Текст книги "Майское лето"

Глава двадцать третья

Бабушка молчала, но Нина по растерянному выражению, которое появилось в ее глазах на несколько секунд, все поняла.

– Лучше тебе поговорить об этом с мамой, Нина, – сказала бабушка.

Она поднялась, налила Нине кофе, поставила перед ней кружку и положила руку ей на голову.

– Выпей, Ниночка. А я разбужу Олю.

Нина держала ладони на кружке, пока ждала, и, что удивительно, совсем не чувствовала жара. В голове была какая-то странная, совсем неуместная пустота. Вроде и подумать есть о чем, а мысли совсем не появляются.

Мама опустилась на стул напротив. Нина не подняла на нее взгляд, все так же упорно смотрела на стол и держала ладони на кружке. Только краем глаза Нина заметила красивый мамин халат, похожий чем-то на восточные накидки. Мама надевала его обычно по выходным и не спеша жарила блинчики или накидывала по ночам, чтобы подойти к болеющей Нине и проверить ее температуру.

Мама взяла фотографию, лежащую на столе.

– Что получается, – сказала Нина тихо, – мой папа… – она остановилась, чтобы вздохнуть и не заплакать, – все-таки не мой, да?

– Он твой папа, – уверенно сказала мама. – Он тебя растил, безоговорочно любил и искренне заботился о тебе.

– Только похожа я вот на того молодого человека. В мой год рождения ты сидишь на его коленях, мама. Я раньше просто внимания не обращала, потому что и не думала ни о чем таком… Хотя ведь черным по белому написано. 2005 год… Мой Димочка… Люблю… За несколько месяцев ты ведь не могла взять и сразу полюбить другого, да еще и сразу же забеременеть… Мам, – Нина наконец подняла уставшие от бессонной ночи глаза, – ну я ведь не дура. И не маленькая уже.

Мама подперла рукой подбородок.

– Ты действительно не маленькая и уж тем более не дура, – сказала она, оглядывая Нинино лицо. – Ты только не думай, что у тебя нет папы. Он у тебя есть. Поверь мне, он у тебя лучше всех на свете. А вот этот мальчик на фотографии… Это маленький, слабый мальчик. Мне было пятнадцать, когда мы познакомились. Он – постарше, оканчивал школу. Как-то, – мама пожала плечами, – совсем сошли с ума от любви, ни о чем не думали… Я на этой фотографии еще не знала о беременности, хотя был уже второй месяц. Он в армию уходил. Тогда еще служили два года. Я пообещала ждать. Мы даже пожениться сразу после армии собирались. Все серьезно, все по любви. О беременности я ему написала через месяц. Ему первому сообщила. Так боялась родителям говорить, что чуть тебя не потеряла от страха. Он сказал, что рад. Я думаю, Нина, что он правда был рад и правда был очень влюблен. Сказал, что, когда вернется, мы будем вместе. И я решилась рассказать папе.

– Ты боялась дедушку?

Мама слабо улыбнулась:

– Это он с тобой ласковый и нежный, а быть дочкой офицера, Нина, очень тяжело. Даже горбить спину за столом я не имела права и могла получить такой выговор… Ну да ладно, что об этом сейчас говорить…

– Они ругались?

– Они были растеряны, но ни в чем не упрекнули и помогли. Тяжело это было…

– А… он, – Нина не знала, как его назвать, – что?

– Он приехал. Я его очень любила, Нина… честно говорю, была такая любовь, что никаких сил не было думать… Но, понимаешь, Нина… Я тебя любила на тот момент уже полтора года, я тебя знала и готова была не спать ночами и быть взрослой ради тебя. А он тебя еще не знал, ты была незнакомкой для него… Он честно пытался. Но пришлось искать работу, без образования его никуда не брали, только грузчиком или все в этом роде. А учиться, сама понимаешь, возможности не было. Нужно было кормить тебя. Мои родители, конечно, помогали, даже квартиру оплачивали. Но папа считал, что ответственность за семью на мужчине и ясно давал это Диме понять. А Дима… Дима не смог. Не был он готов к бессонным ночам сразу после армии, к необходимости работать без выходных, к отсутствию перспектив. Как-то вечером он извинился и ушел, – мама провела ладонью по глазам. – Ушел, да. Я пыталась работать сама, но папа, мой папа, сказал не выдумывать, что он позаботится о нас. Я жила с родителями, растила тебя.

– А папа? Мой папа… Вы же говорили, что у вас любовь со школы.

– У него ко мне, – кивнула мама. – На танцы приглашал, всегда давал списывать, шоколадки таскал. Ты видела его школьные фото, Нина? Смешной такой, да? Очень раздражал меня своим вниманием. Когда я влюбилась в Диму, я так грубо попросила его не лезть, что он действительно оставил меня в покое. Школу я оканчивала на домашнем обучении, поэтому мы случайно встретились через несколько месяцев после того, как Дима ушел. Он удивился, что у меня ребенок. Я спросила, разве не ходили слухи. Он сказал, что ему плевать на слухи. Я тогда была, Нина, совсем слабенькой и нисколько не красивой. По ночам плакала, днем о тебе заботилась. Понятия не имела, как дальше мы с тобой будем, не всю же жизнь на шее у родителей… О любви тогда речи не шло. Мы дружили. Он иногда присоединялся к нам, когда мы с тобой гуляли. Снова стал сладости таскать. И постепенно… Он ведь тоже тогда учился, денег мало было. Но когда у тебя было воспаление легких, он покупал лекарства на свои деньги и даже притащил тебе огромного плюшевого мишку, чтобы порадовать. Ты помнишь этого мишку?

Нина кивнула. Огромный белый медведь, больше трехлетнего ребенка, она только недавно согласилась перетащить его на чердак.

– Потом мы влюбились, поженились… Тебя растили. Я боялась какое-то время, что Сережа будет относиться к тебе снисходительно, а он оказался лучшим папой, какой у тебя только мог быть. Только, Нина, я прошу тебя, не расстраивайся, пожалуйста. Дело ведь не в тебе и даже не во мне, дело было в том, что Дима просто оказался мальчиком, которому не хватило сил пройти через трудности. Да и бог с ним…

– Ты больше о нем ничего не знаешь?

Мама покачала головой.

– Ничего. Никогда не искала и не узнавала. А зачем?

Нина поднялась. Остывший кофе так и остался стоять нетронутым.

– Куда ты, Нина? – мама устало посмотрела на нее. – Там дождь…

Нина посмотрела в окно, за которым, несмотря на утро, стоял мрак.

– Я хочу погулять. Может быть, буду у Никиты.

– Там дождь, Нина… – еще раз сказала мама.

Нина выбежала из дома. Ливень оказался сильнее, чем она думала. Волосы тут же намокли, свитер потяжелел.

Пока Нина шла по знакомой дороге к деревне, постепенно стала осознавать услышанное. Получается, ее папа ей неродной? И у нее нет родного папы. Она пыталась успокоить себя. Что страшного в том, что они неродные? Но что-то пугающее и трагическое виделось ей во всей этой истории. Как мужчина может просто бросить семнадцатилетнюю девочку, которая родила ему ребенка? Как можно просто извиниться и уйти? Кто вообще позволил ему так легко отделаться? Она злилась, а потом мысли ее снова вернулись к тому, что ее любимый, обожаемый папа ей не папа. Ну как же так? Еще вчера – только вчера! – все было так безмятежно и прекрасно, а сегодня какой-то ужас. Почему это произошло? Ну почему нельзя было прожить жизнь без чего-то вот такого? И родители… Они все что, больше не семья? Если он Нине не папа, значит, они не семья? Семьи нет и не было?

Когда Никита открыл дверь, Нина взахлеб рыдала. Чтобы согреться после дождя, ей пришлось раздеться до нижнего белья и завернуться в теплое одеяло, пока Никита кипятил воду на кухне.

– Держи, – Никита протянул ей огромную кружку сладкого чая.

Заикаясь из-за долгого плача, Нина спросила:

– Я т…т…тебя разб…разб…разбудила?

– Я не спал. Не могу спать днем. Ты как здесь оказалась? Я же тебя оставил в тепле и уюте дома.

– Ты можешь себе представить, – ее лицо снова стало кривиться, – ты вот наугад сказал… сказал, что тот парень на фото мой папа, и угадал. Комедия просто. Ты пошутил, а вскрылась целая семейная тайна. Можно мне у тебя пока побыть?

– Конечно, – спокойно ответил он. – Будь как дома.

Он сел на диван, Нина положила голову ему на колени и, слушая, как он водит карандашом в альбоме, задремала с мокрыми полосами на щеках. Когда она проснулась, комната все еще тонула во мраке из-за туч. Не сон…

– Успокоилась немного? – спросил Никита, положив альбом и карандаш на подлокотник дивана.

– Плакать хочется.

– Плачь, если хочется.

И Нина правда заплакала. Она лежала у Никиты на коленях, смотрела в потолок, и из глаз ее, стекая по обеим щекам, на диван капали слезы.

– Этот парень с фотографии… Его Дима зовут. То есть получается, мое отчество Дмитриевна должно было быть. И папа мне не родной. Получается, у меня нет папы?

– Есть. Ты же Нина Сергеевна. Папа есть.

– Но он мне неродной. А в семье должны быть кровные узы…

– Ты Джина любишь? А Любовь? – вдруг спросил Никита.

– Люблю…

– Как думаешь, много у вас общей крови?

– Это же животные…

– А разница? Любовь-то одна. И семья – это не кровь, это осознанное желание быть рядом с людьми, помогать им, заботиться о них, встречать, в конце концов, вместе Новый год. Так что зря ты думаешь, что твой папа перестал быть твоим папой только из-за того, что вы не родственники. И семья у вас хорошая. Со своими тараканами, как и все семьи, но хорошая.

Нина молчала.

– У него… у папы, я имею в виду, на руке есть шрам, – Нина говорила это не Никите, а как будто сама себе. – Прямо на ладони. Огромный шрам. Они с друзьями в гараже машину чинили, а я рядом гуляла. Вдруг забежала в гараж, и на меня полетела раскаленная докрасна железная арматура… Он ее голыми руками схватил. Ожог был страшный, ходил перебинтованный потом… Схватил голыми руками. Даже не задумавшись. Чтобы я жива осталась.

– Понимаешь, дело не в общей крови. Ни одна кровь не соединит людей, которые не хотят быть семьей. Серьезно тебе говорю. Ведь у моего папы были братья. Но ни один из них не помог мне и маме. А кровь общая. Семья – это все-таки чуть меньше про реальные генетические узы и чуть больше про простое человеческое желание помогать, заботиться и чувствовать себя любимым, да и самому любить… Прикипают люди в семье друг к другу, понимаешь? Какое уже кому дело, кто родной, а кто неродной…

Нина снова помолчала.

– Как думаешь, мне нужно найти родного папу? Что, если он пожалел? Что, если будет рад?

– Как хочешь, Нина. Хочешь – ищи, не хочешь – не ищи.

– А если не будет рад… Если не пожалел… – шепотом сказала Нина, все так же глядя в потолок.

Не желая больше думать, она села на диване, все так же кутаясь в одеяло, и прислонилась к Никите, чтобы он ее обнял. Как с ним спокойно… Какой родной и простой у него запах…

В дверь постучали. Никита поцеловал Нину в висок и пошел открывать.

– Никита, здравствуйте, Нина у вас?

Раскат грома не позволил Нине ничего больше услышать. Похоже, снова собирался ливень. Вот тебе и август!

Никита появился в комнате один.

– За тобой папа приехал. Он ждет в машине. Сказал, когда будешь готова, тогда и выходи. Он будет в машине хоть весь день… Ну, чего плачешь? Плакса, – ласково улыбнулся Никита и снова обнял Нину.

Когда Нина забралась в салон машины, дождь совсем разошелся. И успевший подсохнуть у Никиты свитер снова промок и неприятно холодил тело.

Нина не знала, что сказать папе. Пыталась придумать какие-то слова… А когда уселась, он взял ее руки в свои, и она ощутила шрам на ладони… Нина крепко обняла папу, поцеловала в щеку и сказала:

– Ты самый лучший. Мне никакой другой папа не нужен. Я тебя теперь еще больше люблю, потому что ты меня любишь не потому, что я тебе родная и у тебя нет выбора, а потому что хоть ты и мог не любить меня так сильно, но сделал выбор любить. Никакой другой папа мне нужен! Ты лучше всех на свете!

Глава двадцать четвертая

Через пару дней, которые она провела с семьей, Нина соскучилась по Никите и решила заглянуть к нему. Добравшись до его дома, она остановилась как вкопанная и растерянно посмотрела на Никиту и Настю. Они стояли на крыльце и о чем-то говорили. Не то чтобы Никита вел себя так, что его можно было упрекнуть в чем-то. Будь это любая другая девушка, Нина бы и не стала думать об увиденном, но ведь он забирал Настю с вокзала… Кого вообще забирают с вокзала? Близких?

Нина нерешительно толкнула маленькую калитку. Никита тут же посмотрел на нее:

– Привет, – улыбнулся он.

– Привет… – ответила Нина.

Настя резко обернулась.

– Привет, – сказала Нина уже непосредственно ей и остановилась рядом с Никитой.

– Ага! – грубо бросила ей Настя, а потом добавила, обращаясь к Никите: – Ну, договорились тогда.

И, не попрощавшись, она ушла. Нине стало ясно, что ни о каких романтических отношениях между ними беспокоиться не стоит. Но все-таки интересно!

Никита достал сигарету, сел на крыльцо и закурил.

– Послушай, – сказала Нина, присаживаясь рядом, – а ты с этой Настей хорошо знаком?

– Да так, ничего особенного.

– Но она почему-то заходит к тебе.

Он повернул к ней голову, зажав сигарету между пальцами.

– Что это ты сделала с картиной наших отношений? Наложила на нее мазки ревности? – он насмешливо приподнял брови.

Нина отметила про себя, что речь его становится образнее и гораздо грамотнее.

– Ну не без этого… Нет, ты ответь, пожалуйста, все-таки… Ты ее и с вокзала забираешь. И вот сейчас…

– Ты не поверишь, но сейчас она приходила с просьбой до вокзала подбросить. Считай, что этим наши с ней отношения и ограничиваются. Они у нас с ней дорожно-соседские.

– И часто вы вступаете в эти отношения?

Никита покачал головой:

– Мы соседи, Нина. А тут, в деревне, как-то, знаешь, принято соседям помогать. Когда просит, я отвожу. Машина есть, какие проблемы… Не сложно же. А вот с каких пор в тебе проснулась ревнивица…

– Нет, она не проснулась. Так, бредила во сне… Да я и не ревновала нисколько! Просто уточнила… Разве лучше было бы, если бы я тонула в догадках и сама себя накручивала? А придумала бы я точно не соседско-дорожные отношения!

Никита хохотнул и притянул Нину к себе за талию. Нина положила голову ему на плечо и стала смотреть на огромные поля, над которыми из-за недели дождей стоял туман.

– С папой как? – спросил Никита.

– Все хорошо.

– Ну и хорошо… – он выдохнул дым в небо. – Слушай, сегодня туса снова будет. Приходи. Наконец потанцуем. А то все разборки да разборки…

– С друзьями можно?

– Почему нет? Только Даню вашего дома оставьте. Я его во второй раз точно не вытащу.

– Знаешь, он такой молодец! Ужасно горжусь им, честное слово. Он последовал твоему совету. Ты такой умный, – сказала Нина, обнимая Никиту за шею, – такой хороший совет дал… Он стал работать, представляешь? Настроен Настю спасти и помочь.

Никита хмыкнул, но ничего не сказал. Нина удивилась, над чем он посмеялся? Над Даней? Да нет, вряд ли… Даня не заслуживает этого. Тогда над чем? Нина так и не разгадала.

Нина сидела с друзьями в гостиной, ожидая, пока Никита привезет домой дедушку, освободится и они пойдут на танцы (слово-то какое – «танцы»!). Филя и его друзья укатили в город в кинотеатр, поэтому клуб увидит дачников все в том же составе.

– Я тоже с вами! – уверенно сказал Даня.

Нина посмотрела на него, не зная, что бы такого сказать, чтобы отговорить.

– Тебя могут избить. Два раза пронесло, а третий… – подала голос Туся.

– Да плевать! – отмахнулся Даня. На него стало еще труднее влиять после того, как он принял первое серьезное решение в своей жизни – работать ради Насти. – Я по делу туда иду. Я вчера договорился с хозяином квартиры, он оказался товарищем одного мужика со стройки. Даже скидку сделал. Я оплатил на три месяца вперед, надо Насте ключи отдать и сказать, что теперь она свободна. Я воробей теперь, а не слон!

– Воробей, а не слон? – переспросила Нина.

– Мне твой Никита как-то рассказал, когда я потом, уже после той стычки на танцах, снова хотел пойти набить морду Настькиному… этому… Я на стройке таких слов наслышался, что идеально подойдет, но у вас уши гореть будут.

– Да хватит бравировать, великий матерщинник, что за воробей и слон? – улыбнулся Ваня.

– Есть такая притча. Воробей прыгал по крышам. Прыгал, прыгал. Прыгал, прыгал. Слон увидел это и спросил воробья, что он делает. Воробей ответил: «Выпендриваюсь». Слон сказал, что тоже хочет. Воробей ответил: «Ну, прыгай тогда со мной!» Слон прыгал, прыгал. Прыгал, прыгал. Упал. Летит вниз с крыши высокого дома, пытается ушами махать, как крыльями. Не получается. Воробей его догоняет и спрашивает: «А почему ты не летишь?» Слон отвечает: «Не умею». А воробей: «Зачем тогда выпендривался?» – Даня засмеялся. – Понимаете? Зачем тогда выпендривался, если летать не умеешь? Все-таки, что ни говори, Нина Сергеевна, а суженый у вас толковый. Теперь я могу не только морду набить, но и безопасность обеспечить, понимаете? Значит, я воробей. Я умею летать, поэтому могу выпендриваться.

– А может, ты курица? Вроде тоже птица и вроде взлетит, но ненадолго, – сказала Нина.

– Сама ты…

Зашумел «Москвич» за окнами. Ребята вышли во двор.

– О, молодежь! – сказал дедушка и помахал всем. – Куда собрались?

– Да так, погулять… – поспешно ответила Нина. Вряд ли дедушке понравилась бы идея дискотеки в деревне.

Никита вышел из гаража, поздоровался со всеми и приподнял брови, когда увидел Даню, но ничего не сказал. Наверно, он не собирается больше быть ему нянькой, подумала Нина. Ну правда, сколько можно? Один раз предупредил, и хватит.

– Я думаю, что в этот раз он сможет сам разобраться со своими проблемами, – сказала Нина, когда они немного отстали от остальных. Никита промолчал, и она добавила: – Он сказал, что он теперь воробей, а не слон. Если помнишь, ты притчу ему рассказывал…

– Да, да, помню. Его дело.

Больше Никита ничего не добавил. Всю дорогу он шел лицом к ребятам и спиной к дороге, развлекая их какими-то байками, которые то ли действительно случались с ним и его друзьями, то ли он очень умело приукрашивал.

Наконец засветились огоньки деревни. Судя по звукам, долетавшим до них, танцы уже начались. Нина вдруг подумала, а кто-то когда-нибудь вообще приходил на дискотеки и вечеринки самым первым, когда еще ничего не началось? Каково это? Точно ничего веселого.

Пробираясь через толпу танцующих и держась за руку Никиты, Нина оглянулась на друзей. Ей почему-то казалось, что Туся тоже будет держаться за Ваню, она всегда очень неуютно чувствовала себя в местах, где так много шума и так мало возможности разобрать хоть какие-то слова, но Туся шла, обняв саму себя за плечи, и смотрела под ноги. Нина удивилась. Неужели после услышанного на ее дне рождении Ваня не сделал шаг навстречу?

За Ваней и Тусей шел Даня. Он вертел головой, выискивая в толпе Настю.

Никита довел всех ребят до спокойного уголка, наклонился к Нининому уху и громко сказал:

– Пойду спрошу у Жеки, здесь ли этот, Настькин…

Нина кивнула и, поджав губы, посмотрела ему вслед. Он хотел отдохнуть и повеселиться, а приходится снова быть начеку из-за Дани. Ох уж этот Даня! Нина повернулась к друзьям.

– А где Даня? – спросила она.

– Рыщет, как гончая, по всей площади зала, – сказал Ваня и показал рукой куда-то в центр танцующих. Нина проследила за его рукой и увидела, как Даня обнял девушку, а она влепила ему пощечину.

– Обознался, – прокомментировал Ваня и тоже, видимо, в знак солидарности, приложил ладонь к щеке.

Вдруг около них оказалась девчонка помладше. С горящими глазами и улыбкой на губах, она смело сказала Ване:

– Молодой человек! Молодой человек! Песня крутейшая, пойдем танцевать! Ну пойдем!

И она утащила обескураженного и растерянного Ваню в гущу толпы, как русалка утаскивает на дно моряков.

Нина посмотрела на Тусю. Она стояла, все так же обнимая себя руками, и кусала губу, глядя пустым взглядом в толпу. Нина коснулась Тусиного плеча, чтобы привлечь ее внимание, и спросила:

– Вы с ним что…

Туся пожала плечами:

– Он слышал то, что я говорила тебе на твоем дне рождения. Помнишь, что я говорила?

– Так…

– Он потом спросил меня об этом… А я стала говорить, что он все не так понял, что, конечно, я нисколько не влюблена в него.

– Зачем?

– Страшно стало, растерялась…

– Так скажи ему. Запинаясь, как можешь, но скажи, что он для тебя не просто друг.

– Да зачем, – она махнула рукой, – лето скоро закончится. Он опять с родителями на другой материк улетит. Толку-то от этого всего… Только разбережу…

Нина ничего не сказала. Лето действительно подходило к концу, нужно будет возвращаться в город… Нина судорожно вздохнула. Боже мой! Как они с Никитой будут?

Когда Никита вернулся к ним, сказал, что пока все тихо, «никакого кипиша не предвидится», и пригласил потанцевать, Нина решила выкинуть из головы мысли о будущем. К ним она вернется в конце августа. Еще три недели спокойствия у нее есть – это уже немало.

– Подожди, – сказала Нина, когда Никита потянул ее к танцующим, – Тусю одну не хочу оставлять.

Никита кивнул. Он всегда с пониманием относился к Тусе.

– Все хорошо, – улыбнулась Туся. – Идите, правда все хорошо. Я тут постою. Кажется, Ваня должен скоро вернуться. Иди, – добавила она с улыбкой, видя Нинины колебания.

Нина наконец успокоилась и позволила Никите увести ее в центр зала. Играющую песню Нина не знала, но, когда Никита крутанул ее, она рассмеялась, запрокинув голову, и перестала обращать внимание на окружающий мир. Танцевали они всегда с Никитой особенно: полтанца просто целовались.

Вдруг Нина почувствовала, как напряглись Никитины руки, лежащие на ее талии. Нина быстро обернулась и успела заметить только, как Даня вышел на улицу. Если Никита напрягся, значит, Даня был не один.

Никита пошел следом. Нина – за ним. На улице они услышали женский крик и перешли на бег. Даню и Настю они нашли за «Клубом». На земле валялся Настин парень. Нина вдруг поняла, что так до сих пор и не знает, как его зовут. Губа у него была рассечена, а сам он выглядел ошеломленным. Похоже, не ожидал, что Даня его с ног свалит. А Даня всегда был спортивным парнем, лучше всех нормативы в школе сдавал, хоть и лентяй.

Никто из них не обратил на Нину и Никиту внимания.

– Ты че, дачник, охренел?

Настя выглядела раздраженной.

– Я прошу тебя, уходи! – сказала она.

Нина ничего не поняла. Почему Настя говорит это Дане? Может быть, хочет защитить его? Но тон и взгляд…

Даня, еще секунду назад взбешенный, как бык во время корриды, вмиг стал растерянным.

– Насть, ты чего… Я же помочь пришел.

– Да кто тебя просил помогать? Защитник, блин, – она присела около своего парня. – Не нужна мне помощь. Не люблю я тебя. И переезжать ни в какую квартиру ни в каком городе я не хочу.

Даня схватил Настю за плечи и поднял.

– Это он тебя запугал, да? Насть, я тебя защитить могу! Правда могу! Пошли его к черту, Насть, ничего не бойся!

Настя забила кулаками по его груди.

– Да я русским языком сказала, что не хочу! Отцепись ты!

– Настя!

Тут Настин парень резко вскочил, оттолкнул от нее Даню, размахнулся и ударил. Даня не был готов отразить удар. Он упал.

Нина взволнованно вздохнула и прижалась к Никите, который был весь напряжен и внимательно следил за происходящим.

– Слушай, – сказала Настя Дане, видимо, пожалев, – ты симпатичный парнишка. Я виновата, не устояла. Кто ж знал, что ты так серьезно все воспримешь! Попритворялась немного кисейной барышней, а ты поплыл. Я Федю люблю… – Ах вот как его зовут! Нина бы со смехом заметила, что имя слишком милое для главного бандита деревни, если бы могла сейчас смеяться. – Федя меня уже простил за тебя. Отстань!

Даня поднялся, сжал кулаки и бросился на Федю.

– Сделай что-нибудь, – прошептала Нина Никите.

– Один на один. Все честно. Разнимать бесполезно. Другу твоему надо поставить точку в этой истории. Если будет опасность для жизни, вмешаюсь, – ответил Никита.

Нина затаила дыхание и иногда закрывала глаза. Сложно и страшно смотреть на насилие. Даня был расстроен Настиными словами, ослеплен яростью, не мог сосредоточиться и постоянно пропускал удары. Через несколько минут он упал, а Федя стал бить его ногами в живот. Нина посмотрела на Никиту. Когда же он вмешается? Наконец Никита бросился к Феде и оттащил его от Дани.

– Все! Хватит! – сказал он громко. – Он уйдет и точно больше здесь не появится.

– Я уже его, суку, предупреждал! – орал Федя с налитыми кровью глазами.

– У парня знаешь какие родители? – спокойно, но громко продолжил Никита. – В уголовку захотел? Он сейчас свалит.

– Еще хоть раз увижу тебя, урою на хрен! – Федя тяжело дышал от бешенства.

Нина решилась подбежать к Дане и помочь ему встать. Из носа и рта у него текла кровь. Даня не мог выпрямиться, и хрупкая Нина сама сгибалась под его весом.

– Ваня! – крикнула Нина, когда увидела друга у входа в «Клуб». Наверно, он искал их.

Ваня подбежал к ней, взял Даню под другую руку и помог завести в помещение. Даня морщился и прижимал ладонь к животу, но молчал. Нине почему-то казалось, что его мучает совсем не физическая боль…

– Живой? – спросил Никита, вдруг появившись рядом. Он оставался и держал Федю, пока Нина уводила Даню. Видимо, хотел убедиться, что тот не нападет со спины. – Живой! Ничего, до свадьбы заживет! Ваня, веди его к Жекиной машине, помнишь ее? Я сейчас позову его.

Нина решила не терять времени и найти Тусю. Она стояла в углу, глядя в пол, где они ее и оставили.

– Куда вы все пропали? – спросила Туся взволнованно, когда Нина взяла ее за руку.

– Пойдем. Нужно убираться отсюда!

Добежав до машины, девочки увидели, что Даню уже усадили. Но мест в автомобиле по-прежнему не хватало. Решили, что поедут Туся, Ваня и Даня. Даня – потому что пострадавший, Туся позаботится о нем дома, Ваня поможет дотащить до комнаты, а Никита проводит Нину. Все согласились, и машина тронулась.