки сняли плащи, потому что, даже несмотря на распахнутые деревянные окна и прохладу на улице, в помещении совсем не двигался воздух. Нина заставила растерянную и сжавшуюся Тусю посмотреть на нее так, чтобы та могла видеть движение ее губ.

– Ты как?

Туся кивнула, хотя глаза у нее были огромными. Она всегда очень переживала, находясь в обществе незнакомых людей и в обстановке, которая мешала ей более или менее хорошо слышать. Надо сказать, что Нина тоже не чувствовала себя как рыба в воде, хотя ее спасала самоуверенность, которая росла, крепла и в итоге стала дубом с мощным стволом благодаря искренней любви всей семьи.

Больше всего Нину удивили не атмосфера кабака и полное отсутствие элегантности в деревенском клубе (второе она и не ожидала увидеть), а музыка. Почему-то Нине казалось, что время здесь должно было замереть, а молодежь так и должна была танцевать под Верку Сердючку или Modern Talking, как ее родители в молодости, но нет, заводные биты и самые простые рифмы в песнях вроде «этаж-типаж» вполне соответствовали современности. «Господи, ну конечно, здесь не будет дискотеки 80-х, пусть они и живут не в городе, но ведь у них и Интернет есть, и социальные сети. Такие же подростки…» – подумала Нина, посмеиваясь сама над собой.

Конечно, они не танцевали. Нина и в городе-то ходила в клубы, только если собиралась хорошая веселая компания – лишь тогда она могла вытерпеть совсем не вдохновляющую музыку, а Туся просто чувствовала себя неуверенно среди чужих лиц.

Девочки тихо переговаривались в уголке, надеясь, что Даня скоро заберет их и они без приключений доберутся домой. Нина уже и сама стала понимать, что идти с ним было глупостью. Вряд ли они бы как-то смогли помочь ему в случае опасности, так же, как и он не сумел бы защитить их от медведя.

Вдруг в атмосфере зала произошли какие-то еле уловимые изменения, но все-таки достаточные, чтобы Нина начала оглядываться. Взгляд ее тут же наткнулся на компанию молодых ребят, которая только-только вошла в зал. До сих пор они стояли у прохода и шумели (хотя из-за музыки их почти не было слышно), здороваясь со всеми, кто подходил к ним. Их почти сразу окружили люди. «Видимо, это местные короли», – подумала Нина, узнав уже знакомую ей хулиганскую кепку на голове того, кто стоял в самой середине вновь прибывших.

Тут же зашептались все девушки, находившиеся в зале. Нина краем уха слышала только одно: «Они пришли… Никита… Никита… Как думаешь, Никита…» – и так далее.

Он ее увидел и подмигнул. Нина все боялась, что он подойдет к ней и в своей абсолютно беспардонной манере пригласит танцевать («если вообще пригласит, а не просто схватит за руку и поволочет на танцпол»), но он и не думал подходить. Стоял вместе с друзьями у противоположной стены и увлеченно разговаривал. Так и не взглянув на нее больше. Нина расстроилась только на миг – так бывает, когда ждешь, что мама принесет из магазина шоколадку, а она покупает только творог и специи.

Нина бросила быстрый взгляд на наручные часы. Судя по ним, осталось потерпеть всего лишь пятнадцать минут.

– Как думаешь, твоего брата совесть совсем не мучает? Он правда наслаждается свиданием, зная, что мы его ждем? – спросила Нина у Туси.

– Даня выкинул нас из головы уже через пять минут, ты же его знаешь.

Нина правда знала. И искренне радовалась, что никогда не была влюблена в Даню. Дружить с ним – прекрасно, он веселый, искренний человек, но любить его – мучительно (хотя она могла только догадываться). Потому что чувства его хоть и искренние, и он действительно мог верить во все свои «люблю навсегда», но мимолетны, как жизнь бабочки. Они могли испариться из его сердца буквально за ночь.

Обстановка в клубе снова переменилась, но Нина не обратила на это внимания, потому что наконец в толпе мелькнуло Данино лицо. Нина махнула ему, потянула Тусю к выходу и, только попав в самую гущу событий, поняла, что будет драка. Поначалу страшно испугавшись, она с облегчением заметила, что Даня здесь ни при чем.

Напротив Никиты стояла компания из пяти человек. Особо злобным выглядел дохленький парнишка, позади него стоял амбал, который в городе мог быть очень востребованным секьюрити. Явная антитеза первого и второго заинтересовала Нину, и она не обратила внимания на остальных.

– Ну давай, сейчас посмотрим, какой ты борзый! – сказал дохляк и чуть ли не уперся лбом в лоб Никиты.

Нине и Тусе пришлось остановиться, потому что толпа, обступившая парней, стала непробиваемой, как стена.

– Что?! Уже не так весело! – все прыгал дохляк, и Нина поймала себя на мысли, что болеет за Никиту.

Никита оглядел тех, кто стоял за дохляком. Нина вдруг поняла, что бой один на один не предполагался изначально. Все эти парни пришли подраться. А учитывая, что за Никитиной спиной стоят его друзья, которые тоже не останутся в стороне, начнется страшная потасовка, и не дай бог оказаться в центре этого всего… Нина упорно потянула Тусю к выходу, но, как они ни бились, толпа не расступалась.

Вдруг Никита сказал:

– Привет, Андрюх. Как поживаешь? – и протянул руку тому амбалу, который стоял за дохляком.

Амбал прищурился.

– Никитыч, ты, что ли? Не узнал в темноте… Че у тебя за проблемы возникли? Подходит этот, говорит, так, мол, и так, помогите разобраться. Мол, есть тут один, особенно борзый, берега попутал… Че не поделили-то? Девку, что ль?

Никита покачал головой. Он что-то сказал, но тихо, Нина не смогла разобрать из-за шепотков в толпе.

– Пацаны, – наконец услышала Нина, – я не против выяснить отношения, но давайте тогда честно. Один на один.

Амбал кивнул:

– Да, один на один пойдет. Если не в девке дело, тогда и морду бить надо без помощи. Давай, – и он толкнул уже испуганного дохлика ближе к Никите.

Никита начал готовиться к драке. Оставшись в одной майке, он стал медленно снимать часы с руки. Нина еще тогда, когда он сидел в гостиной ее бабушки и дедушки и пил чай, приметила коричневый потертый ремешок на его запястье. Сама она часы тоже носила, но скорее как аксессуар, а время обычно смотрела на телефоне. Никита же, ей почему-то так казалось, редко зависал в телефоне, и, наверно, он уверенным и быстрым жестом (как обычно делал Нинин папа) сгибал руку в локте и смотрел время.

Никита огляделся, думая, куда положить часы. Все девушки как одна вытянули руки к нему. Он посмотрел на Нину и протянул часы ей. Нина приподняла бровь, но часы не взяла. Вот еще! Быть похожей на этих девчонок, пускающих слюни на молодого человека, который плевать хотел на каждую из них, она не стремилась. Никита, видимо, прочел протест в ее взгляде, поэтому быстро дернул рукой вправо, и какая-то девочка с придыханием взяла часы. Его репутация едва ли пострадала.

Дохлик тем временем совсем поник. Он озирался по сторонам, видимо, пытаясь придумать, как удрать.

Результат боя был очевиден. Нина потеряла интерес к происходящему и снова потянула Тусю к выходу. Толпа наконец стала поддаваться и нехотя расступалась.

В конце концов они добрались до Дани и все вместе практически вывалились на улицу.

– Вот видите, я же говорил, что обойдется, – сказал довольный Даня, когда они перешли мост.

– Это сейчас тебе повезло, – сказала Туся, которая наконец успокоилась после громкой музыки и разговоров. – А потом может удача и отвернуться. Я тебя прошу, не ходи больше…

Даня отмахнулся, а Нина поняла, что пока его не изобьют, он не поверит, что удача может изменить ему.

Глава восьмая

На следующий день Нина резко проснулась, как от внезапного толчка. Она плохо и неспокойно спала всю ночь. Ей снилось, что за ними кто-то гонится, а они убегают, убегают… Но земля, как коварный песок пустыни, только усложняет им бег, не дает спастись…

В комнате было мрачно из-за туч, но в воздухе, когда Нина распахнула балкон и оперлась на перила, дождем не пахло.

Мохнатый кошкин хвост, как ветерок, мазнул Нину по щиколотке. Она взяла Любовь на руки и прижалась щекой к ее щеке. Пара длинных усиков тут же врезались в губы и рот.

Во дворе послышались голоса. Прижав кошку крепче, Нина чуть перевесилась через перила и посмотрела, кто пришел. Рабочие.

«Бедный дохлик, на этом… как его… Никите даже ссадин нет», – подумала она.

– Дедушка… – как бы между прочим спросила Нина за завтраком.

– Да?

– Слушай… а сколько вообще эти беседки обычно строят? Мне кажется, что стройки всегда какие-то бесконечные, но ведь беседка – это не дом. Я думала, может, пару недель…

– Пару недель? – дедушка посмотрел на нее с улыбкой. – Да бог с тобой, милая. Сегодня все уже будет готово. Они бы и раньше закончили, да дожди…

Нина обрадовалась. Наконец-то она перестанет вся сжиматься, выходя на задний двор. Что ни говори, а Никита все-таки заставлял ее терять покой. Пусть и в не совсем приятном смысле (Нине просто хотелось избегать его), но все-таки равнодушной она не осталась.

Сделав последний глоток кофе, Нина медленно встала из-за стола, расцеловала бабушку и дедушку и не спеша направилась по извилистой кирпичной дорожке к будке Джина. Он спал и, когда она погладила его, только лениво приоткрыл один глаз.

Нина оглядела участок. Из-за дождя и плохой погоды она почти забыла, какой он красивый. Родители нанимали ландшафтного дизайнера, чтобы облагородить территорию. Несколько соток зеленого газона («как только наступит настоящее лето, обязательно надо будет устроить здесь пикник»), красивые дорожки, небольшие круглые клумбы с бабушкиными цветами, маленький декоративный пруд, открытая терраса, прилегающая к столовой, множество скамеек, баня, которая скорее походила на еще один жилой дом: внутри было два этажа, бассейн, закрытый и открытый, сама баня, бильярдная и комната отдыха… Нина иногда думала, что, если папин бизнес рухнет, они смогут сделать из дачи какой-нибудь милый камерный отель.

Из дома вышел дедушка и направился в сторону строящейся беседки, которая, надо сказать, уже приобрела узнаваемый вид. Начались какие-то разговоры, которые доносились до Нины в качестве раздражающего шума, поэтому она прошла к дыре в заборе и юркнула на соседний участок.

Тусю и Даню она увидела сразу же. Они сидели на крыльце и играли в карты.

– Я вас поздравляю, – сказала Нина, останавливаясь прямо напротив них, – вы только что предали шахматы.

– Иногда хочется просто сходить под дурочку, а не просчитывать в голове миллион комбинаций, – отозвался Даня.

– Вообще-то я выигрываю, так что под дурачка, а не под дурочку, – вставила Туся, кидая несколько карт на крыльцо. – Нин, хочешь какао с корицей? Бабушка сделала.

– Хочу.

Туся неопределенно махнула рукой.

– В беседке на столе, – сказала она.

Когда Нина вернулась, делая большие глотки из кружки, Даня сидел насупившись, а рядом с ним валялась колода.

– Кто дурак? – спросила Нина, просто чтобы убедиться.

Туся улыбнулась ей, зажмурившись при этом как ребенок.

– Зато в шахматах тебе даже соседский пятилетний мальчишка мат поставил, – буркнул Даня.

– Ой, Ниночка! – Туся подскочила, не услышав слов брата. – Мне же прислали фотографии! Представляешь, их делают за пару дней всего. Хочешь посмотреть?

Нина кивнула.

– Подожди, у меня телефон в комнате. Сейчас сбегаю, – и Туся унеслась.

Нина села на ее место и вытянула ноги. Даня собрал карты и стал лениво их тасовать.

– Ну что, партейку? – спросил он.

– Давай, – пожала плечами Нина.

В конце концов, Даня прав, иногда мозг просто не готов управлять армией и королевской четой, иногда ему нужны простые вещи, простые слова, простые разговоры.

Туся вернулась через несколько минут, но у Дани карты уже не помещались в руках.

– Надо же, что ж тебе так не везет сегодня? – сказала Туся.

– А он всю удачу вчера израсходовал, – отозвалась Нина.

– Началось… – вздохнул Даня и закатил глаза. – Не кипятитесь, лады? Ничего не случилось и в дальнейшем тоже ничего не случится. Я сам решу, когда все. Указывать мне не нужно. Тема закрыта.

Девочки молчали. И только через несколько минут Нина насмешливо подняла бровь:

– «Лады»… это что за просторечие? Не для того ты три языка учишь, чтобы не найти нормального слова для выражения своей мысли.

– Get off, – бесстрастно сказал Даня, как бы между прочим.

Нина пнула его ногой. Не сильно, но ощутимо.

– Я английский тоже знаю, – рассердилась она.

– Тогда не лезь ко мне. Я ведь и на французском могу свою предыдущую мысль повторить.

Нина обиделась и бросила карты.

– Все равно ты бы проиграл, – сказал она.

– Не ссорьтесь! – Туся села между ними прямо на карты. – Давайте лучше посмотрим фото. Это, честное слово, шедевры! Я такой атмосферы не ожидала… Дань, смотри, твои портреты!

Даня тут же заинтересованно сунул нос в экран:

– Magnifique[1]1
  Magnifique (франц.) – красиво, потрясающе.


[Закрыть], – сказал он, а потом бросил взгляд на Нину: – Достаточно интеллигентно?

Нина показала ему язык, и вдруг ее сердце сжалось. Фото ее и Фили, когда она сдувала божью коровку с его ладони. Композиция горизонтальная, в теплых оттенках. Они помещены в кадр по грудь (и чуть ниже), ветер раздувает передние пряди Нининых волос так, что они прикрывают ее лицо, совсем чуть-чуть, но очень завораживающе. Глаза ее зажмурены совсем по-детски, так Туся недавно улыбалась, а Филя смотрит на нее.

– А можешь распечатать мне? – спросила Нина.

– Только эту? – удивилась Туся.

– Нет, конечно, еще вот те, где мы все вместе и вот то, из леса, – опомнилась Нина.

– Ну хорошо, пойдем в дом, там принтер. Вообще, тебе повезло, что бабушка купила краску для него.

Любовь Туси к фотографиям передалась ей от папы, а ему от его папы, то есть от недавно умершего дедушки Туси, который не только снимал, но и сам печатал снимки, поэтому в их доме всегда можно было найти все необходимое: бумагу для фотографий, принтер и скотч, чтобы приклеивать на стены уже распечатанные фото.

Как только снимок оказался в Нининых руках, она, пользуясь тем, что Туся и Даня о чем-то снова спорили, отвернулась к окну и прижала его к губам, а потом с трепетом убрала в карман плотного кардигана.

Домой Нина возвращалась, уже когда небо из розового стало мрачно-голубым, как будто убрали яркость. Весь день она провела с друзьями. Они шатались по дачному поселку, выискивая, какие дома уже оживают, а какие соседи все еще не приехали, бегали на причал, потом посмотрели фильм, перед этим перессорившись из-за языка, на котором этот фильм смотреть (Даня совершенно не горел желанием напрягаться этим летом, Нина считала, что аудирование нужно тренировать при любой возможности, поэтому настаивала на оригинальной аудиодорожке, а Тусе было не принципиально, потому что она предпочитала читать субтитры), лениво поиграли еще несколько раз в карты, потом Даня уныло заметил, глядя в окно:

– Почему в двадцать первом веке нельзя заказать погоду?

Они еще немного поговорили, и Нина поняла, что у нее слипаются глаза. Все-таки страшные сны выматывают.

Немного покачиваясь, она шла по извилистой дорожке своего участка, когда решила присесть на скамейку около декоративного пруда. Ей захотелось в одиночестве полюбоваться на фотографию, которая мгновенно стала ей дороже всех украшений, хранившихся в ее шкатулке.

Скрипнула входная дверь. Нина вздрогнула и быстро убрала фотографию в карман.

Это рабочие, попрощавшись с Ниниными бабушкой и дедушкой и получив плату за свою работу, направились домой. Нина подумала, что они просто пройдут мимо. Так и получилось, но Никита замедлил шаг, а потом и вовсе остановился у самых ворот, что-то сказал своему другу, тот вышел на улицу, а Никита вразвалочку направился к ее скамейке.

Нина снова вся сжалась.

– Ты вчера прямо обалдеть как выглядела, все заглядывались, – сказал он восхищенно.

Нина предпочла расценить это как комплимент:

– Спасибо.

Она встала, желая скорее оказаться в доме, а он сжал ее плечи и поцеловал. Нина с силой толкнула его, а потом ударила по щеке. Ладонь тут же обожгло.

С обидой и злостью она посмотрела на него и убежала в дом.

В своей комнате она заплакала. Это был ее первый поцелуй. Она так мечтала, что Филя нежно, когда-нибудь на закате, у речки, прижмется к ее губам своими…

Но не так… не так грубо и бесцеремонно, как будто она какая-то античная статуя или помидор, на котором все учатся целоваться…

Она посмотрела на себя в зеркало, заплакала еще горше и свернулась на кровати комочком рядом с кошкой, прижав к груди фотографию, на которой столько любви и нежности, надеясь, что она уймет обжигающую обиду и разочарование.